Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами

В середине XX века рухнула колониальная система. На карте появились новые государства. Ненадолго пережили крах колониальной системы и те режимы, которые существовали ранее в псевдосуверенных ближневосточных государствах, например в Египте.

Между тем и во многих освободившихся от колониальной зависимости странах неустойчивость пришедших к власти руководителей была более чем очевидной — они продолжали сменять друг друга.

Дольше других был у власти Гамаль Абдель Насер. Пожалуй, в Египте четче, чем в других постколониальных арабских странах, проявились черты арабского революционного национализма со всеми его характерными особенностями: безудержным стремлением к ликвидации остаточных военных и экономических позиций колониальных держав, отсутствием генетических привязанностей к исламизму и терроризму, приверженностью идеям социального прогресса мелкобуржуазно-социалистического характера, антикоммунистическим настроем во внутренней политике, прагматизмом во внешней политике, проявившимся в зигзагообразном развитии отношений с США и неоднозначном сотрудничестве с СССР, эмоционально негативным подходом к Израилю, с постоянным ощущением занесенного над головой израильского дамоклова меча.

Мировоззренческий феномен арабского революционного национализма создал целый этап арабской истории. Главным героем этого этапа был Гамаль Абдель Насер.

Конец старых режимов: единое в различиях

При многих общих чертах арабские страны — разные, и по-разному происходил в них переход власти к постколониальным руководителям.

В Ираке труп зверски убитого премьер-министра Нури Саида часами волокли по багдадским улицам. А офицер восставшей иракской армии отрезал палец трупа и привез его в Египет, думая, что это будет лучшим подарком для Гамаля Абдель Насера. Подполковник Насер, глава «Свободных офицеров», пришедших к власти в Египте в результате свержения короля Фарука, был шокирован таким преподношением. Фарук в 1952 году был выдворен «Свободными офицерами» из Египта и спокойно на своей яхте уплыл в Италию, где провел в развратных пирушках и казино долгие годы вплоть до своей естественной смерти. Иная участь постигла не только Нури Саида, но и молодого иракского короля Фейсала — он был убит восставшими, на которых не произвело никакого впечатления, что король принадлежал к династии Хашимитов, прямых потомков пророка Мухаммеда.

В результате вооруженной борьбы народов Туниса и Алжира колониальные власти покинули эти страны. Монархические режимы были свергнуты в Ливии и Йемене, прозападные правители — в Сирии и Судане. Все это произошло не одномоментно, а растянулось во времени. Но главное в том, что все это произошло и арабский мир в целом обрел суверенитет. Влияние Запада на политику отдельных арабских стран сохранилось, но изменились формы такого влияния, да и его результативность стала весьма неравномерной.

Несмотря на несомненные различия катаклизмов в арабском мире в середине XX века, в них было и нечто общее. Прежде всего, все смены колониальных и полуколониальных режимов произошли в результате того, что сложилась ситуация, при которой прежние правители не могли больше удерживаться у власти. Безусловно, сыграла свою роль внешняя обстановка — изменение соотношения сил в мире после разгрома во Второй мировой войне гитлеровской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии, превращение, наряду с Соединенными Штатами, в сверхдержаву Советского Союза, торжество национально-освободительного движения в Китае и ряде других регионов, повсеместное крушение колониальных методов управления. Но основу для радикальных перемен в ряде арабских стран создали внутренние процессы.

Не выдерживают никакой критики расхожие домыслы, что приход к власти антиколониальных сил был осуществлен при помощи Москвы. В наибольшей степени такие утверждения имели место в связи с крушением монархии и провозглашением республики в Ираке 14 июля 1958 года. Они усиленно распространялись западными средствами массовой информации и рядом неудачливых западных политиков, но дипломаты, находившиеся на месте, как правило, не заблуждались по поводу происхождения и сути событий в Ираке. Английский посол в Багдаде Майкл Райт через десять дней после свержения монархии докладывал в Форин офис, что, подобно ситуации в Египте, где группа офицеров во главе с Насером свергла короля Фарука, переворот в Ираке был вызван растущим недовольством политикой и действиями короля Фейсала и его подручного премьер-министра Нури Саида. Еще в 1954 году другой английский посол в Багдаде, Джон Траутбек, предупреждал Лондон в своей шифротелеграмме о растущем в Ираке «негодовании по поводу коррупции и жадности правящих групп, трудных условиях жизни бедноты, отсутствии возможностей у молодежи для успешной карьеры после получения образования и увеличении год от года идеологического вакуума по причине уменьшения влияния ислама». Английский посол прямо указал на то, что политика Нури Саида и правящей династии, вызывающая такое отторжение, отождествляется с действиями Великобритании.

Американский посол в Багдаде Уильман Галлман, в свою очередь, пришел к выводу, что «переворот не был делом рук Москвы».

Советский Союз, в конце концов, не оставался в стороне ни от событий в Египте, ни от событий в Ираке или Сирии. Он сам или чаще с ним устанавливали связи новые руководители арабских государств уже после революционных переворотов. Но эти руководители приходили к власти не в результате заговоров, организованных Москвой, а из-за полного провала многолетней политики Великобритании и Франции, осуществляемой непосредственно или через продажных, коррумпированных представителей из арабской среды.

Главная сила — армия: плюсы и минусы

Решающую роль в смене колониальных и полуколониальных режимов в большинстве арабских стран сыграли армии. Это произошло потому, что армия оказалась наиболее организованной силой в условиях, когда не было по-настоящему дееспособных или последовательно оппозиционных партий. Одну из политических сил при королевском режиме в Египте представляла собой партия «Вафд» («Делегация»). Она была большой, влиятельной, и, пожалуй, в этом отношении с ней не сравнима ни одна другая политическая партия, образованная в арабских странах в колониальный период. «Вафд» иногда становилась в оппозицию ко двору, но ее лидеры погрязли в политиканстве, соглашательстве, замкнувшись на интересах крупных землевладельцев и части обуржуазившихся феодалов.

Вначале армия лишь свергала ненавистный режим — она не обладала ни опытом, ни желанием руководить страной. Не случайно, что за некоторое время до выступления в ночь на 23 июля 1952 года офицеры хотели вернуть к власти партию «Вафд». К генеральному секретарю этой партии Фуаду Сираг эд-Дину был направлен полковник Ахмед Анвар, и «Вафд» было сделано предложение силой навязать власть этой партии королю. «Вафд» ответила отказом, не пожелав идти на сотрудничество со «Свободными офицерами». В этом проявилась «осторожность», особенно в условиях, когда начиналась вооруженная борьба в зоне Суэцкого канала. Лидеры «Вафд» не хотели ни смещения Фарука, ни тем более противостояния с Англией.

Таким образом, ответственность за судьбы страны переходила в руки армии. Но что она представляла собой в то время? Во главе восставших против старых властей оказались офицеры из семей разночинцев. Наиболее характерен опять-таки пример Египта. Великобритания еще в 1922 году формально объявила Египет независимым, однако суверенитет был декларирован с оговорками, которые надолго свели его на нет. Англия сохранила за собой право на защиту «имперских путей» на территории Египта — речь шла в первую очередь о Суэцком канале, — а также охрану иностранных интересов.

Положение несколько изменилось в 1936 году, когда Лондон пошел на заключение англо-египетского договора, который смягчил ограничения, но еще не привел к подлинной политической независимости Египта. Прямое английское военное присутствие продолжалось, английский посол, как и прежде, вмешивался во внутреннюю жизнь страны, но в преддверии Второй мировой войны англичане, стремясь высвободить побольше своих солдат для задействования в Европе, предоставили право Египту увеличить армию с 11,5 до 60 тысяч человек. До этого офицерство малочисленной египетской армии традиционно составляли выходцы из богатых египетских семей. Соответствующая статья договора, не только дающая право, но, по сути, обязывающая Египет за короткий срок резко увеличить армию, вынудила короля Фарука рекрутировать в офицерский корпус выходцев из среднего класса. Именно в 1936 году в египетскую военную академию были приняты те выходцы из крестьянских семей со средним достатком, которые впоследствии составили костяк тайной организации «Свободные офицеры».

Не думаю, что такая генетическая однородность сыграла свою роль в том, что режим, установленный в Египте в 1952 году, оказался стабильным, несмотря на столь серьезные потрясения, как англо-франко-израильское нападение в 1956 году, Шестидневная война 1967 года, да и внутренние меры, особенно в экономической области, затрагивавшие интересы крупных иностранных и египетских собственников. Главным фактором, обеспечивавшим несменяемость руководства в Египте в течение долгого срока, была поддержка народными массами лидерства Насера. Это пришло не сразу. Переворот в 1952 году совершила небольшая группа лиц. Но по мере вызревания реформ, укрепления внешнеполитической линии, широко воспринимаемой как патриотичная, даже при допущенных ошибках режим Насера пользовался народной поддержкой.

Египет во многом оказался исключением. Военные перевороты происходили один за другим в Сирии, Ираке, странах Северной Африки. Однако уже после побед антиколониальных или антимонархических сил, просидев многие годы в тюрьме, умер Дждид — лидер победоносного переворота в Сирии 23 февраля 1966 года, свергнувшего правобаасистское руководство. Подобная участь ждала и Зуэйна — премьер-министра созданного после переворота сирийского правительства. Эти люди были, в свою очередь, свергнуты и изолированы другой левобаасистской группой, возглавляемой Хафезом Асадом. В Ираке лидер революции 1958 года Абдель Керим Касем был расстрелян из пулемета в студии багдадского телевидения его бывшими соратниками. Лидер алжирской революции Бен Белла был заключен своими товарищами по антиколониальной борьбе в тюрьму, где провел многие годы.

После смерти Насера в 1970 году перемены пришли и в Египет. Один из его близких сподвижников Анвар Садат, которого, кстати, считали и в Москве лишь промежуточной фигурой, воспользовался дикой беспечностью людей, преданных умершему лидеру, у которых в руках была практически власть в стране, и приказал своей гвардии арестовать всех. Садат на многие годы стал полновластным хозяином Египта. Ему удалось развернуть страну от насеровского внутреннего и внешнего курса — а ведь начинал он вместе с Насером в первом эшелоне «Свободных офицеров». Но и Садата постигла печальная участь — он был убит исламскими экстремистами.

Несовместимость с исламистами

Большинство переворотов, которые происходили в арабском мире после того, как входящие в него страны стали суверенными, можно объяснить, скорее всего, борьбой за власть. Конечно, существовали и политические различия между теми, кто свергался, и теми, кто власть захватывал. Однако в основном и те и другие исповедовали одну идеологию — национализм. Специфика сменявших друг друга сил в арабских странах на этом не кончается. Дело в том, что национализм был разным. Одни его приверженцы — вне зависимости от того, кто кого свергал, — застревали на этапе чисто националистического мировоззрения, а другие привносили в него социальные моменты, проведение реформ в обществе. Такими были Гамаль Абдель Насер в Египте, Хуари Бумедьен в Алжире, Хафез Асад в Сирии.

Однако, прежде всего, важно отметить, что национализм руководителей всех оттенков, приходивших к власти в арабских странах в постколониальное время, не был идейно заквашен на исламизме.

Ни в одной арабской стране перемены не произошли под религиозными знаменами, несмотря на то что население всех освободившихся от продажных монархий или колониального господства арабских стран традиционно составляли и составляют верующие, подчас рьяно верующие мусульмане. Более того, новые силы, пришедшие к власти, во многих странах вступили в борьбу — не на жизнь, а на смерть — с исламскими организациями и группами, претендовавшими на то, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся, по их мнению, после ухода со сцены колониальных или полуколониальных режимов. Причем противостоять исламистам было нелегко. В Египте, например, массовая исламская организация «Братья-мусульмане», существовавшая с 1928 года и выступавшая против английского ига, объединяла во время наивысшего подъема до двух миллионов человек. На первых порах своей деятельности «Свободные офицеры» были вынуждены считаться с популярностью «братства», особенно после того, как убийство его «верховного наставника» Хасана аль-Банны, совершенное по приказу короля в 1949 году, окружило эту организацию ореолом мученичества[2].

После свержения короля Фарука «Свободные офицеры» запретили все политические партии и организации, кроме «братства». Но после того как было опубликовано заявление «верховного наставника» Худайби с призывом провести всеобщий референдум в стране по вопросу создания исламского государства в Египте, управляемого по шариату, началась решительная борьба «Свободных офицеров» с «братством». В 1954 году два руководителя «братства», организовавшие покушение на Насера, заместитель «верховного наставника» Абдель Кадер Ауда и командир вооруженных террористических групп Ибрагим ат-Таиб, были публично, в присутствии корреспондентов, повешены, а «верховный наставник» Худайби приговорен к пожизненному заключению.

Насера и его единомышленников не остановила ни значительная популярность «Братьев-мусульман», которых, к примеру, в начале 1954 года поддержали взбунтовавшиеся студенты Каирского университета, ни близость к ним генерала Нагиба[3], формально возглавлявшего тогда Совет революционного командования и занимавшего пост президента Египта. В дальнейшем это стало одним из поводов для отстранения Нагиба.

Можно считать, таким образом, что борьба с исламскими экстремистами не помешала, а, наоборот, способствовала закреплению Гамаля Абдель Насера в качестве не только единоличного главы Египта, но, что особенно важно, и широко признаваемого вождя во всем арабском мире.

Я не согласен с выводом некоторых исследователей этого периода истории Египта, что открытое и острое противоборство с «Братьями-мусульманами» имело своей причиной организованное ими покушение на Насера. Скорее это был повод для полного разрыва, может быть, последней каплей, переполнившей чашу терпения, но к такому финалу неуклонно вела вся логика противоборства после прихода к власти в Египте «Свободных офицеров».

Между периодом, когда демонстрировалось согласие «Свободных офицеров» с «Братьями-мусульманами», а это было после свержения монархии, до полного разрыва между ними прошел лишь год. «Братство» уповало на то, что ему удастся повести за собой широкие слои населения в деревне, где первоначально позиции молодых офицеров были очень слабы. Руководители «братства» решили использовать в своих интересах, что они были единственной легальной организацией. Рассчитывая, что «Свободные офицеры» будут вынуждены с ним считаться, чтобы не остаться полностью изолированными на египетском политическом поле, «братство» пошло ва-банк. Сначала оно потребовало участия в правительстве, а после отклонения этого требования заявило о своей претензии на создание комитета с правом утверждения всех законов, принимаемых в Египте для определения их совместимости с исламом. Так что создателям подобного комитета после исламской революции в Иране не принадлежит пальма первенства. Но в Египте события развернулись по-иному. «Свободные офицеры» под руководством Насера ответили на эти домогательства категорическим отказом и приступили к осуществлению аграрной реформы, что открыло им путь в египетскую деревню.

Насер оставался не просто враждебным, а безжалостным противником «Братьев-мусульман». Это проявилось, например, в его отношении к идеологическому вождю «братства»

Сайеду Кутубу, который неоднократно приговаривался к тюремному заключению. Но когда выяснилось, что он продолжает атаковать насеровский «секуляризм», его светское, а не исламское руководство страной, сравнивая положение в насеровском Египте с джахилией («невежество» — так арабы называют доисламский период в своей истории), он был вновь арестован, приговорен к смертной казни и в 1966 году казнен.

Насера разделяло с исламистами не простое соперничество. Это не было противостоянием двух одномастных сил, борющихся за власть. Дело в том, что Насер сознательно отвергал использование ислама в качестве инструмента управления. При этом он не был одинок в своей несовместимости с теми, кто пытался силой установить исламскую модель государства и общества. В конце 70-х — начале 80-х годов две сирийские группировки «Братьев-мусульман», орудовавшие в городах Халебе и Хаме, объединились для борьбы с режимом Хафеза Асада. Боевики «братства», кстати последователи Сайеда Кутуба, напали на Халебское артиллерийское училище и убили 34 курсанта. Возмездие было незамедлительным. Асад задействовал армейские подразделения, которые уничтожили тысячи исламистов-экстремистов.

Огнем и мечом подавляли сторонников создания исламских государств в Алжире и Тунисе.

Конечно, неправильно представлять революционных националистов, пришедших к власти в ряде арабских стран в результате борьбы с колониальными или продажными монархическими режимами, как людей, отвергающих ислам как религию, исламский фундаментализм как таковой или игнорирующих религиозность широких народных масс. Этого не было и в помине, но они выступали с открытым забралом против исламских экстремистов, против так называемого политического ислама. Один из биографов Насера, анализирующий его идеи, мотивы, которыми он руководствовался в своем однозначном отторжении «Братьев-мусульман» и других однотипных исламских организаций, Ж. Лакотюр, писал, что Насер, сам верующий мусульманин, был уверен, что невозможно управлять современным государством на основе Корана[4].

Такая уверенность проявилась не только в Египте, но и в Сирии, Ираке, Южном Йемене, Алжире, Тунисе, Ливии.

Лозунг «арабского социализма» — что за этим понятием?

Силы, пришедшие к власти в целом ряде арабских стран, причем ведущих, в послеколониальный период, объявили о социалистическом выборе. Следует упомянуть, что широкое увлечение социалистическими идеями, особенно в первые десятилетия второй половины XX века, не обошло стороной и исламские организации. Многие мусульманские теологи провозглашали родство первоначального ислама с социализмом, даже проповедовали «исламский социализм», который имел немало приверженцев среди интеллигенции в арабских странах. Но социалистический выбор мелкобуржуазных лидеров в арабском мире — «арабский социализм» не был ни по происхождению своему, ни по сути «исламским социализмом», хотя некоторые внешние черты у этих двух «социализмов» совпадали.

«Арабский социализм» при всех перипетиях борьбы с радикальными исламскими партиями и организациями нес на себе печать ислама и, несомненно, испытывал его влияние. Это имело под собой и объективную основу. Ни один арабский лидер не мог игнорировать традиционную глубокую религиозность населения. Но это не приводило к идентичности «арабского социализма», особенно в интерпретации Насера, алжирского руководства, с так называемым «исламским социализмом». Первый, по сути, ограничивал воздействие ислама сферой духовной жизни, а социально-экономическое развитие общества осуществлялось на светской основе, в то время как «исламский социализм» не только выводил социалистическую идею из ислама, но и предусматривал внедрение этой идеи на базе предписаний Корана во все сферы жизни общества. Характерно, что ни в одной арабской стране, провозгласившей социалистический выбор, не внедрялись исламские модели построения общества, не охватывали ни государственное устройство, ни экономику, ни судебную власть. А это главное.

Часто, не видя этого главного и не углубляясь в историю отношений арабского революционно-националистического руководства с исламскими экстремистами, его подвергали критике и на Востоке, и на Западе за «приверженность к исламистским формам». Такого рода критика с Запада была тесно связана со стремлением показать, что сужается разрыв, если вообще он сохраняется, между революционно-националистическим и исламистским направлениями на арабском политическом поле. Что касается ряда советских идеологических работников, они, находясь в догматических шорах, если не публично, то, во всяком случае, на закрытых совещаниях подчас подчеркивали «несовместимость» провозглашения социалистических принципов с речами, которые начинаются со слов: «Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного!» Добавлю, что такие незадачливые идеологи «отлучали» от «истинного социализма» не только мусульман, но и вообще всех, кто не был атеистом. Поэтому в их сознании не совмещалось, например, членство в Итальянской компартии с верой в Бога.

Само провозглашение социалистического выбора рядом арабских стран было тесно связано с несколькими обстоятельствами: во-первых, суть арабского национализма, проявившаяся во второй половине XX века, выразилась в борьбе за национальное освобождение против чужеземного ига, но сам по себе арабский национализм не имел программы национального строительства. Во-вторых, этот изъян стал особенно ощутимым в то время, когда после победы дела национального освобождения от иностранного господства центр тяжести переместился в социально-экономическую область. В-третьих, лозунг строительства социализма был одним из самых распространенных в мире, им руководствовалась в то время большая группа стран, и это не могло не оказывать своего влияния на постколониальный мир, в том числе на арабские государства.

Идеи «арабского социализма» взросли на почве разочарования значительной части арабской интеллигенции в западных рецептах «специфического экономического развития», сохраняющих постколониальные страны в качестве придатков бывших метрополий. Стихийное стремление к равенству и социальной справедливости и в международном, и во внутреннем плане сталкивалось с такими рецептами лоб в лоб.

Однако тот факт, что приверженцы «арабского социализма» рассматривали общество как единую семью, без разделения его на социальные группы, уже по-настоящему отличал его от советского понимания научного социализма и сближал с «исламским социализмом». Преобразования в арабских странах, провозгласивших социалистический выбор, намечались и осуществлялись в интересах такой «единой семьи». На деле, правда, это не мешало проводить ряд мер для улучшения положения беднейших слоев населения, но, как правило, не преподносилось в качестве «перераспределения благ».

Г.А. Насер считал «арабский социализм» несовместимым ни с классовым подходом, ни с диктатурой пролетариата, ни с отрицанием религии. Такую характеристику разделяли и другие арабские лидеры, провозгласившие свой «социалистический выбор», кроме, пожалуй, руководства Южного Йемена, которое достаточно близко подошло к пониманию социализма, господствовавшего в Советском Союзе и других странах, относимых к социалистическому лагерю.

Специфическое понимание социализма проистекало именно из того, что «арабский социализм» рассматривался как категория арабского национализма. Наиболее четко об этом заявил основоположник баасизма Мишель Афляк. «Социализм, — писал он, — это инструмент, приспособленный для наших (арабских. — Е. П.) национальных условий и потребностей. Он не может рассматриваться в качестве основной философии или свода нормативных актов. Это только ветвь древа, именуемого национализмом»[5].

Охватывая социально-экономическую область, «арабский социализм» поставил задачу национализации иностранной собственности. Это вытекало непосредственно из политики. Сам процесс создания государственного сектора начинался как мера, направленная против иностранного влияния, попыток внешних сил сохранить в новой форме свой контроль над освободившимися от колониальной зависимости государствами. В Египте в числе первых шагов «Свободных офицеров» был переход в руки государства иностранной Компании Суэцкого канала. В Ираке — «Ирак петролеум компани» (ИПК).

Один из лозунгов «арабского социализма» — проведение аграрной реформы, что было крайне важно для всех арабских стран, где подавляющее большинство населения было связано с землей и ощущалось ее крайне неравномерное распределение.

Насер приглашает в Каир профессора Либермана

Некоторые страны, например тот же Египет, пошли дальше и усиливали государственный сектор в экономике за счет национализации уже не только иностранной, но и египетской крупной собственности: была осуществлена национализация банков, страховых компаний, крупных промышленных предприятий; в 1958 году проведена вторая аграрная реформа, резко ограничившая помещичье землевладение. В руках государства оказалось до 80 процентов средств производства в промышленности, вся кредитно-банковская система, весь транспорт. Государство взяло в свои руки внешнюю торговлю. Полностью запретной зоной для иностранного капитала была объявлена вся добывающая промышленность, за исключением нефти. Присутствие иностранного капитала ограничивалось лишь разведкой нефти. В стране существовало несколько смешанных компаний, да и то с преобладанием египетского государственного участия.

Такие масштабы огосударствления экономики были перегибом, связанным также и с влиянием примера социалистических стран. В начале 60-х годов советские руководители поддерживали Насера в его действиях, направленных на масштабное огосударствление экономики. Это находило одобрение, более того, ставилось в заслугу Насеру советскими партийными идеологами, учеными. Есть, однако, основания считать, что прагматизм Насера отводил его в сторону от магистральной линии национализации всего и вся. Он не отказывался от рыночных отношений, уделял немалое внимание развитию малого предпринимательства, особенно в сфере услуг. В СССР это нравилось отнюдь не всем. Даже тогда, когда в СССР уже начался размыв догматических представлений о социализме и в центральном органе ЦК КПСС газете «Правда» были опубликованы статьи харьковского профессора Либермана о значении прибыли предприятий для развития экономики, многие в Москве были недовольны тем, что Насер пригласил Либермана приехать в Египет. Насер беседовал с ним один на один в течение нескольких часов без переводчика на английском языке. Будучи корреспондентом «Правды» в Каире, я встретился с Либерманом, который сказал мне, что Насер очень заинтересованно спрашивал его о возможности совместить с социализмом частную предпринимательскую деятельность. К таким размышлениям Насера все больше и больше подводил его прагматизм, но ни в коей мере не отклонение его мировоззрения в сторону «исламского социализма».

Насер оказал Либерману исключительно теплый прием, пригласил его посетить Александрию, отдохнуть там несколько дней. Во время поездки машину из гаража канцелярии президента, в которой кроме Либермана был переводчик С. Тарасенко — в будущем помощник Э.А. Шеварднадзе, — занесло, и она перевернулась. Никто, к счастью, не пострадал, но Насер настоял на том, чтобы Либермана положили в больницу на обследование, и направил к нему официальное лицо с огромным от себя букетом цветов.

«Социалистический выбор» ряда арабских стран оказался недолговечным, собственно, как и социалистическое строительство в мире, — потерпел крушение тот тип строительства социализма, который господствовал в СССР. К концу XX века «арабский социализм» сохранился, пожалуй, да и то в препарированном виде, только в одной стране — Ливии. Однако провозглашение и шаги по осуществлению «арабского социализма» — это немаловажный этап в истории арабских стран.

Генетика «ближневосточного террора»

Каково соотношение между арабским национализмом и терроризмом? Это не второстепенный вопрос в определении сущности национализма как мировоззрения тех, кто пришел на смену колониальным или прислуживавшим им властям на Ближнем Востоке.

Нет никаких оснований считать, что «ближневосточный терроризм», ставший широко известным в мире, произошел от арабского национализма или стал его составной частью. Небезынтересен в этом плане пример таких носителей арабского национализма, как египетские «Свободные офицеры». Теоретически терроризм как способ завоевания власти ими не отрицался, особенно против прислужников англичан. На начальной стадии, когда движущей силой борьбы были непримиримость к иностранному гнету, болезненное чувство попранного национального достоинства, среди комитетов, созданных организацией «Свободные офицеры», существовал даже «комитет терроризма». Но уже на этапе подготовки к взятию власти произошел отказ от террора. На практике он был приведен в действие только один раз — при попытке совершить убийство ненавистного армии, погрязшего в коррупции, тесно связанного с колониальными кругами генерала Сирри Амера. Насер в книге «Философия революции» так описывает свои переживания после покушения на Сирри Амера: «Во время бессонной ночи в насквозь прокуренной комнате я задал себе вопрос: может ли судьба страны быть по-настоящему изменена, если мы устраним то или иное лицо, или это гораздо более сложная и глубокая проблема?.. Тогда я ответил себе на этот раз со всей убежденностью: мы должны изменить свой путь… корни идут глубже в почву — проблема куда более серьезная».

Здесь речь идет об индивидуальном терроре, направленном против отдельных деятелей, главным образом против арабов, сотрудничавших с иностранными оккупантами. Но даже такой вид террора не был принят Насером. Это проявилось и на церемонии прощания со свергнутым королем Фаруком, уплывавшим в Италию на своей яхте «Аль-Махрусса». На александрийском причале короля провожали все руководство «Свободных офицеров» и генерал Нагиб, за исключением Гамаля Салема. Насер запретил ему участвовать в прощальной церемонии, так как знал, что тот настаивал на том, чтобы покончить с Фаруком физически.

Во время первой палестинской войны 1948 года Насер имел возможность встретиться в Фелудже после прекращения огня с двумя израильскими офицерами, один из которых, Игал Ал-лон, в будущем стал начальником израильского Генштаба. Насер заинтересованно расспрашивал израильтян о методах и формах их организации и борьбы против англичан. Израильтяне могли бы поделиться с Насером, помимо всего прочего, и опытом своей террористической деятельности. Но этот опыт не был использован египетским лидером, готовившим и осуществившим переворот в 1952 году в Египте. Террор не стал методом борьбы Насера и в дальнейшем.

Характерно и то, что только после ослабления или ухода с политической сцены арабского революционного национализма подняли голову в Египте террористические исламские организации. В конце 70-х годов в Египте появились «Аль-Джихад», «Аль-Гамаа аль-Исламия», «Ат-Такфир валь-Хиджра» и другие, которые взяли курс на свержение светского египетского режима и с этой целью развернули террористическую активность в стране. Их жертвой пал Садат, они подготовили несколько покушений на президента Мубарака, осуществили теракты против египетских министров, иностранных туристов. Эти организации «новой исламской волны», отвергая «слишком умеренные» и «не соответствующие нынешним условиям» идеи даже такой правой организации, как «Братья-мусульмане», установили связи с «Аль-Каидой».

Но вернемся к изначальному этапу «ближневосточного террора». В качестве его родоначальников, очевидно, можно назвать созданную в период Второй мировой войны в Палестине Лехи, возглавляемую Штерном (он был убит в феврале 1942 года британскими полицейскими). Затем к руководству Лехи пришел триумвират, членом которого стал будущий премьер-министр Израиля И. Шамир. В 1943 году Лехи организовала покушение на верховного комиссара Палестины, а через несколько месяцев убийство в Египте бывшего министра колоний Великобритании лорда Мойна. После окончания войны 1948 года Лехи осуществила убийство представителя ООН шведского дипломата Ф. Бернадота, назначенного следить за прекращением огня.

Индивидуальным террором дело не ограничилось. Наряду с Лехи существовала и другая террористическая организация — Эцель, которую в 1944 году возглавил другой будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин. 22 июля 1946 года боевики Эцеля пронесли на кухню отеля «Кинг Дэвид», в одном из крыльев которого располагались английские административные учреждения, два молочных бидона с взрывчаткой. В результате взрыва был убит 91 и ранено 45 человек — англичане, арабы, евреи.

Имея за плечами такую практику террористических действий против англичан, трудно было ожидать, что террор не будет применен с целью вытеснения арабов из Палестины. Английский генерал Джон Баготт Глаб, создатель Арабского легиона в Трансиордании, в своих мемуарах вспоминает о разговоре, который состоялся между английским офицером и офицером из военной организации сионистского движения Хагана. На слова англичанина, что население Израиля (разговор состоялся до его образования) может поделиться поровну между евреями и арабами и это создаст трудности, офицер Хаганы ответил: «Трудности преодолимы — несколько кровопролитий приведут к тому, что мы от них избавимся». Последовавшие события напоминали иллюстрацию к этим словам. В январе 1948 года прогремел взрыв в сквере города Яффа, тогда населенного арабами. Погибло 22 человека, раненых было много больше. Наиболее тяжкое преступление было совершено в ночь на 10 апреля 1948 года. Экстремисты из Лехи и Эцеля устроили бойню в арабской деревне Дейр-Ясин, находившейся в окрестностях Иерусалима, — было убито 254 мирных жителя.

Иногда террористические действия вызывали настолько сильную критику за рубежом, да и в самом Израиле, что открывались уголовные дела против тех, кто совершал убийства арабов. Так было, например, когда в октябре 1956 года, накануне тройственной агрессии против Египта, израильский патруль расстрелял жителей арабской деревни Кафр-Касим, расположенной на территории Израиля, за то, что они «нарушили» неожиданно введенный комендантский час. Суд признал майора Мелинки и лейтенанта Дахана виновными в убийстве 43 жителей Кафр-Касима и приговорил их соответственно к 17 и 15 годам тюремного заключения. Сержант Оффер получил 15 лет тюрьмы за убийство 41 араба. Различные сроки получили и другие участники преступления. В начале 1960 года, то есть через три с небольшим года после совершения преступлений, все его участники уже были на свободе. А судимый отдельно бригадир израильской армии Шадми, который дал приказ «не проявлять сентиментальности», отделался издевательским для памяти погибших штрафом, равным одному центу.

В отношении Египта впервые террористические акты были осуществлены израильской разведкой — так называемое «дело Лавона». Но об этом ниже.

После создания Государства Израиль террор стал широко использоваться палестинскими организациями, базирующимися в соседних арабских странах. Жертвами террора становились не только жители еврейских поселений, образованных на арабских территориях, оккупированных в войну 1967 года, но и мирное население самого Израиля. Многочисленные взрывы, уносящие десятки человеческих жизней, раздавались в людных местах — отелях, магазинах, дискотеках. Обстреливала ракетами израильские населенные пункты в Северной Галилее с территорий Ливана «Хизбалла».

Особенно участились террористические акции, осуществляемые в том числе террористами-самоубийцами, во время второй интифады (восстания), начавшейся после посещения генералом Шароном Храмовой горы, на которой находится одна из мусульманских святынь — мечеть Аль-Акса. Кровавые террористические действия мешали политическому урегулированию и способствовали столь невыгодной палестинцам их изоляции в мире. К тому же такие действия провоцировали масштабные репрессии со стороны израильской армии, в числе жертв которых оказывались мирные палестинцы.

После того как Организация освобождения Палестины (ООП), пройдя трудный путь эволюции (это будет показано в книге), признала резолюции Совета Безопасности ООН и Генеральной Ассамблеи ООН и вступила в переговоры с Израилем, она отказалась от террористических методов борьбы за права палестинского народа. Однако все еще сохраняются организации и группы, которые осуществляют террористические действия в отношении израильского мирного населения. Против таких акций выступало официальное палестинское руководство.

Нечего скрывать: в СССР, а затем и в России многие делили террористов на тех, кто добивается «праведных» целей, и на тех, кто осуществляет террор в целях «неправедных». На многое нам открыла глаза террористическая активность чеченских сепаратистов. Но еще задолго до появления кровавой чеченской раны против террористических методов борьбы палестинцев за свои права, пусть даже справедливые, решительно выступали не только современная Россия, но и Советский Союз. Эта тема всегда — хочу это подчеркнуть, всегда — присутствовала и присутствует во время бесед с руководителями ФАТХа[6], Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), Демократического фронта освобождения Палестины (ДФОП), ХАМАСа, всех других палестинских организаций, с которыми наши представители контактировали постоянно или имели отдельные встречи.

Сошлюсь на такие примеры. В конце 1970 года по заданию Центрального комитета КПСС (тогда указания получали по этой линии) мы вместе с будущим послом в Иордании Ю.С. Грядуновым, в то время он был заведующим сектором Международного отдела ЦК (этот сектор занимался арабскими проблемами), выехали в Бейрут убедить руководство НФОП прекратить угоны самолетов. Были трудные многочасовые переговоры, в которых приняло участие все руководство НФОП. Жорж Хабаш и другие говорили нам, что предпринимают угоны самолетов с целью заставить израильтян в конце концов потребовать от своего правительства найти компромиссные решения с палестинцами. В ответ им было сказано, что террористические действия не только неприемлемы сами по себе, но они и контрпродуктивны, так как сплачивают население вокруг израильского правительства. Не всегда подобные демарши с нашей стороны завершались успехом, но в тот раз он был очевиден: руководители НФОП впоследствии подтвердили, что отказ от угона самолетов произошел под влиянием Советского Союза.

Или другой пример. В качестве директора Службы внешней разведки я по указанию российского руководства вылетел в Триполи, где имел плодотворные беседы с ливийскими руководителями, включая и Муамара Каддафи. Знаю о параллельной работе на этом поле и европейских коллег. В середине — второй половине 90-х годов в Ливии были сровнены с землей «тренировочные лагеря», используемые экстремистскими палестинскими группировками «Фронт освобождения Палестины — генеральное командование», «Исламский джихад». Ливийское руководство порвало с ними отношения и выслало из страны террористическую организацию Абу Нидаля.

В мае 2005 года я сопровождал президента В.В. Путина в его поездке по Ближнему Востоку, во время которой он твердо говорил и палестинским, и израильским руководителям о необходимости полностью отказаться от терактов и от не менее опасных репрессалий за них — тоже против мирного населения.

Террор, задействованный двумя сторонами, вовлеченными в ближневосточный конфликт, имел ряд специфических черт. Во-первых, «ближневосточный терроризм» был по своему характеру политическим, не принимал религиозные формы. Во-вторых, он, как правило, не выходил и не выходит за региональные рамки, а «заграничные» террористические действия предпринимались против представителей другой стороны ближневосточного конфликта, например покушение на израильского посла в Лондоне, организованное группировкой Абу Нидаля, или отстрел видных деятелей ООП в Европе. Немалое место занимали террористические акты против «своих», с политикой которых не соглашались отдельные палестинские террористические группы. Особенно отличалась в этом группа, возглавляемая Сабри аль-Банной, известным под именем Абу Нидаль. Объявив руководителей арафатовского ФАТХа предателями, группа Абу Нидаля приступила к их уничтожению. Зачастую эта группа выполняла прямые указания иракских спецслужб, затем, перебазируясь в Сирию, была связана с сирийскими спецслужбами, в Ливии — с ливийскими. Абу Нидаль, вернувшись в Ирак незадолго до американского вторжения в эту страну, покончил жизнь самоубийством или был убит.

Если говорить о современном международном терроризме, о системе, созданной «Аль-Каидой», то она возникла не из палестинского движения. Религиозно-экстремистский запал «АльКаиды» был умело и в конечном счете бездумно использован США в условиях холодной войны. Возникновение этой террористической организации произошло с помощью и при поддержке ЦРУ для борьбы с Советской армией в Афганистане. Бен Ладену было разрешено рекрутировать в свою организацию единомышленников даже на территории Соединенных Штатов. Его бандитов тайно вооружали. Они получали в свои руки и «стингеры», используемые против советских боевых самолетов и вертолетов.

История зло посмеялась над теми, кто думал, что «АльКаида» останется послушным орудием.

Рост антизападных настроений, но расположение к США

Вернемся к характерным чертам арабских революционно-националистических режимов. Нужно сказать, что антиимпериалистическое мышление пришло к арабским националистам не сразу и, как правило, вначале произрастало из уязвленного национального самолюбия. Заостренное чувство национального достоинства, даже гипертрофированное национальное самолюбие, свойственное не только арабским, но и другим восточным лидерам, зачастую не принимается во внимание политиками, которые в результате проходят мимо реальных возможностей решения стоящих перед ними задач, в том числе урегулирования разного рода конфликтных ситуаций.

Неприятие национального унижения от иностранных представителей распространялось даже на короля, который впоследствии был свергнут мелкобуржуазными революционерами. Разделяя чувства народа, который отнюдь не боготворил Фарука, но, какой бы тот ни был, все-таки относился к нему как к главе Египта, Насер и его сотоварищи-офицеры были вне себя, узнав, что посол Англии лорд Лэмпсон 4 февраля 1942 года прибыл во дворец Абдин и потребовал сменить премьер-министра на более проанглийского. По стране поползли слухи, что посол обращался к королю не со словами «ваше величество», а просто «мой мальчик». Напомню, что все это происходило через двадцать лет после объявления независимости Египта. «Мне стыдно, — писал Насер в те дни в письме своему другу, — что армия не среагировала на эту выходку». Эти слова принадлежали человеку, безусловно понимавшему бесперспективность вооруженного столкновения с английскими силами, базировавшимися в зоне Суэцкого канала, да и вообще с Великобританией, которая по своим военным возможностям была несопоставима с Египтом. Но оскорбленное чувство патриотизма брало верх над всем остальным.

Это проявилось и в последующем. Насер вспоминал об эпизоде, когда в феврале 1955 года в английском посольстве в Каире состоялась его первая и единственная встреча с тогдашним английским министром иностранных дел Антони Иденом. Тот выслушал негативную оценку Багдадского пакта молодым египетским президентом. Но, дав понять, что имеет дело с человеком, не разбирающимся в мировой политике, Иден оставил в стороне тему, поднятую Насером, и стал нарочито спрашивать его о Коране, об арабской литературе. Насер увидел в этом высокомерие английских руководителей по отношению к новому Египту.

Не менее примечательна реакция Насера на оскорбительную пренебрежительность к египтянам, высказанную американцами. На одном из обедов в 1955 году посол США Байроуд пожаловался президенту, что египтяне, приняв американца за шпиона, избили его в зоне Суэцкого канала.

«Мне жаль, — выпалил в запальчивости Байроуд, — я-то думал, что нахожусь в цивилизованной стране».

Насер встал и ушел с обеда. Его не вернули извинения бестактного американского дипломата.

Антиимпериализм мелкобуржуазных революционеров складывался вначале под воздействием эмоций. Но все-таки брала верх политика, и решения ими принимались в основном после сопоставлений, изучения целого ряда возможных альтернатив. В таких условиях в их действиях превалировал скорее не антиимпериализм, а прагматизм. Так, после прихода к власти в Египте, Сирии, Ираке они далеко не сразу заостряли свою политику даже против бывших метрополий или западноевропейских государств, господствовавших в формально независимых арабских странах. За два дня до переворота по указанию Насера была предупреждена Великобритания. Через одного из «Свободных офицеров» — Али Сабри — был также поставлен в известность помощник военного атташе США Дэвид Эванс, который отреагировал однозначно: «Если вы не коммунисты — давайте действуйте». Как сказал Эванс, Соединенные Штаты стремятся к альянсу с Ближним Востоком для того, чтобы не допустить проникновения в этот район Советского Союза и остановить рост местных коммунистических партий.

Думаю, что представителям США, и особенно Великобритании, не сообщалось, до каких пределов дойдут «Свободные офицеры», тем более когда начнутся их действия. Возможно, у Англии даже возникло предположение, что речь идет лишь о нажиме на королевский режим с целью заставить его потесниться, подвинуться в сторону демократизации общества. Однако Майлс Коплэнд, резидент ЦРУ в Каире, заявил, что американцы не только знали все по поводу подготовки переворота, но якобы Насер консультировался по этому вопросу с ними и получил зеленую улицу. А другой представитель ЦРУ, Кермет «Ким» Рузвельт — внук президента США Теодора Рузвельта, — контактировал с офицерами сразу после их прихода к власти.

Так или иначе, но сам факт таких контактов показывает, что «Свободные офицеры» не хотели обострять отношения с Великобританией и тем более Вашингтоном. А американский ответ, полученный через Али Сабри, вообще вдохновлял и создавал надежду на установление тесных отношений молодых офицеров с Соединенными Штатами.

О нежелании обострять отношения с Лондоном свидетельствует и тот факт, что свержение короля Фарука в 1952 году не означало еще конца монархии. «Свободные офицеры», заставив Фарука отречься, согласились на то, чтобы престол перешел к его сыну принцу Ахмеду Фуаду, которому не было еще и одного года. Согласились они и на то, чтобы во главе не только регентского совета, но и правительства встали родственники свергнутого короля. Лишь в июне 1953 года, то есть почти через год после переворота, Египет был объявлен республикой.

Насер и на практике повел дело к серии компромиссов с Великобританией: 12 февраля 1953 года с ней было подписано соглашение, предусматривающее вывод не только английских, но и египетских войск из Судана. Несмотря на то что в этой стране было достаточно сильное движение за объединение с Египтом и такие настроения были широко распространены в самом Египте, Каир первым признал независимость Судана, фактически отказавшись от антианглийских действий на суданском направлении. Сразу же после переворота Насер и его окружение начали переговоры с правительством Великобритании с целью получить согласие на вывод английских войск из зоны Суэцкого канала. Молодые офицеры сделали ставку на мирные политические договоренности с Лондоном о прекращении 74-летней британской оккупации Египта и добились успеха. Договор о полном выводе английских войск из Египта был подписан в Каире в октябре 1954 года.

В это время в руководстве «Свободных офицеров» взяла верх идея о сотрудничестве с Соединенными Штатами. Эта идея порой ложилась на благодатную почву — США пытались потеснить ослабленную Англию с Ближнего Востока и рассчитывали, что им удастся использовать новый режим в Египте в своих интересах. Вместе с тем Соединенные Штаты не рассматривались в арабском мире как колониальная держава и с ними, в противовес Великобритании и Франции, связывались большие надежды.

В мае 1953 года Государственный секретарь США Дж. Ф. Даллес прибыл в Каир. Одновременно американская дипломатия обещала посредническую миссию по эвакуации английской базы из зоны Суэцкого канала. Американский патронат был принят с благодарностью «Свободными офицерами», добивающимися окончательного прекращения английского военного присутствия в Египте. Начала осуществляться программа американской помощи Египту в размере 50 миллионов долларов. Происходило настоящее паломничество в Каир американских должностных лиц, политических деятелей, бизнесменов.

Многие, в том числе и в Каире, понимали, что Дж. Ф. Даллес, по словам известного египетского публициста Хейкала, с «религиозным пылом» стремился окружить СССР военными и политическими союзами. Следует сказать, что в интересах конфронтации с СССР американцы после визита Даллеса в Каир выдвинули, как они считали, более привлекательный для Египта и других арабских стран проект создания военного блока из одних только мусульманских государств — арабских, Турции и Пакистана. Сам факт поездки в США в конце 1953 года египетской военной делегации, возглавляемой Али Сабри, не дает оснований считать, что этот план был, как говорится, с колес отвергнут египтянами. Но для себя они жестко связали свою позицию с возможностью закупить американское вооружение. Али Сабри встретился с руководителем пентагоновской программы военной помощи за рубежом генералом Олмстедом, который предпочел вести абстрактные разговоры опять-таки о полезности исламского пакта. Внимание египетской делегации, не без причины, насторожило его откровенное определение цели пакта: «…он может оказать серьезное влияние на мусульман СССР и Китая». Генерал договорился до того, что нужно в этих странах из мусульман «создавать пятую колонну». Египтяне от встречи, естественно, ждали другого.