Командировка в ад

Глава 6

Самый стойкий, смелый воин не устоит, если по его подразделению метров с пятидесяти садит крупнокалиберный пулемет из бронеавтомобиля, спрятаться негде, а на автомате нет подствольника, чтоб загасить огневую точку. Кто же знал, что операция по зачистке научной лаборатории обернется боем с бронетехникой?

Просматривая донесения, касающиеся ситуации в Високи Планины, бригадный генерал Шварцкопф почувствовал, что сведений вдруг стало много, и они никак не складываются в ясную, непротиворечивую картину. Какого дьявола хорватские полицейские обстреляли штурмовиков Бундесвера и взяли уцелевших в плен? Поскольку самолет, из которого велась радиопередача, находился на земле, его пилоту удалось нащупать связь с единственным ближайшим блокпостом — на дороге, ведущей к деревне Златица. В итоге разведывательный реферат получил обрывок послания, из которого следовало, что хорватский броневик открыл огонь по германскому спецназу, а окружившие самолеты пешие полицейские вынудили остальных сдаться.

Атака со стороны хорватов виделась невероятной, как нападение преданной собаки на любимого хозяина, если только та, конечно, не взбесилась. Объяснение, правда, виделось простое. Даже самый верный пес пустит в ход клыки, если сочтет, что ему грозит смерть. Наверняка Хельмут, завидев хорватов, решил первым делом избавиться от нежелательных свидетелей, но не принял во внимание наличие у тех тяжелого пулемета и броневика. Итог схватки очевиден — разгневанные унтерменши завалили часть десанта, остальных взяли в плен. В задаче появилось сразу несколько новых неизвестных: кто из немецкого отряда выжил и, главное, что рассказал про их задачу. Простофиля, командующий ученым сбродом, не подозревал, что их прилетели уничтожать. Надо надеяться, что в спецназе — стреляные воробьи, они выдержат единую линию поведения — пришли на помощь с целью эвакуации, устроили пальбу по недоразумению… Может, и повезет. Второе неизвестное касалось состояния базы. Бой прямо под окнами наверняка напугал штатских крыс. Часть сотрудников — местные, если они сбежали и вернулись в семьи, то ненужные сведения распространятся, что гораздо хуже.

Третье неизвестное проистекало от донесений, что в Високи Планины появилась бригада медиков-волонтеров под командованием какого-то немца, чью личность установить не удалось. В его группе есть еще какие-то славяне, вероятно — болгары или славы, и один из прибывших обладает магическим даром зачаровывать плазму крови. «Источник из Беле Планине сообщает следующее, — говорилось в рапорте. — Зачарованная плазма практически на 100 % обеспечивает выздоровление».

Черт те что там происходит… Сильный маг с подобными способностями — далеко не уникальное явление. Но и на каждом углу его не встретишь. Идеально было бы связаться с ляйтером бановины, чтобы тот поставил на уши отбившихся от рук хорватов и разобрался на месте. Но попытка включить телефон и дозвониться ему не увенчалась успехом — не отвечали ни домашний, ну служебный номера. Умер или трусливо сдриснул — из берлинского кабинета не узнать.

Понимая, что время уходит, а на юге Сербии происходят непонятные процессы, развитие которых грозит неприятностями высшей категории, генерал разрывался между позывом исполнить инструкцию, доложив о положении дел министру обороны, и желанием разрулить кризис без огласки. Признаться в провале десанта на БиоМед и просить взять район полностью под военный контроль означало получить несмываемое пятно в личном досье.

Победило второе. Крупная войсковая операция силами бригады, возможно — дивизии, выходит далеко за пределы его компетенции и немыслима без предварительной разведки, а разведка — непосредственная обязанность реферата Шварцкопфа. Значит…Попытка хорватского бунта пока остается без реакции и последствий, а на юг протектората выезжает мобильная группа на двух машинах. В ее составе — опытные медики, способные реально оценить таланты неведомого врачевателя. И несколько военных, которым поручается разбирательство инцидента у БиоМед, а также возвращение в германскую конюшню строптивых хорватов с вызволением из плена Хельмута и остатков его команды. Кроме того, маг-врачеватель представляет интерес для Рейха. Пусть заканчивает дело с унтерменшами и перебирается в Берлин, где ему найдется занятие поинтереснее. И более высокооплачиваемое.

Приняв решение, Шварцкопф почувствовал облегчение. Действовать решительно и в то же время аккуратно — залог успеха. С отправкой киллеров без предварительной разведки он поторопился. Приходится исправлять собственную ошибку. Время и средства имеются. С нами бог! А он никогда не отказывает в помощи. Увлеченный проблемой Сербии, начальник реферата по диагонали скользнул взглядом по рапортам о состоянии дел в других регионах. Информация из Румынии, что над Дунаем к морю пронесся легкомоторный самолет, чей рейс не согласован ни с болгарской, ни с румынской диспетчерской службой, не привлекла генеральского внимания. Мало ли воздушных хулиганов среди гребаных славян!

Получив известие об участии князя Несвицкого-младшего в разведывательно-медицинской операции, генерал Светислав Младенович готов был поручиться: сюрпризы будут, и еще какие. Прочитав первое радиосообщение после восстановления школьной радиостанции, неожиданно почувствовал щемящую тоску. Хотелось назад, в горы. Или увидеть Дунай, совсем не голубой — скорее бурый и мутный, но накрепко связанный с воспоминаниями юности, в зрелости — с протестами против германской аннексии Сербии, из-за чего пришлось скрываться, а затем бежать в Варягию…

Отдавая себе отчет, что Николай натурально положил голову в пасть льва и нахально щелкнул тому льву по причинному месту, Младенович вдруг ощутил острый приступ зависти, даже ревности. Сменить бы требующую неусыпной бдительности, но все же довольно непыльную службу при Александре Третьем на свежий горный ветер, почувствовать себя в седле на тропе, где не пройдет ни один внедорожник, а на плече — винтовка, а за спиной — длинный список убитых врагов Сербии, впереди — неизвестность… Именно подобное сейчас происходит у Несвицкого. Придворному генералу не остается ничего, кроме как давать ценные указания вроде рейда к лаборатории БиоМед, как оказалось — с совершенно фантастическими последствиями.

Одномоторный самолет, совершивший посадку на военной авиабазе в Тавриде, привез настоящую информационную бомбу. Пока пленных допрашивают контрразведчики из штаба флота до их отправки в Москву, известно лишь главное: германцы совершили чудовищную ошибку при разработке бактериологического оружия и попробовали ее прикрыть с помощью не менее дикой и преступной акции зачистки.

Министр иностранных дел подпрыгнет в воздух вместе с креслом, попади ему на стол полное досье о ситуации вокруг сербского гриппа… Нет, останется сидеть, потому что тайна не должна выйти за пределы круга посвященных. С одной стороны, немцы виновны в чудовищном злодеянии, унесшем тысячи сербских жизней. Но — неумышленно. Касаткин-Ростовский сознательно и целенаправленно переманил на свою сторону хорватских полицейских, а те под командованием Несвицкого, не терзаясь сомнениями, перебили не менее дюжины германских подданных на земле германского протектората в Сербии. Первыми открыли стрельбу! Никакой, к чертовой матери, необходимой самообороны не усматривалось и близко. Коммандос признали, что был приказ мочить личный состав лаборатории. Относительно хорватов, сербов, динозавров или еще кого-либо, оказавшегося близ объекта, никаких инструкций не получали. Ну, и чем подтвердить их намерение нападать на полицейских и Несвицкого? При разбирательстве международного характера — ничем.

Патовая ситуация, у обеих сторон рыльце в пушку. Следовательно, германские власти, узнав подоплеку происшедшего, поостерегутся бросать публичные обвинения. Конечно, никакого тепла во взаимоотношениях сербский инцидент им не принесет, но и эскалации не будет. Вот только опасность для князя, продолжающего самоотверженный труд в зоне эпидемии, с каждым днем возрастает не на шутку. Видимо, следует отдать приказ о его эвакуации и наладить снабжение плазмой непосредственно больниц в районе очага заболевания, минуя кайзеровские структуры.

Разложив ситуацию по полочкам, Светислав Младенович открыл дверь в рабочий кабинет царя. Вот такие «серые кардиналы» во многом руководят государством, предлагая правителям свое видение проблемы и в том же флаконе — рецепт решения, лишь бы предлагаемое не противоречило убеждениям монарха, премьера или президента. В абсолютном большинстве случаев инициатива приближенного или доверенного лица получает поддержку. А как иначе?

Короткий бой в горах с ошеломляюще легкой победой сначала вызвал у хорватов прилив радостных эмоций, но потом — откатную реакцию. Только у Ковачича и еще пары человек, потерявших друзей и близких, злость на немцев буквально выплескивалась из ушей. Другие осознали, что, укусив руку кормящую, встали на путь бунта против власти, коей поклонялись с юных лет. Николай всеми фибрами души чувствовал, что тонкая уздечка, наброшенная Борисом на отряд сомнительных и весьма временных союзников, вот-вот лопнет.

— Капрал! — обратился он к Ковачичу. — Забирайте всех — и пленных коммандос, и обормотов из лаборатории, спустивших на вас комарье, и держите у себя на базе. У вас есть люди, опытные в дознании?

Хорват хорошо понял приказ.

— Конечно, есть обученные. Мы же — полиция.

— Отлично! Я хочу, чтобы ваши со всем пристрастием допросили и помощников Вирта, и прилетевших. А потом соберите отряд, и пусть негодяи повторят свои показания перед личным составом. Как сидели в лаборатории, засунув язык в задницу, вместо того, чтоб забить тревогу: используйте репелленты и тикайте за пределы дальности полета комарих. Даже немецкие власти не знали, как распространяется зараза. В итоге погибло столько ваших и сербов…

— Понимаю… Немцы — звери, враги.

— Нет, они просто эгоисты, чтущие исключительно собственные интересы. И вы, и сербы для них просто фауна. Хорватов держат за хорошо прирученный домашний скот, сербов за полудикий. И тех, и тех при необходимости пустят на скотобойню без жалости.

Через полчаса, когда ошеломленных научников затолкали в камеон, Ковачич засомневался вслух: стоит ли везти в расположение роты сербских лаборантов. Когда из-за признаний допрашиваемых страсти разгорятся, именно сербы — первые кандидаты на линчевание.

Хорват позаботился о выживании сербов?! Не иначе, кто-то в лесу сдох. А Несвицкий продолжал ковать железо:

— Брате Лука, ты, пожалуй, разумнее вашего лейтенанта, хоть всего капрал. Поэтому не откажи в последней просьбе: часть ваших пусть пока останется. Тем более, что на всех места в камеонах не хватит. Скажи им прибраться. Спрятать трупы. Откатите и замаскируйте самолет, чтоб не бросался в глаза с воздуха.

— А ты, брате Микола?

Несвицкий едва давил в себе улыбку, когда его величали по имени-фамилии, вписанным в липовый аусвайс. Фамилия вообще потрясающая: Пивень. Видать, Душан пошутил, подсказал писарю в посольстве. Зато — конспиративно, ни один варяг добровольно с такой фамилией ходить не будет.

— А я поеду с ранеными и препровожу их в больничку. Кровь им остановил, но достать пули — выше моих умений. Не волнуйся, заштопанными их отдадут вам.

— Пусть лучше гансы сами волнуются, — проворчал в ответ капрал.

Конечно, в оставленном здании БиоМеда могло найтись еще много интересного — или компрометирующего фирму и ее сотрудников, или просто полезного, но время поджимало, и колонна машин двинула в обратном направлении. В больнице медсестра приемного покоя, вроде бы уже закаленная событиями последней недели, схватилась за сердце, когда увидела, в какой компании в этот день к ним ввалился волхв-спаситель: хорватские полицаи, далеко не самый долгожданный гость где бы то ни было в Сербии, тащили под руки троих военных в униформе и без знаков различия, перемотанных бинтами с проступившей кровью. Этим «счастливчикам» прилетели автоматные пули, крупный калибр практически не оставляет шансов.

— Нужна операционная с хирургом, — потребовал Несвицкий.

— Да, брате Микола! — больничарка умчалась организовывать процесс. Здесь не принято «пять минут, только кофе попью», к счастью для раненых немцев.

Пока их латали, Несвицкий отработал смену за сосудами с плазмой, чувствуя себя достаточно вымотанным — работал на пределе сил который день подряд. Да и операция с БиоМедом уничтожила сколько-то нервных клеток, ведь столкновение с головорезами спецназа могло иметь куда худшие последствия. А вот то, что отправлял в лучший мир либо просто в никуда (зависит от веры) подданных кайзера, пусть не сам, а руками хорватов, ни в коей мере не отяготило совесть. Он воспринимал их как оккупантов на захваченной сербской земле, никакой разницы со Славией.

— Ты превзошел самого себя, доктор Пивень! Концентрация волшебная! Эту плазму я разбавлю физраствором в десять раз!

Процедурная сестра, ассистировавшая при ежедневном чуде, смотрела на Несвицкого если как не божество, то на ангела господня, спустившегося с небес. По мере того, как персонал узнавал, что успех спасения зависит не от видного «немца», командовавшего волонтерами, а усатого молодого мужчины с красноватым пятном на лице, отношение к нему менялось. Поскольку ангел не требовал за бесценную жидкость ни одного экю, а на черном рынке доза котировалась во много тысяч, слух о его святости разлетелся далеко за пределы больнички.

— Вот что, Стефа… Мне нужна помощь.

— Для тебя — все что угодно, брате.

— Мне вечером надо бы собрать как можно больше людей. Кое-что рассказать. Весь больничный персонал, скупщину, полицию, судейских, почтмейстера, школьных учителей…

— Боятся, драги мой доктор. Заражение. Хоть и так кашляют все.

— Не все, Стефа. А бояться заражения не надо. Эту гадость переносят исключительно комары. Некоторых комары не любят — не вкусные.

— Я — вкусная, — вздохнула больничарка. Она была темно-жгучей пышкой лет тридцати пяти, аппетитной даже на вид, без надкуса. — Если бы не ты, надо мной уже бы росла травка.

— Так мне доверяют? — хитро усмехнулся Несвицкий, развалясь в кресле, в котором обычно отдыхал после ворожбы. После Царицыно вот такая обстановка — среди кафеля, салатовых стен, крашеных выше фартука из плитки, и запаха дезинфекции — располагала к спокойствию, и он чувствовал себя как дома, только остро не хватало присутствия Марины. Если не прямо рядом, то хотя бы на другом этаже — в ее отделении.

— Как самим себе! Как богу!

— Так скажи всем от моего имени: не нужно опасаться. В семь вечера жду горожан на главной площади.

Естественно, силами одной дамы-медика сбор жителей не ограничился. Использовав экспроприированную у Ольги телефонную книгу, Несвицкий раздал похожие поручения десяткам человек. Из скупщины выволокли трибуну, водрузив на помост, подключили микрофон.

Когда пришло время начать, Николай почувствовал себя отвратно. Он не любил публичности, и выступать, словно Ленин на броневике или Брежнев на трибуне очередного судьбоносного съезда КПСС, не умел. Но иного выхода не виделось.

Рядом тусовался Душан. С каждым днем Несвицкому все легче удавалось изъясняться с местными, но он не хотел портить очень важный момент из-за языкового недопонимания. Договорился с капитаном, что по знаку в виде шлепка по руке тот переведет на сербский самые сложные места.

И хотя предвидел аншлаг, поразился, когда на площадь, по уверению начальника местной полиции, пришло людей куда больше, чем обычно собиралось на праздник Видовдан. Некоторые, еще не получившие инъекций, едва стояли на ногах и тряслись от кашля. Избежавшие инфицирования «невкусные» обмотали лица до глаз, опасаясь, что кто-то на них ненароком чихнет. Отдельной группкой, не смешиваясь с сербами, сгрудились десятка три военных полицейских во главе с неизменным Ковачичем, неформальным лидером антигерманского протеста у хорватов.

Отряд из Варягии, потерявший командира и моментально признавший верховенство Несвицкого, сконцентрировался около него. Цербер, непривычный к столь многочисленному скоплению, тихонько взрыкивал, потом лег на пузо, расслабившись, словно признал: столько народу не разгоню и не перекусаю, потому умываю лапы.

— Другови! Другарице! — начал князь. — Прошу внимания, то, что я вам скажу, крайне важно. Эпидемия передается только через укусы насекомых. Комарци — единственные его разносчики. Почему так необычно? Вирус выведен искусственно в лаборатории германской компании БиоМед, вы ее прекрасно знаете — она выше в горах к югу от Високи Планины. Сегодня отважные хрватские полицейские арестовали всех виновников катастрофы, србские лаборанты и другой обслуживающий персонал из местных переданы в полицейский околоток. Подданные кайзера заперты в казарме хрватской роты, сами решайте, что с ними делать. Мы — медицинские работники, а не прокуроры и судьи. Но это еще не все. Около лаборатории высадился спецназ Бундесвера с целью уничтожить следы их преступления: документацию уничтожить, научный персонал убить, биологические образцы вывезти. Наши братья-славяне, эти смелые парни, решительно вступили в бой и уничтожили оккупантов, часть взяли в плен, не потеряв ни одного своего человека. Браво!

Люди Ковачича, не ожидавшие такого внимания к своим персонам, тем более — подобной рекламы с трибуны, явно смешались, не зная, что предпринять. Тем более доктор Микола только что публично похвалил их за уничтожение солдат Бундесвера, тем самым еще глубже и безвозвратно затолкал в ряды бунтовщиков. По сути, отрезал путь назад.

— Если бы не подвиг отряда капрала Ковачича, мы бы до сих пор не знали, как передается инфекция. Негодяи собирались замести следы подчистую. Должен успокоить: вирус не передается у комаров по наследству. Следующее поколение насекомых ничем не будет отличаться от миллиардов их собратьев в живой природе. Но срок жизни самки — до семидесяти дней, кусает она многократно. Хорошая новость: далеко они не разлетятся, это же не самолеты. Всю Сербию не заразят. Вторая хорошая новость: выздоровевшие после принятия зачарованного раствора вскоре вырабатывают иммунитет к этому штамму. И вообще, пока микротела активны, вам не страшны иные инфекции, более того, наблюдается излечение других заболеваний, не связанных с србским гриппом. Третья хорошая новость: кто избежал инфицирования, должен интенсивно мазаться лосьонами-репеллентами от кровососущих. Не укусят — не заразят.

— Не хватает раствора! — кто-то крикнул из толпы и скорчился в кашле.

— Работаю на пределе сил, друже, — развел руками Несвицкий. — Врачи вкалывают раствор в первую очередь тем, кому завтра уже может понадобиться священник, а не лекарство. Потерпи! На Високи Планины и две соседние бановины сил хватит. Пока не помогу — не уеду.

Он замолчал, над площадью на секунду-две повисла тишина, кто-то крикнул «хвала докторе!» и человеческая масса буквально вскипела. Сербы всегда тяготели к общине, к взаимопомощи, взаимоподдержке. При немецкой власти начали культивироваться индивидуализм и корыстолюбие, мол, каждый сам — кузнец своего счастья. И вот неизвестный доселе человек, то ли болгарин, то ли слав, совершенно бескорыстно спасает людей от верной смерти! Он и правда святой…

Потом говорил начальник местной полиции, дородный седой мужчина за пятьдесят. Он совершенно трезво рассудил, что ситуация необычная, и она наверняка придется не по нраву высоким властям. Дело не только в неповиновении хорватов и открытом сопротивлении. Для берлинских марионеток в Белграде хуже другое — на отдельно взятом пятачке юга люди сами справились с проблемой, на государственном уровне не имевшей решения.

— Зашто нам е потребна та власть? — риторически спросил он. — Пусть у себя в Белграде сосут немецкий курац, а нас оставят в покое!

Наверно, до эпидемии он арестовал бы на улице хулигана, посмевшего так хамски выражаться при полиции, а сейчас сам выкрикнул бранное слово в микрофон, и публика радостно подхватила… Несвицкий поморщился. Главполицай явно стремится набрать политический вес и метит на место бана в ближайшую выборную кампанию.

Но устами… нет, не младенца, а полицейского карьериста глаголет истина: скоро на Високи Планины начнется нехилый прессинг. Удастся ли успеть вылечить пострадавших и аккуратно смыться — вопрос. В первую очередь, стоит позаботиться об эвакуации профессора Дворжецкого с ассистентом. Прихватили бы и Милицу, но та и слышать не захочет — находится в Сербии, делает важное для сербов дело, убить проще, чем выгнать. А вот боевые волхвы пусть пока будут. Неизвестно, какие формы этот прессинг примет.

Несвицкий завязал узелок на память: найти среди местных пилота легкомоторного самолета, может — отставника какого-нибудь, способного перегнать его в Тавриду, повторив маршрут Касаткина-Ростовского. Вроде такие малыши заправляются обычным автомобильным бензином? Или нет? Кроме того, рано или поздно ослабнет контроль на границе карантинной зоны. У обоих ученых-медиков правдоподобные германские аусвайсы, годные для пересечения болгарской границы, и вполне настоящие варяжские паспорта, позволяющие купить билеты на теплоход до Тавриды, чай не маленькие — доберутся. Шестерым оставшимся придется держать оборону еще минимум недели три. Парни и Милица, похоже, морально готовы.

Утомленный событиями дня, Николай сел за руль внедорожника и отправился к Благоевичам. Там, на окраине Високи Планины, на чердаке большого деревенского (хоть и в городе) дома теперь размещался поредевший отряд, врачи остались в больнице. Черненко и кто-то из боевых волхвов посменно ночевали в школе у радиостанции, вооруженные до зубов. Им же достался и ручной пулемет из арсенала коммандос, а также генератор на случай перебоев с электричеством. Враг наверняка задумается лишить группу связи и возможности оповещать всю планету о творимых здесь безобразиях. Местная полиция неподалеку, в случае заварухи подоспеют хорваты. Хочется надеяться.

— Николай Михайлович, Ольга не слишком возмущена оравой нахлебников? — аккуратно спросил Сушинский, чья комплекция совсем не предполагала деликатности. Он умостился на переднем сиденье справа, запихнув овчарку под ноги, башка Цербера лежала у него на бедре.

За него ответил Душан.

— Смеешься? Да любая семья в заеднице готова приплатить, чтоб заполучить на постой нашего волхва с товарищами. Мы теперь у сербов чуть ли не национальные герои. Едва ли не наравне с воинами Косово. Но те погибли, мы имеем шанс победить.

Он был прав — их ждали. Ольга просто вспыхнула от радости и принялась разогревать заготовленную еду. Порций хватило бы человек на десять, тем более Несвицкий и правда ел за двоих — восстанавливал силы для ворожбы.

Она старалась. На столе красовались закуски — колбаски, солонина, заливное с поросячьим ухом. Затем суп, вареный на свином копыте с добавлением кваса в бульон, именуемый чорба, с плавающими кусочками мяса и овощей. На второе подала фаршированный говяжий рубец с дымящимся картофелем. Конечно, неизменная ракия, настоянная на меду, с заедками (закусками) — сыр, тыква с перцем. Когда, казалось, более не проглотить даже кусочек размером со спичечную головку, на столе появился кофе. Не в крошечных чашечках, как в кафанах (сербских кафе-закусочных), а в обстоятельных по-крестьянски глиняных кружках, грамм по триста каждая, и домашнее печиво. Не отведать — обидеть хозяйку!

Покурили прямо за столом, здесь не принято выходить на веранду. Даже юный Михо, вполне оправившийся, сидел и вдыхал дым, пока не вошел в возраст, когда и ему будет положено коптить «палочками здоровья».

— Как там Марина? — спросила Ольга, отведя Несвицкого в сторонку. Ранее им как-то не удавалось побеседовать наедине.

— Когда уезжал — вполне ничего, — ответил Николай. — О вас беспокоилась. Ведь это она вынудила меня поднять всех на ноги, включая приемную государя и штаб флота. Но я поклялся: только помогу сформировать отряд в Тавриде и вернусь через сутки. Кто же мог знать, что так все обернется? Долг позвал в дальнюю дорогу, — последние слова Николай пропел, а не произнес, цитируя, наверно, какую-то песню, поэтому они прозвучали скорее шутливо, чем возвышенно. — Теперь ждет меня, наверно, с кочергой наперевес. Так и предупреждала: погибнешь — не смей показываться на глаза, не прощу.

Разговор получил неожиданное продолжение. Когда все легли, в доме выключился свет, в отдельную комнату, выделенную в мансарде Несвицкому, скользнула Ольга — в одной только длинной полотняной рубахе. Присела на постель и положила ладонь поверх мужской руки.

— Коля… — прошептала она. — Я обязана тебе всем. Вообще всем! Своей жизнью, жизнями мужа и сына. Трудно поверить, но чувствую себя даже лучше, чем до болезни, хоть душу рвет из-за смерти Драгана. Ужасно… Это совершенно невыносимая потеря, когда мать теряет сына. И одновременно я счастлива, находясь рядом с тобой.

Больше она ничего не говорила, и рука замерла, не продолжая наступление. В полутьме мансарды Ольга с распущенными волосами была чертовски хороша и неотразимо соблазнительна, и Николай почувствовал, как помимо воли кровь хлынула в голову и не только, а мужское начало приподняло одеяло. Бог знает, устоял бы или нет… Но уж слишком двоюродная сестра напоминала Марину. Это помогло дернуть стоп-кран на самом краю.

— Спасибо за добрые слова. Поверь, я во многом старался для жены, хотел спасти ее родню. Это — единственное оправдание для моего решения ехать в Сербию. Надеюсь, она меня простит.

Внезапно на мансарде их стало трое, и незримо присутствующая Марина Авенировна погрозила кузине пальчиком: не шали!

Та поцеловала Несвицкого в лоб и удалилась. Вроде ситуация разрешилась без конфликта, пусть любой женщине не слишком приятно, что ее прямой намек пропустили мимо ушей и даже мимо чего-то пониже. А мужчина долго не мог уснуть. Расшалившиеся гормоны рвались изнутри, призывая хулиганить.

Не удивительно, что на следующий день волхв побил собственный рекорд по концентрации лечебных корпускул. Энергия требовала выхода. Не рубить же дрова всю ночь напролет, как Адриано Челентано в фильме «Укрощение строптивого», воздержавшийся от секса с прекрасной Орнеллой Мути!