Вид прелестный, милы взоры!
Вы скрываетесь от глаз;
Реки и леса и горы
Разлучат надолго нас.
Сладко было спознаваться
Мне, любезная, с тобой;
Горько, горько расставаться,
Горько… будто бы с душой!
Сердце ноет, дух томится;
Кровь то стынет, то кипит;
За слезой слеза катится,
Стон за стоном вслед летит.
О несносное мученье,
Что любезно, то терять!
Медли, медли, разлученье…
Медли душу отнимать!
Нет отрады! Всё теряю —
Час разлуки настает!
Стражду, мучусь, рвусь, рыдаю —
Ах, прости… прости, мой свет!
Во слезах, в тоске и скуке
Продолжится жизнь моя.
Будь спокойна ты в разлуке —
Пусть один терзаюсь я!*
Ликование ощущал Пётр, когда вошёл в гостиную тем вечером.
Иона… Она, его возлюбленная, сидела за фортепиано, играла и пела. Пётр обожал слушать её хрустальный голос и русские романсы, как тот, что она сейчас исполняла.
Среди слушателей на диване рядом сидели, держась за руки и смотревшие друг на друга с любовью, хозяева дома: его брат, Алексей, с супругой Софьей. Пётр встал у фортепиано, дослушал грустную и трогательную песню любимой и когда она подняла к нему печальный взгляд, поцеловал её ручку.
Этот вечер, казалось, не принесёт больше никакой тревоги. Грустные мысли о том, что произошло в судьбе Габриэлы и Карла, — были единственными среди присутствующих, потому Иона и исполнила именно этот романс. Он вспомнился им, он так подходил под историю любви Габриэлы, что душа сжималась от сопереживания и сочувствия ещё больше.
Углубиться же в размышления или начать какую беседу помешал прибывший пожилой слуга. Он остановился в дверях и когда Алексей с Софьей с удивлением оглянулись, сообщил:
— Граф Врангель, просят принять.
— Вот как? — удивился Алексей не меньше остальных и переглянулся с Петром.
Тот выпрямился, готовый ко встрече с Врангелем, и Алексей кивнул слуге. Слов лишних не нужно было. Тот понял, что графа стоит проводить сюда, и удалился.
Алексей сел обратно возле супруги, а Пётр пожал плечами, но никто не проронил пока и слова. Ожидание появления Врангеля каждому показалось долгим. Странным было то, что он до сих пор не появился в гостиной, и когда открылась дверь, лицо появившегося слуги выражало растерянность.
— Что случилось? — удивился Алексей и строго вопросил. — Где граф Врангель?
— Простите, барин, — виновато сглотнул слуга. — Графа не оказалось… Вернее, он был… Он ушёл, исчез, — запинался в словах слуга и разводил руками.
Видно было, искал слова и волновался изрядно, но так, будто совершил или случилось что гораздо хуже.
— Пропала! — завизжал откуда-то в доме женский голос и послышался топот кого-то быстро бегущего по лестнице, а потом по коридору.
— Обожди-ка здесь, голубчик, — Алексей отодвинул слугу в сторону и вышел в коридор.
К нему навстречу бежала перепуганная пожилая служанка. Она спешила и резко остановилась, тяжело дыша:
— Пропала, барин! — опустилась она на колени. — Не уследила я! На минуту вышла, вызвали вы, мне сказали, а я-то потом… Я ж увидела, что забрал клетку-то некий человек в плаще и на выход! Я не успела! Их двое было. Ушли! Ушли за ворота! Украли голубку! Колумбину-то! — она перечисляла, переживала, рыдала, пока рассказывала, а её паника и страх передались каждому.
Иона с Софьей бросились к окну. Пётр подошёл к Алексею и с вопросом взглянул на застывшего в испуге слугу, который явно что-то знал…
* — М. М. Херасков, 1796 г.