Коль пойду в сады али в винограды

12

Тем временем на сибирские заводы прислали нового начальника — Василия Никитича Татищева.

Татищев был человек вельми ученый, интересовался таинствами Натуры, собирал образцы минералов, окаменелостей и руд сибирских для Академии де сиянс и сам писал гишторию Отечества, куда немало чего присочинил. Жил совершенным философом, Платоном расейским и имел особенный образ мыслей: измышлял филозофические диалоги античным мудрецам в подражание.

Он обучался наукам и подолгу живал за границею и там посвящен в вольные каменщики, подобно самому бомбардиру Петру Михайлову. Ему волшебное кольцо дали, книгу, тайный знак и шепнули слово. А дома водился с чернокнижником Брюсом. За вольные суждения о божественном Ваську Татищева раз отколотил палкою сам Петр Великий, браня еретиком и безбожником. Философ и берг-инженер знал о вечном существовании запустившего механику универсума Часовщика, удалившегося на покой, равнодушного к людским делишкам и страданиям, а в личного Бога не веровал.

Он основал на Урале Екатеринсбурх и Пермь, заложил и некоторые другие селения, впоследствии славные.

Ссорился с горным заводчиком Демидовым-богачом.

Водил дружбу с кабинет-министром Артемием Петровичем Волынским, любителем прожектов, и питал надежды на триумф русской партии при Дворе. Бирону казался подозрителен, государыня выказывала Татищеву холодность: ведомо им было, что с предерзостью писал об императрице некогда: «…персона женская ко многим трудам неудобна и знания законов ей недостает».

Он гору Благодать открыл в Верхотурье, на реке Кушве, и всеподданнейше назвал ее, железными рудами богатую, тайным значением царицына имени. А временщику доставал за немалые деньги и дарил лучших статей лошадей, единственную тварь Божию, которую возлюбил всесильный конюхов сын. Однако же доверия и милости вышних не удостоился.

Будучи в Екатеринсбурхе, явился к основателю града уральского отбылой от службы заводской управитель Бурцов. Поведал Татищеву о важных государственных преступниках, вверенных некогда его надзору. Определил Егора Столетова как «человека дьявольской совести, злого смутьяна и бездельника». Сей гордец в вечные работы определен, а дни проводит не без плезиру, трутень столичный; в лучших домах принят и обхождение имеет с честными людьми как равный. Донес памятливый комиссар новому начальнику, как два года тому ссыльный продрых заутреню в день тезоименитства государыни Анны Иоанновны, и, разумеется, неспроста, со злостным намерением сие учинил, затем что молиться о здравии ея самодержавия не хотел, а желал явно видеть на престоле российском цесаревну Елисавету Петровну.

Татищев оживился: вот и представился удобный случай выказать свое усердие императрице, отвести от себя — и от вольнодумного кружка Волынского — подозрения Бироновы.

— А нут-ка, шлите плута Егорку Столетова сюда… Как же ты, Тимофей Матвеевич, два года мирволил смутьяну и «слова и дела государева» на него не сказал?

— Опасался, ваше превосходительство, гнева высоких персон, зная заступничество их за бездельного пустобреха. Ведь Жолобов-то сам привечал-ласкал сего пиитишку. Да и придворными дружбами в Питерсбурхе оный Столетов мне часто грозился.

— Доберемся и до Алексея Петровича, и ему головы не сносить; повесят, как прежнего сибирских провинций губернатора Матвея Гагарина. Перед окнами Двенадцати коллегий его мертвое тело в петле три месяца болталось, для страху господ чиновных. Тут провижу дело государственной важности и тайный заговор супротив ея самодержавия!

И послал курьера с письменным приказом к управителю Даурских заводов Дамесу, дабы до весны потачки ссыльному Егору Столетову отнюдь не давать, в рудники на работы гнать вместе с прочими каторжными, а с честными людьми оный Столетов в бездельных разговорах время ссылки не проводил бы. И приложил частную цидулку, где приписал: «Благородный господин гиттенфервалтер! Наипаче же смотри прилежно, не пишет ли он куда писем, а ты, оные переняв, изволь сюда прислать. И о сем пиши сам, хотя по-немецки, но тайно».

По призванию Василий Никитич Татищев уродился испытателем естества — и решился над бесполезной для Отечества букашкой опыты произвесть.

«Кнут не ангел, души не вынет, а правду скажет».

А высоты Парнасски ведению Берг-коллегии не подлежали по причине своей мнимости.