Колючая Арктика

ГАРАНИНСКИЕ ЖЕНЩИНЫ

Свет в квартире выключен, но луна высвечивает красивую импортную мебель — копейка к копейке, пять тысяч пришлось выложить Насиме Нуршиной за неё! — хрустальную люстру, стоимостью в полторы тысячи, украшения из золота и брилликов, небрежно сложенные в хрустальную массивную пепельницу, ковры бешенной цены и прочие атрибуты человеческого тщеславия и алчности… Что, что, а денежки в этой квартире водились!

Луна высвечивает двух человек — мужчину и женщину — на мягкой, широкой тахте. Голых. Срамных…

Вот написал «срамных» и тут же спохватился — что может быть прекрасней нагого человеческого тела!?. Если тело то молодо и красиво!

Это во мне говорит человек вчерашнего дня и до сих пор продолжающего жить во дне вчерашнем… Так что, делайте поправку на мой возраст и на день сегодняшний!..

Голых! Срамных! Довольных! Только уставших друг от друга, от неистовой пляски любви.

Молчит Насима Нуршина, молчит Сергей Гаранин. И перед гаранинскими глазами — автомобиль. Помешался он на нём, что ли?!.

Сергей Гаранин понимал, что другой такой случай, купить — без всяких очередей! — машину, вряд ли представиться. Местные водилы не припомнят, чтобы за перевыполнение плана премировали внеочередной покупкой автомобиля.

Можно, конечно, и подождать несколько лет, поднакопить денежек и стать в общую очередь…Нет! Общая очередь не для него! Общая очередь — это годы утомительного ожидания. А, чтобы спрессовать время, убыстрить прохождение очереди, необходимо переплачивать, отдавать свои, горбом нажитые денежки различным маклерам, подвизающимся в больших города при ненавязчивом сервисе, дельцам, присосавшимся, как пиявка к телу, к всемирному прогрессу и к паюсной икре.

Насима прижимается к Сергею Гаранину, Насима вжимается в Сергея Гаранина…Что бы там ни говорили, какими бы словами на называли Насиму, но тело её прекрасно. Обладать такой женщиной — себя уважать!

— Насима!

— Что, милый ты мой? Что, родненький? Что, славненький?

— Ты пошла бы за меня замуж?

Голова Насимы приподнимается, опираясь подбородком в ладонь. Её ещё влажные, но уже настороженные глаза, смотрят в подсвеченные луною глаза любовника.

— А зачем тебе это нужно?

— Ну, допустим, я тебя люблю.

— Врёшь, родненький мой. Врёшь, золотко моё…Неинтересно тебе тогда со мною будет. С мужем я во французскую любовь не играю.

Сергей Гаранин хмурится.

— Нет, ты ответь, Насима, я…я серьёзно?

Насима отодвигается от Гаранина, переворачивается на спину, — хороша, ничего не скажешь! — достаёт с прикроватной тумбочки сигарету, прикуривает от газовой зажигалки.

Гаранин шевелит ноздрями, он не выносит в квартире табачного дыма. И, — в этом он старомоден! — на дух не переносит курящих женщин. Целоваться с курящей, что — с пепельницей! Насима это знает и старается при Гаранине не курить.

А тут… пыхнула в лицо Гаранина дымком.

— Нет, Сергей, за тебя бы я никогда не пошла замуж. У меня уже есть такой… чумазый.

— Чумазый?

— Ага. Весь мазутом пропах. Мне б интеллигента какого!

Гаранин усмехнулся.

— Значит, верно говорят, что ты охмуряешь какого — то местного писаку!?

— А тебе какое дело?

— Да я так.

— Вот так и помалкивай… Чуть не полгода ко мне шастаешь, а хоть бы… духов флакон принес…

Много мужчин она перевидала на своем, в общем-то еще не длинном веку — мучит плоть! Вот и сейчас, крутит мозги местному писателю Семену Курнлову, — Сергей Гаранин не в счет! Только не бросит она своего мужа из-за этого, по уши влюбленного в нее юкагира! Зачем ей хомут на голову — трое чужих детей! Не пойдет и за Гаранина — хищники в доме не нужны!.. Если уж менять своего, то только на министра. Или — на посла какой-нибудь державы! А так… лучше ее Абдулкадира, честнее Абдулкадира, благодарнее Абдулкадира, глупее её Абдулкадира ей не найти в этом мире.

Умом Насима Нуршина это понимала. Но дрянное тело, независимо от воли ее, требовало новизны отношений.

— Сергей, а ты серьезно сделал мне предложение?

— Проверяю твою любовь, — он положил горячую руку на грудь.

— Насима откинула ее.

— Сергей!

— Я — Сергей!

— Слушай меня внимательно, Сергей Гаранин, чтобы с сегодняшнего дня, с этой минуты твоей ноги в моем доме не было! Понял, жених?

Гаранин вздрогнул. Понял — это серьезно. И в этой квартире, где прочно был прописан длинный рубль, ему больше не будет места. Жаль. А он думал, если приспичит, подзанять здесь деньжишек. Жаль…

И опять полярная луна высвечивает широкую кровать, белеющее на подушке лицо женщины и портрет мужчины, почти мальчика, в летной форме.

Сергей Гаранин однажды приказал: "Снять портрет!" Но Зина ответила твердо: "Нет!" И разговоров на эту тему больше не возникало.

Любила ли З.И. Щеглова — Зиночка Щеглова — Сережку Щеглова? Она и сама бы сегодня не смогла ответить на этот вопрос. "А Сергея Гаранина любишь? "Да!" — твердо ответила бы она.

Сергей Гаранин — первый мужчина в ее жизни. Сережа Щеглов — не в счет. Тот был свой. С тем Сережей они вместе учились с первого по десятый класс, тот Сережа таскал ее портфель — "жених и невеста из одного теста!" — того Сережу она провожала в летное училище. А, когда тот Сережа окончил его, получил назначение на Крайний Север и написал из Черского "приезжай!", она тотчас, не раздумывая, поехала — как же: из одного теста жених и невеста! Тот Сережа всегда был своим…

А Гаранин — чужой, Гаранин из другого мира. И любит она этого чужого человека, любит со всеми его недостатками. Будь у того Сережи хоть толика их, никогда бы им не быть вместе.

И сейчас она лежит в постели одна — Сергей Гаранин повез на какой-то прииск ответственный груз! — и, краснея, вспоминает его жаркие ласки, его, не терпящие возражений, желания, не скованные приличиями и, не желая того, сравнивает, и сравнения эти не в пользу летчика Сергея. Тот Сергей так и не смог победить в себе стеснительность школьника.

Если бы тогда, еще несколько лет тому назад, ее бы спросили: "З.И. Щеглова, ответь нам, любишь ли ты Сергея Щеглова?"

Она бы искренне возмутилась такому вопросу. А как же иначе! "Разве можно идти замуж без любви!"

Сейчас ей никто не задаст такого вопроса, но он сам иногда возникает и Зина уходит от ответа.

Она на заметила, как уснула. И приснился ей Сергей Гаранин. Стоит в дверях и ласково улыбается. Шепчет что-то.

— Не слышу! — кричит Зина.

— Ухожу я от тебя. К Насиме ухожу! Надоела ты мне! — говорит Гаранин, продолжая ласково улыбаться.

— Что?! — на глаза навертываются слезы и она громко кричит. — Не пущу! Я тебя от себя никуда не отпущу! У той Насимы есть муж. Много мужей у той Насимы… Не пуу-щуу!

Зина просыпается от скрипа дверей. На пороге — Гаранин.

— Вот и я, Зинуха!

З.И. Щеглова долю секунды всматривается в знакомые очертания, закрывает и открывает глаза, пытаясь отогнать наваждение сна, отбрасывает одеяло, босыми ногами бежит по холоднющему полу.

— Сереженька!

Гаранин подхватывает ее на руки, она обхватывает его за шею, шепчет, всхлипывая:

— Я тебя ни к кому не отпущу, Сережа, я тебя очень люблю, Сережа, больше всех, больше себя… Не надо уезжать так далеко… Я узнавала, место есть на автобусе.

— Дурашка, — щекочет ее небритой щекой Гаранин, — я ж не только для себя стараюсь…

В комнате жарко. Паровое отопление, словно ошалевшее, к батарее не притронуться. А тут еще эта… пуховая перина поджигает снизу. Далась ей эта перина!

— Зин, давай на пол ляжем!

— Ты что! Застудимся. По полу ветер гуляет, а я люблю тепло, — Зина прижимается к Сергею. — Ты чего так поздно приехал?

— Понимаешь, — задумчиво отвечает Гаранин, — я сразу понял, что все дело в обратных рейсах. Если машину билибинский «Вторчермет» и дальше будет загружать, значит, считай я всю зиму с дополнительным рейсом. Понятно?

— Ничего не понятно!

— А чего тут непонятного! Туда везешь — пишут! Обратно — тоже пишут! Мне пишут, а другим — шиш на постном масле!

— А тебе что, Сереженька, больше всех надо?

— Спи. Ничегошеньки-то ты не понимаешь…

Сергей Гаранин подсчитал: на машину все равно не хватит! Не только же на машину понадобятся деньги. А проезд до материка! А покупка гаража! А!.. Да мало ли еще этих "а"?!

Вот — Насима! У стервы деньги водятся!

От сознания невозможности срочно добыть такую сумму, Гаранин начинает злиться. Он может себе это позволить — никто же не видит! Он злится на профорга Лямина, хотевшего впрячь его в общую упряжку — чёрт криворотый, не смог попридержать премиальные машины на следующий год! В будущем году, Гаранин уверен, он не то, что машину смог бы безболезненно купить, но и самого Лямина с потрохами и его угристым носом! Он злится на Зину — дурная баба, счета деньгам не знает: привозят помидоры по пять рублей за килограмм, так она ящиками берет: "Север требует витаминов!" — мысленно передразнивает он ее. Как будто нельзя потерпеть пару лет, а потом, на материке, хоть задавись этими помидорами!

На Сергея Щеглова Сергей Гаранин злится больше всего — это ж надо, прожить столько лет на Севере, побывать — и не однажды! — на самом Северном полюсе и… не оставить бабе полновесной сберегательной книжки!..

Сергей Гаранин неожиданно улыбнулся: "А вот с металлоломом я здорово придумал!"

— А если еще ходку сделать!

— Какую ходку? — встрепенулась Зина. — Не надо, Сереженька, над нами и так смеются.

— Тебе бы лишь бы ляпнуть! На всех груза там не хватит! Из десяти машин девять порожняком возвращаются, — злится Сергей, — все не так просто, как тебе кажется.

— Ты же порожняком не возвращаешься.

— Так то — я!

Зина обнимает Гаранина, пытается повернуть его лицом к себе.

— Бог с ним, с этим грузом! Что, нам денег не хватает? Я же тоже неплохо зарабатываю.

Сергей Гаранин осторожно высвобождается из объятий.

— Устал я. Спи. Ничего-то ты не понимаешь…

Временами Гаранину казалось, что Зина прикидывается простушкой — это пока не расписаны! — а там, кошечка покажет коготочки! Он не мог себе представить, чтобы женщина не интересовалась дензнаками — ведь это сколько же необходимо грошей на юбки, блузки, шпильки!? С ума сойти можно!.. Вот Насима, та точно рассчитала: у местного писателя вышла толстая книжка в Якутске и эта же книжка в «Роман-газете». В двух номерах!.. Даже представить себе трудно, какую гору денег огребет этот местный туземец?!" Но З.И. Щеглова — не Насима Нуршина. Присматриваясь, Сергей Гаранин заметил: слова у Зины не расходятся с делом. И нет под словами Зины ни второго плана, ни подводного течения. Такая была она и такая есть сейчас. И такая она вполне устраивала того Сергея, Сергея Щеглова, который печально смотрит со стены на свое бывшее супружеское ложе.

Тот Сергей для Гаранина как бы и не существовал никогда. Он не видел его живым и не воспринимал живым. И уважения к мертвому у него не было: дурак! Бросился в Колыму спасать какого-то мальчишку и утонул. Утонул, оставив бабу с носом — на сберкнижке у летчика Сергея Щеглова было всего ничего — месячный заработок полярного летчика.

"Нет, расписываться погодим!" — подумал Сергей Гаранин.

— Сереж?

— А-а?

— Я тебя люблю, Сереженька.

— Спи…

— У нас с тобою все есть, Сережа. Все, все!..

Действительно, все есть: ковры на стенах и на полу, цветной телевизор, холодильник, тряпок полный гардероб… Машины нет? Так будет! Все-таки, заработки на Крайнем Севере неплохие, а они еще совсем не старые люди.

Зина говорит об этом Сергею. Он фырчит от этих разговоров, ловит глазами фотографию Сергея.

— Может, кому и нравится с голой жопой над Колымой летать! Лично мне это не подходит.

Зина пытается надуться, все-таки оскорбляют того Сережу.

Но Гаранин — захотелось человеку! — запечатывает ей рот поцелуем, прижимает к себе, обдавая жаром сильного мужского тела и она вжимается в него, забывая обо всем на свете.

— Я люблю тебя, Сереженька, я тебя люблю очень и очень…