Колхозное строительство 8

Событие тридцать пятое

Есть такая восточная поговорка: «Из кувшина в чашку можно налить только то, что в нем было». То есть, если там вода, а тебе ХОЧЕТСЯ, чтобы лилось вино, одного желания будет мало. Так и с людьми… Ты напрасно порой ждёшь от человека каких-то поступков – а он просто наполнен не тем содержимым, чтобы оправдать твои ожидания…

Пётр этих хроноаборигенов решил добить пословицами. Оглядел и, осуждающе покачивая головой, выдал:

– У страха глаза велики, да ничего не видят.

– Простите, Пётр Миронович, что вы имели в виду? – Суюмбаев Ахматбек Суттубаевич, Председатель Совета министров Киргизской ССР, снял очки и стал их интеллигентно платочком протирать.

– Говорю: «Комар лошадь не повалит, пока медведь не подсобит».

– Это какая-то загадка? – второй руководитель Киргизии, ну, в смысле Киргизской ССР, Кулатов Турабай Кулатович – Председатель Президиума Верховного Совета Киргизской ССР – очков не носил, потому просто потеребил галстук.

– Загадка для меня в другом. Почему вы не хотите принять беженцев из Китая? Они же – киргизы, насколько я знаю. Население Киргизской ССР – чуть больше двух с половиной миллионов, а вы отказываетесь от целой сотни тысяч! Ладно, не отказываетесь, – успокоительно поднял руку, – а саботируете.

– А как построить дома? Где взять столько земли, сельхозтехники – они ведь все крестьяне? – водрузил заблестевшие чистотой окуляры на нос предсовмина – «премьер».

Пришлось и третью пословицу Тишкову выдать:

– Я – не я, и лошадь не моя, и я не извозчик.

– Сто тысяч – это очень много. Столько лошадей не найдём, – по-своему истолковал пословицу «президент».

Не получилось и со второго захода.

– Хорошо, товарищи коммунисты, – решил воззвать к совести руководителей братской республики Пётр. – Сколько?

– Ну, хотя бы тысяч тридцать-сорок.

И тут Петра осенило. Со злости на этих, наверное. Он, организовывая немецкую республику, запросил статистику по СССР – где, сколько компактных немецких анклавов. Получил и удивился: почти сто тысяч немцев жило во Фрунзе и его окрестностях! Получалось, что в Киргизии титульная нация – немцы, если ориентироваться по столице.

– А давайте так. Я пошлю в, как это у вас называется, районы республиканского подчинения – ну, вы поняли, в вашу Фрунзенскую область – представителей Немецкой республики. Пусть они поуговаривают своих переселиться в Павлодар и другие города новой республики. Хотя, почему только в города – и в колхозы по всей республике, если это крестьяне. А взамен получите такое же количество беженцев. Немцы ведь дома и квартиры освободят, – посмотрел на непроницаемые восточные физиономии и добавил: – А с ними поедут несколько сотен работников КГБ, прокуратуры и милиции. Проконтролируют, чтобы в эти освободившиеся квартиры и дома въехали именно беженцы, а не родственники какого председателя колхоза. Если обнаружится хоть один случай… Даже если он будет правомерен, ну, например, переедет дважды герой Советского Союза – то лишитесь партбилетов со всеми вытекающими.

Товарищи, наверное, внутри поскучнели – но лица остались теми же. Не проступило разочарование, и волосы не стали рвать на голове, и…

– Пётр Миронович, но многие немцы работают на предприятиях, причём на ключевых должностях. Это станет проблемой.

– Сколько?

– Чего сколько? Сколько немцев на руково…

– Сколько примете своих соотечественников, кроме обмена на немцев?

– Сорок тысяч. В крайнем случае – пятьдесят.

Ну, вот так по чуть-чуть и набралось. А то – тридцать!

– Договорились. Пятьдесят забираете и равномерно распределяете по кишлакам и городам, и пятьдесят меняем на немцев, – хотел подытожить Пётр, но Суюмбаев, он же «премьер», вылез:

– Думаете, пятьдесят тысяч немцев согласятся бросить налаженный быт, дома, квартиры, и поехать в неизвестность?

– Думаю. Им соотечественники, в отличие от вас, построят дома, и квартиры выделят в строящихся сейчас в республике сумасшедшими темпами многоквартирных домах с улучшенной планировкой. И даже уверен, соберут, если надо, детям тёплую одежду, игрушки, учебники и тетрадки к школе. Немцы Краснотурьинска пришлют ранцы школьные.

– Киргизы тоже это сделают! Вот во время Великой Отечественной войны… – начал с пафосом Ахматбек Суттубаевич.

– Тогда я полностью спокоен за переселенцев. Товарищи руководители, вы неправильно понимаете процесс, который происходит. Это не обуза на ваши плечи – это сто тысяч работящих и не очень избалованных благами цивилизации ваших соотечественников. Это помощь республике. Конечно же, на всех этих людей будет дополнительно выделено финансирование. На дома, на школы, садики и больницы, на строительство перерабатывающих заводов, на создание рабочих мест на уже действующих предприятиях. Думал, вы обрадуетесь.

– Мы обрадовались, – с каменным лицом произнёс «премьер».

Событие тридцать шестое

Косыгин, оставшийся, можно сказать, в одном лице рулить страной после госпитализации Шелепина, решил вопрос с беженцами просто.

– Принять всех – и расселить в Казахстане. Сколько у вас населения, Пётр Миронович?

– Чуть не хватает до тринадцати миллионов.

– А процент казахов? Небольшой ведь, уверен?

– Около трети.

– Среди беженцев ведь есть казахи? – потеребил нос.

– Есть. Сколько – пока не знаем.

– Посчитайте – потом доложите. Министерству обороны обеспечить совместно с республикой создание временных лагерей. Месяца два у нас есть – август и сентябрь там ещё тёплые. Можно в палатках ночевать. Полевые кухни, медсанбаты и патрулирование – за вами, Андрей Антонович. Пётр Миронович, вам – людей переписать, и определиться с расселением. Увеличивать старые колхозы и совхозы, или создавать новые – сами решите. Городское население тоже равномерно по городам распределите. И всё это делать нужно срочно. Всех, кого можно, на перепись беженцев отправьте. Нужно попытаться увеличить строительство жилья. Миллион человек – это очень много, – Косыгин задумался. – Там ведь сколько-то русских есть?

– Есть, но немного. Несколько тысяч.

– Русских можно и в Нечерноземье переселить – там после отправки людей на целину с демографией плохо.

– Конечно.

Говорили ещё час почти целый о том, сколько денег на продукты выдать беженцам, где эти продукты брать. Что с туалетами – а то до дизентерии не далеко. Что с банями, и вообще с помывкой. Там озёра, конечно, есть – но вода в них не слишком к купанию располагает. Холодная, а местами – и солёная.

Прилетел Пётр домой и закрутился: целый день организовывал приём и подсчёт беженцев. Потом ещё на три дня из жизни выпал. Оказалось, что «миллион» – это всё же гипербола. Всего пересекло границу около семисот тысяч. Военные, и гражданская оборона, в частности, – молодцы, разбили всех на сто лагерей примерно по пять-десять тысяч человек. Русских при этом сразу отделяли и отправляли в два отдельных лагеря около Балхаша.

Косыгин на помощь прислал кучу народу, и вот конкретно русскими заниматься – Гагарина. Юра в эти два лагеря слетал. Вернувшись, зашёл доложить.

– Там ужасно, Пётр Мироныч! Нужно как можно быстрее отправлять людей в РСФСР. Хоть по каким санаториям и пионерским лагерям распределят.

– А что за люди? Крестьяне, рабочие?

– Казаки, но всякие есть. Очень приличный процент смешанных браков, так что из этих семнадцати тысяч русских, может, половина. У многих русских женщин мужья – китайцы. Чуть не каждый второй ребёнок – метис.

– Юрий Алексеич, давай, возьми их переезд в Россию на себя. Хоть на эти семнадцать тысяч проблем меньше будет.

– Так, в принципе, Алексей Николаевич и говорил.

Остальные беженцы по национальному признаку разделились так. Около ста тысяч были киргизы. Ещё почти столько же было монголов, ойратов, калмыков. Всех окрестили монголами и решили перевезти в эту самую Монголию – там меньше полутора миллионов население. Как раз сто тысяч улучшат демографию – тем более что все оказались последователями Будды.

Пять тысяч приблизительно было узбеков, и Семён Кузьмич Цвигун их обещал на границе встретить, определить на ПМЖ.

Две тысячи оказались татарами – их тоже решили отправить в Казань, а не оставлять в Казахстане.

Осталось четыреста восемьдесят тысяч человек – около трёхсот пятидесяти тысяч казахов и сто тридцать тысяч уйгуров.

Вишенкой на торте были полторы тысячи хуэев. Те же ханьцы, но мусульмане – что в Китае редкость. И ислам ещё какой-то с вывертом – не шииты, но и не сунниты в прямом смысле – а сунниты ханафитского толка. Наверное, чем-то отличаются.

С этими пока не решили, что делать. Было огромное желание отправить их назад, но Цинев, узнав, попросил оставить – будет кадры себе набирать. Пётру эта идея не понравилась. Как бы с точностью до наоборот не получилось, и среди этих полутора тысяч хуэйев не оказалось человек пятьдесят сотрудниками внешнеполитической и военной разведки Китая «Цин Баобу».

Тишков позвонил насчёт них Косыгину. Замотанный войной премьер завис на минутку – и выдал:

– Отправляй в Омск. Там после твоего изъятия части немцев даже дома пустые остались по деревням. Пусть там оседают. Если по всей области распределить, то быстро русскими станут, – потом опять завис. – Да, Пётр Миронович! Тут мне жалуются на тебя эстонцы – какую-то ахинею несут про геноцид.

– Снимайте с работы жалобщиков – я их предупреждал.

– Может, объяснишь?

– Борюсь с национализмом! – как объяснить про марши эсэсовцев, про геноцид – вот только русского народа? Про «неграждан». Про американские базы.

– Ну, вроде не подводил никогда, хоть и заносит временами. Хорошо. Предупрежу и потребую представить факты. Если не подтвердятся – сниму… ага, по ним вот ещё Цинева докладная есть. Тоже с твоей, поди, подачи.

– Не читал.

– Ну, он предлагает в их КГБ и милицию брать процентов на семьдесят русских или украинцев, а начальников – только русских. Как-то не по ленинскому принципу.

– Да, я с Георгием Карпычем разговаривал. Поверьте, Алексей Николаевич, так будет лучше. Вот кончится вся эта заварушка – и мы с Циневым подъедем, объясним.

– Договорились.

Интермеццо шестнадцатое

Полковник Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, слушал на выездной коллегии в кабинете начальника городского управления КГБ города Чимкента доклады начальников отделов – и закипал. В милиции поняли распоряжение Тишкова по-своему. На Чимкентском химико-фармацевтическим заводе № 1 имени Феликса Эдмундовича Дзержинского вообще полностью устранились от расследования. Хотя ведь местным операм тут все карты в руки – нет, надулись и ушли в подполье. Сами же работники местных отделений КГБ и подключённые люди из шестого и седьмого управлений зашли в тупик. Выловили кучу распространителей наркотиков, и даже одного довольно крупного дилера повязали, но пропавший на заводе морфий – девять шестикилограммовых банок – канул бесследно. Хоть на самом деле выписывай из Москвы специалистов с «сывороткой правды». Не пойдут на это из-за такой ерунды! Не шпионы же, и не государственные преступники – всего-то, что морфий умыкнули. Какие-то дурачки местные, которые теперь даже, наверное, и не представляют, что с ним дальше делать.

Совещание уже подходило к концу, когда в дверь постучали, и лейтенант из молодых – полковник его и видел всего пару раз – вошёл и доложил: привезли из вытрезвителя человека, который говорит, что знает, где морфий.

– Ну вот! Мы тут милиционеров ругаем, а они нам дело раскрыли, – хмыкнул начальник УКГБ Алма-Атинской области, – Заводите.

– Мне Мироныч деньжищи обещал, – выдохнул одетый в вылинялые серо-чёрные спортивки с жутко отвисшими коленами кудлатый индивид в галошах и пограничной фуражке со сломанным козырьком.

Второго такого ещё и найти по всей республике не получится. Фрукт.

– Тебя как звать, голубь? – решил не орать полковник. Чего орать на пьяного? Кому поможет?

– Василий Иваныч! Я… мы… чтоб вас, – он пошатнулся. – Пить хочу.

– Как Чапаев? – хихикнул сидевший напротив начальника подполковник.

– Да! Мы, Чадовы – как Чапаевы. Тоже с Урал-реки.

– Василий Иванович, а за что вам Пётр Миронович деньжищи должен? – стоящий за спиной голубя лейтенант встряхнул его.

– Так я хочу дядьку своего, су… сук… ку, заложить. Воды дайте, – Василий Иванович огляделся в поисках графина. Везде ведь в кабинетах стоят – был и тут. Чешского стекла, хрустальный и красивый, с шестью, под сервиз, стаканами.

Разбил. Выпил, стал отдавать – разбил. Полковник Жалмагамбетов прикрыл глаза, чтобы всё-таки не заорать.

– Так что дядька?

– Уволил, сволочь. Ну, проспал пару раз – что, один я такой на всём свете?! Увольнять сразу! На поруки возьмите. Пропесочьте. А тут бац – под зад коленом. Сволочь! Он это морфий тяпнул. С Игорьком Трифоновым и Кайратом Жирным. Не помню фамилию – на «жир» как-то, вот все Жирным и зовут.

– Фамилия дядьки? – неужели вот так просто, такое дело? Это как бы и не генеральский чин.

– Сказал же – Чадовы мы.

– Иннокентий Семёнович Чадов, замдиректора по производству?

– Он, сволочь брюхатая.

– Игорь Степанович Трифонов – мастер заготовительного цеха?

– Тоже брюхан. Ещё червонец с меня трясёт… Стойте, а деньги-то Мироныч точно даст?

– Пропьёшь ведь…

– А не твоё, полкан, дело. Заработал – давай! Или себе заберёте? Так я до Мироныча дойду…

– Успокойтесь, Василий Иванович. Получите свои деньги. У вас жена, дети?

– Нинка-то? Ну, как брюханы меня турнули, она с пацаном к матери ушла… Теперь вернётся. Пять тыщ. Это же каки деньжищи! Не обманет, говоришь, Мироныч?

– Василий Иванович, а где сейчас морфий?

– А где деньги? – и фигу всем показал. Бессмертный! Как жизнь-то за семнадцать лет после смерти Сталина изменилась. Хотелось бы посмотреть на человека, что фиги полковникам КГБ году эдак в сорок девятом крутил бы.

– Мы должны поверить информацию. Может вам, Василий Иванович, привиделось всё – а может, из мести оболгать честного человека хотите, – Подполковник Сипягин вышел из-за стола и, налив второй стакан воды, протянул алкашу.

– Это дядька Кешка – честный человек?! Я ещё и про его шашни с бухгалтершей расскажу.

– Где морфий?

– Гараж у него рядом с заводом. Там много гаражей – сами не найдёте. Провожу, за отдельную плату.

– Поехали. Лейтенант! Найти жену и привезти сюда. Пусть ждёт.

– Нинку-то? Зачем? Да не дёргай! Зачем Нинку сюда?!

– Заберёт вас домой.

– Только деньжищи ей не отдавайте – она заныкает!!!

– Пойдёмте, Василий Иванович. Танирберген Жалмагамбетович, вы с нами?

– Естественно! Кто же от такого зрелища откажется.

Пока ехали, подполковник Сипягин сипел. Всегда такой голос, как простывший:

– Следаки и прокурорские работники после той взбучки перестали возбуждать дела по наркотикам. Возвращают материалы операм, отказывают. Их, с одной стороны, понять можно: продление срока следствия – это крайне болезненная процедура для следователя. Надо что-то придумать.

– Я поговорю с прокурором республики. Выведем материалы и все дела по наркотикам из общего оборота. Подсчёт отдельный. Сроки не устанавливать…

– А как тогда контролировать? Годами будет в висяках – да и закон ведь?

– Вот наши пусть и контролируют. Главное ведь – не посадить там, или изъять. Главное – каналы перекрыть. Поставщиков найти. Ну, не мне вас учить.

– Приехали.

– Вон те! Держи их, – заорал вывалившийся из УАЗика Чадов-младший.

Услышав его вопли, мужики, стоявшие у гаража и открывавшие или закрывавшие ворота, – и правда, пузаны – побежали от машин, но на четырёх колёсах быстрее, чем на двух ногах. Догнали, повалили, повязали. Зашли в гараж. Стоят в углу девять банок.

Полмиллиона рублей!..