Комиссар Хольмг. Становление

День двадцать первый

ДЕНЬ 21

РЭКУМ. ПЕРЕД РАССВЕТОМ

С остервенением в душе Витинари возвращалась в Губернаторский Дворец. Бесцельное блуждание по бесконечным лабиринтам лабораторного комплекса не принесло никаких результатов. Единственной ценной находкой стали какие-то записи, занесенные в инфопланшет, который уносила сейчас с собой Хильдегад. Она не могла сказать, зачем взяла его вообще в руки, когда нашла в кабинете. Он был ей не нужен, и не на его поиски она потратила столько времени. Но это было хоть что-то. И ее пальцы плотно сжались на его пласталевом корпусе, вцепляясь в найденную добычу.

Только когда она заперлась в собственных покоях, скинув с себя на пол плащ, пропахший зловещими запахами лабораторных компонентов, ее пальцы ослабили хватку, и Витинари медленно опустила инфопланшет на зеркальную поверхность небольшого прикроватного столика. Постепенно охватившая ее ярость начала спадать, и мысли вернулись в более спокойное русло.

«Она, должно быть, где-то прячет подобные препараты, — рассуждала Хильдегад, снимая с себя платье и накидывая пеньюар из натурального шелка Центврийского шелкопряда, подаренный ей отцом на совершеннолетие. — Чтобы найти их, мне потребуется слишком много времени, а его нет. Гораздо проще предложить ей обмен».

Взгляд губернатора скользнул по инфопланшету. Наверняка Магос захочет его вернуть, какая бы информация в нем ни хранились.

«Отличный момент для торга», — подумала Витинари, забираясь в постель.

Губернатор полежала так несколько минут, а затем резко поднялась, откидывая с себя атласное золотое покрывало, украшенное черными бутонами роз с лазоревыми лепестками и стеблями. Сон не шел. А где-то глубоко внутри зарождалось странное чувство необъяснимой тревоги, которую Хильдегад не могла объяснить и от которой не получалось избавиться.

РЭКУМ

«Один час, проведенный в праздности — награда, если она заслужена. Два — уже преступление. Сутки — ересь».

Октавиан повторил про себя это изречение, глядя на отрешенное лицо губернатора Витинари и на ее странный румянец, рдевший на щеках, так контрастирующий с остальной кожей лица, посеревшей и кажущейся обветренной.

— Контроль над Рэкумом восстановлен, губернатор, — произнес Гай Тумидус вслух. — К сожалению, не могу сказать то же самое про Неморис. Как и остальную территорию, на которой могли оказаться споры зеленокожих.

На этих словах Хильдегад, казалось, посерела еще больше, отчего кожа на ее лице приобрела пепельный оттенок.

«Страх — незримый убийца, — снова подумал про себя Лорд-Комиссар. — Опаснее ассасина Храма Кулексус, он пробирается в столь потаенные уголки души и действует настолько разлагающе, что уничтожить его возможно, лишь одержав полную и безоговорочную победу над ним. Выжигая полностью, до последней крупицы, очистив душу в огне яростного служения Бессмертному Императору и праведного гнева ко всему нечистому, что противоречит Священной Воле Его».

— Вы полагаете, что где-то на Ферро Сильва еще остались орки, Лорд-Комиссар?

Голос Витинари чуть звенел от возбуждения, вызывая в душе Октавиана очередное мысленное презрение к страху, который, должно быть, сейчас испытывала губернатор.

— Подобное нельзя исключить до тех пор, пока не будет достоверно известно, что вся территория Ферро Сильва была очищена от спор и не таит в себе угрозы появления на свет грибницы орков.

— Грибницы? — чуть протянула Хильдегад и сама же ответила на свой вопрос. — Да-да, Лорд-Комиссар, я знаю, как размножаются оркоиды. Просто мысли вслух.

«С ней что-то не так», — эта мысль плотно засела в голове Тумидуса, когда странный румянец на лице губернатора внезапно стал еще ярче, как будто вся кровь в теле прилила к ее щекам.

«Необходимо, чтобы с ней побеседовал Барро», — подумал Октавиан, решив, что сообщит тому о своих подозрениях сразу же, как закончится его визит к губернатору.

Он держал эту мысль в голове весь оставшийся разговор, который, впрочем, закончился весьма скоро. Гай Тумидус уже спускался с последней ступени, ведущей из Губернаторского Дворца, когда вокс-бусина в его ухе зашипела.

— Лорд-Комиссар, — голос вокс-связиста едва был различим на фоне шумов. — К юго-западу от Рэкума, в пяти километрах от города, засекли небольшую банду орков. Особи средних размеров в сопровождении нескольких гретчинов.

«Как я и предполагал», — мрачно подумал Тумидус и, быстро переключив канал, начал отдавать соответствующие приказы о выдвижении ударной группы для перехвата и уничтожения ксеносов.

Он не собирался давать оркам ни малейшего шанса на выживание и обустройства на этой планете.

Хильдегад Витинари стояла на балконе и смотрела, как «Химеры» с гвардейцами на броне, построившись в колонну, направляются к воротам города, чтобы его покинуть. Ее мечущийся взгляд взирал на разрушенный Рэкум, и губернатор чувствовала, как тонкие лапки страха медленно и верно опутывают ее замирающее сердце. На краткое мгновение Хильдегад показалось, что еще чуть-чуть, и оно остановится совсем.

Они бросали Рэкум. Теперь, когда с угрозой было покончено. А быть может, и нет.

«Он говорил, что орки могут появиться, где угодно. В любом месте и в любое время, — отчаянно думала Витинари, стараясь хоть немного сдержать в узде бушующий внутри нее страх. — И что теперь? Уйдут, посчитав свой долг выполненным?»

В ней боролись Страх и Гнев, порождая бурные эмоции, которые, не находя выхода, оседали где-то в самых потаенных глубинах души.

«Бросают мой город. Бросают меня. Что будет, когда они уйдут? Когда, снова, придут оголтелые орки? Кто защитит тогда?»

Она представила, что они могут сделать с ней и с каждым жителем города, и ее затрясло. Холеные пальцы рук завибрировали от мелкой, сотрясающей все тело дрожи. Они могут. Они могут…

Ей не хотелось об этом думать. Она должна что-то сделать. Что-то предпринять. Ей, снова почудился чей-то смех. Кто здесь? Никого. Только не выветривающийся запах спаленных орочьих тел. Как он сказал? Труп врага всегда пахнет приятно?

«Я не могу больше об этом думать», — решила Хильдегад, возвращаясь с балкона в апартаменты.

Подгоняемая хлесткими ударами страха, словно цепной плетью стегающими по ее обнаженной душе, губернатор направилась к массивному секретеру, умело сочетающему в себе строгость стальных элементов с благородством красного и эбенового дерева, и открыла потайной ящик. Оттуда, она достала старинный револьвер, подаренный ей когда-то отцом, и, повертев в руках, переложила в один из выдвижных ящиков, которые бесшумно открывались, движимые скрытой пружиной, стоило лишь нажать нужную панель.

«На всякий случай, — сказала Витинари сама себе. — Пусть он будет поближе. Хотя нет…»

Она снова достала оружие, на этот раз тщательно его осмотрев. Это древнее оружие не использовалось достаточно долго, и губернатор не была уверена, сможет ли оно выстрелить и не поврежден ли его механизм. В раздумьях она прошла с револьвером в спальню и, запершись там, села на подернутую покрывалом кровать, положив оружие перед собой. Затем она снова поднялась и принесла флакон с освященным маслом, набор специальных щеточек, несколько тряпиц — все то, что могло ей помочь в приведении оружия в надлежащее состояние. Она приносила это, вещь за вещью, каждый раз закрывая спальню на ключ, выходя из нее и возвращаясь. Затем, когда все необходимое было собрано, нимало не заботясь о масляных пятнах и грязи от чистки на сияющем чистотой золоте атласного покрывала, Хильдегад последовательно и методично, как показывал когда-то отец, принялась разбирать, чистить и смазывать револьвер. Она делала это с какой-то внутренней отрешенностью, забыв обо всем на свете, отдавшись единственной цели: сделать так, чтобы оружие стало готово к использованию.

«И зарядить», — подумала про себя Витинари, когда вся работа была ею завершена.

Закончив и с этим, Хильдегад с бесконечным удовлетворением посмотрела на этот револьвер. Он лежал в окружении разбросанных инструментов, истекая свежей смазкой, источая вокруг себе ее благоуханье, смешанное с такой долгожданной уверенностью и спокойствием настолько, что Витинари нестерпимо захотелось расплакаться.

Барро откинулся на спинку кровати, осознав, что подняться у него не получится, и чувствуя, как слабость разливается по всему его телу. Его вчерашняя попытка использовать псайкерские силы, чтобы определить, что за угроза нависла над Рэкумом, привела к тому, что он едва не впал в кому и пришёл в себя только сегодня утром. Очнувшись, он обнаружил возле себя Палатину Штайн в сопровождении еще одной сестры из Миссии. Они ухаживали за ним все те сутки, что он провел без сознания, молитвами укрепляя его дух и вводя различные стимулирующие вещества для поддержания тела. В результате их стараний Алонсо наконец пришел в себя, но при этом чувствовал себя так, словно из него выкачали всю кровь, а поверх каждого сустава надели вериги из цепей, так что Барро мог с величайшим трудом шевелиться.

— Ведана, — позвал он.

— Да, — псайкер сидела рядом с ним и отозвалась мгновенно.

— Ты чувствуешь то же, что чувствую я? — спросил он.

Псайкер медленно повела головой из стороны в сторону:

— Нет. Я ничего не чувствую, — почти по слогам произнесла она. — Хотя должна. Я чувствую пустоту. Она тревожит меня.

Инквизитор тяжело выдохнул. Ощущение нарастающей тревоги не покидало его с того самого дня, когда ему привиделась черная воронка над Рэкумом. Он почти физически чувствовал грядущее прикосновение чего-то зловещего, но не мог растолковать нарастающих опасений.

— Ведана, — Алонсо нашел силы чуть приподняться на постели. — В моем саквояже. На самом дне. Принеси мне Имперское Таро.

— Да, — псайкер поднялась, чтобы выполнить поручение.

Барро бросил взгляд на свои руки, затем перевел его на Лонгина, занявшего небольшое кресло поодаль.

— Комиссар, — Алонсо посмотрел в сторону Авеля и тот поднялся. — Вы когда-нибудь имели дело с Имперским Таро?

— Никак нет, господин инквизитор, — новоиспеченный комиссар подошел к Барро, занимая место возле его кровати.

— Сегодня вам предстоит ознакомиться с ним, — произнес Алонсо. — Мне необходимо любым способом выяснить, что тут не так, и сделать это надлежит как можно быстрее.

РЭКУМ. ВЕЧЕР

Ее мысли хаотично метнулись.

— Передайте досточтимому Магосу, что мне нездоровится и что я не смогу ее принять, — ответила губернатор пришедшему с докладом слуге и подумала про себя: «Зачем я лгу? Я ведь хотела, чтобы она пришла. Так зачем же?…»

— Постойте, — Витинари сделала неопределенный жест рукой.

Слуга, уже собравшийся покинуть покои губернатора, развернулся обратно:

— Что прикажете, губернатор?

— Проводите досточтимого Магоса прямо сюда, — на лице Хильдегад отобразилась задумчивость. — Мне нездоровится, но я все же найду силы встретиться с Ван Калифшер.

— Слушаюсь, миледи, — слуга поклонился.

Пока слуга выходил, Витинари вцепившись в волосы пальцами, сделала несколько нервных шагов по комнате. В конечном счете она подошла к кровати и, забравшись в нее, накрывшись наспех покрывалом, стала ждать.

Когда спустя несколько минут в покои вошла Ван Калифшер, ее встретил приглушенный свет и губернатор, полулежащая на взбитых подушках, с лицом цвета мокрого рокрита и с запавшими глазами на нем, словно ее и впрямь мучила некая болезнь.

— Простите мою бестактность, — Хильдегад изобразила на лице недомогание. — Я невообразимо плохо себя чувствую. И все же я весьма польщена вашим визитом.

— Госпожа губернатор, — Магос слегка склонила голову, окатывая Витинари требовательным взглядом.

— Что привело вас так поздно? — Хильдегад попыталась сделать вид, что не заметила, как смотрит на нее Ван Калифшер.

«Почему она всегда такая надменная? Я ей не нравлюсь или она просто считает себя выше других?»

— Я пришла поговорить с вами неофициально, — Магос с сомнением осмотрелась по сторонам, словно все происходящее ее настораживало.

— Я спросила, почему вы пришли так поздно, — Витинари постаралась сделать так, чтобы ее голос звучал требовательным и в то же время слабым, как это бывает у тех, кто болен.

— Я бы сказала, что дело неотложное и щекотливое, — ответила Ван Калифшер.

— Щекотливое? — губернатор изобразила на лице удивление. — Что вы имеете в виду?

— Сегодня ночью кто-то проник в мою лабораторию.

— В вашу лабораторию? — Хильдегад выделила голосом слово «вашу». — Наверное, вы хотели сказать, в лабораторию, в которой вам разрешили проводить свои исследования?

— Допустим, — Ван Калифшер говорила спокойно, как будто читала малышу рассказ перед сном. — Это не играет роли на данный момент.

«Почему она так меня ненавидит? Ведь я не сделала ей ничего плохого. Почему?»

— Не играет? — Витинари вдруг осознала, что запуталась относительно того, что говорить дальше и как себя вести.

— Послушайте, — Магос сделала вперед один шаг. — Довольно игр. Вчера в МОЕЙ лаборатории были вы. Вас зафиксировали системы слежения.

Повисла неловкая пауза.

— Вы меня обвиняете? У вас что-то пропало? — Хильдегад перешла в «наступление».

«Почему я так говорю. Я ведь хотела вернуть ей инфопланшет в обмен на лекарство. Разве это преступление? Преступление хотеть спокойно спать по ночам?»

— Вы ведете себя очень странно, госпожа губернатор, — в голосе Ван Калифшер появились требовательные нотки. — Вам так не кажется?

— Мне? Кажется?

«Я веду себя странно? Нет, не может быть. Определенно, она меня видела. Только вот, зачем она пришла? Ах да, я же украла у нее инфопланшет. Только за этим?»

— Госпожа губернатор, вы не оставляете мне выбора, — теперь в голосе Магоса звучала явная угроза.

— Выбора? — эхом отозвалась Витинари.

«Как она посмела так говорить со мной? Ах, да. Она хочет что-то потребовать от меня. Ну, конечно же! Она хочет, чтобы я вернула ей записи. Вернула…»

Хильдегад застыла в странном замешательстве, внезапно ее охватившем.

— Вы молчите, потому что вам нечего мне возразить? — строго спросила Ван Калифшер.

— Возразить на что? — Витинари почувствовала, как ее голова начинает раскалываться от боли, как будто чьи-то невидимые руки, сдавливали ее от основания и до самого темени.

— Это вы были вчера ночью в лаборатории и вы взяли мои записи, — Магос строго посмотрела на губернатора. — Просто отдайте инфопланшет, и я сделаю вид, будто этого разговора никогда не было. Что наша встреча не состоялась, и каждая из нас вернется к своей жизни, словно ничего не происходило.

— К своей жизни? — она сама не заметила, как рука нащупала револьвер в складках атласного покрывала.

Такой холодный. Он излучал спокойствие. И такой тяжелый. Зачем она взяла его? Да, спокойствие. Он излучал спокойствие. Ей так его не хватает.

— Что вы делаете?

Она только подержит его в руках, чтобы проникнуться его холодом и уверенностью. Уверенность. Да. Это то, что ей сейчас так необходимо. «Я всегда поступала правильно. Меня ведет Император. Император защищает. Почему у нее так исказилось лицо? Ей страшно? Она боится… меня?»

— Что вы сделали?..

«Ничего. Я взяла его в руку и нажала на курок. Все остальное сделал он. Он решил отнять твою жизнь и сделал это. Я не понимаю, зачем ему это. Но мы не должны об этом думать. У Императора на все свои причины. Он защищает, но иногда убивает. Почему? Почему Он не защитил Рэкум? Почему не защитил Серафиму? Может, потому что Ему все равно?»

Хильдегад перевела взгляд с дымящегося револьвера на пол, где, прижав колени к животу, скрючилась агонизирующая женщина. Она лежала в растекающейся луже собственной крови, зажимая скрюченными пальцами рану на животе, пытаясь что-то сказать или просто ловя ртом воздух, с вытаращенными глазами, едва не вылезшими из орбит.

С чувством брезгливости Хильдегад Витинари подошла ближе. Она поочередно смотрела то на дымящийся ствол револьвера с небольшим глушителем на его конце, то на пол, где с ужасом на искаженном агонией лице умирала Магос…

Смотрела и думала, что пушистый ковер, привезенный по специальному заказу из Картахены, безнадежно испорчен. И что купить второй подобный станет для нее самой настоящей проблемой.

РЭКУМ. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Было глубоко за полночь, когда гул возвращающихся боевых машин огласил окрестности Рэкума. От их рокота с разметавшимися волосами губернатор вскочила с постели, потянув за собой измятый и перепачканный, лоснящийся жирными пятнами атлас покрывала. Когда ее босые ноги коснулись влажного, чуть липкого ворса ковра, губернатор даже не заметила этого. Оставляя за собой багровые следы, она подошла к одному из окон и резко отдернула тяжелые, непроницаемые шторы, из бархата цвета алебастра с глубокими, темно-синими разводами на нем. Обнажив окна, она потянула руку впередц и, приведя в действие открывающийся механизм, распахнула створки. Хильдегад простояла так некоторое время, вдыхая полной грудью стылый, тяжелый, дурно пахнущий воздух и вглядываясь в то, что происходило на улицах города, и ее взору предстали четыре «Химеры», медленно ползущие по центральной улице Рэкума. Между ними шло десятка два гвардейцев, некоторые из которых были ранены, но не сильно. А те, кто после полученных ранений не мог самостоятельно передвигаться, сидели или полулежали на броне грохочущих машин. К кавалькаде уже спешили сестры из Миссии в сопровождении санитаров с носилками, чтобы как можно скорее оказать помощь пострадавшим.

Губернатор закрыла окно.

— Великий Бог-Император, — холодно вздохнула Витинари, прикладывая ладонь ко лбу. — Неужели все это нельзя было сделать тише и в светлое время суток.

Надежно задернув шторы, оставляя на них багряные разводы от перепачканных кровью рук, устрашающе смотрящиеся на белом с золотистой проседью бархате, Хильдегад пошла обратно. Она вновь пересекла кровавое пятно по центру ковра, и теперь карминовые следы, оставляемые ее стопами, потянулись в другую сторону

— Они тебя тоже разбудили? — спросила губернатор, подойдя к кровати и глядя безжизненными глазами в темноту.

Ответа не последовало.

— Сейчас, — задумчиво произнесла губернатор и включила изящный прикроватный светильник из оранжевой с белыми матовыми разводами соляной слюды, наполнив спальню мягким уютным кремово-золотистым светом.

— Так лучше? — спросила Витинари, вновь обращаясь к своему гостю и великодушно кивая, словно услышав одобрительный ответ. — Я оставлю немного света, чтобы тебе было не так страшно засыпать, — продолжила она, выдержав незначительную паузу, как будто общалась с собеседником. — Знаешь, я как-то привыкла, но ты… Ты ведь не такая сильная, как я. Ты еще можешь испытывать страх или дискомфорт.

Хильдегад увидела извиняющуюся улыбку на лице безмолвного гостя и улыбнулась в ответ, обезображивая свое почерневшее, почти потерявшее схожесть с человеческим лицо тем, что она посчитала улыбкой.

— Я понимаю, сначала это может показаться сложным, но потом… Потом, ты привыкнешь. Ты перестанешь бояться, как перестала бояться я. Ты все поймешь. Необходимо всего лишь немного времени, и все встанет на свои места. Поверь мне. Я знаю.

За окнами города, серые тона ночи медленно смешивались с бледно-розовыми красками рассвета. В покоях губернатора одиноко горел ночник, освещая своим тихим умиротворяющим светом Хильдегад Витинари, мирно спящую в своей кровати. Она спала, и безмятежная улыбка порхала на ее пунцовых губах. А рядом, с головой, покоящейся на плече у губернатора, лежал окоченевший труп с остекленевшими, широко открытыми глазами и застывшим выражением ужаса и боли на почерневшем лице.