Колумбина или... Возвращение голубков (СИ)

Глава 13 (об одежде…. творчество Разумовского…)

— Что же вы делаете здесь? — продолжал спрашивать удивлённый Разумовский у Петра. — Я совсем не ожидал встретиться с вами вновь.

— Я вижу. Я проезжал мимо, — улыбнулся тот.

— Вы путешествуете без жены? Обождите, вы расстались? — догадывался Разумовский.

— Даже не надейтесь. Я повторю, вам её не видать, — так и улыбался Пётр, а сам пытался считать с лица собеседника лицемерит тот или нет.

— Вы пели прекрасно! — подошёл к Разумовскому Врангель и удивился присутствию Петра. — Граф?! Вы здесь?!

— Вы удивлены? — поднял брови Пётр.

— Разумеется, — пожал тот плечами и продолжил, видимо, давно заготовленную речь, обращаясь к Разумовскому. — Вы выглядите прекрасно! Этот жилет просто бесподобен! Какие нити, вышивка, мастерство!

— Ах, у меня жилеты есть и краше! У меня их несколько сотен! — хвастливо махнул рукой тот и поинтересовался у Петра. — А вы, смотрю, новой одеждой не любите обзаводиться?

— Почему же? Бывает, обзавожусь, — удивился с ухмылкой Пётр. — Просто я ношу по большей части тёмные вещи, потому и выглядят они одинаковыми.

— Интересно, — удивился Разумовский. — Можем устроить соревнование!

— Вы думаете?! — засмеялся Пётр. — Дуэль на жилетах?

— Вы останетесь голым, — рассмеялся и Разумовский, а его смех поддержал и Врангель.

Только смеялся он недолго, после чего сразу спросил Петра:

— Пётр Петрович, а простите, вы здесь столь неожиданно… Вы согласны заняться моим делом?

— Ни в коем случае. Я теперь занят другим, — последовал его немедленный и серьёзный ответ.

— Кто-то меня опередил, — кивал Врангель.

— Значит, вы ко мне? — удивился Разумовский, взглянув на Петра, и тот тоже принял удивлённый вид:

— С чего вы так решили?

— А зачем вы здесь? Мы люди прямолинейные, — пояснил Разумовский, но тут же сменил тему разговора, поскольку к ним подошла, обмахиваясь веером от духоты, супруга Врангеля. — А, кстати, спасибо за комплимент. Я люблю музыку, выступления и выступать. Вы прекрасны, — поцеловал он ручку Габриэле.

— А песню тоже сами сочинили? — с тёплой улыбкой поинтересовалась она.

— Разумеется, — с умилением и гордостью вздохнул он. — Я всегда сочиняю сам. Вот, кстати, одной прелестнице сочинил однажды шедевр…

Он сложил руки на груди, поднял взгляд кверху и прочитал наизусть своё творение:

Я смысл и остроту всему предпочитаю,

На свете прелестей нет больше для меня.

Тебя, любезная, за то и обожаю,

Что блещешь, остроту с красой соединяя.

И снова посыпались в адрес гордого и счастливого от комплиментов Разумовского красивые слова. Пётр наблюдал за ним, Врангелем и гостями вокруг, наигранно улыбался, но всё больше понимал, что в таком свете вертеться нет никакого желания. Как докопаться до истины, куда пропала любимая — первое, что его волновало.

Восхитившись снова Разумовским, Врангель с супругой откланялись, чтобы уйти на покой. Музыкальный вечер медленно подходил к концу, гости разъезжались, но Разумовский остаток вечера всё же провёл в компании Петра, рассказывая ему о своих успехах в творчестве здесь, в Батурине, и о достижениях отца…

— А где вы остановились? — спросил он потом.

— Полагаю, в лучшей гостинице, — улыбнулся Пётр и, допив вина, отдал подошедшему слуге свой пустой бокал. — Вы уже спать идёте?

— Не знаю, хотите вина? — сразу предложил Разумовский.

— Соглашусь с удовольствием.

— Вы больше не пьёте коньяк?

— Вы же предложили вино. Я пью много чего.

— Я тоже. Прошу…

Разумовский пригласил пройти дальше по дворцу. Он показывал висевшие на стенах картины разных художников, искренне восхищался ими и рассказывал даже некоторые занимательные истории из жизни этих мастеров, пока не пришли в один из кабинетов.

Простор и уют. Казалось, что и здесь можно устроить бал, настолько величественным показался кабинет Разумовского, где, как понимал Пётр по обстановке, тот любил отдыхать за книгами и делами.

— Вы любите залы, — заметил Пётр.

— Обожаю. Знаете, когда всё маленькое, дышать трудно. А вот если с годами растолстею, так и будет легко, — с гордостью улыбался Разумовский.

— Да, и дышать, и перемещаться, — поддержал Пётр, и оба засмеялись…