Командарм крылатых

На южном направлении

Видавший виды транспортный Ли-2, стартовав из-под Воронежа, неторопливо, насколько позволяли не очень-то мощные моторы, шел маршрутом на юг. Внутри, на металлических скамейках, расположились офицеры 4-го штурмового авиаполка, эскадрильи которого, получив новые «ильюшины», начали перебазирование на Южный фронт, в район Гуляй-Поля. На брезентовых чехлах, поближе к пилотской кабине устроился полковник в черном кожаном реглане — новый командующий авиацией Южного фронта К. А. Вершинин. Рядом с ним — лейтенант с перевязанными руками.

— Где ранило? — спросил Вершинин.

— Лейтенант Николай Смурыгов, — назвался авиатор. — В четырнадцатом боевом вылете на Рославльском Шоссе подбили зенитки. Горел. Теперь снова в строй...

— Чей полк?

— Майора Гетьмана, товарищ командующий, — ответил пилот.

Вершинину невольно подумалось: силен «солдатский телеграф», еще и в должность вступить не успел, а уже величают...

Закрыв глаза, Константин Андреевич, казалось, задремал, а на самом деле он думал о том, что узнал в Москве: но Юго-Западном направлении обстановка сложилась очень неблагоприятная. Восточное Киева, как ему сказали, между Прилуками и Пирятином, гитлеровцы замкнули окружение нескольких наших общевойсковых соединений. В тяжелых боях погибло немало людей, в том числе и старших командиров. Сложное положение создалось и в полосе Южного фронта — его армии, героически сдерживая натиск противника, вынуждены отойти за Днепр. Одна из них. Отдельная Приморская, оказавшись в тылу врага, самоотверженно обороняла Одессу.

Прилетев в район боевых действий, Вершинин сразу же ознакомился с тем, как воевали соколы Южного фронта все сто минувших дней войны. Он узнал, что авиасоединения за это время произвели около 25 тысяч самолето-вылетов, нанесли врагу большой ущерб. Константину Андреевичу понравилось, как ярко рассказывал о подвигах авиаторов комиссар Военно-Воздушных Сил фронта В. И. Алексеев. Приятно было и то, что начальник штаба А. 3. Устинов, офицеры штаба К. Н. Одинцов и Г. А. Дроздов не только доложили о боевых действиях, но и с гордостью называли имена многих отличившихся летчиков. Еще в первые сутки войны комэск Афанасий Карманов сбил пять вражеских машин; командиры звеньев Алексей Мокляк и Самсон Андреев таранили фашистские самолеты. В оперативном отделе штаба хранились документы, из которых явствовало, что командиры наземных частей не раз благодарили за умелую поддержку с воздуха летчиков авиадивизий Д. П. Галунова и А. С. Осипенко, авиаполков Б. А. Рудакова, Ф. П. Котляра, В. П. Иванова и других командиров. Радиодепеши из осажденной врагом Одессы сообщали: там отважно сражаются, совершая по четыре-пять вылетов в день, авиаторы 69-го полка Л. Л. Шестакова.

Запомнив имена многих летчиков, действовавших храбро, умело, Вершинин вскоре познакомился с ними и лично. Несмотря на продолжавшийся отход наших войск, Константин Андреевич постарался побывать в каждом авиасоединении. Авиаторы сразу отметили простоту и уважительное отношение командующего к людям, умение прислушиваться к мнению других.

Вершинин мучительно обдумывал создавшуюся обстановку, не раз обсуждал ее с командирами и пришел к выводу, что при существующем господстве противника в воздухе нашим летчикам, хотя они и вылетали на боевые

задания по шесть — восемь раз в день, далеко не всегда удивилось ослаблять удары врага. Следовало мобильнее управлять частями, сосредоточить имеющиеся силы на решающих участках борьбы.

Необходимость такого подхода к планированию боевых действий Вершинин старался внушить офицерам штаба. Когда, например, воздушная разведка обнаружила понтонную переправу, наведенную противником через Днепр в районе Никополя, тут же возник вопрос о ее ликвидации. Представленная штабом плановая таблица боевого дня предусматривала эшелонированные налеты групп штурмовиком на эту переправу с раннего утра и до позднего вечера.

— А не лучше ли, — заметил Вершинин, — добиться успеха одним ударом?

Задачу поставили 4-му полку штурмовиков. Его действия остались на редкость эффективными. «Ильюшины», всем Полком, неожиданно появились над целью. Одни самолеты подавляли зенитные точки противника, другие нанесли меткий удар по понтонному мосту, третьи обрушили огонь ик скопившиеся автомашины с пехотой. В считанные минуты переправа была выведена из строя.

В первых же беседах с начальником штаба А. 3. Устиновым, участником боев на Халхин-Голе, Вершинин выразил уверенность, что коллектив штаба окажется надежным органом управления.

— Нам важно всегда так знать обстановку, чтобы в любую минуту можно было повлиять на ход боевых действий, — говорил Константин Андреевич, — каждое наше решение штаб должен быстро, оперативно и точно доводить до авиачастей.

Устинов, разделяя справедливые требования командующего, не мог не пожаловаться на то, что у авиаторов фронта нет своего узла связи. Аппараты на фронтовом узле предоставляются им для переговоров далеко не в Первую очередь, как того требует авиация — оружие стремительного действия.

— Постараемся поправить это дело, — пообещал Вершинин.

Дважды пришлось ему разговаривать на эту тему с командующим фронтом, даже поставить вопрос на Военном совете, пока не было наконец установлено железное правило: авиаторам аппараты связи предоставляли в первую очередь. Эпизод вроде и мелкий, а на самом деле имеющий принципиальное значение. Четкая связь штаба с авиачастями помогла летчикам занять должное место в боевом строю всех войск фронта. Авиация стала использоваться более целеустремленно, на главных направлениях, для ударов по решающим объектам.

Когда войска фашистского генерала фон Клейста стали развивать наступление, командующий Южным фронтом, бывший буденовец, генерал-полковник Я. Т. Черевиченко поставил перед летчиками задачу — «бить по танкам Клейста день и ночь». Все полки привлек тогда Вершинин к этому горячему делу. Три дня для ударов по врагу вылетали пикирующие Пе-2, ближние бомбардировщики Су-2, штурмовики Ил-2, а ночью — СБ. Активно действовали истребители. В итоге были уничтожены десятки вражеских танков, сотни автомашин. Наши наземные части искусно маневрировали. Но трудно было бы им сдержать натиск гитлеровцев, если бы не удары нашей авиации с воздуха. С радостью услышал Вершинин теплые слова командующего фронтом:

— Спасибо, Константин Андреевич. Сорвали твои соколы фашистский план окружения наших войск!

Аэродромная сеть Южного фронта раскинулась в ту пору на территории трех областей — Ворошиловградской, Донецкой и Ростовской. Расположившись здесь, авиачасти приводили себя в порядок, вели непрерывную разведку, при первой же возможности наносили удары по противнику.

Одному из авторов этих строк довелось тогда быть свидетелем такого эпизода. В течение нескольких дней штаб фронта заботило «исчезновение» крупной танковой группировки, входившей в состав войск фон Клейста. Для нанесения контрудара следовало как можно скорее установить местонахождение «затерявшихся» танков.

Военные журналисты застали командующего авиацией фронта за разработкой задания на разведку.

Разве в такую погоду можно летать? За окном все белело от тумана, смешанного со снегом.

Всем нельзя, а ему можно, — показал командующий взглядом на вошедшего в помещение капитана. На армейской гимнастерке — никаких знаков отличия, кроме синенького значка парашютиста. Летчик четко доложил:

— К полету готов.

Скупость в словах, неторопливые движения подчеркиваем: ему свойственны скромность, непритязательность. Будет выполнено, — получив задачу, сказал авиатор.

Это был еще малоизвестный летчик-истребитель, будущий трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин.

Поиск вражеских танков оказался единоборством летчика с погодой. В снегопаде из поля зрения почти исчезал горизонт, грозила опасность обледенения самолета. Идя на малой высоте, разведчик до боли в глазах вглядывался припудренную снегом землю. И вот наконец краем глаза увидел нечто походившее на след гусениц. Гитлеровцы, конечно, слышали гул самолета, разрезавшего туман, но ни единым выстрелом не выдали себя. Наконец воздушный следопыт нашел их. В логу, в кустарниках, за стогами сена чернели коробки танков. Около двухсот!

За блестяще выполненный разведывательный полет Покрышкин по представлению Вершинина был удостоен первой награды — ордена Ленина. Командующий авиацией фронта угадал в нем незаурядного воздушного бойца, талантливого командира. Впоследствии им вместе довелось участвовать во многих операциях, в том числе и в Кубанской воздушной битве.

С улучшением погоды Вершинин распорядился поднять в воздух штурмовиков. Сначала во главе семерки «ильюшиных» полетел командир эскадрильи 4-го полка коммунист капитан Иванов. Удар ее был сокрушителен. Командование наземных войск попросило повторить налет. Теперь группу «илов» возглавил комсомолец лейтенант Николай Синяков. Константин Андреевич хорошо помнил озорную ребяческую внешность и по-взрослому серьезное отношение этого летчика к каждому заданию. Зная, что Синяков в воздухе, он ждал доклада командира полка о результатах полета.

Вечером тот сообщил: нелегко дался группе путь до цели. Гитлеровцы подняли «мессеры». Синяков, увидев вражеские истребители, решил встретить их ударом в лоб. Этого гитлеровцы не любили и обычно отворачивали в сторону. Но на сей раз фашистские летчики продолжали идти встречным курсом. Синяков, сблизившись с врагом до 800 метров, открыл огонь по ведущему «мессеру». Тот, словно наткнувшись на препятствие, стал падать. Остальные самолеты противника ушли разворотами в разные стороны. Синякову и его товарищам удалось еще раз обрушить на противника огневую мощь своих «илов».

«Храбрый парень, надо поддержать его, — подумал Вершинин о Синякове, — отличный авиационный командир растет». Но через 10 дней Константин Андреевич с горечью узнал, что Николай Синяков погиб. Его самолет загорелся от попадания зенитного снаряда в бензобак. Отважный комсомолец направил горящий штурмовик в скопление вражеских грузовиков с боеприпасами. Сильнейший взрыв, столб огня стали салютом его мужественной гибели.

Ни смертельная опасность, ни ранения не останавливали боевой порыв летчиков. Решимость сражаться до конца умножала силы авиации фронта, которые были не столь уж велики. Увеличивала ее боевые возможности и инициатива командиров, стремление использовать каждый вылет с наибольшими результатами. Таково было непременное требование генерал-майора авиации К. А. Вершинина — это звание ему было присвоено 22 октября 1941 года.

Незадолго до праздника — 24-й годовщины Октября — командующий фронтом Я. Т. Черевиченко сообщил Вершинину, что задуман контрудар во фланг частям армии фон Хлгйста. Подготовка к операции ведется тщательно, Черевиченко попросил сообщить данные по каждому полку, до самолета. Вместе со своими соратниками — политработником Алексеевым, штабными офицерами Устиновым, Одинцовым и Дроздовым командующий авиацией фронта определил план боевых действий. В его распоряжении находилось тогда 204 исправных самолета. Больше всего бомбардировщиков — 119, истребителей — 72, штурмовиков мало — всего 13 машин. Для поддержки наступления этих сил недостаточно. Об этом Вершинин прямо сказал командующему фронтом, и тот попросил помощи от авиации Юго-Западного фронта. Такая поддержка была обещана.

Одновременно разрабатывались и мероприятия по партийно-политическому обеспечению предстоящей операции. В этой работе в центре внимания командующего, всех политработников был доклад, сделанный И. В. Сталиным в Москве на торжественном заседании, посвященном 24-й Годовщине Великого Октября, его речь, произнесенная на Традиционном военном параде на Красной площади, параде, с которого войска шли прямо на подмосковные боевые рубежи.

Во всех партийных и комсомольских организациях авиачастей Южного фронта прошли собрания, на которых обсуждались задачи, стоящие перед авиаторами. С докладом на открытом партийном собрании в управлении военно-воздушных сил фронта выступил К. А. Вершинин.

Говоря о предстоящих боевых действиях, командующий особенно подчеркнул:

— Чем активнее и решительнее они будут тут, на южном направлении, тем большую помощь мы окажем войскам, мужественно защищающим сердце Родины Москву.

— Напрячь все силы, применить все знания во имя победы над врагом, — призывали другие ораторы.

Решения, принятые на этих партийных и комсомольских собраниях, были конкретными, деловыми. Они нацеливали авиаторов на успешное выполнение боевых заданий, способствовали укреплению наступательного духа воинов.

Острие удара наших войск нацеливалось на станицу Больше-Крепинскую, поэтому и направил сюда командующий авиацией фронта три четверти своих сил — 153 самолета. При поддержке авиации наземные части нашей 37-й армии продвинулись за день на 15–18 километров.

Вершинин ни днем, ни ночью не оставлял командного пункта, управляя действиями авиации. 22 ноября было произведено 250 самолето-вылетов, 23-го — 253. Уничтожены десятки танков, сотни автомашин, сбито 18 неприятельских самолетов. Концентрация усилий авиации на главном направлении помогла нашим частям занять Больше-Крепинскую, они вышли во фланг группы фон Клейста. Генерал А. И. Лопатин, командовавший 37-й армией, сообщил в штаб фронта: «Летный состав проявил исключительное мужество... Одно только появление наших самолетов над противником заставляло его прекращать огонь».

Воодушевленный удачным началом операции, Вершинин решил в ходе наступления еще активнее концентрировать свои силы на главном направлении. Устинов и Одинцов, одобряя эту мысль, предложили сосредоточить в полосе действий главного удара наших войск усилия почти всей авиации фронта. Командующий фронтом Я. Т. Черевиченко удивился:

— А сколько же вы, Константин Андреевич, оставите для поддержки с воздуха соседних соединений?

— Одиннадцать экипажей.

Черевиченко не сразу дал добро. Но Вершинин настаивал:

— Только при таком распределении сил можно удержать господство в воздухе на всем протяжении операции, способствовать достижению такой серьезной цели, как освобождение Ростова-на-Дону, разгром группы фон Клейст:

— Сколько самолетов останется в моем распоряжении? — спросил Черевиченко.

— Сто сорок один, — четко доложил Вершинин, еще раз подчеркивая, что все продумано в деталях.

— Ладно, быть посему, — согласился комфронтом.

27 ноября операция началась. Части 56-й армии, активно поддерживаемые с воздуха, уже утром следующего дня мнили южную окраину Ростова-на-Дону, а 29-го город был освобожден. Константин Андреевич, узнавший о поздравлении с победой, полученном от Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, посоветовал комиссару Алексееву немедленно провести митинги в частях.

Авиаторам было чем гордиться: трудности развернувшейся операции они преодолели успешно. Несмотря на крайне неблагоприятную погоду — низкую облачность, туманы и снегопады, летчики нанесли врагу большой урон. В воздушных схватках противник потерял 61 самолет, и наши летчики — всего пять машин. Константин Андреевич с удовлетворением отмечал возросшее боевое мастерство истребителей.

Среди авиачастей, отличившихся в контрнаступлении под Ростовом-на-Дону, справедливо называли 4-й штурмовой авиационный полк. Незадолго до операции Вершинин поздравил личный состав полка с награждением орденом Ленина, а командира С. Г. Гетьмана — с присвоением ему звания Героя Советского Союза. В телеграмме командующему назывались имена еще тридцати двух авиаторов, награжденных орденами и медалями. Подписывая ее, Константин Андреевич с удовлетворением увидел и имя Николая Смурыгова — того летчика с обгоревшими руками, который петел тогда с ним на Ли-2 на Южный фронт.

Высоко оценил Вершинин и боевую инициативу летчике-истребителя Вадима Фадеева. Во время схватки в воздухе в его самолет угодил снаряд. Летчик сумел дотянуть машину до передовой. Вылез из кабины и видит: противник идет в атаку. Спрыгнув с крыла, летчик повел бойцов в контратаку. Тактически важная высота осталась в руках нашего подразделения.

Пока его «ястребок» доставляли с передовой на аэродром, Фадеев в паре с командиром звена А. Я. Новиковым вылетел на другой машине в разведку. После пролета сквозь огненную завесу Фадеев увидел всадника. «Связной, скачет с донесением», — решил он и с разрешения ведущего снизился до столь малой высоты, что зарубил гитлеровца винтом самолета. После возвращения разведчиков Вершинин спросил летчика:

— Почему действовал именно винтом?

— Патроны берег для воздушного боя... И Николай Смурыгов, и Вадим Фадеев впоследствии стали Героями Советского Союза.

Новый, 1942 год Вершинин встретил в напряженной работе по подготовке еще одного наступления.

На южном крыле огромного советско-германского фронта боевые действия обеих сторон отличались большой активностью, и авиаторы под руководством Вершинина приобретали ценнейшие навыки борьбы за господство в воздухе.

И вновь Константин Андреевич задумчиво склонялся над оперативной картой. Стрелками на ней обозначены предполагаемые удары наших войск. Теперь у командующего авиацией фронта силы возросли — в его распоряжении 344 самолета. Поскольку главные события назревали на правом фланге, Константин Андреевич решил нацелить туда добрых две трети сил — 23 из имевшихся трех десятков полков. Но как обеспечить их действия? В первую очередь нужны аэродромы. А уже началась суровая зима, со снегопадами и морозами.

К командующему вошел генерал П. В. Каратаев, начальник тыла авиации фронта.

— Как со строительством аэродромов?

— К 12 января будут готовы. Но метели все заносят...

Очищать взлетно-посадочные полосы, — категорически потребовал Вершинин.

— Сил не хватит.

— Гражданское население привлеките. Люди ведь Нанимают, для чего мы летаем...

Действительно, взлетно-посадочные полосы заносило Пургой так, что не только солдаты, но и женщины, и деды из местного населения, пришедшие на помощь авиаторам, не спали сутками, чтобы убрать снег.

Операция началась 18 января. Наши летчики бомбили объекты врага непосредственно в 200–300 метрах от своей пехоты. Это резко повысило эффективность авиационных Ударов при прорыве вражеской обороны.

На столе Вершинина — телеграммы, телеграммы, телеграммы. Иные, с резолюциями, он тут же отправлял в штаб. Некоторые складывал отдельно. Это — отклики из войск.

«Во время атаки 24 января вашими истребителями был сбит вражеский самолет, который корректировал артогонь. Жму руку и обнимаю летчиков, выполнивших эту боевую задачу», — говорилось в депеше командира артиллеристов. «На всю жизнь остался доволен действиями авиации в районе Андреевки. После ее налета вражеская пехота отошла на юг», — сообщал начальник штаба 5-го кавкорпуса.

«Работа авиации за 25 января 1942 года прекрасна», — резюмировал штаб 2-го кавкорпуса.

Читая эти депеши, Вершинин и не думал обольщаться достигнутым. Его волновало, что гитлеровцы ввели в действие новую модификацию своего истребителя — Ме-109ф, превосходившую по летным качествам прежние вражеские самолеты.

Вошел Алексеев, только что прибывший из поездки к истребителям.

— Надо бы накоротке собрать опытных воздушных бойцов, чтобы они рассказали, как лучше бить гитлеровскую новинку, — предложил Вершинин.

— Совершенно неотложное дело, — поддержал политработник, — я уже говорил об этом с командиром полка Давидковым. Его летчики уже открыли боевой счет по этим 109-ф.

Такое совещание летчиков-истребителей вскоре состоялось. На нем были выработаны рекомендации, как лучше действовать против модернизированных «мессеров». И это хорошо помогло нашим летчикам в последующих боях.

Наступление войск фронта по ряду причин приостановилось. За неполные две недели авиаторы выполнили днем 1523 вылета, ночью — 304. Это число — 304 — Вершинин обвел в сводке красным карандашом. Во всемерном увеличении ночных действий с воздуха он усматривал новые возможности активнее громить врага.

В первомайские дни сорок второго года, необычно для южных мест ветреные и холодные, К. А. Вершинин вместе, с В. И. Алексеевым прилетел на полевую посадочную площадку полка, которым командовал С. Г. Гетьман, — теперь полк получил наименование 7-го гвардейского. Неподалеку от земляных капониров, в которых стояли «ильюшины», поэскадрильно выстроились летчики, техники, оружейники, все авиаспециалисты. Из штабной землянки вынесли гвардейское знамя. В знаменосце, шагавшем вдоль строя, Вершинин узнал Николая Смурыгова. Летчик высоко поднимал алое полотнище, развеваемое порывистым ветром. Рядом — ассистенты у знамени: Константин Дремлюк и Иван Радецкий.

Впервые довелось Константину Андреевичу вручать гвардейское знамя. Вершинин провел среди летчиков-штурмовиков весь день, и долго не покидало его приподнятое настроение. Растрогал торжественный ритуал, с которым полк принимал гвардейское знамя. Каждый воин вслед за командиром подходил к алому стягу и, сняв пилотку и преклонив колено, целовал край полотнища. А потом звучала клятва — всегда быть достойным звания советского гвардейца.

На этом аэродроме командующий познакомился и обстоятельно побеседовал с Василием Емельяненко, Ильей Мосьпановым, Николаем Зубом — впоследствии Героями Советского Союза, со многими другими летчиками и техниками. О чем беседовали? Конечно же прежде всего как дальше бить врага, как лучше использовать в боях оружие, которым народ щедро снабжает своих авиаторов. Разговор шел профессиональный: высоты полета, маневр при ударе по целям, боевые порядки, сопровождение истребителями. По всему чувствовалось — и это было созвучно мыслям Вершинина: гвардейцы настойчиво ищут пути совершенствования боевого мастерства, стараются внести в повседневную практику все новое, что рождается в ходе боев, острое тактическое мышление летчиков.

Во второй половине дня, перед торжественным обедом, устроенным в уцелевшем совхозном здании, гвардейцам вручали боевые награды. Вершинину вновь было приятно дважды назвать имя летчика-знаменщика Николая Смурыгина и положить в его широкую, со следами ожогов ладонь ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Часом позднее, прикрепив их к гимнастерке, авиатор бережно принял из рук политработника В. И. Алексеева красную книжечку партийного билета. И как же тепло стало на душе Константина Андреевича, когда он увидел вспыхнувшее радостью лицо летчика!

В дни относительного затишья Вершинин многое переосмыслил из практики управления авиацией фронта. Ему представлялось ненормальным положение, когда значительная ее часть оказывалась подчиненной командующим общевойсковыми армиями. Все силы должны находиться и одних руках, считал Константин Андреевич, чтобы оперативно перенацеливать их с одних участков на другие.

О своей идее сосредоточения авиации Вершинин не раз говорил с новым командующим Южным фронтом генералом Р. Я. Малиновским, человеком вдумчивым, спокойного, уравновешенного характера. У Константина Андреевича с комфронтом установились добрые, деловые отношения. Малиновский полностью разделял мнение о том, что авиационные силы следует применять по единому плану. При постановке боевых задач он не допускал распыления усилий авиачастей фронта, был сторонником массированных ударов с воздуха на решающих направлениях.

То, что волновало Вершинина, безусловно, обсуждалось и на других фронтах. Нельзя дальше допускать, чтобы у авиации были разные «хозяева» — командующие общевойсковыми армиями и командующие военно-воздушными силами фронтов. Это затрудняло управление авиачастями, снижало их маневренные возможности, эффективность боевых действий.

Вскоре после разгрома гитлеровцев под Москвой и Ростовом-на-Дону было утверждено создание авиационных объединений нового типа — воздушных армий. В выписке из приказа Народного комиссара обороны СССР И. В. Сталина от 7 мая 1942 года, переданной из Москвы, Вершинин прочел: «В целях наращивания ударной силы авиации и успешного применения массированных авиаударов объединить авиационные силы Южного фронта в единую воздушную армию, присвоив ей наименование 4-й воздушной армии... Командующего ВВС Южного фронта генерал-майора авиации К. А. Вершинина назначить командующим 4-й воздушной армией, утвердив его одновременно членом Военного совета и заместителем командующего Южным фронтом по авиации...»

— Поздравляю, — сказал Родион Яковлевич Малиновский новому командарму, — и побыстрее создавайте штаб, налаживайте управление. Снова становится неспокойно — и на земле, и в воздухе...

Вершинин пристально следил за тревожными событиями в Крыму. Сконцентрировав крупные силы танков, авиации и пехоты, гитлеровцы нанесли сильный удар по советским войскам, оборонявшимся на Керченском полуострове. В результате им пришлось эвакуироваться на Тамань. Ухудшилось положение защитников Севастополя, на позиции которых враг повел третье по счету развернутое наступление. А через несколько дней, в середине мая, сильному удару механизированной группировки врага подверглись войска 9-й армии Южного фронта.

В сложной обстановке началась работа по созданию боеспособного организма воздушной армии. Ежедневно перед ее командованием — К. А. Вершининым, комиссаром, а затем заместителем командарма по политической части В, И. Алексеевым и начальником штаба А. 3. Устиновым — возникали десятки вопросов, которые следовало решать и вдумчиво и быстро. Отражение воздушных налетов врага, удары по его войскам и аэродромам, организация базирования частей, ремонт боевой техники и многое другое требовали неустанного внимания.

Вершинин, как правило, брал на себя самую насущную работу. Если судить по составу 4-й воздушной армии, то сила ее велика: шесть дивизий. 216-я, 217-я и 229-я истребительные, которыми командовали В. И. Шевченко, Д. П. Галунов и П. Г. Степанович, 230-я штурмовая, возглавляемая С. Г. Гетьманом, 219-я бомбардировочная — командир И. Т. Батыгин и 218-я ночная бомбардировочная — ею командовал Д. Д. Попов. Кроме того, в состав армии входило семь отдельных авиаполков. Но Вершинин-то знал, что все соединения и части испытывали острый недостаток в самолетах — их было вдвое меньше, чем летного состава. Каждая машина на счету! Поэтому командующий армией и обратил особое внимание на улучшение технического обслуживания материальной части, ускорение ремонта поврежденных самолетов. Вместе с главным инженером армии П. В. Родимовым он выезжал в части, встречался с летчиками, инженерами, техниками, стараясь глубже вникнуть в их нужды, помочь в преодолении трудностей. Частенько наведывался и в 44-е подвижные авиаремонтные мастерские, специалисты которых, руководимые Ф. С. Бабуцким, решали первоочередную задачу — возвращали в строй поврежденные самолеты.

Постепенно крепли «крылья» фронта. К середине мая на графике кривая самолетного парка 4-й воздушной, находившегося в боеготовном состоянии, перевалила за триста единиц. Конечно, это было не только результатом ускорения ремонта — воздушная армия получала новую технику с заводов.

В первую военную зиму отечественная авиапромышленность сумела наладить крупносерийное производство истребителей Як-1, бомбардировщиков Пе-2, штурмовиков Ил-2. Готовились к серийному производству и другие машины, спроектированные в конструкторских бюро А. С. Яковлева, С. А. Лавочкина и А. Н. Туполева. Вершинин глубоко ощущал нехватку более современной техники, на вопросы авиаторов, когда же поступят новые, скоростные машины, отвечал откровенно, многого не обещал.

— Наша промышленность, перебазированная на восток, еще не набрала должных темпов, — объяснял командующий. — Но новые машины строятся, не за горами день их появления в боевом строю.

Каждому самолету Константин Андреевич радовался как подарку фронту от тружеников тыла. Когда прибыли 37 скоростных истребителей, он сам их осмотрел, посидел в кабинах, ознакомился с летно-техническими данными машин.

— Теперь повоюем с «мессерами», — сказал он, похлопывая ладонью по плоскости «яка».

Однако радость оказалась преждевременной. Новые истребители пришлось передать Юго-Западному фронту. И остались у Вершинина опять главным образом старые знакомцы: И-16, И-153, СБ, Р-5, Су-2. На самолетах этих типов летчикам пришлось участвовать и в наступательной операции под Харьковом. Она началась успешно, но у противника оказались силы, подготовленные для контрудара. Советское командование приняло решение перейти к обороне.

Первую годовщину Великой Отечественной авиаторы встретили в боях. Командиры и политработники, партийные и комсомольские активисты в беседах с воинами разъясняли опубликованные в печати и переданные по радио «Политические и военные итоги года Отечественной войны». Это был весьма важный документ. По совету К. А. Вершинина политотдел армии вместе с работниками штаба подготовил для пропагандистов и агитаторов обширный материал об итогах боевых действий авиаторов на Южном фронте за минувшие 12 месяцев, о мужестве и героизме летчиков и штурманов, о самоотверженном ратном труде технического состава, воинов всех наземных служб, обеспечивавших боевые вылеты. Командарм-4, когда были подготовлены эти материалы, встретился с работниками политотдела, обстоятельно побеседовал с ними перед выездом в авиачасти, посоветовал, на что надо прежде всего обратить внимание в пропаганде лучших примеров боевой отваги фронтовиков, передовой роли авиаторов-коммунистов.

А тем временем события на фронте активизировались. Для большей эффективности в уничтожении вражеских войск Вершинин решил чередовать дневные и ночные удары, чтобы изматывать гитлеровцев. Силы ночных бомбардировщиков армии возросли: на фронт прибыл уникальный авиационный полк — девушки, летавшие на По-2.

Как только полк прибыл в аэродромный район 4-й воздушной, его командир Евдокия Бершанская и руководитель формирования столь необычной части Герой Советского Союза Марина Раскова вылетели в штаб армии. Встретили их радушно. В ожидании командующего, задержавшегося на полевом аэродроме, завязалась беседа. Работники штаба интересовались уровнем подготовки полка, готовностью к выполнению заданий. Офицеры-женщины подтвердили: полк представляет собой боевую единицу, летчицы от летчиков не отстанут...

Приятно слышать, — улыбаясь, говорили собеседники. Однако за их вежливостью угадывалось сомнение.

Прилетев в штаб, Вершинин тотчас принял М. М. Раскову и Е. Д. Бершанскую, расспросил, как прошел перелет на фронт, в каком состоянии полк, поинтересовался документами, которые характеризовали подготовку летчиков, штурманов, техников, вооруженцев. Бершанская развернула рулон ватманской бумаги, на котором были отображены итоги инспекторской проверки экипажей.

— Да тут чтения хватит на сутки, — улыбнулся командарм и, просматривая материал, задавал новые и новые вопросы. Летали ли девушки в лучах прожекторов? Могут ли приземлять машины при ограниченном освещении? Летали ли с полной нагрузкой? Позднее по указанию Вершинина для полка была выработана наиболее приемлемая тактика действий: наносить удары ночью, на каждую цель наряжать по два самолета — один экипаж бомбит, другой подавляет зенитные точки.

И дело пошло. Бывали ночи, когда экипажи женского полка делали по пять боевых вылетов. Задания приходилось выполнять в условиях сильного противодействия зенитной артиллерии, частого ослепления прожекторами. Каждая летчица вела личный боевой счет. Вера Велик разбомбила вражескую переправу, Таня Сумарокова уничтожила огневую точку, Дуся Пасько — склад боеприпасов, Нина Ульяненко — склад горючего, Полина Гельман вывела из строя вражеский прожектор... От наземных войск часто поступали донесения о метких ударах экипажей По-2. За успешные боевые действия женский полк неоднократно получал благодарности от командования. И наконец пришел солнечный осенний день, когда Вершинин вручил первые боевые ордена сорока летчицам, штурманам, техникам полка. Сердечно поздравляя награжденных, он сказал:

— Вы самые красивые в мире, потому что красота ваша — в том душевном порыве, с которым ведете борьбу за счастье и свободу Родины. Ратный труд ваш сложен и опасен, но благороден. Спасибо вам, дорогие сестры!