ДЕНЬ 9
РЭКУМ ПЕРЕД РАССВЕТОМ
Собравшихся в комиссариате было немного. Семь офицеров старшего звена склонились над большим столом, на котором было разложено несколько карт. Воздух в помещении казался спертым и душным, несмотря на то, что системы очистки воздуховодов работала исправно. Глубоко вдохнув и оторвав взгляд от расстеленных карт, полковник Райт оглядел собравшихся. Он демонстративно расстегнул верхнюю пуговицу мундира, потом снял фуражку и положил ее на один из ящиков с боеприпасами, что стояли возле стены. Офицеры, окружавшие стол, переглянулись и последовали примеру своего командира, готовые далее разговаривать без чинов.
— Итак, господа офицеры, — откашлявшись, произнес Райт, — наше положение критическое. Орки прут дуром, и за последние сутки продвинулись на территорию жилых блоков здесь, здесь, и здесь.
Полковник отметил захваченные сектора на карте и с легким раздражением бросил взгляд в сторону той стены, где раньше висел большой гололитический экран. Что послужило причиной его выхода из строя, так и осталось для полковника Райта загадкой, и, пока технопровидцы бились над ее разрешением, пришлось воспользоваться старыми чертежами схемами, чудом сохранившимися в архивах Рэкума.
— Также ксеносами почти полностью захвачен космопорт и прилегающие к нему территории, — продолжил Райт после секундной паузы. — Если мы не остановим их сейчас и не отбросим…
Полковник резко замолчал, но лица окруживших его офицеров подсказали ему, что все присутствующие здесь и так прекрасно понимали их общие перспективы безо всяких пояснений.
— Если они нас уронят, — продолжил полковник Райт чуть более тихо, — и если мы упадем, то уже не сможем подняться. Даже всеми молитвами Золотого Трона.
— За такие слова я должен был бы тебя расстрелять, — спокойно и даже чуть меланхолично отозвался Гай Тумидус.
— Конечно, должен, — в тон ему отозвался полковник. — Только если мы все-таки упадем, расстреливать будет уже некого.
— И некому, — добавил Лорд-комиссар многозначительно.
В воздухе повисла пауза.
— Значит так, — прервал тишину полковник Райт и указал на обширную область, наискось заштрихованную карандашом, обозначающую космопорт. — Отсюда зеленозадых, нужно будет выбить сегодня же. Роглев.
— Здесь, — отозвался капитан.
— Возьмешь у Слайдера второй взвод и бросишь на этот участок. Поддержишь его атаку и закроешь оркам путь к перерабатывающему комплексу. Запомните: эти твари не должны попасть на территорию комплекса. Даже если… — полковник на долю секунды замолчал. — То есть никогда, — подытожил он.
— Теперь Эйб, — не услышав привычного «Здесь», полковник обвел взглядом присутствующих. — Что с ним?
— Получил серьезное ранение, — ответил комиссар Гвинеро, переводя взгляд с карт на полковника Райта. — Но он выкарабкается.
— Почему сразу не доложили?
— Не успели, — хмуро отозвался один из офицеров, на котором как раз в этот момент остановился гневный взгляд полковника.
— Должны успевать! — попытался сдержать эмоции полковник Райт и посмотрел на Гая Тумидуса. — Необходимо удержать орков, которых удалось заблокировать в ремонтных цехах, и не дать им объединиться с основными силами. Возьмете на себя, Лорд-Комиссар?
— Буду рад.
— Вот и отлично, — Райт перевел взгляд на комиссара Гвинеро. — Какие у нас потери?
— Вот предварительные подсчеты, — комиссар нажал руну на своем инфопланшете, пересылая имеющиеся данные полковнику.
Быстро пробежав полученное сообщение глазами, Райт помрачнел.
— Среди погибших, — добавил комиссар Гвинеро, — капитан СПО Максимилиан Хариус.
— Как? — голос полковника стал сухим и строгим.
— Во время вчерашней атаки. Попал в мясорубку, которую устроили зеленокожие в космопорте.
— Сразу? — спросил Райт, но без особой надежды в голосе.
— Нет, — Карро Гвинеро покачал головой, — его нашли еще живого. Сестра, которая оказывала ему помощь, сказала, у него не было шансов. Она подарила ему Милость Императора.
Говоря это, Гвинеро вспомнил, с какой благодарностью смотрел на него и на Алиту Штайн Максимилиан в те несколько секунд, когда по его венам разливался смертельный наркотик, даря истерзанному орочьими рубилами телу успокоение.
Полковник Райт понимающе кивнул:
— Император защищает, — произнес он, осеняя себя аквилой, и его примеру последовали остальные офицеры.
Полковник выдержал минуту молчания. В опустившейся тишине тихо пискнули один за другим несколько инфопланшетов, сообщая о новых сводках, поступивших с линии обороны.
— Теперь господа офицеры я хочу услышать каждого из вас, — продолжил Райт. — Высказывайте свои предположения и планы относительно будущей операции. Для победы нам понадобится исключительная сплоченность и слаженность действий. Итак, слушаю.
Она вернулась в казарму перед самым рассветом, получив совсем немного времени на сон. Не снимая шинели, Хольмг легла на свое место и уперлась немигающим взглядом в потолок. Спустя несколько минут в пустую казарму вошел Тэрон Конг. Заметив Атию, он подошел к ней и сел на соседнюю лежанку.
— Где остальные? — спросила его Атия бесцветным голосом, не отводя взгляда от потолка.
— Шульц заступила на дежурство. Раннер контролирует трупо-уборочную бригаду.
Тэрон Конг, так же не снимая сапог и не раздеваясь, повалился на жесткий топчан, заменяющий им кровати и без особой надежды в голосе спросил:
— О Кадис что-то известно?
— Пока ничего, — отозвалась Атия, чувствуя одеревенение во всем теле.
Она могла поспорить, что Тэрон сейчас испытывает то же самое.
— Информация про Кальяса подтвердилась, — было неясно, спрашивает Конг или констатирует текущую ситуацию.
— Доу вернулся, — вместо ответа сказала Хольмг.
Они обменивались информацией и фразами потухшими голосами, наполовину прикрыв налитые от усталости свинцом веки.
— Выживет? — все так же безлико спросил Конг, но на этот раз это все же прозвучало, как вопрос.
— Может выжить, — так же без надежды в голосе ответила Хольмг.
Ставшая уже непривычной тишина резала уши.
— Кимдэка доставили к сестрам, — заговорила вновь Хольмг после некоторого молчания. — Наверное, его уже прооперировали.
— Успешно, — по голосу Конга вновь было не понять, спрашивает он или утверждает.
— Не известно, — отозвалась Хольмг. — Я как раз сопровождала раненых и видела, как его принесли. Он потерял много крови, и раны серьезные.
— Через несколько часов начнется наступление. Наша задача: выкинуть орков за пределы города, — Тэрон почувствовал, как его веки медленно тяжелеют и начинают полностью закрываться. — У нас есть чуть больше полутора часов, чтобы выспаться, — Добавил он, окончательно погружаясь в сон.
И через мгновение до Атии Хольмг донеслось его глубокое, ровное дыхание. Она хотела последовать его примеру, но внезапно охватившее ее чувство тревоги не дало этого сделать. Сон как рукой сняло, несмотря на то, что еще совсем недавно она готова была заснуть на ходу или стоя.
Когда через час за ними пришли, Атия Хольмг так ни разу и не сомкнула глаз.
НЕМОРИС
Ларн вжался осунувшимися плечами в холодную стену барака, наполовину обрушенного, со следами гари и копоти на обвалившихся стенах, на которых огнеметами расписались орки. От охватившего его страха язык во рту пересох и намертво прилип к небу, не желая повиноваться своему владельцу.
«Они пришли за мной», — лихорадочно думал Ларн, ища в себе силы встать и убраться отсюда как можно дальше, но так и не находя их. Его ссутулившиеся плечи вздрагивали каждый раз, когда он делал попытку оторвать их от стены здания, и оттого лишь вжимались в нее все сильнее. Так продолжалось до тех пор, пока группа людей во главе с инквизитором не прошла мимо барака, за которым Ларн прятался, и не свернула за очередное наполовину разрушенное здание. Только тогда предавший Свет Императора судорожно перевел дух и с трудом повернул голову в ту сторону, куда ушел отряд инквизитора.
Предатель был уверен, что группа людей, прибывших в Неморис, пришла по его душу, и что навел ее «семижильный» кадет-комиссар. Его синюю шинель он узнал бы из тысячи. И хотя Ларн не разглядел его лица, он не усомнился ни на мгновенье, кто скрывается под синим сукном кадетской шинели. «Семижильный». Это прозвище, данное им кадет-комиссару, плотно осело у бывшего гвардейца в голове.
«Вот тварь семижильная», — стонал про себя Ларн, со страхом думая, что кадет-комиссар специально вернулся за ним, чтобы призвать предателя и дезертира к ответу. То, что вместе с кадет-комиссаром в Неморис прибыл инквизитор, лишь подтверждало догадки Ларна и усиливало его страх перед грядущим и неотвратимым наказанием. Голос разума, конечно, мог бы сказать, что израненный, потерявший много крови кадет не смог бы сейчас так бодро идти. Что он вообще не смог бы осилить расстояние от Немориса до Рэкума и обратно без посторонней помощи. Что сам по себе путь туда и обратно занял бы больше времени. И, наконец, что ради поимки одного дезертира в Неморис не отправился бы лично представитель Святой Инквизиции. Но все эти и еще многие другие доводы из тех, что мог бы предъявить Ларну его разум, были надежно похоронены под тягостной массой страха и охватившего его безумия, когда человеком начинает управлять паранойя, погоняющая упряжкой маниакальных идей и фатальных предубеждений. Его разум, некогда способный мыслить, рассуждать и делать выводы, теперь был сломлен и раздавлен под натиском разросшегося страха, постепенно поглощавшего Ларна кусочек за кусочком. Пожирающего его изнутри и, от поглощения которого невозможно было убежать или скрыться, а можно было лишь, смирившись, принять неизбежное и отдаться этому опустошающему душу чувству целиком, без остатка, растворившись в нем окончательно.
До того, как Неморис был осквернен и уничтожен, в этом теперь почти полностью разрушенном здании располагался пост блюстителей правопорядка. На это указывали как частично сохранившиеся надписи на почерневших от выстрелов и запекшейся крови стенах; так и тела тех, кто это здание защищал, облаченные в форму спец. охраны шахтерского комплекса. Здание казарменного типа стало тем оплотом, в котором заперлись выжившие, когда стало очевидно, что зеленокожая орда одержала верх, и город перешел полностью под контроль ксеносов. Но, в конечном счете, пала и эта последняя цитадель, разрушенная тяжелым ракетным оружием орков. Должно быть, даже после того, как массивные двери, ведущие в здание, были уничтожены направленным взрывом, то, что еще оставалось от правительственного строения, еще долго использовали в качестве мишени. Стены от выпущенных в них снарядов почернели и осыпались, а там, где остались стоять, были выкрошены выстрелами до половины, превратившись в тонкие, неровные полоски из камня, готовые вот-вот сломиться и обрушиться. Пол был завален камнями, арматурой и фрагментами тел. Медленно следуя по коридорам, официальным и подсобным помещениям, Алонсо Барро мысленно восстанавливал произошедшие здесь кровавые события. Некоторые люди, что оказались в этом здании в свои последние часы, не дожидаясь жестокой развязки, покончили с собой. Их можно было назвать счастливчиками по сравнению с теми, кто стал свидетелем окончательного прорыва орков на последнюю захватываемую ими территорию обреченного города. Еще живые тела тех, кто был в последней из комнат, куда ворвались зеленокожие звери, были выволочены на улицу и разорваны под улюлюканье дикой орды ксеносов. Энергетический след от ужаса потрошимых и свежуемых заживо людей до сих пор витал над их изуродованными, оборванными, со свисающими лохмотьями содранной кожи телами.
Сопровождаемый своей небольшой свитой Алонсо Барро, весь превратившийся в слух, взирал глазами своей души, разыскивая место, с которого все началось. Он почти слышал вопли терзаемых людей, улавливал тонкую вибрацию от слабого биения их сердец и то, как они остановились, перестав отсчитывать удары. Видел орды беснующихся монстров и то, как стекает горячая, дурманящая кровь по их оскаленным мордам, чувствовал истошный, непередаваемый словами ужас, разивший от того, кому уготовано было судьбой стать последним выжившим человеком в Неморисе. Но все это было не то, что разыскивал сейчас инквизитор. Закрыв глаза и ведомый под руки Авелем и «Немым», псайкером из его свиты, Алонсо считывал варп-следы, чтобы разыскать «ту самую точку», тот момент, в котором произошел перелом, место обряда или жертвоприношения, где пролилась первая кровь, с которой начался тот ритуал, результатом которого стало все то, что сейчас происходило на Ферро Сильва. Почтив минутной остановкой и скорбным молчанием тех, чьи жизни закончились так страшно, инквизитор двинулся дальше по реке звуков, продолжая восстанавливать страшные картины последних минут Немориса. Повсюду были слышны отголоски предсмертных криков, воплей ужаса и отчаяния и рев ликующих орков. Но Алонсо Барро, отвергая все это, продолжал исследовать мертвый город шаг за шагом, каким-то невероятным чутьем зная, что вскоре нащупает то, зачем он пришел сюда, в Неморис. Сейчас. Это было где-то здесь, совсем близко. Оно шевелилось под плотным потоком звуков, омывающего его слух. Вот. Барро замер, прислушиваясь и напрягаясь так сильно, что он услышал слабеющее эхо собственных шагов. Стараясь не обращать внимания на ту какофонию из врап-следов, что царила вокруг, он сделал еще один шаг…
Едва различимый шепот коснулся его обострившегося до предела слуха. Это было, как если бы он попытался разглядеть одинокую каплю в нескончаемом ливне дождя, обрушившегося с небес на землю.
Шепот стал чуть различимее, превращаясь из стаккато одинокой капли в тонкоголосое пение журчащей струйки. Алонсо ухватился за этот звук и поплыл к нему сквозь бушующие волны всех прочих звуков. Тихое журчание перешло в стройную мелодию горного ручья. Инквизитор напрягся еще сильнее, направляя всю свою волю на то, чтобы услышать.
Теперь сквозь музыку падающей воды Алонсо Барро начал различать слова. Они звучали мягко и нежно, окутывая сознание тончайшим шелком покоя, и в то же время вгрызались в него, подобно тому, как впиваются в разрезаемую ими плоть зубья цепного меча. Слова превратились в поток. Полноводной рекой они катились, образуя волны и перекаты, впадая в огромный океан.
И в этом океане, полном созвучий, как привычных уху, так и чуждых, ранящих сам слух, среди прочих пронзающих разум слов было одно, которое заставило инквизитора содрогнуться. Всего одно слово. Имя. Имя одного из четырех извечных врагов человечества.
Алонсо Барро открыл глаза и понял, что бьется в конвульсиях на раскрошенном рокрите. Он попытался крикнуть, но вместо этого из его горла вырвался сдавленный хрип. Потом его вырвало желчью, и наконец Алонсо Барро потерял сознание под тяжестью внезапно окруживших его криков, стонов и проклятий, среди которых победным гимном возвышалось и кружило над всеми прочими звуками имя бога перемен.
РЭКУМ ПОСЛЕ ЗАКАТА
Наступление началось, как и планировалось — на рассвете. Но лишь к середине дня гвардейским частям при поддержке ополченцев из числа рабочих удалось существенно продвинуться и отбросить орков назад, полностью освободив жилой сектор. И только когда светило начало скатываться по небосклону в закат, защитникам Рэкума удалось плотно закрепиться на отвоеванных позициях. Теперь день клонился к вечеру, и тяжелый бой был наконец окончен. Серые сумерки захватили в свои плотные объятия залитый кровью, стонущий Рэкум. Оставшиеся в живых орки укрылись на территории ремонтных цехов, в самом дальнем его краю, там, где строения были меньше всего и располагались настолько близко друг к другу, что проходы между ними напоминали старинные лабиринты, крайне извилистые и запутанные.
Карро Гвинеро открыл глаза и обнаружил себя лежащим между двумя крупными телами зеленокожих. У одного из орочьих тел прямым попаданием из машинного орудия была оторвана голова; у второго отсутствовали ноги и был полностью раздроблен низ безобразного туловища. Отвратительная, густая кровь, растекаясь от разорванных тел, заливала все вокруг, в том числе, самого Гвинеро. Комиссар зашевелился, пытаясь подняться, и отвратительная жижа начала скатываться с его одежды жирными, дурно пахнущими сгустками. Едва не поскользнувшись в этой хлюпающей массе, состоящей из крови и вывалившихся кишок, Гвинеро медленно встал на ноги, огляделся и понял, насколько сильно у него кружится голова.
«Слабость, — подумал он, — сейчас пройдет».
Он сделал несколько шагов и понял, что хромает. Посмотрев вниз, комиссар обнаружил, что его нога чуть ниже колена вывернута под неестественным углом, будучи, по всей вероятности, сломанной. Однако не было ни крови, ни боли, и только непомерно раздувшаяся нога, так, что сапог стал казаться тесным, и доходящее до тошноты головокружение указывали на сильное внутреннее кровотечение.
«Надо перетянуть», — подумал Гвинеро и пошатнулся.
Перед глазами поплыли фиолетовые круги. Шум в голове усилился. Быстро, как только мог, он снял ремень и перетянул ногу чуть выше колена. Затем мутным взглядом окунул недавнее поле боя, ища глазами «Командирку». Ее дымящийся остов чернел в нескольких метрах впереди — далеко или близко, Карро сказать не мог. Окружающая реальность плыла перед ним, то и дело меняя очертания, и у него никак не получалось сосредоточиться. Он сделал несколько мучительно медленных шагов, с трудом подволакивая искалеченную ногу, в абсолютной, неестественной тишине, как будто кто-то совершенно лишил его слуха. Тишина била по ушам, и эти толчки горячими, глухими ударами разносились по голове, вызывая монотонную, изматывающую боль.
Тишина сменилась однообразным гудением огромных силовых установок и машинерий, и голову от нарастающей боли начало пригибать к земле. Впереди, невдалеке от догорающей командирской «Химеры», под нагромождением из тел зеленокожих, сквозь треклятую пелену, укрывающую зрение, Гвинеро разглядел руку с зажатым в ней огнеметом…
Он тотчас же узнал его.
— Медик! Срочно! — закричал комиссар, видя, как рука едва заметно подрагивает, и не слыша собственного голоса.
— Полковник Райт! — Гвинеро показалось, что из ушей начала сочиться кровь от его крика, но слов своих он по-прежнему не слышал. — Он жив!
Чья-то размытая тень метнулась на периферии зрения комиссара, устремившись в сторону, куда он указывал. Шум в голове усилился. Последнее, что увидел Карро Гвинеро перед тем, как потерять сознание — как из-под обугленных зеленокожих тел вытащили полковника Райта. Он еще дышал.
НЕМОРИС ПОСЛЕ ЗАКАТА
«Ведана».
Привычного отклика не последовало. В этот момент Алонсо Барро вздрогнул всем телом, а затем резко открыл глаза, осознавая, что уснул на покрытом пылью, осколками рокрита и шлака полу, небрежно раскинув руки и неестественно вытянув затекшую от непривычной позы шею. Невысокий ящик, на котором он перед этим сидел и первоначальное назначение которого было утеряно, стоял чуть поодаль, а невдалеке от него была видна небольшая лужа, источающая запах желчи и частично переваренной пищи. В помещении было пыльно, душно, холодно и темно. Тусклый свет, исходивший от единственной оставшейся целой лампы, не мог осветить огромное полуподвальное помещение, так что углы комнаты оставались скрытыми в паутине мрака, едва подрагивающей и меняющей очертания. Но Алонсо не требовалось яркого освещения. Гораздо важнее было то, что комната была пуста и хорошо звукоизолированна и что она почти не пострадала от рук зеленокожих.
«Ведана», — вновь мысленно позвал Барро.
На этот раз ответ последовал незамедлительно, а через несколько секунд ожидания тяжелая и неповоротливая дверь приоткрылась, и в полумрак комнаты проскользнула тонкая, легко узнаваемая фигура. Немного сутулясь, она подошла к инквизитору.
— Есть след, — Алонсо показалось, что его голос больше похож на скрежет старого неисправного сервитора. — Но необходимо точно определить место, где еретики провели самый первый обряд. Ты и Сэм займетесь этими поисками. Остальным обследовать город. Обо всех находках докладывать немедленно. Со мной останется кадет-комиссар.
Барро облизнул пересохшие губы.
— Ступай, — голос предательски сорвался, переходя в нечленораздельное сипение.
За то время, пока инквизитор говорил, Ведана стояла перед ним, ни разу не шелохнувшись. Она не поднимала глаз, уперев свой тяжелый, немигающий взгляд в пол.
«Мне нужны результаты», — подытожил Барро, почувствовав, как это мысленное усилие отбирает у него последние силы, а в виски впивается тонкий стержень боли.
«Ступай», — он сконцентрировался, подавляя в себе усталость и слабость.
«Да», — Ведана кивнула и покинула комнату, так и не подняв на инквизитора взгляд.
Дверь вновь тяжело скрипнула. Алонсо глубоко и бесшумно вдохнул несколько раз, кончиками пальцев прикрыв веки и слегка массируя их, подготавливая себя перед тем, как вновь отправиться на поиски незримых следов, оставленных культистами. Однако несмотря на то, что теперь ему было известно, что именно искать, гораздо больше надежд на успех в этой миссии инквизитор возлагал на псайкеров.
Барро поднял сочащийся усталостью взор на массивную, едва покосившуюся на петлях дверь, затем окинул взглядом полумрак подземелья, еще раз глубоко вдохнув, закрыл глаза, приступая к поискам.