Колодец Единорога

35. Наарос. «Я свободен!»

— А ведь я всегда старался быть тебе хорошим отцом, Эйрар, — сокрушался старик. — Грех вымолвить, но я рад, что твоя мать не дожила до этого дня и не видит, каким ты стал. Она бы не вынесла…

Он сидел горестно сгорбившись, в порванной одежде, жидкая борода жалко торчала. Эйрару казалось, что отец совсем поседел и как будто стал меньше с того дня, когда они в последний раз виделись. Однако манера говорить была прежней. Эйрара снедало волнение, он не мог понять почему, потом сообразил и почти рассердился: он, как мальчишка, все еще ждал отцовской оплеухи, которая могла вот-вот воспоследовать. Он сказал:

— И охота тебе из меня делать злодея? Будь я на самом деле злодеем, ты бы тут навряд ли сидел!..

Эльвар Эйрарсон положил руку на стол — старческую, морщинистую руку. Обтянутые кости и бугры вен казались рельефом горной системы.

— Ах, сынок, сынок, ты еще слишком юн, чтобы что-нибудь понимать. Ты полагал, что я поступаю неправильно, отказываясь от борьбы за Трангстед. Но посмотри, куда завела эта борьба тебя самого! Ты объявлен вне закона, ты стал изгнанником. Ты ведешь открытую войну против нашего доброго графа. Ты проклят Империей, и я сомневаюсь, что даже Леонсо Фабриций, при всем том влиянии, которым он пользуется в Бриелле, сумеет выхлопотать тебе прощение…

— Да не нужно мне ни его прощения, ни чьего-то еще! Мы как раз намерены истребить и Фабриция, и всех прочих — в том числе твоего доброго графа, чьим именем убивают детей!

Старец испустил тяжелый вздох человека, которому досталась ноша не по плечу.

— Эйрар, сынок, поверь мне: тебе следовало бы поговорить со священником… а может, и самому пожить какое-то время в монастырской тиши. Неужели ты не знаешь, что все эти россказни об убийствах — всего лишь лживые слухи, распространяемые злыми людьми, с которыми ты связался? Людьми, способными попрать Мир Колодца, вроде тех, с Ос Эригу, ведь это ворье с мечами в руках. А чего стоят мятежные карренцы, которые желают восстановить в своих городах прежние, скверные законы, согласно которым и власть и все блага принадлежали горсточке избранных, а у народа не было никакой защиты от вымогательств!..

Эйрар невольно фыркнул.

— А по-моему, сударь, — сказал он, — при Вальке этот самый народ тоже не так чтобы уж очень свободен!

— Свободны все те, кто не противится могучей волне, несущей нас в счастливое завтра. Прочие же суть предатели, предатели своего народа и всего рода людского. Эйрар, сынок, дай же твоему отцу убедить тебя! Я рассорился с друзьями, я многое потерял, — но все ради тебя, ради того, чтобы тебе нашлось местечко в новом, будущем мире, где валькинги и дейлкарлы сольются в единый народ. Не разрушай же мою последнюю надежду, надежду всей моей жизни… с тех самых пор, как ты был ребенком…

«Бриелла!..» — подумалось Эйрару с угрюмым отчаянием. Он вспомнил, что его ждало еще множество дел. Он оглядел маленькую комнату с каменным полом и сказал:

— Ты — мой отец, и я люблю тебя не меньше, чем мама. Я еще загляну к тебе. За дверью стоит стражник — он не даст никому обидеть тебя…

— Но не позволит и выйти, — развел руками старик.

Сто забот навалилось на Эйрара… Прибыл Черный Галлиль, как всегда мрачный. Зато всех веселее на совете вождей был, Плейандер: он уже предвкушал, как рассказ о его удачном командовании при взятии Наароса облетит весь белый свет и, пожалуй, затмит знаменитую засаду у стен Полиолиса, которой Звездные Воеводы были в немалой степени обязаны славой. Альсандер был настроен не столь радушно, он хмурился и задавал вопрос за вопросом. Когда Галлиль высказался в том духе, что их подвиг, чего доброго, подвергнет городской люд определенной опасности, Альсандер согласно кивнул головой:

— Пожалуй. Но не станем забывать, что война — это пожар. Если без конца осторожничать, недолго все заморозить! Давайте-ка отбросим сомнения и поговорим о завтрашнем дне…

— Клянусь честью! — немедля подхватил Плейандер. — Надо бросить клич и созывать местное ополчение! Мы владеем морем, а теперь еще и кубышкой богатого торгового города. С ее помощью…

— Кстати, о кубышке, — сказал Эвименес. Мы с братьями были вам верными союзниками и, сколь мне помнится, ни разу даже не намекали на те посулы, что привели нас в ваши северные края. Но теперь вы, дейлкарлы, конфисковали имущество несогласных и хорошо набили мошну. По-моему, самое время поговорить о плате!

Все посмотрели на Альсандера. Тот отвел глаза, но не возразил ни словом.

— Мое слово — нет, — сказал Рогей. — Конечно, не в смысле самой платы, Воевода Эвименес: я ведь участвовал в заключении того договора и уж прослежу, чтобы он был исполнен по чести, так что не сомневайся. Но сегодня надо обдумать более насущное — нашу войну. Я к тому, что нельзя сидеть здесь и ждать, пока они нападут. Нас же попросту измором возьмут в конце концов! Я считаю, пора поднимать Железное Кольцо — весь Скогаланг, Хестингу, Белоречье. Когда-нибудь это все равно пришлось бы сделать, а вряд ли нам представится случай благоприятнее нынешнего, ведь главные силы наших врагов все еще на севере! И господин Ладомир там, за морем, нас поддержит!

Долговязый Эрб кашлянул, привлекая внимание.

— Господа, я не Бог весть какой мыслитель-стратег… только вот думаю, надо нам двигаться на Джентебби, как собирались. Где ж нам войско-то взять, чтобы справиться с такой уймищей терций?

— Не знаю, как тебя звать, но молвил ты верно, — сказал Черный Галлиль. — Нас все-таки мало! Мы могли бы славно пощипать их среди лесов Скогаланга или в горах Кабаньей Спины… но что будет с этим городом? С Нааросом? Ох, чует мое сердце, немало голов сгниет на пиках за воротами, прежде чем мы расхлебаем все, что вы так необдуманно заварили…

До сих пор Эйрар слушал молча. Он хотел возразить на эти полные отчаяния слова, но государь Ос Эригу опередил его:

— Ну и здоровы ж вы, дейлкарлы, переливать из пустого в порожнее! Просидели добрых полдня, и ни звука о деле! А еще вы великолепно умеете без толку растратить любую выгоду. Вы захватили великий город, к вашим услугам все его сердца и все руки, каждый житель готов костьми лечь, а помочь вам его удержать! Господи! Ос Эригу продержался сто лет, а мы и не слыхивали о подобном!.. — И герцог возмущенно высморкался в два пальца. — А все почему? Да потому, что мой прапрадед послал к дьяволу советы и совещания и стал сам распоряжаться в крепости, оставив своим людям одно право — выкатываться вон, когда надоест. Вам необходим герцог, верховный вождь, который станет вами, болтунами, командовать. Что до меня… Я уже не таков, каковы были мои предки, а посему вот вам мое слово: никто не справится с этим делом лучше одного молодого парня по имени Эйрар. Я уж молчу о том, что через него вы, может статься, заручитесь кое-какой поддержкой Империи — зря, что ли, он все ошивается около маленькой принцессы, как ее там…

— Да Бог с вами!.. — испугался Эйрар, но карренка Эвадне тотчас перебила:

— В нашей стране не принято избирать единоличных правителей, чтобы они не превращались в тиранов… как Стенофон. Наш мудрый закон дает каждому право голоса в тех вопросах, которые касаются всех. За исключением случая, когда мы уступаем мнению знатока — вот как мнению Плейандера по части осады…

— Поистине мудро… для карренцев, — не без яда заметил Рогей, и Эйрар понял, что тот был согласен с предложением герцога. Но, оказывается, Микалегон высказался еще не до конца.

— Вот послушайте, — продолжал он, избегая задиристой манеры Рогея. — Я вам прямо скажу. Только что у нас шла речь насчет платы карренцам на службе Дейларны. Все правильно, договор есть договор. Думается, однако, — когда наемник начинает указывать хозяину, как тому поступать, он тем самым превращается в тирана… и дело не в том, одна у него голова или четыре. Верно я говорю, старый Мешок Костей?

Альсандер кивнул, хотя и немного обиженно:

— Кое в чем ты прав, хотя… — и замолк, ибо Галлиль поднял руку, стремясь что-то срочно сказать:

— Все это сущая правда, и я отнюдь не сомневаюсь, что вождь Эйрар — полководец не из последних. Никто не отрицает ни его благих намерений, ни его искусства… Но есть загвоздка, и не маленькая. Его отец — валькинговский «союзник». Железное Кольцо никогда не согласится признать его герцогом. Я предлагаю Рогея!

Мелибоэ сидел здесь же, за столом. Он прищурил глаза и собрался говорить, но Рогей опередил его:

— Насчет меня им соглашаться и не придется. Не буду я герцогом, и все тут! Эйрар среди нас — самый удачливый. Люди идут за ним всего охотней. Он не замешан ни в каком соперничестве и вдобавок смыслит кое-что в колдовстве. Послушайте же меня: я, Рогей из Мариолы, клянусь верно следовать за Эйраром Эльварсоном до конца этой войны — и дольше, сколько потребуется. Клянусь от своего имени и от имени Железного Кольца Мариолы — кроме города Мариаполя, который не входит в мое представительство. Ну? Кто со мной?

И он вложил руки в ладони Эйрара, и у того гулко стукнуло сердце.

— Клянусь от имени Норби, — сказал Оддель.

— А я — от островов Джентебби, если только я полномочен, — сказал Эрб. Тут поклялся и Галлиль, но глаза его бегали беспокойно. «Ревнует, наверное, — подумалось Эйрару. — Или вспомнил, как собирался пытать меня тогда…» Вслух он сказал:

— Я плоховато знаю, что делается окрест. И раз уж вы выбрали меня герцогом, я должен первым делом назначить наместника, чтобы он вершил суд и управлял Вастманстедом и городом Нааросом. Пускай им будет Галлиль.

Галлиль заметно приободрился. В конце концов, предводителем он был совсем не плохим.

Послали за медом и кружками и выпили за Кольцо и за клятву, а потом Эйрар стал излагать свой план военных действий, предварительно испросив у всех помощи и совета.

— Я думаю, Микалегон прав насчет Наароса. Если мы сдадим его, это оттолкнет всех сомневающихся в лагерь врага. Но что касается осады… Государи мои, мы воюем ради того, чтобы дать жизнь Дейларне. Оставаясь здесь, мы ее погубим. Город неминуемо будет разрушен, а его жители наверняка пострадают. Нельзя этого допустить. Если уж драться — пускай люди идут в бой только по собственной воле!

— Хорошо сказано, — согласился Альсандер. — Но я бы еще добавил, что на поле боя Бриелла невероятно сильна; хорошо бы нащупать слабое место. Что ты можешь предложить?

— Покамест, — ответил Эйрар, — точно не знаю. Разве что вот какое соображение. Я всегда замечал одну штуку… с тех еще пор, как мы шли с герцогом Роджером через Марскхаунскую дамбу. Когда валькинги строятся для боя, легковооруженные у них идут с легковооруженными, а тяжеловооруженные — с тяжеловооруженными. А мы все еще порываемся строиться по провинциям. Если я в самом деле буду вождем, я с этим покончу. Тем более, что у нас есть славные полководцы для войск любого рода. Я хочу назначить Рогея старшим над всеми лучниками и легкими копейщиками, из каких бы мест они ни были родом — из Скогаланга или Мариолы, Джентебби или Корсора. Эвименес пусть возглавит конницу: я видел, как он с ней управляется. Ваших латников можно поставить командирами отдельных отрядов. Что же до тебя, государь Микалегон, я рассчитываю, что ты поведешь тяжелую пехоту, которой мы еще, я надеюсь, обзаведемся: копейщиков, секироносцев…

— А брат Плейандер? — спросил Эвименес.

— И для него найдем дело. Вы замечали, как во время боя, когда их атакуют всадники, валькинги сбиваются в плотные кучки и выставляют щиты — прямо крепости, да и только? Я подумывал было использовать против них лучников, но не кажется ли тебе, Воевода Плейандер, что можно бы соорудить машины вроде тех, что ты строил на стенах Ос Эригу, только полегче, притащить их с собой в поле и нацелить на эти живые крепости?

Тут снова все заговорили разом. Кого-то интересовало, как Имярек из Скогаланга — большой мастер драться секирой — станет чувствовать себя под началом герцога Микалегона, прежнего врага его страны. Большинство хвалило Эйрара, сразу показавшего себя дельным военачальником. Однако Черный Галлиль, как всегда, не замедлил вернуть всех с неба на землю, заметив:

— Прекрасно, прекрасно. Мы почти уже повесили Валька неразумного на воротах его собственного дворца. Где бы только взять то замечательное войско, которое вы тут так бойко делите между собою и отправляете в бой?

Начались подсчеты. Четыре сотни, если не более, прибыло на кораблях; Галлиль, впрочем, полагал, что оружием они владели не Бог весть как здорово. Если будет объявлено о восстании, Наарос, столица Вастманстеда, выставит вчетверо больше воинов, притом первоклассных, и еще сколько-то — менее опытных. Зато в самом Вастманстеде добрых воинов нынче было немного, ибо валькинги почти повсеместно разорили и согнали с земли здешних крестьян. Мариола так натерпелась от Изелэ, что, хотя Железное Кольцо там еще дышало — но и только. Скогаланг считается малолюдным, но тамошний народ так привык к оружию и охоте, что каждый воин из тех мест поистине стоил двоих. В случае восстания Скогаланг обещал мигом прислать тринадцать сотен, а попозже — и того более. А вот что делалось на Джентебби, никто толком не знал. За всю зиму оттуда в Наарос не пришло ни единого рыбацкого корабля.

Подобное войско наверняка могло одолеть одну терцию. Или две, если возглавляющий их барон по глупости даст себя заманить в нужное время в нужное место.

Полководцы начали переглядываться…

— А что если, — предложил Эйрар, — взять ту силу, которую мы сможем собрать, и по северному большаку вывести ее в Белоречье?.. Среди теснин и оврагов и малым числом можно многое сделать… К тому же и Белоречье должно откликнуться на призыв и выставить хоть сколько-то латников. По крайней мере второй терции не надо будет бояться.

Кто-то спросил:

— А ну как они в это время двинут на Наарос кружным путем через Марскхаун, Мариаполь и по дороге вдоль южного берега?

— Хестинга предупредит нас.

— Не так, — сказал Эйрар, и им пришлось подождать, пока он облечет словами мучительно рождавшуюся мысль. — Нет, Хестинга тоже должна восстать… разделить общую долю. Альсандер прав… надо думать о решительной битве, а я не вижу, как победить без сильного конного войска. Потому что в пешем строю ни числом, ни воинской выучкой нам с ними не равняться. Война для них — жизнь…

— Почти все это я уже слышал когда-то давным-давно, — сухо заметил Галлиль. — В этом самом городе, в гостинице «Старый меч». Вот только мысль о том, чтобы поднять срединные провинции, была отброшена — и притом с вескими основаниями. Похоже, мы ошибались тогда!

Чародей Мелибоэ проговорил как бы про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным:

— Ты, сударь мой, хотел съязвить, однако попал в точку. Когда кто-то совершает ошибку, ситуация непременно возникает вновь — в этом мире или в ином — и так до тех пор, пока не получит правильного разрешения. Вот почему нам порой кажется, что история повторяется. Бог, или Боги, желают, чтобы народы и люди достигли духовного уровня, на котором творят они сами, а он столь высок, что там нет места ошибкам. Ныне пробил час вам, людям Дейларны, исправить ошибку, приведшую много лет назад к поражению в Красных Холмах: в той битве купцы не желали стоять рядом с крестьянами. Надлежит искупить и другую ошибку, более позднюю — когда все должны были дружно откликнуться на зов Мариаполя, но не откликнулись. Точно так же и мне, стассийцу, приходится отдуваться за то, что когда-то я посчитал державу Валька провозвестницей будущего… Но что это за Боги, я не имею права открыть… — Его голос перешел в бормотание и смолк.

Перед мысленным взором Эйрара мгновенно встали Гитона и Аргира… А Рогей уже говорил что-то о том, что, дескать, не было такой уж нужды пороть горячку с походом в Белоречье, поскольку Вальк в Малом Лектисе хорошо если через месяц узнает о падении Наароса, а тем временем можно многое предпринять:

— Я про тех ребят, что сидят там наверху, в цитадели. Может, выпустим их оттуда, и пусть бы убирались к своему графу на корабле, да еще донесли ему, что-де мы — просто шайка пиратов. Вот бы он примчался карать нас с малыми силами, а еще лучше — прислал какого-нибудь мелкотравчатого барона, мы бы его и скушали с потрохами. А?

— Ох, сомневаюсь я, чтобы удалось так легко провести виконта, командующего в цитадели, — заметил Микалегон, но Эйрар решил, что попытаться все-таки стоило. На этом предводители разошлись: военачальники — набирать войско, устраивать смотр ополчению, а Эйрар — проведать принцессу Аргиру, которую он не видел со времени высадки с кораблей.

Оказалось, однако, что Альсандер поспел прежде него и уже беседовал с Аурией — вернее, говорила в основном она и без конца жаловалась на Эрба:

— Ну до чего неотесанный мужлан!..

Послушав немного, Эйрар заерзал на месте, поражаясь про себя: «И как только Альсандер выдерживает?..» По счастью, русоволосая сестра заметила его состояние и увела его прочь от камина, где сидели те двое, к высокому створчатому окну. За окном виднелось зеленое дерево, усыпанное розовыми цветами: Наарос отвел царственным особам покои, вполне соответствовавшие их титулам. Аргира сгорала от нетерпения послушать его рассказ, и он с удовольствием поведал ей обо всем, только задом наперед. Сначала о том, что его избрали герцогом, и теперь он возглавлял борьбу против Валька и спадариона Стенофона — об этом последнем Эйрар упомянул не без тайного умысла… Но пока он говорил, ее радость как будто пригасла. К концу рассказа она сидела совсем тихо, сложив руки на коленях, и вздыхала, хотя за окном цвела и благоухала весна.

— Я что-то сделал не так?.. — спросил он осторожно.

— Откуда мне знать?.. Я просто подумала о том человеке, которого ты велел казнить… там, на площади. Должно быть, у него не нашлось сына, который бы его защитил? Он ведь провинился не больше, чем твой отец…

— Ты хотела бы, чтобы я отправил родственника на плаху?

Расстроенный, он собрался подняться, но она его удержала:

— Нет, нет, конечно же, нет… Ты сам знаешь, что я бы этого совсем не хотела. Но закон, который за равные преступления одних казнит, а других милует, это… несправедливый закон. Это — Каррена!

— У нас полагают, — сказал он, — что, каким бы ни был закон, первый долг каждого — перед теми, кто дал ему жизнь.

— О да, — отвечала Аргира. — Там, где любовь, нет нужды в законах. Законы существуют, чтобы удерживать людей от деяний, в которых нет места любви. И все-таки… мне кажется, жестоко вот так обрывать жизнь человека, который всего лишь исполнял долг перед своим графом и государством… точно так же, как Эльвар Эйрарсон — перед своим сыном…

— Да, но мой-то родственник вовсе не предполагал, что совершает нечто наказуемое. А валькинг прекрасно знал, что рискует жизнью, исполняя свой так называемый долг, — начал Эйрар, но вдруг осекся и сказал, промолчав: — Аргира! Я свободен!..

— Рада слышать это — но от кого и от чего?

— Бриелла! Я понял, почему нельзя править так, как правит Бриелла. Я понял, в чем заблуждается мой отец… Ты подсказала мне самую суть. Граф и государство! Но что такое этот их граф, как не воплощение государства? Предполагается, что он служит общей воле народа — как говорил дезерион. Но когда граф и государство действуют заодно, государство из слуги превращается в господина. Потому что, согласно его законам, никто не должен любить своего ближнего или проявлять великодушие без особого на то приказа…

Она поднесла руки к лицу:

— Быть может, ты прав, если только я верно тебя поняла. Мне даже думается, что и с Колодцем Единорога та же история. Он принес только счастья и благоденствия людям, когда был обретен. А теперь его просто чтут, и никто не задумывается, — чем же, собственно, он так хорош. Но лучше бы ты поговорил об этом с сестрой, в политике мне до нее далеко…

Это был приказ. Пришлось Эйрару оставить дальнейшие рассуждения, уже просившиеся с языка, и завести речь о вастманстедской весне и о плясках до рассвета у праздничных костров в ночь летнего солнцестояния:

— Беда только, давно уже никто не жжет этих костров. Видишь ли, наш священник был валькингом и полагал, что от подобных празднеств попахивает язычеством Дзика…