Колымская повесть

СОСЕДИ

Зимой многие оленеводы живут в ярангах, а летом в палатках. Яранга теплее и привычней, зато палатку и ставить и снимать легче, да и на нартах занимает места куда меньше. Поэтому Николай Второй живет в палатке и зимой и летом.

Обычно палатку он ставит рядом с жилищем деда Хэччо. Они вместе обучают ездовых оленей, вместе дежурят у стада, на пару сражаются против Коки и Прокопия в карты и домино. Кроме того, Николай Второй пилит деду Хэччо дрова. Дед боится бензопилы и предпочитает обходиться топором, а когда морозы, только на одни день нужна целая поленница дров. Вот Николай Второй друга и выручает. За это дед вырезает ему мауты, вырезает копылья для беговых нарт. Не удивительно, что и водку они пьют вместе, а когда дед Хэччо по случаю перепоя выходит из строя, Николай Второй отправляется пасти вместо него оленей.

Казалось, такой дружбе ничто не угрожает, но вдруг вчера дед Хэччо снял свою палатку и откочевал из нашего стойбища к устью ручья Аткечан. Виною тому — не кто иной, как Николай Второй. Когда мы играли в карты, он, между прочим, сказал, что минувшей ночью дед Хэччо храпел в своей палатке, как Лысоголовый корб. В нашем стаде есть старый довольно облезлый олень с простуженным горлом. Когда он спит, его храп слышен в дальнем конце стада. Мы немного посмеялись с такого сравнения, и снова занялись картами, а утром дед Хэччо свернул свою палатку и откочевал к Аткечану.

Самое удивительное, что это никого не взволновало. Откочевал, так откочевал. Пусть человек живет, где ему хочется. К тому же от ручья деду ближе ходить к оленьему стаду, да и лишний глаз в тундре никогда не лишний. Николай Второй тоже не чувствовал перед дедом Хэччо никакой вины. Причиной случившегося считает скорее не себя, а необыкновенное свойство палатки пропускать все звуки. Лежим, к примеру, мы с Кокой в гостях у Риты и прикидываем — идти завтра охотиться на сурков или не идти? Вдвоем это занятие малонадежное, а вот если бы удалось уговорить Надиного мужа Сашу, получилось бы в самый раз. Но где он сейчас — мы не знаем. Утром был возле оленей, потом отправился вырезать новый прут на погонялку, и возвратился ли домой — не известно. Кока чуть приподнимает голову и, почти не повышая голоса, спрашивает Надю, так если бы она была совсем рядом:

— Надь, Сашка дома?

— Нет, еще не пришел, — тотчас отвечает она Коке. — Наверно, помогает Дорошенке выталкивать оленей из озера. А зачем он вам?

Ее голос слышен совершено отчетливо, хотя она тоже почти не повышает его. Просто говорит и все. А ведь между нашими палатками палатка бригадира Дорошенка, к тому же возле Нади играют дети, и мы хорошо слышим, как они там возятся. Ничего удивительного, что Николая Второго разбудил храп не в меру разоспавшегося соседа.

У нас на Украине есть пословица: «Переезжаешь на новое место, ставь две свечи: одну Богу, вторую — черту.» Мол, кто знает, какой из них пошлет тебе соседа — сам Всевышний или нечистая сила? Моя мама после переезда в село Украинское первое время так дружила с соседкой, что шага ступить одна без другой не могли. Потом между ними пробежала черная кошка, и такое началось — хоть святых выноси. И в колхозную контору заявления писали, и в сельсовет, и в милицию. У соседки, значит, две собаки привязаны на цепь как раз против маминого окна, и обе лают все ночь. Соседка спит спокойно, а мама затыкает уши ватой, завешивает окна толстым одеялом — все равно до утра не сомкнет глаз.

Потом мама поехала в Среднюю Азию за пуховыми платками и привезла оттуда двух молодых павлинов. С тех пор успех прочно перешел на ее сторону. С утра до вечера вся деревня пропадала возле нашего двора, любуясь нарядными птицами и, мечтая заполучить из их хвостов хоть одно перышко. А ночью павлины орали, словно резанные. Особенно старались, если их разделить. Поэтому мама держала одного в специально выстроенном курятнике, а второго чуть поодаль — в яме из-под свеклы.

Теперь мама спала, словно младенец, а соседка всю ночь вздрагивала от истошных павлиньих криков, потом целый день бродила по двору с перевязанной полотенцем головой. Наконец, не выдержав, уехала жить к дочке в Сталино.

Но в избах на Украине стены метровой толщины, а здесь тоненькая, промытая всеми дождями и выжженная солнцем парусина. К тому же, у каждого под рукой карабин и целый набор ножей. Вспыхни вражда — далеко ли до беды? Куда разумнее, если что не так — свернул палатку, откочевал за ближнюю речку и никаких соседей. Пожил какое-то время в полном одиночестве, поостыл, соскучился по соседям и можно снова ставить свое жилище рядом с ними. Благо, они тоже соскучились и рады твоему возвращению от всего сердца. Ведь и здесь в тундре или тайге никому не известно, кто тебе посылает соседей — добрый дух или не очень.