Колхозное строительство 8

Интерлюдия пятая

Прослушивается ли советское посольство в Нью-Йорке?

Вот как ответить на этот вопрос? ЦРУ и ФБР очень бы хотели, да и ещё десяток разведывательных служб США, то же АНБ, например. А наши? Нет, сказать однозначно нельзя. Почему? Да очень просто. Есть разговоры, которые ну очень нежелательно выставлять на всеобщее обсуждение. Однако ведь если то же ЦРУ будет думать, что об их прослушивании именно этой комнаты никто в СССР не догадывается, – а на самом деле КГБ точно об этом знает – то почему не запустить дезу?

Сложно всё в мире шпионов и политиков. В этой комнате сидели трое политиков, и они точно знали, что комната не прослушивается. Кому придёт в голову ставить жучки в каморке для вёдер, швабр и прочей санитарии? Однако за первой дверью была вторая, сливающаяся по цвету со стеной, а за ней – ещё небольшая комната, и там был маленький журнальный столик, на котором стоял жужжащий серый ящик с одной горящей лампочкой на панели, указывающей на то, что мощный источник электромагнитных волн включён, и все радиоприборы в пределах комнаты, очень качественно изолированной от остального здания, ослепли и оглохли. Вокруг столика стояли четыре плетёных ротанговых кресла. Одно было пустым. В одном сидел министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко, второе занимал наш Чрезвычайный и Полномочный посол в США Добрынин, Анатолий Фёдорович. Последнее четвёртое кресло тоже не пустовало – там ворочался постоянный представитель СССР при ООН, а также в Совете Безопасности, Яков Александрович Малик.

Вошли, сели и выхватили по сигаретке. Задымили. Новость слышали все – стоило обсудить и выработать хоть какую-то позицию. То, что нужно осудить, понятно и без обсуждений. Вот насколько жёстко? Китай зарвался. Атомная бомба, сброшенная на Монголию – это не игрушки, но и не повод к объявлению войны всего мира против Поднебесной. Попытка бомбардировки Алма-Аты ядерными бомбами – совсем другая история. То, что она случайно провалилась, только усугубляло ситуацию. Весь мир без исключения, в том числе и враги СССР, в один голос и в очень похожих выражениях требовали наказания агрессора. Даже Израиль предложил отбомбиться по ядерным объектам Китая. Примерно об этом вопили и все остальные. Предлагалось разбомбить объекты в Шанхае, включая строящийся инженерно-конструкторский институт ядерных исследований и первый недостроенный ядерный реактор. Второй целью назывался испытательный полигон в Синьцзяне в районе северного побережья озера Лобнор. Кроме того, не забывали и о крупнейших заводах по производству ядерного горючего и материалов, которые располагались в городах Ланьчжоу и Баотоу на севере Китая, в пустынных землях Внутренней Монголии.

Против пищали несколько африканских государств, правителей которых прикармливал Пекин, и даже одно европейское социалистическое – Албания. Молчала Югославия. Молчал и Советский Союз – просто не принял ещё решения. Начинать войну со страной, которая может выставить 200 миллионов солдат, – а именно таким объявлялся мобилизационный ресурс КНР – было ссыкотно. Надо полагать, что бомб у китайцев не осталось, но есть ведь и танки, и самолёты, и автоматы – пусть даже всё это чуть устаревшее. Да просто убить двести миллионов человек – нужно ещё умудриться, и новые дивизии на границе только разворачиваются. СССР не готов к этой войне – там нет войск. Повторялась ситуация из далёкого 1904 года. Всё то же: в Европе всякие Германии с Франциями шапками закидаем, там миллионная армия, отлично вооружённая – а там, где надо, войск-то и нет, и не перебросишь быстро. И путь снабжения – всё та же узенькая Транссибирская магистраль. Перережь её – и амба. Достаточно пару мостов взорвать или отбомбиться по Иркутским тоннелям. Тогда уже китайцы нас шапками закидают – у них много. Или надо начинать войну с массированного ядерного удара всем, что дотянется – с совершенно непредсказуемыми последствиями, как экологического плана, так и имиджевого. Не стоит забывать и о том, куда потом полезут сотни миллионов неуправляемых китайцев. Да и управляемые.

Одним словом, в Кремле нажимать на кнопку не решались. Решились США – и повод у них, совершенно кстати, возник замечательный. Китайцы сбили американский самолёт, пролетавший над нейтральными водами, вблизи острова Хайнань. Пилоты катапультировались, и их уже доставили в Нью-Йорк для выступления с трибуны Совета Безопасности ООН. Оперативно! И десяти часов не прошло. Седьмой флот ещё ближе «подкрался» к берегам очень многими не признанного государства-агрессора. Да что там – большинством стран не признанного и осуждаемого.

Начал разговор по старшинству министр, когда в пепельнице были раздавлены чинарики.

– Анатолий Фёдорович, что с Киссинджером?

После Кеннеди и Джонсона президентом США стал Гарольд Эдвард Стассен. Анатолий Добрынин провёл несколько встреч со Стассеном и его советником по делам национальной безопасности Генри Киссинджером. Между посольством СССР и Белым домом была даже проведена прямая телефонная линия. В июле 1969 года Добрынину было поручено передать в администрацию США предложение Советского Союза о начале переговоров об ограничении гонки вооружений. Передать-то передал, и даже об ещё одной встрече договорились – но вот тут и началось. Не до разоружения. Как бы вооружаться не пришлось.

– Так-то я подписку давал, но для полноты картины придётся нарушить. Потом только эту подписку, товарищи, нужно будет и вам дать.

– Анатолий Фёдорович, ты не темни! мы все тут в подписках, как Бобик в блохах. Говори, – недовольно сморщился Громыко.

– Это отдельная история, которая ещё не понятно, чем и закончится. Ситуация была такая. Генри Киссинджер, известный в КГБ, в американском отделе, как Киса, встречался с нашим оперработником Борисом Седовым. Всё шло к тому, что Киса станет работать агентом. Агент КГБ – это иностранец, который сознательно сотрудничает с Комитетом госбезопасности и добровольно выполняет его задания. И вот товарищ Седов встречается с профессором Киссинджером, а потом шлёт депеши в Москву, в центр, из которых вырисовывается, что так оно и получается – он агент, – сказал Добрынин и оглядел присутствующих.

– И что сейчас?

– Киссинджер был завербован буквально за две недели до того, как президентом США стал Гарольд Стассен. Первый отдел КГБ написал рапорт на имя начальника разведки, где излагается суть дела, объекту ставится задание… «Просим, с учётом изложенного, включить в агентурный аппарат КГБ в качестве агента». Идёт это наверх, доходит до генерала Кирпиченко, заместителя Захарова. Он почесал голову и говорит: «Товарищи, ну вы представляете – сейчас мы это подпишем и доложим Шелепину, а его назначают помощником, а Шелепин потом звонит и говорит: „Послушайте, скажите своему агенту Кисе, чтобы Америка перестала шашни с Китаем крутить или там Вьетнам бомбить. Мне это не нравится. Дайте ему задание!“. И что мы сделаем? Дадим, а он, естественно, это не сделает. И потом нам дадут по шапке».

В конце концов получилось, что Киссинджера не успели внести в агентурный аппарат КГБ. Короче говоря, его рука, которая уже была занесена для того, чтобы поставить подпись, остановилась. И слава Богу, потому что через две недели Киса всё-таки стал помощником. Мне это всё перед моей последней встречей с Киссинджером рассказал присланный специально Захаровым сотрудник КГБ.

– Дела! На самом деле хорошо, что одумались, – Громыко от таких новостей потянулся за очередной сигаретой. Закурили вновь и остальные.

– В общем, получается, что лучше сейчас и не лезть к нему. Это самый крайний козырь – да и козырь ли? Теперь у человека другие цели и задачи в жизни. Оставим эту тему. Что с предполагаемой бомбёжкой?

– Не остановить, – потушил сигарету Малик.

– Скорее всего, Яков Александрович, тут ваше «вето» не поможет. Китай, обстреляв и, главное, сбив, самолёт США, сам начал войну. Как думаете, чем ударят?

– По Шанхаю отработает корабельная авиация, думаю, обычными боеприпасами – всё же огромный город. А вот к заводам по производству ядерного топлива и материалов в городах Ланьчжоу и Баотоу полетят стратегические бомбардировщики с ядерными бомбами. До испытательного же полигона в Синьцзяне на северном побережье озера Лобнор достанут только ракеты – а это уже не сильно и далеко от границ с Казахстаном.

– А мы, значит, только зрителями будем? – недовольно потеребил ухо Громыко.

– Ну, да – посмотрим, сидя в первом ряду, и осудим.

– Пойдёмте, Анатолий Фёдорович, с Москвой свяжемся. Может, там что новое есть?

Событие восьмое

Танирберген Жалмагамбетович Жалмагамбетов, начальник УКГБ Алма-Атинской области, сидел на стуле перед Тишковым и потел. Это был высокий, дородный, мордатый мужчина с совершенно чёрными волосами и такими же чёрными брежневскими бровями. Петру тут по секрету сказали, что полковник к тому же ещё и писатель – его авторству принадлежат повесть «Троцкий в алма-атинской ссылке». Попросил достать почитать. Принесли – прочитать вот только не успел, завертелись дела.

– Танирберген Жалмагамбетович… Длинно получается. Давайте я вас «товарищем полковником» называть буду.

КГБшник открыто улыбнулся, мотнул головой и на чистом русском без всякого акцента сказал:

– Привыкнете! Надеюсь, вы надолго. Мы вас не отпустим. Вон как дела в гору-то пошли.

– Ну, да – сель, атомная бомба.

– Это внешние силы.

– Точно. Давайте, товарищ полковник, о внутренних поговорим. Что там с Чимкентским химико-фармацевтическим заводом № 1 имени Феликса Эдмундовича Дзержинского? Надеюсь, чекисты не оставят это дело на заводе имени самого товарища Дзержинского нераскрытым? Мне обещал Цинев, что даже если весь Казахстан придётся на уши поставить – и то найдут. Вы ведь курируете?

– Так точно. Подключены люди из шестого и седьмого управлений…

– Поподробнее.

– Шестое управление – ну, там есть отдел, который занимается промышленной безопасностью. Седьмое управление – «наружка». Кроме того, работают сотрудники из Москвы, из следственного отдела.

– Понятно, силы есть. Теперь по уму. Есть новости? На полмиллиона рублей украли. И ведь украли не для того, чтобы лекарства делать! Всё это поступит в продажу. Число наркоманов вырастет.

– Ведутся работы, я только сегодня утром из Чимкента. Ряд подозреваемых задержан, но я ознакомился с делами – боюсь, переусердствовали ребята. Приказал половину выпустить. Есть успехи у «наружки». Выявлено несколько распространителей разных наркотиков, но в основном это «травка». Морфий пока нигде не всплывал. Работали точно местные, причём есть подозрения, что они имеют родственников среди обезвреженных сторожей или работников, что были ночью на заводе, – полковник полез в лежащий на коленях портфель.

– Танирберген Жалмагамбетович, меня, сами понимаете, мелочи не интересуют. Кстати, а что сделали с мелкими продавцами анаши?

– Завели дела…

– Возьмите тоже на контроль. Нужно выйти на дилера – или дилеров. А от них – на вора в законе, который всё это курирует. Действуйте с максимальной жёсткостью. Хоть иголки под пальцы загоняйте. Нужна «сыворотка правды» – я Циневу позвоню. И по нашей области подготовьте список мероприятий. Судей предупредите, чтобы дела, где не выявлены дилер и источник поступления, заворачивали сразу на доследование и выносили определение о неполном служебном по следователю и прокурору, что подписывал. Начальников отделов и работников прокуратуры предупредите: если такое дело впредь попадёт в суд – лишатся погон и будут привлечены к ответственности за халатность. И озаботьтесь, чтобы во всех газетах на первой странице появились объявления почти во всю страницу: за предоставление правдивой информации о наркодилерах я лично буду вручать автомобили «Волга».

– Товарищ Первый Секретарь, можно я вас чуть поправлю? – поднял руку, как ученик, полковник.

– Конечно, если нужно.

– В газету можно, но вручать «Волги» не нужно. Преступники отомстят. Лучше тайно тысяч пять.

– Ну да, согласен. И телефон доверия, из легко запоминающихся цифр, чтобы указан был. И вообще: напечатайте плакаты с этим телефоном, и пусть граждане по любой несправедливости звонят. Стоп! Тогда лучше два телефона: один – о преступлениях и преступниках, второй – о несправедливости.

– Конечно. Так будет лучше. Ох и заварится каша! Пять тысяч – большие деньги, а из чьего бюджета?

– Да я свои личные дам.

– Разоритесь. Преступлений в городе – тысячи.

– Блин. И чего делать? – на самом деле, как всегда, размахнулся сплеча.

– Ну, за наркотики-то можно и вправду пять тысяч. За большие ограбления и убийства – две, скажем, а за мелочь – и денег меньше. Нужно таксу разработать.

– Молодец вы, товарищ полковник. Так и сделайте. Давайте дня через три в это же время встретимся. У Филипповны запишитесь. Но если будет что срочное, то в любое время дня и ночи.

– Непременно, Пётр Миронович. До свидания.

– Одну минуту. Танирберген Жалмагамбетович, мне тут вашу книгу принесли. Я, как только выдастся минутка, обязательно почитаю. На словах пока объясните: почему Троцкий? Та ещё фигура.

Полковник, уже почти дошедший до двери, остановился, повернулся, качнулся с пятки на носок и обратно.

– Вот именно потому, что фигура. Немного таких к нам залетало. Вы – второй.

– Думаете, надо пенсне завести? – усмехнулся. Вот с Троцким его ещё не сравнивали.

– Думаю, ногу вам вылечить надо. Нужны вы республике.

Интермеццо десятое

Васька Грач, Крендель, который делал вид, будто работает грузчиком в ресторане «Якорь», Толик Давикоза, по прозвищу Казан, что на зоне был с Грачом в одном отряде, а сейчас работал сторожем в детском саду, и Сеня Котов, он же Кот, мелкий спекулянт, кормящийся возле магазина «Каштан», вышли на перрон маленькой стации Каскелен в Казахстане.

Как там сказал Михал Соломоныч: «Выходите и смирно сидите на перроне. Один должен быть вот в этой шляпе». Так и сделали. Кроме них вышли ещё двое матросов из соседнего вагона. Чего они тут забыли? Заблудились? Или тут море образовалось? Ребята были явно нерусские. Их встречала целая толпа разодетых казахов. Гонцы переглянулись.

– В отпуск, мабуть, отпустили? – выдвинул предположение Кот.

– Точно. «На побывку едет молодой моряк». Вон, пошли на скамейку сядем, – Грач всё же главным был. Он нацепил плетёную, какую-то бабскую шляпу на голову и первый устроился на скамейке.

Всю дорогу до Волгограда, а потом от Волгограда до этого Каскелена, они пробухали. Почти всю – только сегодня с утра помылись в туалете, причесались, побрились, хоть на людей стали похожи. А потом маялись до обеда. В карты уже не игралось – осточертели за четыре дня. Головы у всех побаливали, но Грач попытки «подлечиться» пресекал. Водку вчера вечером всю допили, а бежать в вагон-ресторан за бутылкой ни у кого не было денег. Потому отпивались чайком, сделав худой злющей проводнице недельную выручку.

Так весь хмель и вымыли горячим, невкусным, но сладким чаем. Вышли и окунулись в сорокаградусную жару. В вагоне тоже было не холодно, но все окна были опущены, и вонючий, пахнущий дымом и пылью воздух хоть чуть-чуть освежал, врываясь в купе. Здесь, на перроне, был ад – и не спрячешься никуда. Сказал же Соломоныч – сидеть. Сидели. Бубнили. Особенно надоел Крендель своим нытьём, ему даже Кот оплеуху отвесил – так достал.

Когда совсем отчаялись, и даже железный Кот предложил подождать внутри вокзала, как раз из деревянного, крашенного в коричневый цвет барака, гордо носившего имя «вокзал Каскелен», вышел милиционер в белой форме и направился к ним. Милиционер был местный – ну, в смысле казах. Хотя, может, и узбек, или киргиз – не знал Грач, чем они отличаются.

– Документики предъявили, граждане, – вальяжно подошёл, не представился, не козырнул, хоть и был в фуражке. Тоже белой. А вот кобура на ремне – вполне себе коричневая.

– А что мы сделали?! Туристы мы, – принялся ныть Крендель.

– Та шо мы зробили, товаришу милиционер? – поднялся Грач.

– Да не нравитесь вы мне, – старший лейтенант чуть отошёл и оглядел всю четвёрку.

– Ну, мы же не червонцы, чтобы всем нравиться, – хохотнул Грач, пытаясь разрядить обстановку.

Не вышло.

– Документики предъявите!

Ну, ничего предосудительного ещё не совершали. Трезвые. Васька Грач первым достал паспорт и протянул менту. С оговорками и ненужными вопросами, – а что, а зачем – все достали, наконец, паспорта и передали казаху. Или киргизу? Или узбеку?

Тот долго их разглядывал, смотрел на парней.

– Пошли за мной.

– Да что случилось-то, товарищ старший лейтенант? – забеспокоился Грач.

– Ничего не случилось. Вы ведь от Михаила Соломоновича? Ну, я буду вашим проводником.

– Ни хрена себе. А чего сразу… – начал Крендель, но его перебил Грач.

– А паспорта?

Мент-проводник ещё раз оглядел четвёрку.

– У меня побудут пока. Мало ли! Вам спокойней. Отдам на обратной дороге. Всё, хорош болтать, пошли. До темноты нужно километров десять сделать.