Глава 9

Известие об очередном провале на юге Сербии сильно испортило настроение бригадному генералу Шварцкопфу. Заслуга в том, что его реферат первым обнаружил исходящую из протектората угрозу от группы незваных лекарей, перебивалась неудачными попытками эту угрозу устранить. После долгой и достаточно неприятной беседы с врачами, буквально выставленными взашей из Високи Планины, генерал составил рапорт на имя Министра обороны, отдавая себе отчет, что бумага, скорее всего, попадет на глаза и канцлеру. Реакция на фиаско обещала быть болезненной.

В день, когда Шварцкопф записался на доклад о положении дел в протекторате, Германию облетела неожиданная весть: кайзер погиб в авиакатастрофе. Гибель монарха и объявление о грядущей коронации его сына, заявившего о намерении именоваться на троне Леопольдом V, отодвинули на третий план новости об эпидемии в Сербии. В СМИ Рейха и стран-сателлитов проскочила информация, что забота властей о здоровье граждан принесла плоды, за пределами карантинной зоны случаев заражения не зафиксировано, в изолированных районах ситуация стабильная. По уверениям медиков, в конце мая или начале июня история с эпидемией завершится. Короче, ура-ура.

Смена кайзера означала отставку правительства и утверждение нового состава. Нет гарантии, что прежний канцлер, чье недовольство более всего угрожает карьере начальника военной разведки, удержится на посту.

Шварцкопф, обдумав ситуацию, счел за лучшее отложить доклад. В конце концов, ничего катастрофического не произошло. Тревожный факт, что не выходит на связь группа Зейдлиха, вполне мог быть следствием элементарной поломки радиопередатчика, и по каким причинам четверка воздержалась от поездки к ближайшему блокпосту. Они могли быть объективными — не повод беспокойства для начальства.

Жизненный опыт и интуиция твердили: далеко не все неприятности рассасываются сами собой. Но какой смысл нервничать, совершать необдуманные поступки? Понятно, что если Зейдлих не объявится, в треклятую зону придется засылать очередную группу. На этот раз проинструктированную вести себя как в тылу врага и ждать опасности из-за любого угла. Чуть что — стрелять на поражение. И обязанную выяснить судьбу предшественников.

В таком настроении он в очередной будний день переступил порог своего кабинета, где, не успев ознакомиться с утренней сводкой, получил приказ немедленно явиться к Министру обороны. Оказалось, его, начальника Генштаба и пару других генералов, по должности и званию выше Шварцкопфа, немедленно вызывают к некоронованному еще кайзеру.

Неожиданное выдергивание под очи высокого начальства всегда вселяет тревогу. Каждый чиновник принимается ворошить в памяти свои промахи, в том числе до поры до времени сокрытые, и гадать: какая бомба взорвалась. Старшие офицеры и генералы, достаточно послужившие, знают, что такое вычислить невозможно. Скорее всего, новый глава империи желает посмотреть на отцовское кадровое наследство. Возможно — дать профилактический нагоняй, но не за что-то конкретно, а вообще. Так сказать, чтоб знали — у него не расслабишься.

Примерно об этом судачили коллеги в золотых погонах, пока без пяти минут кайзер, знаком руки остановивший представление офицеров и чиновников, а их в кабинете императорского дворца на Принцклаусштрассе набралось до двух десятков, не прошипел:

— Я не успел вступить в управление страной, а вы мне такое подсунули? Кто? Я спрашиваю: кто допустил это свинячье дерьмо?

Принц бросил еще несколько крепких выражений, куда более забористых, чем «швайн и шайзе», пока офицеры из его окружения раздавали распечатки присутствующим. Затем на минуту воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом бумаг, Леопольд замолчал, и это его молчание воспринималось более зловеще, чем казарменная ругань. Хорошо известно, что наследник престола начинал с флотской казармы, да так и остался солдафоном, куда большим, чем батюшка, чей портрет метра в четыре высотой охватила по углам траурная лента. Причем августейший покойник не особо лез при жизни в мелкие внутренние проблемы вроде волнений в провинции, перепоручая их канцлеру и правительству. Этот же вознамерился рулить собственноручно, тем более повод для непосредственно вмешательства буквально прыгнул на Леопольда с газетных страниц.

Оказывается, на рассвете сразу несколько новостных агентств Западной Европы, частные СМИ в Хорватии и протекторатах Рейха взорвали информационную бомбу. Наверно, подготовили ее чуть раньше, но согласованно выдержали сутки, потому что похороны кайзера перебивали любую повестку дня.

Некто Ваня Гудурич, доселе абсолютно неизвестный тип, передал журналистам в нескольких странах убойный репортаж о разработке германцами биологического оружия в бановине Високи Планины. Утечка из лаборатории вызвала массовые человеческие жертвы. Вместо оказания реальной помощи пострадавшим Белград по приказу из Берлина блокировал зараженные территории, и запертые там люди оказались в смертельной ловушке. Никто их не предупредил, что единственным распространителем так называемого сербского гриппа являются искусственно инфицированные комары, и обычный спрей-репеллент многократно снижает вероятность заразиться. Вместо этого правительство кайзера послало группу киллеров из спецназа с заданием уничтожить биолабораторию вместе с сотрудниками и документацией, и только героизм хорватских полицейских, победивших в кровавом бою германскую военную элиту, спас персонал и позволил сохранить улики злодеяния.

Гудурич постарался на славу. Газеты перепечатали десятки фотографий мертвых сербов и хорватских полицейских, сраженных гриппом. А также фото ефрейтора, участвовавшего в нападении на биолабораторию и «добровольно» раскрывшего подробности преступного приказа. Венчал репортаж рассказ о митинге около местной скупщины, где славский врач-волонтер, прибывший через Болгарию, поведал о германских преступлениях и средствах борьбы со страшным бедствием.

На последней страничке в подборке материалов лежала справка Службы безопасности Рейха об идентификации «славского врача» как варяжского князя Несвицкого Николая Михайловича, боевого волхва пятого разряда, с перечислением вреда, причиненного им в период военных действий в Славии и Нововарягии.

Шварцкопфу показалось, что пол под его стулом начинает размягчаться, и он вот-вот провалится вниз, но не притормозит на первом этаже, а ухнет прямиком в преисподнюю. Ну, хоть так, подальше от свирепых глаз принца Леопольда. Какая, к дьяволу, военная разведка, если правитель узнал из газет о состоянии дел оперативнее, чем из его сводок?!

К счастью для бригадного генерала, наследник принялся первым чихвостить министра по делам присоединенных территорий. Поскольку монархическая партия в Рейхстаге вынуждена была создавать коалиции с умеренными провластными, это министерское кресло получил представитель христианских либералов. По мере того, как будущий император закатывал его в асфальт, присутствующим стало очевидно: грядет изменение политики в отношении протекторатов, африканских колоний и прочих захваченных земель. Не критикуя отца, принц четко дал понять, что не намерен расширять Рейх на полмира, иначе обо всех новых подданных придется заботиться ровно так же, как о собственных германских.

— В Сербии популярен анекдот: чем зарплата врача в Белграде отличается от зарплаты врача в Берлине? У немца по окончании месяца остается большая часть денег, у серба по окончании денег — большая часть месяца. Да, не смешно. За годы протектората их заработки выросли в полтора-два раза, — Леопольд умышленно не вспомнил об инфляции. — Чего же недочеловеки желают еще? Министр полиции! Вижу, от вашего коллеги не добьюсь толку ни по Сербии, ни по Хорватии. Расскажите о полицейской роте в Високи Планины. Кому подчиняется, и что их подтолкнуло к бунту?

Затем наступила очередь военного министра. Тот четко доложил: разведка первой из структур Рейха вычислила, что фирма БиоМед Гмбх организовала опасные опыты в Сербии на свой страх и риск, намереваясь в будущем предложить готовый продукт Бундесверу, о чем было немедленно сообщено канцлеру. Большая часть личного состава двух засланных групп не вернулась из карантинной зоны, потому что никто не мог предположить противодействие специальной группы из Варягии. Новые меры сочли разумным отложить из-за событий в Берлине.

Шварцкопф оценил маневр шефа. Тот не врал напрямую, но его слова любой истолкует как осведомленность об отряде Несвицкого до газет сегодняшнего утра. Уж эту мерзопакостную личность знают абсолютно все офицеры и разведки, и контрразведки, и Службы безопасности. Чертов унтерменш!

— Я услышал про невернувшуюся «большую часть»? Выходит, у нас есть вернувшиеся? — принц умел перемешать в интонации холодный лед с горячим сарказмом.

— Так точно! — подтвердил министр. — Немецких врачей отпустили. Они принесли весть: Несвицкий угрожал отправить контейнеры с зараженными насекомыми в Берлин и устроить геноцид с умерщвлением сотен тысяч представителей германской нации.

Принца не испугала эта новость — наоборот, он выглядел довольным.

— Ну вот! Наше Министерство обороны действовало. Пусть с ошибками и дико непрофессионально, но старались, чего не скажешь об остальных. Министр общественной информации! Наши СМИ получили то же коммюнике по Сербии?

Тот подскочил, вытянувшись во фрунт, хоть и гражданское лицо.

— Ни одно из них не посмеет опубликовать столь антигосударственное…

— Но молчать нельзя. Иначе будут смотреть новости из иностранных источников, а нашим не доверять. Бери листок бумаги и пиши… Так… Среди персонала лаборатории ведь были местные? Хотя бы уборщик? Значит, надо интервью с каким-нибудь Жопой Петковичем, или сам придумай подходящее сербское имя, который признается, что именно в Сербии и именно сербы производили запрещенное в Рейхе биологическое оружие, дабы продать его заинтересованной стороне. В первую очередь — Варягии. Про БиоМед — молчок. Записал? — Леопольд потер короткую бородку и вдохновенно продолжил: — Второе интервью будет с нашим «героем», с риском для жизни вырвавшимся из лап варяжского террориста Несвицкого. Тот прибыл в Високи Планины с единственной целью — заполучить биологическое оружие. Испытал его действие на хорватской добровольческой роте, естественно — с летальным исходом для подопытных — для варягов человеческая жизнь не стоит ни гроша… Так… В качестве базы для опытов используют больницу бановины. И, самое главное, варяги вынашивают планы теракта в центре Берлина. Открытый вопрос царю Александру Третьему: наши отношения с Варяжской империей едва устоялись после окончания войны в Славии. Так какого хрена они направляют спецназ в наш протекторат и развязывают там боевые действия? Слово «хрен» замени на… В общем, замени.

Будущего императора никто не рискнул прервать или перебить. Шварцкопф, неподвижный как статуя, тем не менее, чувствовал — арктический лед, сковавший внутренности от ужаса во время высочайшего разноса, постепенно тает. Леопольд с его казарменной прямотой и сквернословием не только не взгрел военное ведомство за провальные акции на юге Сербии, но похвалил, пусть несколько криво: армейцы хоть что-то пытались предпринять. Значит, вполне логичная в данных условиях отставка откладывается. Но и карт-бланш на дальнейшее не получить, августейший солдафон намерен рулить сербской баталией в ручном режиме.

А тот, закончив диктовку, посетовал:

— Вот, и пресс-релизы приходится придумывать самому. Спрашивается, куда просраны сотни миллионов экю, расходуемые на госаппарат? Отец был великим человеком. Но после него придется менять все. И менять очень многих. Действовать! От каждого жду предложений по нормализации ситуации. Если бы Сербия оставалась просто союзником-марионеткой — хер бы на нее. Но за протекторат мы в ответе. И трещина в протекторате — трещина в Рейхе. Через которую вы провалитесь в ад, если не придумаете выход.


Выходных Николай себе не позволял. Уже шла третья неделя в Високи Планины, но каждый день с утра он приходил в процедурный кабинет и чаровал плазму, подготовленную верной Стефой, тоже трудившейся без учета суббот и воскресений. Что интересно, организм привык к работе в таком режиме, словно накачался некий внутренний мускул, за нее ответственный. По эффективности чарования плазмы волхв превзошел свои лучшие показатели в Царицино, где отдыхал вдоволь, ночевал с Мариной и не опасался германских коммандос.

В этот день впервые случилось невозможное: Стефа рискнула прервать процесс. Вбежала в процедурную, нарушив священное уединение во время ворожбы, и, кусая пухлые губы, промолвила:

— Господине докторе! Хрватское телевидение назвало тебя террористом Несвицким! В новостях часа!

Николай постарался сохранить нейтральное выражение лица.

— Коль в новостях часа, то через час повторят. Посмотрю. А пока, брате Стефа, изволь оставить меня. Мне нужно закончить.

Больничарка, всхлипнув от избытка эмоций, ретировалась. Здесь слово «брате» употребляли независимо от пола, так что «брате мама» и «брате сестра» — в порядке вещей.

Конечно, Стефа выбила его из колеи, и Николай с трудом достиг концентрации корпускул приемлемого уровня. После чего отправился в ординаторскую, где не смолкал телевизор.

Первое, что ему захотелось после просмотра выпуска новостей, так это отловить поганца Ваню Гудурича и передать хорватской полиции — пусть искупают его в соответствии со своими жуткими традициями. Но затем Николай остыл. Конечно, Гудурич навредил. Но ждать от журналиста, что он скроет сенсацию, все равно, что рассчитывать на воздержание голодного волка, заскочившего в стадо овец. Природа непременно возьмет свое. На самом деле, журналюжка лишь ускорил ход вещей, приблизив неотвратимое. Сокрушаться поздно.

Внезапно жуткая догадка резанула по сознанию. Вскочив со стула, Несвицкий бегом помчался к шеф-врачу, одновременно схватился за рацию, вызывая начальника полиции. В результате страшное предположение выпалил им одновременно.

— Хорваты, со ссылкой на первый канал телевидения Рейха, вещают, что главный террорист избрал больницу бановины своей базой, где готовится нападение на Берлин. Не догоняете?! Здесь — центр антигерманского терроризма! Немедленно, не теряя ни минуты, начинайте эвакуацию больных и персонала. Перемещайте их в дома, где умерли хозяева, административные здания, в центральный магазин, в храм… Да куда угодно! Больницу будут бомбить. Быстро!

— Ты в самом деле предполагаешь… — промямлил главврач.

— Уверен. Немцы готовят общественное мнение к воздушной атаке. Потом пришлют репортеров заснять трупы пациентов, чтоб заявить: террорист Несвицкий прикрывался несчастными.

— А ты и правда варяжский князь? — не сдержался медик. — Как к тебе обращаться? Господине князь? Ваше сиятельство? Ваша светлость? — похоже, он не был готов к подобной перемене.

— Если будешь медлить, обращаться вообще не придется. Нас похоронят под обломками.

Пророчество сбылось ночью. Над центром городка зависла пара вертолетов, наполняя пространство характерным рокотом. Летчики действовали не спеша, в полнейшей уверенности в безнаказанности. Две фугасные бомбы, сброшенные с какой-то сотни метров, пробили крыши больницы и местной школы. От взрывов оба здания превратились в груды битого кирпича и бетонных обломков.

В школе погиб несший по ночам бессменную вахту варяжский связист Владимир Черненко, с ним — двое охранявших его хорватских полицейских.

Затем раздался грохот со стороны южной окраины — фронтовые штурмовики громили лабораторию БиоМеда. Прошлись фугасами, затем залили напалмом. Единственный раз в истории боевая авиация воевала… с комарами.

Наутро хмурый Несвицкий вручил Гудуричу шикарную камеру, изъятую у немецких киллеров группы Зейдлиха.

— У нее есть функция видеосъемки и микрофон. Сможешь передать видео? Или только фото?

Журналист, ожидавший от волхва всего, вплоть до линчевания, но не такого роскошного подарка, принял камеру с трепетом. В комплекте со сменными объективами она тянула на сумму большую, чем заработок Вани лет за пять. Первым делом он заснял, как хорватские полицейские извлекают из-под обломков школы тела сослуживцев. Потом отбирают двух немцев из числа пленных, захваченных у БиоМед. Завязывают обоим глаза и расстреливают. Об этом Несвицкий не знал заранее и не смог помешать.

Среди хорватов нашлись знакомые с коротковолновой радиосвязью. Они вполне освоили передатчик, оставшийся от германской разведгруппы, тем самым компенсировали потерю школьной радиостанции. Но гибель Володи Черненко было ничем не возместить.

К вечеру образовался временный совет, назвавший себя «Слободна Србия» (Свободная Сербия), из числа самых влиятельных персон трех бановин. Давидовац как самый энергичный и нахрапистый возглавил его, получив чин председателя. Все понимали: в изоляции долго не прожить, даже электроэнергию они получают из-за пределов карантинной зоны, отруби ее — и здравствуй, Средневековье. Но фактически против них начали войну. Значит, надо организовывать оборону. В конце концов, регулярных войск Бундесвера в Сербии нет, а хорватские части и подконтрольные Белграду силовики в смятении. Да и зараженные комары продолжают жалить. В общем, вторжение вряд ли состоится прямо завтра. А вот ударов с воздуха стоит опасаться.

Единственный журналист, удостоенный чести снимать заседание, усиленно водил дорогущим германским объективом.

— Записывайте первое распоряжение главы временного совета Свободной Сербии, — объявил полицмейстер. — Объявляю воздушное пространство над ней закрытым. Пулеметы, имеющиеся у хорватской полицейской роты, приспособить для ведения огня по низколетящим объектам. Ваня! Доведешь всем через иностранные СМИ?

— Так точно, господине председаваючи! — сообщил журналист.


Другой серб, генерал Светислав Младенович, занимал куда более высокую должность, но без особой нужды не лез на глаза журналистам и не баловал их заявлениями. Перед авиаударом по Високи Планины ему удалось убедить Несвицкого сократить время пребывания в Сербии. Волхв заверил, что скоро приступит к эвакуации. Но новостная буря, поднятая неким Гудуричем (по приказу Несвицкого или с его попустительства), смешала карты. Немцы получили козыри, из-за которых в свое время Варягия придержала информацию, доставленную Касаткиным-Ростовским и полученную от пленных. Естественно, немцы с козырей и зашли, переваливая вину на сербов и московские власти. Что-то следовало предпринять в ответ. Прикинув возможные ходы и их последствия, генерал дождался вызова императора и вошел в его кабинет с пониманием, что последующий разговор, не исключено, станет самым важным в его жизни.

— Ваше величество…

— Садись и рассказывай, что об этом думаешь, — приказал Александр Третий.

Младенович видел, что рабочий стол государя завален газетами и рапортами о положении в Сербии и вокруг нее. Впрочем, завален — не совсем верное слово, царь-аккуратист прочитанное складывал в стопки.

— Мысль у меня одна. Это — война. Покойный кайзер держал сербов в стойле руками хорватов. Но сейчас хорваты возмущены, в стране начались массовые протесты из-за гибели их сограждан — сначала из-за неоказания помощи при заражении, теперь в результате бомбардировки. Отъявленные националисты, на них крик «наших бьют» действует сильнее красной тряпки на быка. Примечательно, что репортажи Гудурича ретранслирует и даже усиливает пресса, продвигающая оппозиционную радикальную Национальную партию, уступающую правящей Демократической в Хорватии всего десяток мест в парламенте. Я уверен, ваше величество, что тезис «немцы считают нас унтерменшами и забивают как скот на скотобойне» перечеркнул многолетние усилия демократов по заигрыванию перед Рейхом. Пишут, что несколько депутатов из правящей коалиции уже переметнулись к националистам. Чувствуют неизбежные перемены.

— То есть хорватская военная полиция перестанет быть карающей рукой кайзера на Балканах? — поднял бровь царь.

— Да, как минимум. В самой Сербии брожение тоже началось. Оно не столь бурное и истеричное по форме, зато затронуло практически все слои населения. Любой германский вклад в их развитие, некоторое повышение уровня жизни в протекторате, возможность учиться и работать в Рейхе, хотя бы на правах мигрантов — все это забыто из-за событий на юге. Пресса открыто именует германцев оккупантами.

— Да, я видел, — царь коснулся белградской газеты. — Требования о независимости звучат?

— Конечно. Парадокс, но не столь громко, как в Хорватии. Сербы тяжелы на подъем.

— Твой прогноз?

— Леопольд V, коронующийся завтра, попытается завернуть гайки. Его заявления бьют в одну точку: Сербия — рассадник терроризма, сербские гастарбайтеры разрушают рынок труда в Рейхе и снижают заработки немцев, Варягия стоит за спиной сербских террористов-сепаратистов, с этим нужно кончать. Принц более эмоционален и менее предсказуем, чем его отец. Обещает сменить канцлера и правительство на более радикальных. К тому же экономика Германии вошла в рецессию, немцы могут ударить военной силой за счет накопленных запасов.

— Значит, война… — Александр Третий откинулся в кресле. — А перед нами снова выбор. Как в те месяцы, когда немецкие танки вошли в Белград, а мы ограничились осуждающими заявлениями. И когда бомбили Царицыно, а мы выжидали, ограничиваясь отправкой добровольцев и пехотного вооружения. У нас с Сербией нет сухопутной границы, а болгары дрожат перед немцами. В случае восстания у сербов у них мало шансов, в отличие от Нововарягии.

— Позвольте возразить, ваше величество. В боях у Царицыно перелом произошел, когда появился неучтенный немцами фактор. Этот же фактор присутствует в Сербии.

— Несвицкий? Слышать о нем не хочу! Его отказ немедленно вернуться втягивает нас в полноценную войну с Рейхом! Даже если мы победим, затраты и жертвы будут выше, чем полученная польза. Наглый мальчишка…

Переждав вспышку царского гнева, Младенович аккуратно продолжил:

— Рейх в его нынешнем положении тоже не стремится к столкновению с нами. При их экономической ситуации и внутриполитической проблеме на юге им точно не до нас. Что же касается Несвицкого, то я абсолютно разделяю ваше возмущение, государь. Но вынужден заметить: его возвращение неделю назад или даже десять дней тому ничего бы не изменило. Информация о преступлениях на БиоМеде и роли нашей группы в спасении людей начала широко растекаться. Или Гудурич, или кто-то еще на его месте непременно собрал бы сведения воедино и предал гласности.

— Не оправдывай князя! Я на него зол.

Наделенный талантом отличать правду от лжи, Младенович видел: царь действительно гневается, но отвергнуть Несвицкого не в состоянии. Тот помог выиграть компанию в Славии, спас цесаревну от верной смерти и продлил жизнь самому Александру, излечив царя от одолевавших его хворей. Такое не забывается. У трона крутится масса вельмож, чаще думающих о собственных интересах, нежели державных, а Несвицкий добровольно отказался от привилегий, более чем заслуженных. Уникальный человек, такими не разбрасываются.

— Не оправдываю, государь, — не стал противоречить Младенович. — Но, коль он там, считаю целесообразным использовать. Наша слабость — в оборонительной позиции. Надо наступать!

— Ты же только что согласился со мной — не воюем! — Александр навалился на стол, опираясь ладонями на газету с крупным фото нововаряжского волхва.

— Танками и самолетами — нет. А вот в прессе надо дать отпор. Еще я прошу вашего позволения вызвать германского посла и открыть ему часть сведений из тех, что в газеты не попали. Естественно, умолчим о трех немецких пленниках в Рогожинском следственном изоляторе. Пусть думают — они томятся на хорватской базе в Високи Планины. Или вы считаете: в тот балканский кризис, когда прежний император предпочел умыть руки, политика Варягии была разумнее?

Эти слова задели царя за живое.

— Не мели ерунды, Светислав! Если нам объявили войну, значит — война. Только отвечаем аккуратно и пропорционально. Собирай генералитет, проверяем боевую готовность. МИД получит команду купить у болгар транзит оружия в Сербию… Согласятся. С одной стороны — живые деньги, с другой — угроза получить по зубам. Когда спорят великие державы, мелочь могут прихлопнуть мимоходом. Но пусть оружие формально поступит из Нововарягии, а не из империи. Заодно — провиант, медицинская помощь раненым, все, что нужно на войне. Я распоряжусь.

— Разрешите начать с германского посла?

— Да! Эту миссию я поручаю лично тебе.

Закрыв за собой дверь, генерал почувствовал, как по позвоночнику скользнула капля холодного пота. Да, он поданный империи, но родился в Сербии. И душой он там. А сейчас открывается возможность вернуть Родине свободу. Возможно, она плохо распорядится ей. Уровень жизни упадет, связи с Рейхом нарушатся, и нет гарантии, что помощь Варягии компенсирует их потерю. Но это — шанс! Шанс на новую нормальную жизнь с гордо поднятой головой. Не под немцами, а также не под австрийцами и не под турками, как это было в прошлом и позапрошлом столетии.

В Родину нужно просто верить.

Приободрившись, Младенович связался с германским посольством и пригласил посла на неофициальную срочную встречу в МИДе Варягии, где показал подлинные документы БиоМеда, а также копии собственноручно написанных признаний сотрудников лаборатории и отправленных их убить военных. Последние привезли в Москву профессор Дворжецкий и его ассистент Осмоловский, пробравшиеся в империю через Болгарию.

— Герр посол! — начал Младенович. — Мы ценим взаимопонимание, с трудом возникшее с Германией после вашего ухода из Славии. Поэтому воздержались от публикации этих материалов, дабы не навредить репутации Рейха на международной арене. С огромным сожалением вынужден признать, что вы не проявили подобной осмотрительности. Группа Несвицкого — исключительно волонтеры, представляющие только самих себя, но не наше правительство. Сам князь не состоит на действительной военной службе империи и никогда не состоял. Он волхв-медик Центральной больницы Нововарягии, что легко проверить, и в Сербию отправился по велению души. То, что пишет ваша пресса о Несвицком, не соответствует действительности. Мы гордимся ролью наших волонтеров в купировании эпидемии и озабочены их возвращением домой — в целости и сохранности.

Немец внимательно слушал, поправляя очки, чтоб чем-то занять руки, и не перебивал уточняющими вопросами.

— У вас нет и не может быть никаких доказательств о возможной передаче биологического оружия от БиоМед Варягии, — продолжал Младенович. — Мы же, как видите, имеем четко подтвержденное намерение руководства фирмы продать его Бундесверу. На чем оно основывалось? Любой журналист выдаст предположение: на уверенности, что Бундесвер согласится.

— Это лишь досужий вымысел, — огрызнулся, наконец, посол.

— Зато Московские соглашения прямо запрещают разработку биологического оружия, не оговаривая — ведется ли она на основании казенного подряда или в порядке частной инициативы. БиоМед Гмбх — германское предприятие. Опыты ставило на территории вашего протектората, соглашение территориально на него распространяется. Потворствовали ли вы работе БиоМеда или всего лишь крепко зажмурили глаза, сути дела не меняет. Рейх нарушил подписанные международные обязательства, он — недоговороспособная держава, — Младенович жестом пресек попытку посла возразить и вбил последний гвоздь: — Следовательно, другие подписанты вправе начать разработку биологического оружия против Германии. Кстати, наши волонтеры сумели переправить в Варягию образцы геномодифицированных инсектов, способных переносить инфекции. Их достаточно, чтобы вывести популяцию в сотни тысяч особей. Ваша авиация выжгла напалмом все, что оставалось в Сербии. Конечно, в головном офисе БиоМед могли сохраниться документы…

— Это не столь важно, — поспешил посол. — Я передам министру иностранных дел подробности нашего разговора.

Младенович улыбнулся, и его улыбка была какой угодно, но не доброй.

— Нам нужна правильная реакция германских партнеров, а не факт доведения до сведения. Сегодня состоится брифинг в МИДе для отечественных и иностранных журналистов. Мы расскажем о непричастности Варягии к сербскому инциденту, опровергнем измышления о подготовке теракта, тем более, что доказательств нет. Кроме, разве что, неуверенной болтовни не внушающего доверия берлинского медика, а он мог наплести что угодно. Передаваемые из Сербии свидетельства опровергают его ложь.

— Что вы понимаете под «правильной реакцией»? — нервно спросил посол.

— Извинений не нужно. Сохраните лицо. Но перестаньте через государственные СМИ поливать нас грязью, обвиняя в терроризме. Иначе…

— Полагаю, это решаемо, — заверил посол.

— И второе. Необходима пусть неформальная, но проведенная на достаточно высоком уровне двусторонняя встреча о гарантиях соблюдения соглашения о нераспространении биологического оружия. Поверьте, государь пришел в неописуемую ярость, когда на его стол попали выкладки из БиоМеда о том, сколько жителей Москвы погибнет в первую неделю после обстрела города контейнерами с комарами. Вот эти, — Младенович подвинул листок послу. — Забирайте. У нас достаточно экземпляров. И для себя, и для журналистов, и для других дипмиссий.

Отпустив посла, генерал подумал, что тот слишком близко к сердцу принял угрозы. Узкое лицо с лошадиной челюстью налилось помидорно-красным цветом, того и гляди — кондрашка хватит. Все же дипломат обязан сохранять покер-фейс. Но как его сохранить, когда тебе ясно дали понять: вы в тупике, из которого нет выхода?

В любом случае, данный демарш повлечет последствия. Или немцы обрушатся на Варягию с новыми нападками, что неминуемо означает эскалацию, или утроят усилия на южном направлении.

На брифинге Младенович не присутствовал, предпочел смотреть его по телевизору. Сделал для себя вывод: большинство журналистов, судя по вопросам, склонно представить сербов немецкой жертвой. Значит, в державах Западной Европы политики будут вынуждены считаться с мнением избирателей, начитавшихся либеральных газет, соответственно — ослабить отношения с Рейхом, даже в ущерб экономике собственных государств.

Как сказал царь, значит — война. Сегодня она началась и для Варягии…

Загрузка...