Колючая Арктика

К НАМ ЕДЕТ ФАРЛИ МОУЭТ

Максим Кучаев находился в редакции, когда раздался беспрерывный телефонный звонок. Такой звонок мог быть только междугородним. И — точно, звонили из Якутска.

Редактор осторожно приподнял трубку — он не любил междугородных звонков. Раз звонят «оттуда», значит, или вызывают на очередное совещание, или наоборот, очередная группа гостей собирается в Черский.

Кто только не посетил Арктику за последнее время: Андерсен Пале из Дании — представитель коммунистической газеты "Ланд от фольк"; Пасковяк Альфред из немецкого журнала "Фрайе вельт"; из Болгарии Консулов Христо — представляющий агентство "София пресс"; Ванде Дитер из газеты "Берлинер цейтунг" ГДР и его собрат из ФРГ Кушнитс Хуберт…

Со всех сторон света едут и едут, а точнее — летят и летят в холодную Арктику, будто эта часть света превратилась в филиал Южного берега Крыма!

Сказать бы сейчас: "Редактор в длительной командировке и неизвестно когда будет!" Но редактор — вот он! — ни в какие, особенно длительные командировки ездить не любит.

Иван Иванович потуже притиснул трубку к уху — проклятые шорохи! И там телефонная станция хромает на две ноги!

— Слушаю. Перевеслсв.

— Хорошо, что застали, — зарокотал знакомый баритон, принадлежавший человеку из Якутского обкома партии, — как здоровье, Иван Иванович?

— На здоровье не жалуюсь. Но мне еще не приходилось слышать, чтоб здоровьем редактора районки интересовались за тысячи километров! Что еще, кроме моего здоровья, в общих чертах, неплохого, вас интересует?

Смех на том конце провода.

— Газетчики, как всегда, правы: встречай борт из Якутска! — на Крайнем Севере самолет называют "бортом", — к вам вылетел канадский литератор Фарли Моуэт.

— Один? — в редакторском голосе надежда.

Вздох на том конце провода.

— Иностранцы по одному не передвигаются: писатель с супругою и компанией. И с сопровождающим писателем — Юрием Рытхэу. Но это наш писатель, на него можешь не обращать внимания!

— Да, — пробурчал редактор, — не обращать: у нас произрастает Великий Юкагир, а там — Великий Чукча! Сплошные великие!..

— Что?! Не слышу!

— А я ничего не говорю!

— А-а! Тогда — всеобщий привет! — рокотнула трубка и Якутск дал отбой.

Перевеслов придавил телефонную трубку к рычагам и поморщился. Осуждающе посмотрел на Максима Кучаева, будто в прибытии гостей и его вина имеется! Будто он ответственен за писательские вояжи по стране!

— Его же сопровождать надо! — в редакторском голосе тоска. — А кого я к нему приставлю? У меня все люди расписаны: партконференцию освещать надо — раз!

Совещание оленеводов в Колымском-два! И есть еще три, четыре, пять… Фа-фа… Фарли Моуэт… Что же все-таки написал этот Фарли?

Кучаев улыбнулся.

— Радоваться надо приезду такого писателя. Он автор многих книг, известных всему миру.

— Тундра ему известна? — спрашивает редактор и тут же сам себе отвечает. — Конечно известна, в Канаде тоже тундра имеется! Так что там написал Фарли

Моуэт?

Он много чего написал, но "Люди оленьего края" известны всем. Это жестокая книга о жизни эскимосов. По ней канадское правительство вынуждено было принять меры по улучшению условий вымирающих эскимосов-ихальмютов.

— У нас не вымирают, у нас размножаются со страшной силой. Дома строить не успеваем!..

— Я думаю, — поделился своими мыслями Кучаев, — Фарли Моуэта будет интересовать всё: окружающая среда и животных мир, и, конечно, люди. Малые народности советского Севера.

— Редактор покрутил головою — "что-то в затылке давит!"

Значит, крупный специалист по северным краям?.. Тем хуже для нас. Этот, как пить дать, в тундру потянет.

— Потянет, — согласился с ним Кучаев. — Но с ним же Юрий Рытхэу, он и даст пояснения.

— От этого аргумента редактор отмахнулся, как от назойливой мухи.

— Рытхэу самого обхаживать надо — большой писатель растет. Слушайте! — редакторские глаза повеселели и в них запрыгали бесовские хитринки. — Вы, Максим Леонидович, оказывается хорошо знакомы с творчеством Му… Му… Моуэта Фарли. С его бессмертными творениями…

— Не совсем, Иван Иваныч. А писатель заслуживает того, чтобы мы, особенно народы Севера, познакомились с его произведениями поближе. Человек, который не побоялся выступить в защиту северных племен Америки, белый человек, выступивший против белого эксплуататора, имеет право быть принятым по-королевски в любой точке земного шара…

Редактор вздохнул.

— Значит, очень известный этот… Фу… Фарли Моуэт?.. А я ничего у него не читал. Даже не слышал.

— Это не украшает редактора, Иван Иваныч. Впрочем, вы на равных: вы не читали Моуэта, но и он ваших фельетонов не читал.

— Смеетесь. Вижу, смеетесь. А меня бесконечная текучка заела. Если я не прочту новую книгу, не заметят, а не дай бог не осветить собрание в совхозе!.. Вот что, Максим Леонидович, выписываю вам командировку по всем тундровым поселкам: куда Фарли Моуэт с Юрием Рытхэу, туда и вы! Вам польза и нам польза. Вам материал для книги, нам материал в газету. Договорились?

— Сам хотел просить вас об этом.

— Уф! Гора с плеч!..

Иван Иванович всегда настороженно относился к приезжим писателям — Максим Кучаев ощущал это на себе при первом визите в редакцию «Колымки». Перевеслов несколько раз перечитывал рекомендательные письма отцов Крымского отделения Союза писателей с просьбой оказать содействие их товарищу и, возвращая письмо, сказал не без ехидства:

— У кого есть время — пишет книги! А информацию вы могли бы дать оперативно в номер?.. Серьезно, можете?.. А то тут у нас в штате есть уже один писатель Семен Курилов — Великим Юкагиром себя кличет. Роман, говорят, пишет. Но мне польза от его романа не большая, а статью путную написать Великий Юкагир не может. Я уже не говорю об информации!.

Редактора тоже можно понять: у него в руках газета. Самая неблагодарная из газет — районная. И ее необходимо выпускать в срок — "а партбилет вы не хотите положить на стол, товарищ Перевеслов? Идите и не жалуйтесь!" — ее ежедневно необходимо подпитывать корреспонденциями, информациями, зарисовками, очерками. Ежедневно вливать в дышащий организм газеты свежую кровь сиюминутных информации. А тут — Фарли Моуэт — двадцать строк информации плюс зарисовка плюс фотография! — очередной писатель.

Кто только не посетил Арктику!.. Очередная знаменитость и впереди, опережая — телефонный сигнал!.. "Едет! Едет!"

И беги, сломя голову, в библиотеку, разыскивай книги известнейшего из известных, доказывай и показывай, что и за тысячи километров от культурного пупа земли, знакомы — чуть ли не наизусть учим! — с творчеством именно этого писателя! Что именно за книгами этого писателя в библиотеке очередь на много месяцев вперед.

Известнейших писателей надо устраивать в гостиницу, — а командировочных в гостинице всегда предостаточно! — писателей кормить надо каждый день и желательно вкусно — "вы там строганинку не забудьте предложить!" Писателей надо обеспечивать средствами передвижения и для писателей надо сообразить хоть один банкетик в ресторане "Огни Колымы" — ох, далеко не трезвенники известнейшие писатели! Да договориться с директором совхоза «Нижнеколымский», чтобы тот от своих щедрот подкинул олеринского чира на строганинку!..

Иван Иванович вздохнул.

— Сейчас я вам и напарника выделю, Максим Леонидович.

Редактор вновь «оседлал» телефон.

— Квартира Курилова?

— Нет, это квартира Винокурова, — ответила трубка, — вы ошиблись номером.

— Извините, — редактор вновь стал накручивать диск, — это 3-38?

— Это 4-12 без стоимости посуды, — с алкогольным юмором пошутила трубка.

— Извините! Черт бы побрал эту связь!

Телефонная связь в Черском и на Зеленом Мысу оставляла желать лучшего: то по полчаса дозвониться не можешь, то вплетается во время разговора третий лишний… Недаром редактор качеству связи уделял на каждой планерке должное внимание. Но, увы, журналист пописывает, а тот, в кого направлены газетные громы-молнии, и не почешется!

— Наконец, нужный номер набрался.

— Великий Юкагир слушает!

— Великий?! Все шутишь?

— Я, может быть, и шучу, но вы же не в шутку называете меня Великим Юкагиром?.. Вы, такой серьезный человек, нет, нет, вы не шутите, за что я вам премного благодарен, Иван Иваныч.

— Шучу я, тоже шучу. На нашей почве вечномерзлотной великие не произрастают. Если у тебя действительно свербит в одном месте и ты чувствуешь себя великим, перебирайся в Москву. Все великие живут в столице, а ты в Черском околачиваешься, место в газете занимаешь и над редактором надсмехаешься… О музее третий месяц зарисовку пишешь.

— Однако, здравствуйте, Иван Иваныч. Это хорошо, что вы позвонили, я тут новеллу написал. Сам хотел позвонить, а тут…

— На какую тему новелла? — в редакторском голосе завибрировали тревожные нотки.

— На моральную, — засмеялся Курилов, — я бы не стал вам ее читать по телефону, но в ней ответ на ваши высказывания.

— Это какие же такие у меня высказывания?

— В смысле — великих! — пояснил Курилов. — Дескать, дуй в Москву, освобождай штатную должность для достойнейшего кадра!

— Ладно, читай, — милостиво разрешил редактор, — но, будь добр, голую лирику пропусти. Ты мне суть вскрой!

Перевеслов показал Кучаеву на соседний телефон, чтобы тот поднял трубку. Телефон был параллельным.

— Начало пропускаем, лад с ним я еще работаю, — сказал Курилов, — а схема такова: в Москве, на Красной площади я встретил школьного товарища. Он давно покинул Колыму, стал большим человеком с портфелем и живет постоянно в Москве. А если и покидает столицу, то только для того, чтобы посетить Париж или Вену, Мадрид или Берлин. И всюду его встречаютна "ура!" — как же, он же полномочный представитель малых народностей Крайнего Севера!

— Мне б такую жизнь! — вздохнул редактор. Курилов расхохотался.

— Другой мой московский, однако, бывший, говорит мне: "Что тебя, Великого Юкагира, держит в этом чертовски скучном поселке?"

— Это о Черском, что ли? — насупился редактор. — Потрох собачий, гнида подколодная твой бывший друг! Ты, Семен, никогда не умел выбирать друзей. Возле тебя всегда отираются какие-то смятые личности с пропойными физиономиями. Ты мне дай фамилию того нашего представителя, я и в Москве до него доберусь. Не отсидится за портфелем, моча конская!

— Какая там фамилия. Иван Иваныч! Я ж новеллу пишу! Художественную вещь!

— По мне две новеллы не стоят одной информации, вовремя напечатанной. Ты, все-таки, припомни его фамилию!

— Редактор родился на Севере и был влюблен в Черский. Считал его лучшим поселком в Арктике. Критиковать этот уголок земли, конечно, можно, но только так, как отец критикует любимого сына, желая, чтобы тот стал еще лучше.

— Слушаете, Иван Иваныч?

— Со вниманием.

— Спрашивает меня тот тип: "Что хорошего нашел ты в гнезде своих предков в Черском? "А я, как будто ему отвечаю: "Я не променяю на все эти пляжи заморские, минареты заграничные одно место в нашем поселке — Первый ручей".

"Но это же типичная свалка!"

Сопение в трубке.

— А где, Семен, этот первый ручей? И действительно там до сих пор свалка?

В трубке послышался заливистый хохот. Отсмеявшись, Курилов заметил:

— Свалок у нас в Черском предостаточно! Летние субботники и воскресники уже в печенках сидят!.. Целую зиму копим мусор, чтобы дать летом работу рукам!.. Но я отвлекся. Еще раз напоминаю, новеллу пишу, а не отчет!

— Ну. ну, ври дальше, — милостиво разрешил редактор.

Значит так, бывший черчанин продолжает:

"Если бы тебе предложили на выбор любой город страны, где бы ты поселился?" "В Черском, где прошли лучшие годы моей жизни."

"И что держит тебя…"

И так далее. Уловили мысль?

— Уловил. Продолжай.

— Интересно? — по-детски обрадовался Курилов. — Нет правда. Иван Иваныч, вам интересно?

— Интересно, интересно, — хмыкнул редактор, — что, я уж совсем лапотный? Так что там о свалке?

— "Не кажется ли тебе, что ты похож на поэта-домоседа, который сочиняет стихи о трелях весеннего ручья, слушая журчание унитаза?"

И я ему, Иван Иваныч, с полной ответственностью отвечаю:

"Я хожу на Первый ручей по зову сердца. Слышу здесь шорохи детства и счастливый смех юности. Здесь ко мне приходит то не выразимое словами состояние души, которое принято называть вдохновением. Гляжу на два упрямых дерева, вцепившиеся корнями в осыпающую землю на самом краю обрыва, учусь у них мужеству. В юности я тоже думал о путешествиях в дальние страны, но, случайно оказавшись однажды на этом косогоре, вдруг понял, что отсюда можно увидеть мир, конечно, если очень хочешь его увидеть. Оставив родину, я буду похож на дерево без корней, которое быстро теряет не только листву, но и ветки, становится гладким, как бревно"…

И тот москвич в оленьей шкуре задает мне последний вопрос. А. может, и не последний:

"Ведь может до чертиков надоесть и Первый ручей, и небо над ним, и сам воздух!.. Первый ручей — не бездонный колодец, из которого можно всю жизнь черпать сюжеты!"..

Что бы вы ответили ему, Иван Иваныч?

— Честное слово, не знаю. Могу же я позволить себе что-нибудь не знать?!

— Можете. Вы — начальство! А я ответил ему:

"Здесь я встречаюсь с людьми, сталкиваюсь с их характерами, с событиями, которые ведомы только мне. Это — герои моих книг. Настоящих и будущих. Я с ними беседую, спорю, советуюсь, а порой, когда они выходят из-под моего контроля и начинают диктовать свои поступки и действия, ругаюсь… Иногда приходится мириться с их своенравием. Не отдел же кадров посылает мне этих людей! Я сам создаю их в своем воображении, глядя на мир с высоты Первого ручья."..

Что вы молчите, Иван Иванович.

— Неплохо, Семен, совсем даже не плохо. Что-нибудь придумаем с твоею новеллой. Неси в редакцию.

— Принесу, Иван Иваныч. А чего вы мне звонили?

— Я звонил?! Есть у меня время, чтобы звонить! Ах, да! Тебе известно, что приезжает этот Фу… Фу… Чертовщина какая-то, памяти совсем не стало! Приезжает очень даже известный писатель. Из Канады.

— Фарли Моуэт, — подсказал Курилов.

— Он самый. Значит, предупредили? И что он будет делать в Черском?

— То, что делали писатели и до него. Водку пить, строганиной закусывать.

— Это я и без тебя знаю!

Курилов расхохотался. Веселый человек этот Великий Юкагир. Веселый человек с большим, но больным сердцем.

— Семен! Тут у меня на проводе висит еще один писатель. Крымско-колымский! Кучаев его фамилия! Тот самый, с которым ты в моем кабинете и в мое отсутствие коньячные чаи попиваешь!.. Знаком тебе такой человек?

— А, как же, знаю! — хохотнул Курилов. — "Войну и мир" написал. "Мертвые души" и эту… как ее?!. Запамятовал?..

— "Последний из могикан", — подсказал Кучаев, показывая, что он внимательно следит за разговором.

— Наконец-то объявился еще один классик!.. А я-то себе думаю, кто это сопит в две дырочки, аж трубка раскаливается! Оказывается, он, — Максим Кучаев!.. С кем, с кем, а с Кучаевым мы в тундре не разойдемся! Одна тундра на двоих- это мало!

— С тобою не соскучишься, Семен. Между прочим, в отличие от тебя, Великого и непревзойденного Юкагира, Максим Леонидович, и зарисовку сочинит, и статью, и информацию…

— Сдаюсь, сдаюсь, Иван Иваныч! Надеюсь, мы с вами скоро будем читать полное собрание информаций в тридцати двух томах не менее великого, чем я, Максима Кучаева?

— И я верю, Семен, настанет такое время. А сейчас, работничек "Колымской правды", вместе с Кучаевым двинешься в тундру — выписываю командировку. Мало ли что не хочешь, надо! Сколько времени пробудут гости в Черском? Тебе говорили?

— До попутного борта на Колымское. Вы прозондируйте почву у авиаторов, когда ближайший рейс?

Редактор бросил взгляд на письменный стол — там у него лежало расписание движения пассажирских самолетов Колымо-Индигирской авиалинии. Ни завтра, ни послезавтра рейсов не предвиделось. На Колымское пассажирские самолеты вообще редко летают.

— Спасибо за подсказку, Семен, постараюсь что-нибудь придумать. Посодействую, чтобы Фарли с компанией не долго находился в Черском. Нужна им тундра?!.Они ее получат не задерживаясь! А ты, Семен, готовься в командировку — я потом тебе перезвоню. Перезвоню, перезвоню, — сам себя передразнил редактор, — ты хоть изредка показывайся в редакции!.. Сегодня Фарли Моуэт приедет, а завтра сам великий Эрнст Хемингуэй пожалует… Великого великий должен встречать.

Курилов вздохнул.

— Хемингуэй уже не пожалует. К сожалению. Он метко умел стрелять и в себя не промахнулся. Великие находят великий выход…

— Ладно, Семен, не расстраивайся… А Хем, между прочим, великолепные корреспонденции мог писать. До встречи!..

Редактор и Максим Кучаев положили трубки, но Перевеслов ее тут же вновь поднял. На этот раз автоматика сработала безукоризненно, словно испугавшись разноса и газете.

— Правление совхоза "Нижнеколымский"?

Правление совхоза находилось в Черском, а само огромное хозяйство раскинулось в Олеринской, Халларчикской и Алазейской тундрах, а оленьи стада, передвигаясь и выедая ягель, достигали к концу зимы побережья Северного Ледовитого океана.

— Мне, девушка, директора. Сайвасов у себя?

— Кто спрашивает?

— Перевеслов.

— Соединяю, Иван Иваиыч!

Редактор созванивался сегодня с Сайвасоаым, уточняя цифры в статье главного зоотехника, поэтому и начал разговор без обычного предисловия и вежливых приветствий.

— Валентин Борисович! У тебя борт на эту неделю в Колымское заказан?

— А как же! Грузовые «ЛИ». Балки повезут. По четыре рейса каждый день.

— Надо будет подкинуть в тундру несколько человек.

— Сколько килограммов? — деловито осведомился директор.

— Что?! Ах, да! Черт знает, сколько в них будет килограммов! Бери по среднему. Если в человеке семьдесят килограммов, то… Полтонны зарезервируй на всякий случай!

— Хорошо, — согласился Сайвосов, — надо так надо, с прессой не спорят. Две балки прядется сбросить. Или — три?

Каждый грузовой «ЛИ» тащил в поселок по шесть балок для строительства двухэтажных домов. Теперь один самолет на половину придется разгрузить в Черском.

— Валентин Борисович, один — иностранец. Автор многих интересных книг. Защитник эскимосов Фарли Моуэт. Не слыхал?.. Может, высвободим весь самолет? Подумай?

— Думай сам, Никаких отдельных самолетов! Эта авиация и так в копеечку влетает! Дома в Андрюшкино и Колымском, считай, из золота выстроены!.. Будь здоров, Иван Иваныч! Низкий поклон с персональным приветом твоим гостям!..

Редактор осторожно положил трубку и тяжко вздохнул, как после огромной проделанной физической работы.

Кажется, все стало на свои места.

— Максим Леонидович, значит, вы с Великим Юкагиром встретите борт из Якутска, пошастаете мал-по-малу по Черскому — завтрак без вина и водки! — загружаетесь вместо бревен и… в тундру!

Ясно?.. И… это, откройте блокнот… Фарли — гость, а вы не гости, прошу об этом не забывать. Из тундры привезете… Записывайте! Записывайте! Несколько интервью с бригадирами оленеводческих бригад и один материал в рубрику "Пьянству — бой!"

О Фарли Моуэте?.. Потом пошлем материал в Канаду. Пусть его там пропесочат! Будет знать как пить русскую водку!

— Шуточки у вас, Максим Леонидович, прямо скажем, юкагирские. Там, в тундре, и без гостей есть кому пить!.. А Великого Юкагира, Максим Леонидович, могли бы и поберечь. Думаете, не знаю, что вы в моем кабинете открыли филиал ресторана "Огни Колымы"?.. Понимаю, Великий Юкагир слаб к этому делу, — редактор щелкнул себя по кадыку, — но вы-то другой закалки…