Ночь с 17 на 18 июля 2009 года
Треверберг
— Во сколько ты обычно освобождаешься по вечерам?
— По-разному. Примерно часов в пять-шесть. Хотя этот маньяк спутал все карты, с таким же успехом могу просидеть в офисе до восьми, если не до девяти.
Ларри прикрыл глаза и уже в который раз за эту ночь прислушался к дыханию женщины, голова которой лежала на его плече. Все это казалось прекрасным сном, начиная от почти забытого огня, вспыхивавшего в нем каждый раз, когда он к ней прикасался, и заканчивая спокойными беседами до утра. Когда их с Вэл брак, который они оба считали идеальным, начал распадаться на части, медленно и неумолимо расползаться, как швы на истлевшей одежде, он был уверен, что больше никогда не испытает чего-то подобного, и мимолетные романы только убеждали его в собственной правоте. А потом умер отец, он приехал в Треверберг и встретил Терри. Создание, одна мысль о существовании которого отрицала темные законы. Создание, одна мысль об отношениях с которым казалась невозможной.
Но они лежат здесь, она рядом, и ему достаточно потянуть руку для того, чтобы погладить ее по волосам. Убедиться, что она настоящая. Еще пару дней назад Ларри думал, что это неправильно, а теперь он чувствует себя самым счастливым существом в двух мирах. Он понимает, что влюблен по уши, и ему стыдно за то, что в свое время ничего подобного он не испытывал рядом с Вэл. Они любили друг друга, она подарила ему Тана и Адиру, и какая-то часть Ларри до сих пор надеялась на то, что прошлое вернется, но он знал: это неправда. Они сказали слишком много неправильных слов. Еще больше слов — нужных и самых правильных — так и не озвучили. Эту дверь следовало закрыть навсегда.
— Эй, мистер, — позвала Терри. — Если начали фразу — договаривайте.
Начало их романа — а мог ли он называть это романом? — походило на любовную историю из книги в мягкой обложке. Сначала детектив Нур обвинила его в убийстве собственного отца, заковала в наручники и заперла в комнате для допросов. Потом он фактически спас ей жизнь, напоив своей кровью. Она знает о нем больше, чем следовало бы, но тот факт, что у него не самая законная работа ее, похоже, не пугает. Будь у Ларри больше опыта в подобных вещах, он смог бы предположить, как будут развиваться их отношения. Возможно, Терри считает, что спать с существом, которое делает в лаборатории яды и психотропные препараты под крылом знаменитого преступника — это романтично? Опасность обостряет чувства?
Нет, не нужно об этом думать. Он хотел пригласить ее на свидание… Он до сих пор хочет пригласить ее на свидание, но не может подобрать правильные слова. Школьник на его месте и то справился бы лучше.
— Я хотел предложить тебе прогуляться по старой половине города, — заговорил Ларри. — Я сегодня побродил там. Очень красивые места, особенно у фонтанов и на той части берега, где построена часовая башня. А потом мы могли бы поужинать в ресторане с домашней кухней. Там нет меню, ты заказываешь все, что хочешь — и тебе приготовят.
Терри приподнялась на локте.
— Ты приглашаешь меня на свидание? — уточнила она.
— Если ты не против, — осторожно ответил Ларри.
— А если против?
— Я мог бы отвести тебя туда таким же способом, как ты недавно отвела меня в центральное отделение полиции Треверберга. В наручниках.
Вампирша опрокинулась на подушки и расхохоталась.
— Вот это был бы номер. Представляю, как мы ходим возле фонтанов. Я — в наручниках, а ты вежливо держишь меня под локоть. Вроде преступница, но все же дама, и стоит проявлять уважение. А что за ресторанчик? Тот, что держит темная фея?
— Да, именно он. Меня туда отвел Тристан. Мы работали весь день и страшно проголодались. Надеюсь, тебе лучше? После синтетической крови?
Терри положила руки под голову и посмотрела в потолок.
— Ваша терапия тоже помогла, мистер Родман, — улыбнулась она. — Да, я с удовольствием схожу на прогулку по старому городу. Позвоню после того, как закончу. Встретимся возле большого фонтана из черного мрамора. Он там один, не ошибешься.
— Я рад, что ты согласилась. Сперва я хотел сводить тебя в один из ресторанов в новой половине. Он находится на крыше небоскреба, вид чудесный, особенно ночью. Мне о нем отец рассказывал, они с доктором Хобартом часто там ужинали. Но потом подумал, что это слишком банально. Наверное, тебя часто водят в такие рестораны…
Она повернулась на бок и прижалась щекой к подушке.
— Ты, наверное, говоришь про «Хрустальный путь». Две звезды Мишлен, четвертое место в списке лучших заведений такого рода в городе. Столик надо заказывать за три месяца, и если на мужчине нет галстука, а на женщине — шикарного вечернего платья, то тебя даже на порог не пустят. Юджину нужно было работать полгода для того, чтобы меня туда пригласить. Что до остальных… папа очень придирчиво относится к тем, кого мы с Тристаном выбираем в качестве пары. Процентов восемьдесят проверку не проходит, а те мои кавалеры, которые ее проходили, были слишком заняты для увеселительных посиделок.
— Вы не очень-то отличаетесь от нас, — заметил Ларри. — От темных эльфов «из этих». Мы тоже не можем самостоятельно выбирать пару. Точнее, можем, но в итоге получается, что выбирают родители.
— Тебя это не раздражало?
— Нет. Других примеров у меня перед глазами не было. Я знал, что к восемнадцати годам буду встречаться с хорошей девушкой, а к двадцати стану отцом первого ребенка.
Терри взяла его за руку, и их пальцы переплелись.
— Жаль, что у вас с Валери все так получилось.
— Жаль, — согласился Ларри. — Но в противном случае я бы не встретил тебя.
— Как ты попал туда… где сейчас работаешь?
— Долгая история. Сначала погнался за легкими деньгами. Потом — за интересной работой. Мне нравилось в лаборатории, но я понял, что больше ничего не могу отдать. Топчусь на месте. — Он помолчал. — Тебя это не смущает?
Большой палец вампирши погладил его ладонь.
— То, что вы бегаете от Интерпола, мистер? Нет. А должно?
— Ты вспомнила еще что-нибудь?
Она сжала руку Ларри чуть крепче и закусила губу.
— Нет. Точнее, да, но… я не могу поймать эти мысли. Они крутятся в голове, как сумасшедшие. Странно, что это спровоцировала твоя кровь, правда?
— Да. Но с таким же успехом это могла бы быть и кровь кого-то другого. Ведь до этого ты питалась только синтетической.
— Да, — эхом отозвалась Терри и добавила после паузы: — Мне страшно, Ларри.
Он придвинулся ближе, обнял вампиршу за плечи и спрятал лицо в ее волосах.
— Тебе нечего бояться. Я рядом.
— Я боюсь не за себя. Грег говорил с Марком Карлином, руководителем отдела психологической экспертизы. В университете он хотел написать научную работу о маньяке по прозвищу «Художник». Он похищал женщин с татуировками и убивал их, перерезая горло. Зарисовывал татуировки, а потом — мертвые тела. Запечатлевал в той позе, в которой они сделали последний вдох. И на мертвых телах уже не было татуировок. Маньяка так и не поймали, его нашли в собственном доме с перерезанным горлом. — Терри сглотнула. — Позже выяснилось, что в одной из комнат на подземном этаже жил подросток, и он, скорее всего, приходился ему сыном.
— Но ты говорила, что причина смерти людей, найденных в Ночном квартале — инсульт, — напомнил Ларри. — И их никто не убивал.
С минуту они прислушивались к звукам ночной квартиры.
— Тристан предположил, что их смерть связана с синтетической кровью, — нарушила молчание Терри. — По его просьбе я взяла у доктора Дуарте, главного судебного медика в нашем управлении, пробы для анализа. Но кто-то забрал их из лаборатории.
— Что? — не понял Ларри. — Из лаборатории Тристана в восстановительном центре?..
— Да. Доступ есть только у него, у отца… был у доктора Родмана. И еще у пары химиков, но их в городе нет, уехали на семинар в Берлин.
— Не понимаю, зачем Тристану лгать.
Терри свернулась клубком.
— Я тоже не понимаю. Если честно, я вообще ничего не понимаю. Кто-то украл образцы из лаборатории. Кто-то подменил предназначавшуюся для меня порцию синтетической крови ядом. И эти трупы в Ночном квартале…
— Кстати, а у них есть татуировки?
— Да, — тихо ответила она. — Есть. У всех. Мы с Грегом проверили. Даже ходили к доктору Дуарте, чтобы он подтвердил.
В повисшей тишине сонный Ларри пытался поймать ускользавшую мысль.
— Ты хочешь сказать, — произнес он, — что их убил Тристан?.. Но это же…
— … глупо? Возможно. Но рисунки Художника, которые мне показывал Грег, очень похожи на его работы. Тут даже дилетант не спутает.
— Терри, все сложнее, чем ты думаешь.
Вампирша насмешливо фыркнула.
— Стоило тебе пообщаться с ним один день — и ты даже начал говорить, как он.
— Я уверен, что он не убивал этих людей.
— Ты его не знаешь, Ларри. Он способен втереться в доверие к кому угодно. Это тот тип социопата, о котором пишут в учебниках. Производит впечатление самого милого существа в двух мирах, а за спиной прячет нож и убивает с улыбкой.
— Да что между вами произошло, Великая Тьма вас обоих разбери?!
Терри посмотрела ему в лицо.
— Он каждый день, не затыкаясь, нес чушь об избранности вампирской расы. Говорил, что в наших силах ускорить эволюцию и приблизить эру благоденствия. Я долго слушала, но мне надоело.
— Ты неправа.
Бледные щеки вампирши залились краской.
— Я не знаю, что творится в голове твоего брата, — продолжил Ларри, — но одно могу сказать точно — он не убивал тех людей. И уж точно не подменял твою кровь. В этом мире есть лишь одно существо, ради которого он убьет кого угодно — ты. Он любит тебя больше жизни и готов пожертвовать всем, только бы ты была здорова и счастлива. И в остальном твоя теория тоже трещит по швам. Он чертову кучу лет втайне от всех спит с моей сестрой, темной эльфийкой, хотя вроде бы должен заботиться о чистоте крови. А еще он не дурак поразвлечься. Он частенько гуляет по ночным клубам, и я не уверен, что женщины, с которыми он там встречается, прошли бы тест твоего отца.
В глазах Терри блестели слезы.
— Двуличный мерзавец, — едва слышно прошептала она. — Я никогда не понимала его до конца. С отцом он ведет себя так, со мной — иначе…
— Поговорим завтра, — предложил Ларри. — Нам обоим нужно выспаться.
Вампирша позволила ему себя обнять и устроилась поудобнее, положив ладони под щеку.
— Твоя сестра красивая? — спросила она.
— Очень. У меня в бумажнике есть ее фото. Я тебе покажу.
— У нее хорошая работа?
— Она руководит одной из папиных клиник.
— А локти на стол она не кладет?
— Не припомню за ней такого.
Терри удовлетворенно вздохнула и через несколько минут уже спала. Лаурелия Родман успешно прошла экспресс-версию теста доктора Филиппа Хобарта.
18 июля, позднее утро
Треверберг
Ларри отпустил таксиста, решив прогуляться пару километров до дома бывшего дворецкого отца. Дождь застиг его прямо посреди загородного шоссе. Мистер Родман промок до нитки, но настроения капризы природы не испортили. Он брел по обочине, спрятав руки в карманы джинсов и улыбаясь своим мыслям. Если бы машины проезжали тут чаще, то кто-нибудь из водителей принял бы его за сбежавшего пациента психиатрической клиники. Влюбленные похожи на пациентов психиатрической клиники, думал Ларри, посматривая на успевшее очиститься после дождя небо. В воздухе пахло свежестью, вдалеке пели птицы. Жизнь была прекрасна. Он насвистывал мотив песни, названия которой не мог вспомнить, и заново переживал случившееся в утренние часы.
Будильник Терри прозвенел в половину пятого — работу, ради которой вам приходится вставать в половину пятого, нужно возненавидеть по умолчанию — но мистер Родман смущенно предложил хозяйке квартиры «полежать еще пару минут», и под этой фразой подразумевалось все, кроме сна. Когда окружающий мир вновь стал реальным, детектив Нур взглянула на циферблат наручных часов — без четверти семь — выругалась (ее коллеги пришли бы в восторг, а вот доктор Хобарт — вряд ли) и выскочила из постели. Ларри наблюдал за тем, как она чистит зубы и в недоумении смотрит на содержимое своего шкафа и понимал, что часть вины лежит на нем, но виноватым себя не чувствовал.
Позже, когда он принял душ, оделся, выпил кофе, закрыл дверь, передал ключ консьержу и сел в такси, Терри прислала сообщение: «В «пробке». Опаздываю на совещание. Боннар меня убьет». В ответ мистер Родман поинтересовался, не забыла ли она о планах на вечер. Детектив Нур отреагировала тремя восклицательными знаками. Оставалось надеяться, что они правильно поняли друг друга.
Стоило ли рассказывать о том, что он узнал от Тристана? Этот вопрос Ларри задал себе несколько раз на протяжении вчерашнего дня и пришел к выводу, что нет. Многие темы были личными. Брат и сестра смогут обсудить это с глазу на глаз. Ему же осталось переварить историю с отцом. История была дикой, запутанной, полной секретов, к которым лучше не прикасаться.
Ларри брел по дороге, глядя на линию, разделявшую между обочиной и проезжей частью, и пытался соединить двух существ. Первый — доктор Альберт Родман, уважаемый ученый, совладелец сети клиник, женатый на красавице и умнице Велурии Родман. Любящий муж, счастливый отец; дочь сделала прекрасную карьеру, сын подарил внука и внучку. Мудрый, спокойный, рассудительный и воспитанный, отличавший «хорошо» от «плохо». У него было все, о чем мог мечтать мужчина. Второй — доктор Альберт Родман, завсегдатай разгульных вечеринок, искатель приключений, живший от одной страсти до другой.
Первый Альберт Родман привык контролировать все, от собственных привычек до круга общения. Жизнью второго Альберта Родмана управляла одна-единственная женщина. Она то уходила, то приходила, меняла имена и лица. Он пытался убежать, забыть ее, как страшный сон, но она действовала на него как наркотик, от которого невозможно избавиться. Она определяла его поступки, чувства и мысли. Она будто жила в нем, заменив собой сердце и разум.
Страшно подумать, сколько лет отец хранил эту тайну, и невозможно представить, каково ему было со всем этим жить. Ларри вспомнил их последний разговор. Отец был рад его слышать, и они беседовали около получаса, хотя голоса на фоне недвусмысленно говорили о том, что гости ждут. Мама чувствует себя великолепно, Ло намерена сделать MBA, на днях он едет в Треверберг для того, чтобы навестить доктора Хобарта, их пригласили на прием в честь открытия какого-то отеля, «и пора бы уже найти Филиппу пару, это просто-напросто неприлично, что он один». Потом отец спросил о деньгах. Ларри расценил это как шутку, и оба от души посмеялись.
Но они не говорили о свадьбе. Об этом он узнал месяца через три. Тогда это не показалось ему странным: если у тебя в доме пара сотен гостей, то стараешься закончить телефонную беседу побыстрее, пусть и с сыном, которого давно не слышал. Мистер Родман слышал о невесте отца от Ло и даже от Вэл, с которой иногда перезванивался. Сестра рассказывала о ней, захлебываясь от восторга: красива, умна, простушка, конечно, после свадьбы у нее будет громкое имя. Отец влюблен и счастлив. Нет, они не афишируют отношения, и церемония будет скромной.
Если разобраться, ничего подозрительного, но в голове Ларри засел неуловимый образ, который заставлял его возвращаться к этой истории снова и снова.
***
Боба гость застал работающим в саду.
— Здравствуй, Ларри, — помахал рукой бывший дворецкий. — Вот, привожу в порядок розы. Целую неделю руки не доходили.
Будь мистер Родман профессиональным садовником, он бы, наверное, счел розы неухоженными, но на взгляд любителя цветы были прекрасны. Особенно ему приглянулись едва раскрывшиеся белоснежные бутоны.
— Моя гордость, — заулыбался Боб.
— Можно… попросить вас об услуге?
— Цветы для дамы? Скажи, какие тебе понравились — и приступим.
Ларри почувствовал, что краснеет. Бывший дворецкий достал из ящика с инструментами садовые ножницы.
— Твоя улыбка говорит сама за себя, мой мальчик. Кроме того, нет ничего дурного в цветах для леди. Особенно если это цветы из моего сада. Так какие?
— Белые. Вот эти, с полураскрывшимися бутонами.
Боб прищурился.
— Твоя дама блондинка? — спросил он.
— Что?.. А… да. Блондинка.
— Ты встречаешься с дочерью Филиппа Хобарта?
Ларри ахнул от неожиданности.
— Встречаюсь? Нет… то есть… м… нет, я с ней не встречаюсь, но…
Бывший дворецкий со смехом поднял руки, давая понять, что не намерен допытываться.
— Ладно. Если это секрет, то дело ваше. Она хорошая девушка. — Он покашлял. — Но работа у нее, конечно, не сахар. Сегодня отличная погода, Ларри. Не возражаете, если мы посидим в саду?
***
Через двадцать минут букет из белых роз для Терри был готов, а помощница Боба, маленькая улыбчивая женщина, представившаяся Розой, принесла кофе на серебряном подносе. Она поставила его на деревянный стол в беседке, спросила, хочет ли гость перекусить, получила отрицательный ответ и ушла в дом. Знакомый черно-белый кот нежился на садовой дорожке в солнечных лучах. Он самозабвенно перекатывался с боку на бок, время от времени замирая в одной из странных кошачьих поз.
— Простите, что надоедаю, — обратился к бывшему дворецкому Ларри, — не хотел говорить об этом по телефону.
— Ко мне не так часто кто-нибудь приходит, а я люблю принимать гостей. Иногда даже приношу пользу. Как сегодня, например.
Он подмигнул мистеру Родману и отпил кофе.
— Собственно, главный вопрос у меня один, Боб. По поводу самоубийства миледи.
Хозяин дома вернул чашку на блюдце.
— Да, — кивнул он. — Это была трагедия.
— Вы помните, что происходило между отцом и миледи до этого? Я имею в виду, что-нибудь необычное… ссоры?
Боб некоторое время наблюдал за котом.
— Ссорились они часто. Лорд Родман был вспыльчив, миледи в периоды плохого самочувствия жаловалась на то, что он не уделяет ей достаточно внимания. Кроме того, он много путешествовал. Иногда пропадал по нескольку месяцев.
— А в каком году миледи покончила с собой?
— В 1970-м. Месяца через три после твоего рождения. — Дворецкий покачал головой. — Я в тот вечер отсутствовал, моя мать тяжело болела, ей оставались считанные дни, и я не хотел оставлять отца в одиночестве.
Ларри смотрел на нетронутый кофе в своей чашке.
— А где был мой отец?
— Ужинал у доктора Хобарта. За несколько дней до этого они с миледи в очередной раз поссорились, и лорда Родмана это очень огорчило. Он вернулся из Штатов, и они не ложились спать всю ночь. Спорили, кричали. Миледи плакала. Но слуги к такому привыкли.
— Вы не слышали их разговор?
Боб пожал плечами, провожая взглядом направлявшегося в дом кота.
— Не припомню ничего, что могло бы тебя заинтересовать, мой мальчик… помимо одного, пожалуй. По приезде у лорда Родмана было великолепное настроение, хотя обычно он уходил к себе и отсыпался как минимум сутки. Миледи это разозлило. Они не разговаривали за ужином, а потом расположились у камина. Слуги отправились спать, я читал на кухне. Иногда по ночам кто-то из них просил чаю или фруктов. Твоя няня заглянула ко мне для того, чтобы согреть молока. Она пожаловалась, что ты плохо засыпаешь по вечерам, и предположила, что виноват дурной характер миледи.
— Миледи ей не нравилась? — предположил Ларри.
— В миледи не было ничего плохого, но порой в нее будто бес вселялся. И тогда слуги предпочитали держаться подальше.
— Так что с няней?
— Она выглядела уставшей, и я сказал, что согрею молоко самостоятельно, а потом принесу в твою спальню. Комната находилась на втором этаже, и для того, чтобы туда попасть, я должен был пройти через гостиную. Лорд Родман и миледи спорили, и даже скрип ступеней их не отвлек. — Боб тяжело вздохнул и снова взял чашку. — Миледи спросила, уверен ли лорд Родман в том, что говорит. Он ответил, что абсолютно уверен. И добавил: она должна понять, что речь идет о браке, и его женой может быть только женщина благородных кровей.
Ларри рассеянно потер мочку уха, пытаясь свести факты. В 1970 году отец и мать обменялись кольцами и клятвами в вечной любви. Это случилось весной, в марте, они с Ло много раз просматривали альбом с свадебными фотографиями.
Отец во фраке и с цветком в петлице, мать в длинном пышном платье из белоснежного шелка с собранными в традиционную эльфийскую прическу из кос волосами. Церемонию проводили в цветущем саду, гости были разодеты в пух и прах, очаровательные девочки в пышных нарядах разбрасывали розовые лепестки.
Отец покрывает плечи матери золотым плащом так, как это делали много сотен лет назад янтарные Жрецы. Мать улыбается и показывает фотографу руку с кольцом.
Отец смеется, подмигивает камере и цепляет пальцем воротник рубашки: вот меня и поймали, теперь я скучный женатый мужчина. Мать стоит спиной к гостям и бросает свадебный букет — белые розы, украшенные мелким речным жемчугом и кружевом ручной работы.
Фото с поцелуем, при виде которого сестра всегда краснела. Несколько снимков свадебного танца — скорее всего, танго, отец и мать любили его и с радостью уступали просьбам гостей на приемах. Ларри тоже родился весной, в апреле. Как-то они с Ло заговорили об этом и поняли, что ничего необычного в произошедшем нет: скорее всего, на момент свадьбы мать была беременна. Теперь он знал правду, но кое-что все равно не сходилось.
— Что случилось после самоубийства миледи, Боб?
— Лорд Родман был безутешен. После похорон он несколько дней не выходил из спальни, пускал к себе только доктора Хобарта. Примерно через месяц он уехал в Штаты.
— Когда вернулся для того, чтобы меня забрать?
— Не могу сказать, мой мальчик. Прислугу распустили, а вас с няней отправили в дом доктора Хобарта. Я слышал, что тебя забрала родственница. Почему ты не пьешь кофе?
Не замечая удивленного взгляда бывшего дворецкого, Ларри поднялся и спрятал руки в карманы джинсов. Свадьба состоялась в марте, он родился в апреле. Когда Альберт Родман одел кольцо на палец своей невесты, Девина Норвик была на втором месяце беременности. Летом отец распустил прислугу и уехал в Штаты, а сын с няней поселились в доме Филиппа Хобарта. Какая родственница его забрала? Загадка.
Если Девина Норвик жива — а она жива, это подтверждают отцовские письма — то почему она бросила ребенка? Отец возвращался в особняк после того, как уволил слуг. Возможно, даже жил здесь как минимум до 1977-го, опять же, если верить датам писем. А в письмах, между тем, не было ни слова о мальчике. Только страстные любовные послания с такими пассажами, что впору сложить их в эротический роман. Кто бы мог подумать, что отец на такое способен.
А какое место в этой картине занимает мама? Точнее… она не его мать, и теперь это очевидно, но не называть же ее мачехой?
На похороны отца Ларри явился одним из первых, привез Ло, которая была на грани истерики и вряд ли могла сесть за руль. Они бродили возле стульев, расставленных на лужайке, и принимали соболезнования от людей и темных существ, большую часть которых видели впервые. Мама приехала за пятнадцать минут до начала церемонии. Водитель открыл заднюю дверь машины и подал даме руку, помогая выйти. На ней было короткое черное платье с длинным рукавом, глубокое декольте целомудренно прикрывал газовый шарф. Когда мама в сопровождении нового кавалера, юного эльфа в больших солнцезащитных очках, шла по проходу между стульями, головы мужчин поворачивались следом. Велурия Родман всегда выглядела королевой, даже в трауре. Она приобняла Ларри и поцеловала его в щеку, потом этой чести удостоилась сестра. Невеста отца сидела в первом ряду, но мама даже не взглянула в ее сторону.
Неужели она все знала? Была в курсе истории с фальшивым самоубийством, любовными письмами и тайной жизнью отца? Безропотно приняла его сына от чужой женщины и молча терпела столько лет? Не может быть. Мама бы так не поступила. Кто угодно — но только она. Женщина, к ногам которой готов упасть любой, и для этого ей достаточно щелкнуть пальцами. Она бы не потерпела такого унижения.
Боб подошел к гостю и взял его под руку.
— Присядь. Вид у тебя такой, будто ты вот-вот свалишься в обморок. Я принесу тебе воды.
— Нет, не нужно, спасибо.
Ларри тяжело опустился на деревянную лавочку беседки. Образ, который он пытался отыскать в памяти, наконец выбрался на свет. Удивительно, что взгляд зацепился за такую мелочь. Впрочем, в минуты тяжелых переживаний нам свойственно цепляться за мелочи.
Бизнесмен Патрик Хофманн, хороший друг доктора Хобарта и отца, явился на похороны последним. Он приехал на неприметной машине, рядом не было ни телохранителей, ни журналистов, которые следовали за ним по пятам, ни его верного советника Брэндона. В строгом деловом костюме цвета мокрого асфальта он, выделявшийся в любом обществе, ничем не отличался от остальных, и большая часть присутствующих не обратила на него внимания.
Вид у мистера Хофманна был подавленный. Несколько минут он стоял возле могилы, теребя черный платок, надетый вместо галстука. Потом обнял заплаканную Ло, прикоснулся к плечу Ларри, выразив соболезнования обоим, и, наклонившись, сказал что-то на ухо маме. Она кивнула, указывая нужное направление, и пошла к машине в сопровождении кавалера. Мистер Хофманн приблизился к невесте отца, стоявшей в отдалении от остальных, и протянул ей руку. Поколебавшись, она ее пожала, и широкий рукав платья на долю секунды обнажил запястье. Белый шрам, тонкая продольная ниточка, был едва заметен на светлой коже, но взгляд Ларри будто сфотографировал эту особую примету.
«А еще у нее есть шрам на внутренней стороне запястья, — зазвучал в его голове приятный, чуть хрипловатый голос Марселы Риз. — Думаю, там раньше была татуировка».