«Верблюжий клуб» собрался на срочно организованную встречу в коттедже Стоуна возле кладбища на следующее утро после их визита в дом де Хейвна. Стоун со всеми подробностями рассказал Милтону и Калебу о ночном происшествии.
– Они и сейчас могут следить за нами! – Калеб испуганно глянул в окно.
– Я бы удивился, не делай они этого, – спокойно ответил Стоун.
Коттедж его был невелик и скудно обставлен: старая кровать, большой раздолбанный письменный стол, заваленный газетами и журналами, полки с книгами на разных языках (всеми ими Стоун владел), маленькая кухонька с поцарапанным столом, крошечная ванная и целая коллекция разнокалиберных стульев и кресел, расставленных вокруг большого камина – единственного источника тепла в доме.
– И тебя это не беспокоит? – осведомился Милтон.
– Я бы гораздо больше обеспокоился, если бы они пытались меня убить, а они легко могли это сделать, несмотря на героические подвиги Робина.
– Ну и что теперь? – спросил Робин, стоявший возле камина. Он посмотрел на часы: – Мне уже на работу пора.
– И мне тоже, – вздохнул Калеб.
– Калеб, – сказал Стоун, – мне нужно попасть в хранилище библиотеки. Это возможно?
Калеб пожал плечами:
– Ну, при обычных условиях это возможно. То есть я имею право приводить людей в хранилище, но меня потом непременно спросят зачем. У нас не очень любят, чтобы туда приводили разных там друзей и родственников просто так, без предварительного уведомления. А после смерти Джонатана ограничения стали еще более жесткими.
– А что, если посетитель – ученый из-за границы? – спросил Стоун.
– Ну, тогда конечно. Это совсем другое дело. – Калеб наморщил лоб. – А ты что, знаешь какого-нибудь иностранного ученого?
– Думаю, – вступил в разговор Робин, – он имеет в виду себя.
Калеб сердито посмотрел на друга:
– Оливер! Я же не могу в самом деле помогать в подобном мошенничестве, да еще в библиотеке конгресса! Упаси Господь!
– В отчаянном положении годятся только отчаянные меры. Я считаю, что мы попали на крючок весьма опасным людям, поскольку связались с наследством Джонатана де Хейвна. Значит, нам необходимо выяснить, отчего он умер: своей смертью или нет? А осмотр места, где он умер, наверняка нам поможет.
– Но мы уже знаем, как он умер, – возразил Калеб. Остальные буквально впились в него глазами. – Я узнал только сегодня утром. Коллега из библиотеки позвонил мне домой. Джонатан умер в результате сердечно-легочной недостаточности – таков результат вскрытия.
– От этого все умирают, – заметил Милтон. – Это просто означает, что сердце остановилось.
Стоун добавил задумчиво:
– Милтон прав. А еще это означает, что патологоанатом точно не знает, что именно убило де Хейвна. – Он решительно встал. – Я хочу посетить хранилище нынче же утром.
– Оливер, ты не можешь там просто так появиться под видом какого-то ученого.
– Почему?
– Так не делают. Существует определенный протокол, необходимые правила, которые следует выполнять.
– Я скажу, что приехал в город навестить друзей, и мне захотелось посетить крупнейшее в мире собрание книг; просто возникло вдруг такое желание, вот и все.
– Ну может, это и пройдет, – неохотно согласился Калеб. – Но что, если тебе станут задавать вопросы, на которые ты не знаешь ответов?
– Ученых изображать легче всего, Калеб, – уверил его Стоун. Калебу это замечание показалось оскорбительным, но Стоун проигнорировал раздражение друга и добавил: – Я буду в библиотеке к одиннадцати. – Он написал что-то на клочке бумаги и протянул его Калебу: – Вот кем я представлюсь.
Калеб взглянул на листок и поднял удивленные глаза.
На этом заседание «Верблюжьего клуба» было закончено. Стоун отвел Милтона в сторону и стал что-то тихо ему объяснять.
Через несколько часов, уже в библиотеке, Калеб выдавал книгу Норману Дженклоу, пожилому читателю, регулярному посетителю читального зала.
– Держите, Норман. – Он протянул ему книгу Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!». Дженклоу был большим почитателем Хемингуэя. Книга, которую он сейчас держал в руках, являлась первым изданием, с автографом самого автора.
– Я готов умереть, лишь бы заполучить такую книгу! – с чувством воскликнул Дженклоу.
– Знаю, Норман, знаю. – Первое издание книги, да еще с автографом автора, как было известно Калебу, могло потянуть на тридцать пять тысяч долларов. Это было за гранью его собственных финансовых возможностей, да и Дженклоу тоже. – Но по крайней мере вы можете подержать ее в руках.
– Я уже начал работать над биографией Эрнеста.
– Здорово!
Дженклоу на самом деле последние два года все пытался начать работать над собственным вариантом биографии Хемингуэя. Поэтому такой «сценарий» ему весьма нравился, и Калеб подыгрывал ему с большой охотой.
Дженклоу осторожно взял томик.
– А обложку-то чинили, – раздраженно заметил он.
– Точно. Многие из первых американских изданий раньше хранились в условиях, далеких от идеальных, прежде чем за дело взялся отдел редких книг. Столько подобной работы накопилось, что мы последние годы только этим и занимаемся. Экземпляр, который вы держите в руках, давно уже ждал реставрации. Видимо, администрация о нем забыла. Такое иногда случается, когда под одной крышей собирается больше миллиона томов.
– Хотелось бы, чтобы книги сохраняли оригинальный вид.
– Ну, наша главная цель – их сохранность. Поэтому вы и можете сейчас наслаждаться этим изданием – мы его сохранили.
– Я однажды встречался с Хемингуэем.
– Да, я помню, вы говорили. – «Раз сто уже говорил!» – подумал Калеб.
– Он был тот еще мужик! Мы с ним здорово надрались в одном кафе, на Кубе.
– Точно. Я хорошо помню эту историю. Ну ладно, можете приниматься за свои исследования.
Дженклоу опустил на глаза очки для чтения, забрал свои листы с заметками и карандаш, после чего с головой ушел в мир приключений, созданный богатым воображением Эрнеста Хемингуэя.
Точно в одиннадцать в читальный зал отдела редких книг прибыл, опираясь на трость, Оливер Стоун, одетый в помятую твидовую тройку. Его седые волосы были тщательно причесаны, и он гордо демонстрировал всем весьма ухоженную бородку, а также большие темные очки, отчего казалось, что у него глаза навыкате. Вместе с шаркающей походкой и сгорбленной спиной все это делало его лет на двадцать старше. Калеб поднялся из-за своего стола в дальнем конце зала, едва узнавая своего друга.
Одна из сотрудниц, сидевшая ближе ко входу, направилась к Стоуну, но Калеб поспешил ее опередить.
– Я сам им займусь, Дороти. Я… я знаю этого джентльмена.
Стоун устроил настоящее шоу, предъявив белоснежную визитную карточку:
– Как я и обещал, герр Шоу, я явился сюда, чтобы посмотреть ваши книги. – Он говорил с сильным немецким акцентом, очень хорошо его имитируя.
Дороти, сидевшая за библиотечной стойкой, с любопытством смотрела на него. Калеб сказал:
– Это доктор Ауст. Мы встречались несколько лет назад на конферендии библиотечных работников в… во Франкфурте, да?
– Нет, в Майнце, – поправил его Стоун. – Я очень хорошо помню, потому что тогда был сезон белой спаржи, а я всегда езжу на конференции в Майнц, чтобы заодно полакомиться белой спаржей. – Он одарил Дороти сияющей улыбкой, она тоже улыбнулась ему и вернулась к своей работе.
В зал вошел еще один человек и остановился на пороге:
– Калеб, мне надо с тобой поговорить. Можно тебя на минутку?
Калеб чуть побледнел.
– О, привет, Кевин. Кстати, это… э-э… доктор Ауст из Германии. Доктор Ауст, познакомьтесь с Кевином Филипсом. Он исполняет обязанности заведующего отделом редких книг. После того как Джонатан…
– О да, герр де Хейвн! Весьма неожиданная смерть, – сказал Стоун. – Очень прискорбно. Очень прискорбно.
– Вы знали Джонатана? – спросил Филипс.
– Только заочно. По моему убеждению, его доклад о переводе Джеймса Логана «Нравственных двустиший» Катона метрическим стихом явился окончательным решением данной проблемы, как вам кажется?
– Должен признаться, я его не читал. – Филипс выглядел огорченным.
– Анализ первого перевода Логаном классической поэзии, опубликованный в Северной Америке, весьма заслуживает изучения, – доброжелательно заметил Стоун.
– Да, конечно, я непременно включу его в свой список, – ответил Филипс. – По иронии судьбы, библиотекарям часто не хватает времени для чтения.
– Тогда я не стану обременять вас лишними экземплярами моих книг, – с улыбкой заявил Стоун. – Тем более что они остались в Германии. – Он захохотал.
– Я пригласил доктора Ауста посетить хранилище, когда он окажется в нашем городе, – пояснил Калеб. – В некотором роде это было спонтанное решение.
– Что ж, отлично, – ответил Филипс. – Это большая честь для нас. – И добавил, понизив голос: – Калеб, тебе уже сообщили о заключении патологоанатома?
– Да, сообщили.
– Стало быть, у него просто случился инфаркт?
Калеб глянул на Стоуна, который незаметно для Филипса чуть кивнул.
– Да, полагаю, именно так оно и было.
Филипс покачал головой:
– Господи, он же был моложе меня! Ладно, давайте сделаем перерыв. – Он взглянул на Стоуна: – Герр Ауст, не желаете ли, чтобы я провел вас по хранилищу и прочел небольшую лекцию, центов на пятьдесят?
Стоун улыбнулся и тяжело налег на свою трость:
– Нет, герр Филипс. Я предпочел бы, чтобы вы использовали это время для ознакомления с докладом вашего друга о «Нравственных двустишиях».
Филипс рассмеялся.
– Отрадно видеть, что у выдающихся ученых сохраняется еще чувство юмора.
– Я прилагаю к этому все усилия, – поклонившись, отвечал Стоун.
После того как Филипс ушел, Калеб и Стоун направились в хранилище.
– Откуда ты узнал об исследованиях Джонатана? – спросил Калеб, когда они остались одни.
– Попросил Милтона разузнать. Он обнаружил этот доклад в Интернете и притащил мне распечатку. И я просмотрел его на случай, если появится кто-нибудь вроде Филипса, – чтоб подтвердить свой научный авторитет. – Калеб выглядел обескураженным. – В чем дело? – осведомился Стоун.
– Знаешь, это несколько выбивает из колеи, когда видишь, как легко можно выдать себя за настоящего ученого.
– Уверен, что главную роль здесь сыграло то, что ты подтвердил мой статус перед своим боссом.
Калеб слегка оживился.
– Да, думаю, это внесло свой вклад в успех нашего предприятия, – скромно заметил он.
– Ну ладно, а теперь расскажи мне подробно обо всех своих передвижениях в тот день.
Калеб рассказал, закончив повествование на верхнем этаже.
– Вот здесь лежало тело. – Он передернулся. – Господи, это было ужасно!
Стоун осмотрелся, потом указал на нечто, торчавшее из стены:
– Что это такое?
Калеб посмотрел туда.
– А-а, это наконечник распылителя системы пожаротушения.
– Вы разве используете здесь воду? Где столько книг?
– О нет. Это «Халон-1301».
– «Халон-1301»? – переспросил Стоун.
– Газ, вернее, он сжиженный, но когда выходит из распылителя, то превращается в газ. И гасит огонь, лишая его кислорода, но не повреждая при этом книги.
Стоун вдруг заволновался:
– Гасит, лишая кислорода! Господи! – Калеб удивленно воззрился на него. – Калеб, ты что, ничего не понимаешь?
Тут до Калеба внезапно дошло, что имел в виду Стоун.
– Да нет, Оливер, не может быть! Это не могло стать причиной смерти Джонатана!
– Почему не могло?
– Потому что у человека есть в распоряжении несколько минут, чтобы убраться из этой зоны, прежде чем подействует газ. Там, где работают люди и используется именно такой газ, перед его подачей раздается сигнал тревоги. Мы сейчас меняем эту систему, но вовсе не потому, что она опасна.
– А почему тогда?
– «Халон» значительно снижает содержание в воздухе озона. По сути дела, его еще можно использовать у нас в стране и даже повторно заряжать им новые изделия, но новое производство «халона» в США запрещено еще с середины девяностых. Хотя федеральное правительство до сих пор остается самым крупным его потребителем.
– Ты, кажется, неплохо знаешь эту проблему.
– Все наши сотрудники имели возможность подробно ознакомиться с этой системой, когда ее только установили. А я еще кое-что о ней почитал.
– Зачем?
– Затем, что я много времени провожу в хранилище и не желаю погибнуть страшной смертью от удушья! – выпалил в ответ Калеб. – Сам ведь знаешь, какой я трус!
Стоун осмотрел наконечник.
– А где хранится газ?
– Где-то в подвальном этаже здания. Сюда он поступает по трубопроводу.
– Так, говоришь, он хранится в жидком состоянии, а сюда поступает как газ?
– Да. При той скорости, с какой выходит из распылителя, он сразу превращается в газ.
– Должно быть, он очень холодный.
– Если встать напротив распылителя, можно даже обморозиться.
– Еще что?
– Ну, если оставаться в помещении достаточно долго, надо думать, можно задохнуться. Тут все просто: если недостаточно кислорода для огня, его недостаточно и для поддержания жизни.
– А может этот газ вызвать сердечный приступ?
– Не знаю. Но это не имеет значения. Система ни разу не включалась. Сигнал тревоги слышен по всему зданию. Джонатан просто не мог бы не услышать его, разве что он уже был мертв.
– А что, если сигнал был отключен?
– Да кто бы стал это делать? – скептически спросил Калеб.
– Ну не знаю.
Пока они разговаривали, Стоун смотрел на большую решетку, вмонтированную в одну из колонн, к которым крепились книжные полки.
– Это решетка системы вентиляции и кондиционирования воздуха? – спросил он. Калеб кивнул. – Что-то, видимо, на нее упало, – добавил Стоун, указывая на две погнутые секции решетки.
– Такое бывает, когда кто-то возит книги на тележке.
– Я попрошу Милтона заняться этими халоновыми системами, – сказал Стоун. – Может, он что-то выяснит. А у Робина есть кое-какие приятели в уголовном отделе полиции округа Колумбия и в ФБР – еще с тех времен, когда он служил в военной разведке. Я уже просил его связаться с ними и выяснить, не выплыло ли там что-нибудь интересное при расследовании.
– У нас нынче вечером встреча с Винсентом Перлом в доме Джонатана. В свете всех этих событий, может быть, лучше ее отменить?
Стоун покачал головой:
– Нет. Эти люди могут нас найти повсюду, где бы мы ни были. Если мы в опасности, я бы скорее хотел выяснить, что за всем этим кроется, чем сидеть и ждать, пока нам что-нибудь свалится на голову например.
Когда они выходили из хранилища, Калеб пробормотал:
– И почему это я просто не вступил в обычный, скучный клуб книголюбов?!