— О, этот шёлк волос прекрасных, тёмно-русых, волнистых, пышных, ароматных… Аромат цветов жасмина… А взгляд твой из очей хрустальных, как то роса с утра кристальна, столь чист, столь трепетный…. игрив… Как жить мне без тебя? Сразу погиб… Люблю я, утром просыпаясь, свой день начать, тебя любя… И губ твоих я вновь касаясь, цветочный сок вкушаю я. О, как же я люблю тебя! И жду и взгляд твой, и улыбку, и голос твой, как пенье птиц, иль песен трепетных букет. Ты — жизнь, ты — всё, ты — мой рассвет, — тихо, осторожно, чтобы не сразу разбудить, ласково говорил Пётр и поглаживал нежными касаниями руки то волосы, то плечи сладко спящей рядом любимой.
Она ещё не открыла глаза, но уже слушала его и блаженно улыбалась.
— Любишь утро начать с меня? — просыпающимся, слегка прорезавшимся ото сна голосом молвила она и медленно открыла глаза.
Ласковая её улыбка, любящий взгляд… Пётр любовался милой и в ответ кивнул.
— Не лови на словах. И день, и вечер с тобой люблю.
— А голос, как у птиц? — хихикнула тогда она.
— У нас он, похоже, у обоих птичий. Воркуем ведь, как голубки, — засмеялся Пётр и накинулся, покрывая жаркими поцелуями. — Как я соскучился!!!
— И я скучала, — поддавалась его ласкам любимая.
— Повторим…. как вчера, — дышал с вожделением Пётр, покрывая её всю поцелуями, гладя и продлевая удовольствие. — А то мне кажется, приснилось всё… Месяц ждал…
— Месяц…
Пылко, как в последний раз… Чтобы не жалеть, что упустил. Чтобы не жалеть, что недолюбил… Но как долюбить? Невозможно… Ведь время не ждёт, торопит любить, торопит дать всё любимым, но любовь бесконечна: её всегда мало…
Нет жизни друг без друга. Тесно, страшно, больно, а потому — сейчас и здесь надо любить, сжимать друг друга в обжигающих объятиях, шептать те слова, что ждут, те слова, о чём кричит сердце, отчего оно стучит и разгоняет по венам кровь… Кровь течёт, становится жарко, уносит, уводит в наивысшую эйфорию, негу и… экстаз…
Любить, сжимать, остаться так навсегда. Кровь по венам и любовь… Она не испарится и не исчезнет. Она та самая — единственная, истинная и вечная. Она в нём и в ней, несёт свет и силу жить…
Не выпуская из объятий любимую, сладостно прижавшуюся к нему и обвившую руками так же восторженно, как и он, Пётр опустился на подушки после бурного начала утра, когда тела вновь праздновали единение их истинной любви.
— А кровать начала скрипеть, — хихикнула Иона и с робостью, посетившей её от того, что сказала, уткнулась ему в грудь носом.
— Пусть, — засмеялся с умилением Пётр. — Она даже помогает. Услышат скрип, значит, нельзя к нам. Пусть весь мир ждёт!
Они уже и не удивились тому, что теперь раздался стук в дверь. Уже привыкли… Дети, няня, родители… Дома никогда не было тихо, пусто и одиноко, но это всё радовало и приносило свою долю счастья.
— Почему нам всегда мешают? — улыбался Пётр.
Он закрыл на мгновение глаза и наслаждался теми секундами покоя, что остались.
— Мир не может без нас, — приподнявшись в его объятиях, Иона ласково поцеловала в щёку.
— Ты уверена? — открыл он глаза и поймал губами её губы, жарко поцеловав.
После этого он откинул одеяло, подмигнув милой, которая, прикусив губу, с восхищением следила за его нагим телом, всё ещё крепким, мускулистым и умопомрачительно соблазнительным. Петру это невероятно нравилось. Он медленно взял висевший на стуле рядом халат и, повернувшись к любимой, стал его надевать.
Пётр смотрел в глаза любующейся им супруги исподлобья, с флиртом и улыбался. Подмигнув, он со вздохом, что пора открывать дверь тому, кто снова постучался, направился к выходу.
С порога, ещё не успел увидеть, кто, Пётр по голосу уже узнал стоящего в коридоре тестя.
— Как вы долго спите! Нам приглашение на бал прислали! — махал тот конвертом в руках. — Там будут закуски, вино, много чего!
— Особенно вино его волнует! — донёсся голос тёщи с другой комнаты дальше по коридору.
— Дорогая, — оглянулся Пётр на прикрывающуюся в постели белоснежным одеялом супругу. — Тебе уже можно на бал?
— Да! — подпрыгнула та от радости.
Пётр с улыбкой взглянул на тестя и он, обрадованно закивав, поспешил уйти. Вместо него, в коридоре тут же показалась пожилая няня, несущая на руках младенца.
— О да, — поспешил к ней Пётр.
Он осторожно забрал дочь и кивнул с улыбкой всё понимающей добродушной няне. Он уходил с дочерью на руках обратно в спальню и скоро передал её в руки вскочившей с постели любимой. Иона обнимала дочурку, которую всю ночь не видела, и с жалостью взглянула:
— Нет, я не смогу оставить её одну, а сама на бал?
Пётр нежно любовался ею с малышкой и сказал:
— Мы смогли без неё провести первую ночь. Мы выспались, мы уделили внимание друг другу. Думаю, разок побывать на балу и расслабиться, так же не будет вредно. Особенно тебе, — подмигнул он.
Иона понимала его, знала, что и сама нуждается в отдыхе, но это хрупкое создание на её руках, казалось, важнее всего на свете…