Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами

То, что произошло на Ближнем Востоке и в Северной Африке весной 2011 года, было беспрецедентным. Одна за другой вспыхнули широчайшие антирежимные демонстрации — сначала в Тунисе, потом в Египте, затем в Йемене, Ливии, Бахрейне, Сирии. Всплески этой волны достигли также ряда других арабских стран. Взрыв недовольства широких народных масс на этот раз был направлен не против иностранных, а уже «своих» режимов.

Требования, провозглашенные на каирской площади Ат-Тахрир, а также в других арабских странах и городах, имели общечеловеческий характер — честные выборы, свобода слова и демонстраций, отказ от авторитаризма, внедряющего коррупцию во все поры социально-экономической жизни. Даже в Бахрейне, где столкновения произошли между представителями двух исламских направлений — шиитского большинства населения и суннитского меньшинства, находящегося у власти, события не приняли религиозной окраски: все свелось к требованиям равноправия, отказа от дискриминации, борьбы с коррупцией.

Эксперты просчитались

«Арабская весна», которая привела к свержению президента Туниса Бен Али, президента Египта Хосни Мубарака, находившихся десятилетиями у власти, и серьезно расшатала авторитарные режимы в ряде других арабских стран, стала неожиданностью для многих экспертов, в том числе, надо признать, и автора этой книги. Приведу ряд «нестыковок» с действительностью, широко распространенных до «арабской весны». Практически все эксперты исключали возможность одновременных антирежимных выступлений в большинстве арабских стран — сказывалось, нужно сказать, справедливое понимание того, что на смену общеарабской идее еще в прошлом веке пришли в арабском мире страновые национализмы. Но при этом недооценивалось влияние таких достижений современной цивилизации, как телевидение, Интернет, мобильные телефоны — все то, что способствовало процессу «домино», то есть распространение событий, начавшихся в Тунисе, на другие арабские страны.

Заблуждением оказалось и то, что революционный процесс в арабских странах, мол, ушел в прошлое после победы над колониализмом.

Еще один вывод, не подтвержденный событиями 2011 года, заключался в том, что возможные перемены в характере власти в арабских странах связывались лишь с одной перспективой — победой исламских экстремистов. Антирежимные силы в различных арабских странах, конечно, разнятся друг от друга. Но исламские экстремисты — я подчеркиваю: экстремисты — ни в одной из стран «арабской весны» не возглавили демонстрантов. Показательна в этом плане прямо противоположная реакция на каирские события двух религиозных лидеров, которая, как мне представляется, диктовалась скорее политическим восприятием происходящего. Духовный руководитель Ирана аятолла Хаменеи назвал эти события «исламской революцией» против Мубарака, сотрудничавшего с США и Израилем, а главный муфтий Саудовской Аравии назвал антирежимные выступления в Египте «заговором врагов ислама и тех, кто их поддерживает».

Недопонимание выразилось также в недооценке возрастающей роли молодежи в арабском мире. После того как поднялась революционная волна в Тунисе, египетское молодежное «Движение 6 апреля», насчитывающее, по некоторым источникам, 70 тысяч членов, объединенных главным образом социальными сетями Facebook и Twitter, прибегло к онлайн-активности, призывая включиться в антимубаракские демонстрации.

Неожиданным для многих наблюдателей, преимущественно из России, Китая, целого ряда азиатских, африканских, латиноамериканских стран, привыкших видеть за всеми разворотами на Востоке «руку Вашингтона» или другой западной державы, стало то, что «арабская весна» не была организована извне. США и их союзников устраивали режимы, во всяком случае, в Тунисе, Египте, Йемене, Бахрейне. С ними были установлены тесные отношения. Они проводили политику, направленную против исламистов-экстремистов, боролись с террористическими организациями, тесно сотрудничали с Соединенными Штатами.

Но может быть, США и их союзники, понимая недостаточную устойчивость этих авторитарных и коррупционных режимов, все-таки сыграли роль в организации «арабской весны», которая в дальнейшем вышла из-под их контроля? В отношении Туниса, Египта, Йемена, Бахрейна я не разделяю такого мнения. Однако, как показывают события, это не означает пассивности США и других стран НАТО, делающих все возможное, чтобы уменьшить для себя потери от «арабской весны», закрепиться на образующихся новых позициях в арабском мире. Более того, в Ливии и Сирии страны НАТО «включились» в «арабскую весну», стали использовать ее в стратегических интересах Запада. В Ливии были предприняты прямые действия НАТО для свержения режима М. Каддафи. Трудно избавиться и от ощущения действий извне с целью организовать и направить оппозицию для свержения режима Б. Асада в Сирии.

США: от оцепенения к активности

Во время начала массовых демонстраций в Египте с требованием отставки президента Мубарака я находился в Вашингтоне, где академиями двух стран был организован круглый стол для обсуждения темы урегулирования арабо-израильского конфликта. С американской стороны участвовал ряд именитых дипломатов — бывших послов США на Ближнем Востоке и действующих представителей Госдепа. Встречался также с бывшими своими коллегами, в том числе с Мадлен Олбрайт. Сложилось впечатление, что широкие выступления против тех арабских режимов, которые считались надежными партнерами США, вызвали в Вашингтоне настоящий шок.

В печати, правда, появились сообщения с сайта WikiLeaks, что американский посол в Каире Маргарет Скуби сообщала шифротелеграммой в Вашингтон в 2008 году о контакте с представителем египетской молодежной оппозиционной организации. Но Скуби тут же оговаривалась, что эти связи незначительны, а планы, вынашиваемые оппозицией, представляются неосуществимыми.

После первоначального оцепенения, вызванного «арабской весной», Вашингтон развил небывалую активность. Президент Обама, как мне говорили достаточно осведомленные люди, буквально не отходил от телефона, разговаривая с Мубараком. Постоянная связь поддерживалась с генералом Сулейманом, назначенным в начале событий в Египте вице-президентом. Активно контактировали с египетскими военными чины Пентагона. Были основания считать, что США, убедившись в широком охвате Египта революционным порывом, вначале сделали ставку на генерала Сулеймана, предполагая, что он сможет заменить Мубарака. Такая линия не афишировалась, тем более после того, когда генерал Сулейман, тесно связанный с Мубараком бывший руководитель Общей разведки, вынужден был сойти со сцены. Именно в тот период особенно громко из Вашингтона начали призывать к демократическим изменениям в Египте. Не в последнюю очередь это произошло из-за опасения, что демонстрации примут в том числе и антиамериканский характер.

В создавшихся условиях США пошли по пути поиска решения, которое позволило бы совместить имидж поборника демократических перемен с сохранением у власти в Египте сил, пусть не излучающих демократию, но приемлемых для США. В Вашингтоне не забывают, что Египет самая большая по населению — 80 миллионов — и самая влиятельная в арабском мире страна, по территории которой проложен Суэцкий канал — основной путь супертанкеров, груженных нефтью для США. Показательно заявление госсекретаря Х. Клинтон на первой глобальной конференции американских послов: «Последние события на всем Ближнем Востоке показали, как быстро земля может уйти из-под ног и насколько важно для нас сохранить лидирующие позиции в мире». Она обвинила дипломатов США, которые, по ее словам, проглядели последние события в Египте, Тунисе и других арабских странах, так как слишком увлеклись отчетами, «не выходя за стены посольств».

Проглядывает стремление США сохранить свои позиции в Египте после «арабской весны», сочетая декларирование поддержки демократических перемен с опорой на армию. В Вашингтоне понимают, что революционный сдвиг не сломал государственной структуры, стержнем которой служит египетская армия. Она деполитизирована — не то что было при Насере. Но армия в Египте продолжает играть очень большую роль. После свержения короля Фарука четыре президента страны — Нагиб, Насер, Садат и Мубарак — были военными. Больше половины губернаторов в Египте тоже бывшие военные. Военными контролируется значительная часть экономики. Можно считать, что армейскую верхушку устраивал режим Мубарака. Однако армия не была задействована против антимубаракских демонстраций.

Трудно предположить, что Вашингтон не будет укреплять свои связи с египетской военной верхушкой и после выборов в Египте. Рассчитывать на то, что армия в Египте уйдет в казармы с политической сцены и из экономической жизни, не приходится. Картины не изменит и отказ армии выставить своего кандидата на президентских выборах.

Продолжающаяся ставка США на армию порождается и неопределенностью, царящей на политическом поле после «арабской весны». Сказывается и то, что США опасаются, как бы не переиграть с требованием демократизации, что может обернуться антиизраильским креном в политике «послевесеннего» арабского мира. Такой крен уже наблюдается в Египте, где антиизраильские настроения 10 сентября 2011 года привели к нападению на посольство Израиля. В результате весь состав посольства во главе с израильским послом был вынужден срочно покинуть Египет[69]. Нападавших на посольство подогрела гибель египетских пограничников на Синае, которые стали жертвой израильского обстрела пограничного района Газы, — власти Израиля заявили о случайном попадании в здание египетского погранпоста. Так или иначе, но удары с воздуха по Газе — нет оснований считать, что Израиль откажется от такой практики в ответ на ракетные обстрелы своей территории из Газы, — могут все больше втягивать в прямые антиизраильские действия получившую гораздо большую свободу, чем при Мубараке, египетскую «улицу». Об этом свидетельствует и серия взрывов трубопровода, по которому из Египта в Израиль поступает газ. Пока антиизраильские акции не стали политикой новых египетских властей. Но «поствесенняя» обстановка явно сужает поле их маневрирования.

Все страны «арабской весны» объединяет недовольство авторитарными режимами, но в отношении каждой из этих стран просматриваются различные нюансы политики США. Примером может служить Бахрейн, где массовое движение против господствующей суннитской верхушки было подавлено солдатами, переброшенными из Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов. Американские борцы против авторитарных режимов и ревнители демократии в этом случае промолчали. Не исключаю, что Вашингтон опасался, что за спиной антирежимных шиитских масс в Бахрейне ведет свою игру Иран. Но может быть, это главное — в Бахрейне базируется 5-й флот Соединенных Штатов.

Газета «Уолл-стрит джорнал» со ссылкой на высших американских официальных лиц писала: «Все, что делают США в ответ на события на Ближнем Востоке, просматривается через призму — навредит ли это или будет способствовать Ирану»[70]. Очевидно, это в полной мере отражается на американской линии в отношении Сирии. У Сирии действительно тесные отношения с Ираном. Логику этого можно понять хотя бы из тех бесед, которые мне довелось иметь с отцом президента Башара Асада Хафезом Асадом. Он говорил не раз, что Сирия не может в одиночку противостоять Израилю, особенно когда Египет и Иордания вышли из активной фазы борьбы. Дамаск все время опасался — я думаю, это сохранилось до сегодняшнего дня — военного столкновения с Израилем.

Свержение существующего режима в Сирии стало целью США, которые воспользовались недовольством сирийского населения отсутствием демократических реформ в стране. Газета «Вашингтон пост» 18 апреля 2011 года со ссылкой на сайт WikiLeaks сообщала, что Госдепартамент США тайно финансировал сирийскую политическую оппозицию.

Создалась своеобразная обстановка: под давлением недовольства значительной части населения Башар Асад провозгласил серьезные меры в области демократизации. Он отменил чрезвычайное положение, отправил в отставку правительство, объявил о прекращении монополии партии «Баас» на власть, о переходе к многопартийной системе. Это лишь главные шаги, которые были сделаны президентом Б. Асадом, но совершенно ясно, что приступить ко всем этим мерам он не мог в условиях дестабилизации обстановки в целом ряде городов Сирии.

А эта дестабилизация, можно считать, поддерживается извне, и не только пропагандистскими усилиями или санкциями, вводимыми США и Европейским союзом против Сирии. Все очевиднее становится, что оппозиционеры — это не только мирные демонстранты, а вооруженные люди, оказывающие сопротивление полиции и армии. Однако армия, пытаясь нейтрализовать повстанцев, тоже пролила кровь, и немалую. Все, вместе взятое, скажется на судьбе существующего в Сирии режима.

Эффект «домино» проявился в широчайших демонстрациях и в Йемене с требованием демократии, свободы, работы для молодежи, отказа от долголетней диктатуры президента Али Абдаллы Салеха. Но, несмотря на сотни убитых и раненых среди демонстрантов, не в пример своей политике в Сирии, США не выступили против Салеха, заняв сдержанную позицию. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что он сотрудничал с США против местного филиала «Аль-Каиды» и противился расширению влияния Ирана на шиитскую часть населения страны. Но главное, что определяет политику США и их союзника Саудовской Аравии в Йемене, — это опасение, как бы события в этой стране не распространились за ее пределы. Демократизация правящего йеменского режима при таком подходе нечто второстепенное, а может быть, и несущественное.

Разброс политики США в отношении арабских стран, охваченных антирежимными выступлениями весной — летом 2011 года, вызван в первую очередь тактическими соображениями. Вместе с тем следует предположить, что Вашингтон озабочен необходимостью определенной модификации своего ближневосточного курса в целом. По сведениям Джеральда Сейба и Билла Спиндла — руководителей вашингтонского и ближневосточного бюро газеты «Уолл-стрит джорнал», — «арабская весна» вызвала изменения в американском госаппарате: «В разведке число сотрудников со знанием арабского языка утроилось. В Госдепартаменте теперь на 500 больше сотрудников со знанием арабского. Новое разведподразделение собирает информацию из большого числа ранее игнорировавшихся изданий, телеканалов и из Интернета»[71].

Делать вывод, какие в целом параметры приобретет курс США в арабском мире, преждевременно, но уже сегодня можно предположить, что Вашингтон сделает ставку на те институты, инфраструктуры, которые при прежних авторитарных правителях обеспечивали стабильность в американских интересах. Другим элементом этого курса станет развитие контактов с умеренными исламскими кругами. 30 июня 2011 года, выступая на пресс-конференции в Будапеште, госсекретарь США Хилари Клинтон объявила об установлении контактов с египетскими «Братьями-мусульманами». «В условиях изменяющегося политического ландшафта в Египте в интересах Соединенных Штатов иметь дело со всеми партиями, которые придерживаются мирных установок и не связывают свою деятельность с насилием» — так объяснила Клинтон новый элемент в американской политике на Ближнем Востоке. Очевидно, и Россия должна быстрее приспосабливать свою ближневосточную политику к новым реалиям.

Ливия: опять «демонстрационная мишень»

В августе 2011 года я получил приглашение от редакции «Лента. Ру» провести интернет-конференцию. За неполные сутки после объявления об этом поступила масса вопросов — настолько много, что редакции пришлось закрыть прием раньше, чем она предполагала. Это свидетельствует о том, насколько близко к сердцу наши люди восприняли происходящее в Ливии.

Ответить каждому отдельно, естественно, не мог. Поэтому сгруппировал вопросы по темам. Ниже следуют мои ответы.

О внутренних и внешних причинах произошедшего в Ливии. Согласен с теми, кто считает, что при Каддафи в Ливии довольно высоко поднялся уровень жизни, население пользовалось рядом привилегий. В результате продолжительность жизни достигла 74 лет, а уровень грамотности составил 88 процентов. Но это одна сторона. Другая заключается в том, что в Ливии было установлено типично диктаторское правление, где все решал один человек — Муамар Каддафи, который периодически жестко расправлялся с теми, кто ему перечил или просто вызывал у него подозрение.

Ливия — племенное государство, и многое зависит от племенной расстановки сил. В 1969 году Каддафи сверг короля Идриса, который еще до того, как стал королем, возглавлял исламскую общину сенуситов[72] и опирался на Бенгази, на восточные ливийские племена. Опорой режима Каддафи в основном были племена на западе страны — в Триполитанской части. Когда антирежимные демонстрации вспыхнули в граничащих с Ливией Тунисе и Египте, где в результате масштабного народного протеста ушли с постов президенты Бен Али и Мубарак, трудно было ожидать, что эти события пройдут стороной мимо Ливии.

Я не думаю, что Франция, Великобритания или США изначально организовали выступления в Бенгази против Каддафи. Но то, что они активно подключились и стали играть определяющую роль в свержении режима Каддафи, — это непреложный факт. Западные средства массовой информации и ряд российских СМИ, которые пошли за ними, провозглашали, что Каддафи и его сторонники уничтожают мирное население. Режим чуть ли не обвинили в геноциде собственного народа. Конечно, при гражданской войне жертвы среди мирного населения неминуемы, но не более того. Большие жертвы среди сражающихся двух сторон и мирного населения проявились на этапе взятия Триполи, обеспечиваемого интенсивными атаками ВВС НАТО. И не только. Слишком быстрое взятие ливийской столицы повстанцами после полугодового периода «топтания на месте» плохо вооруженных и не обученных военному делу людей ряд наблюдателей объясняет участием в атаке на Триполи британского и французского спецназов. О том, что эти спецназы находятся в Ливии, стало «секретом полишинеля».

В целом я не верю в конспирологическую теорию: ни в то, что война в Ливии была изначально организована западными спецслужбами, ни в то, что головорезы Каддафи расстреливали мирных жителей.

Что лежит в основе действий НАТО в Ливии? Конечно, не опасение, что непредсказуемый Каддафи может подорвать международную финансовую систему, опирающуюся на доллар и евро. Призывы Каддафи к арабским и африканским странам перейти к расчетам в золотых динарах и создать с этой целью единое государство явно бесперспективны. И те, кто направляет политику НАТО, этого не опасаются. Но чего реально они боятся — это последствий заявления в 2009 году малопредсказуемого Каддафи о возможности национализации нефтяной и газовой отраслей в Ливии. Раскручивалось недовольство (особенно Франции и США) также тем, что Ливия стала одним из основных рынков для современных систем вооружения из России[73].

Недовольство позицией Каддафи — не по вопросам государственного строительства или его антидемократических методов, а в отношении ливийских природных ресурсов и внешнеполитической линии — накапливалось. Думаю, что неслучайно это недовольство переросло в атаки НАТО против Ливии именно во время революционного подъема во многих арабских странах.

Ливия, очевидно, стала «демонстрационной мишенью», чтобы приструнить тех, кто осмеливается думать, будто «арабская весна» может привести к ослаблению позиций США и их союзников в арабском мире. В Египте и Тунисе сложилась ситуация, при которой вооруженное вмешательство США и их союзников в защиту вполне устраивавших их ранее президентов полностью исключалось. В Ливии ситуация была принципиально иной преимущественно по двум причинам. Во-первых, у власти в этой стране находился человек, который периодически вызывал своим поведением, мягко говоря, осуждение мирового общественного мнения. Да и не только на Западе, но и среди большинства арабских государств. Во-вторых, открытое вмешательство извне во время «арабской весны» ни в Египте, ни в Тунисе не могло быть осуществлено под демократическими лозунгами, а в Ливии как раз такая возможность возникла, чем и воспользовались.

Какова роль США? Вашингтон в первые дни авианалетов на Ливию отозвал свою авиацию. С этого момента в бомбардировках в Ливии не участвовали американские самолеты и вертолеты. Представляется, что такой маневр был осуществлен США по чисто внутренним причинам. В 2012 году выборы президента, и Обама и его окружение стремятся хоть как-нибудь облегчить свою предвыборную «лодку», которая уже зачерпнула много воды из-за нелегкого экономического положения в США, да и двух дорогостоящих операций — в Ираке и Афганистане. Но формальное неучастие в бомбардировках отнюдь не идентично отходу США не только от моральной поддержки, но и от фактического руководства операцией НАТО в Ливии. Ведущая роль, которую взяла на себя Франция, очевидно, объясняется опять-таки внутренними причинами — Саркози заинтересован в том, чтобы поднять свой невысокий рейтинг за счет «авангардной борьбы» за свободу и демократию в мире.

Каково будущее Ливии? Приход к власти в Ливии сразу после Каддафи нового диктатора представляется невозможным. Но вывод о невозможности относится и к перспективе создания после свержения режима Каддафи правительства, опирающегося на западную модель демократии. Скорее всего, после Каддафи будет установлен «коллективный» авторитарный режим, несколько сдобренный отдельными элементами демократии.

Но главное в том, справятся ли новые власти с хаосом, в который погружена Ливия. Изменения в соотношении племенных сил угрожают территориальной целостности страны. Неопределенность в будущее Ливии вносит и разношерстность повстанцев, захвативших Триполи. В их составе есть небольшой слой либерально настроенных людей, но не они, судя по всему, превалируют. Сильны позиции у исламских экстремистов. Об этом косвенно свидетельствует обращение сына Каддафи к исламистам с призывом «отойти от либералов» и вступить в альянс с режимом. Он даже назвал корреспонденту «Нью-Йорк таймс» цену, которую готов заплатить за такое ослабление повстанцев: «Если Ливия будет выглядеть как Саудовская Аравия или Иран — что из этого?»[74]

Нельзя исключать, что среди новых властей начнется драчка, а это конечно же не будет способствовать стабилизации обстановки в Ливии. К тому же в стране отсутствуют признаки существования государственной инфраструктуры, которую придется создавать заново, а задача это нелегкая, и решить ее в короткий срок невозможно. Газета «Нью-Йорк таймс», которую трудно обвинить в нагнетании страстей в отношении будущего Ливии, писала, что после Каддафи не осталось почти никаких институтов, способных руководить этой страной. Как тут не вспомнить Ирак, который не выходит из хаоса после военной операции США.

В сложившихся условиях Россия — и я считаю это верным шагом — заявила, что будущим Ливии должна заниматься ООН, а не США, Евросоюз или НАТО. Такой демарш важен также и потому, что не исключены попытки НАТО поставить у власти в Ливии послушное правительство.

Наконец, не думаю, что удастся окончательно нейтрализовать или сделать послушными племена, на которые опирался полковник. А это еще один показатель того, что вооруженная атака НАТО не могла стать и не стала средством перевода этой страны в спокойное состояние, создания условий для мирной и благополучной жизни ливийцев.

Влияние «арабской весны» на остальной мир. Отвечу сразу тем, кто спрашивает, не отразятся ли события, развернувшиеся в арабском мире, на Северо-Кавказском регионе России. Боевики на Северном Кавказе и участники «арабской весны» — не одно и то же. Однако нельзя полностью абстрагироваться от того, что одним из главных мотивов отсутствия спокойствия на Северном Кавказе является широкое, еще большее, чем в остальной России, распространение коррупции. Необходимо принять все возможные меры, чтобы обуздать ее. Этот вывод имеет еще большее значение для центральноазиатских стран — бывших республик СССР.

Болтовня известного своими антироссийскими настроениями американского сенатора Маккейна породила один из заданных мне вопросов: используют ли США и их союзники по НАТО «ливийскую модель» в будущем против России или Китая? Не сомневаюсь, что эти две страны далеко не Ливия по своим возможностям ответить. И это, думаю, учитывается. В этой связи процитирую обнародованную WikiLeaks шифротелеграмму заместителя посла США в Москве Д. Рассела. «Несмотря на наше недовольство тем курсом, который избрал Путин, в частности сверхцентрализацией политической власти и политикой по отношению к соседям, значение России для интересов США в течение многих лет будет огромным, — пишет дипломат. — России девяностых годов — с экономикой в состоянии коллапса и кучей внутренних проблем — больше нет. Вооруженная углеводородами, валютными резервами, поддержкой властей со стороны народа, ядерным оружием и правом вето в Совете Безопасности ООН, Россия вновь заявляет о себе на мировой арене. Как бы трудно ни было порой вести дело с Москвой, мы не можем просто игнорировать или обходить ее, так как ее позиция по слишком многим критическим для нас вопросам значит слишком много»[75].

А теперь о влиянии событий «арабской весны» на различные части арабского мира. Уверен, что в какой-либо стране, охваченной «арабской весной», произойдет непосредственный переход к демократическим системам правления. Нужно учитывать и историю, и менталитет, и расстановку сил, и религиозный фактор в этих странах. Но в результате «арабской весны» они примут некоторые элементы демократии.

Сегодня, когда уже пройдена кульминация «арабской весны», маловероятно, что ее волны захлестнут Алжир, Марокко, аравийские монархии. Вместе с тем события в Египте и Тунисе уже оказали влияние и на те арабские государства, где не состоялась «арабская весна». Опасаясь системы «домино», их правители предприняли меры, чтобы сбить существующее недовольство народных масс. Король Саудовской Аравии, например, внес в «копилку народного благополучия» дополнительно 32 миллиарда долларов.

Резолюция Совета Безопасности ООН 1973 года и в целом позиция России. Действия НАТО в Ливии представляют опасный прецедент: применяется аморфная резолюция Совета Безопасности ООН для легализации вооруженного вмешательства с целью поддержки одной из сторон в гражданской войне, вспыхнувшей в суверенной стране. Вместе с тем в момент принятия резолюции, разрешающей закрыть ливийское небо во избежание ударов авиации Каддафи по мирному населению, ее поддержали очень многие государства — члены ООН, даже Лига арабских государств. А Россия и Китай не применили право вето. В тот момент считаные часы отделяли войска Каддафи от взятия Бенгази. И если бы они туда прорвались, там произошло бы страшное кровопролитие, особенно во время боев в городских условиях. Полагаю, что мы не применили право вето и многие государства поддержали резолюцию Совета Безопасности ООН потому, что все опасались кровопролития. Резолюция привлекла многие государства и потому, что она исключала возможность наземной операции с целью оккупации любой части Ливии.

Однако мне кажется, над этой резолюцией стоило еще поработать, чтобы убрать из нее отдельные положения, которые сейчас трактуются так, будто они позволили НАТО вести разнузданные военные действия, обеспечивая ликвидацию режима Каддафи.

Не хочу уходить от вопросов — их было несколько — о снятии нашего посла. Будучи министром иностранных дел, я с близкого расстояния наблюдал за соотношением функций посла и Центра. Конечно, политическая линия отрабатывается в Москве, а посол России должен ее осуществлять. Это не снимает с посла обязанности конфиденциально докладывать Центру об истинном положении дел в стране пребывания и давать на этот счет рекомендации. Если эти рекомендации не отвечают намеченной Центром линии, то посла можно вызвать в Москву, обладающую гораздо большими и более широкими информационными возможностями, которые кладутся в основу политики. Прямо скажу, та форма увольнения, в которой произошел отзыв нашего посла в Ливии, мне не импонирует.

События в Ливии, уверен, будут учитываться теми, кто вырабатывает внешнюю политику России. Естественно, ни в коем случае эти события не должны подтолкнуть к возвращению холодной войны. Но Россия уже дала понять, что займет позицию против повторения Ливийской операции НАТО в Сирии или другой стране. Именно поэтому, несмотря на давление США и их союзников, Совет Безопасности ООН не может провести антисирийскую резолюцию, прямо или даже косвенно дающую право на вооруженное вмешательство с целью свержения режима Асада.

Я категорически не согласен с западными политологами, которые зачисляют в категорию «арабской весны» все арабские страны, охваченные антирежимными демонстрациями. Демонстрации демонстрациям — рознь. В Сирии, так же как и в Ливии, они сразу перешли в вооруженное сопротивление властям. Этого не было ни в Египте, ни в Тунисе. Считаю, что по поводу событий в Ливии и Сирии происходила и происходит массированная дезинформация в СМИ. Она поступает с двух сторон, вовлеченных в конфликт, но основная ее часть отвечает интересам сил, выступивших против режима Каддафи, их покровителей и пособников.

На вопросы о том, встречался ли я с Каддафи, сказал — встречался, и не однажды. Не считаю его ни социалистом, ни фашистом. Это типичный бедуинский вождь, стремившийся построить государство по образцу своего племени и верящий в свою «звезду». Во время встреч со мной он был вполне адекватен.

Сказал, что на ряд вопросов ответ дать не могу, так как они адресованы скорее тем, кто в России руководит и принимает решения, а я уже давно не состою на государственной службе. На вопрос, как отнесутся к событиям в Ливии через сто лет, тоже не отвечу — я не последователь покойной Ванги, о пророческих достоинствах которой ныне так много говорят в наших телепередачах.

Последствия «арабской весны»

События, развернувшиеся после смены авторитарных режимов, подтвердили, что на Арабском Востоке западная модель демократии абсолютно неосуществима. Очевидно, нереалистично предполагать, что модель западной демократии станет приемлемой и для тех, кто приходит к власти в Египте и Тунисе. На смену свергнутым авторитарным правителям могут прийти такие же авторитарные власти, может быть несколько смягченные в своем авторитаризме революционными событиями. «Арабская весна» все-таки не уйдет в небытие. Меры хотя бы по частичной демократизации арабских стран становятся необходимыми не только для новых руководителей, но и «старых», которые сохранились у власти. Дифференциация, по-видимому, усилится и в лагере исламистов в пользу конституционной деятельности.

Огромное воздействие на соотношение политических сил в странах «арабской весны», особенно в Египте и Сирии, будет оказывать резкое ухудшение экономической ситуации. Экономическая дестабилизация в этих странах очевидна.

В целом на Арабском Востоке усилились исламистские организации. На выборах, состоявшихся в Тунисе в октябре 2011 года, победу одержала исламская партия «Ан-Нахда». Избирательная система в Египте разделена на три этапа, которые закончатся в марте 2012 года. В момент написания книги закончились выборы в нижнюю палату парламента. Более 40 процентов голосов завоевала организованная «Братьями-мусульманами» в течение «арабской весны» «Партия свободы и справедливости». И тунисская «Ан-Нахда», и египетские «Братья-мусульмане» были запрещены прежними режимами. Ныне они рассматриваются как умеренные исламские организации. Лидеры «Ан-Нахды» публично обещали строить светское государство. Характерно также заявление генерального секретаря египетской «Свободы и справедливости» Мухаммеда Саада Кататни: «Наша партия не религиозная, она гражданская, добивающаяся создания современного и демократического государства, но со ссылкой на ислам… Мы не против различных других направлений до тех пор, пока они не приходят в конфликт с конституцией (Египта. — Е. П.). Важный аспект — не иметь партий, базирующихся на религии и с собственными военными образованиями для достижения любых целей»[76].

Однако на всем этом рано ставить точку. В ходе египетских выборов почти четверть мест в нижней палате парламента получила салафитская партия «Ан-Нур». Это стало неожиданностью для многих наблюдателей. Во время предвыборной кампании она отстаивала идею ввести законы шариата в юридическую практику Египта. Салафиты стояли за нападениями на египетских христиан-коптов и поджогами их церквей. Экстремисты доказывали, что в Египте должна быть только одна религия — ислам.

Время покажет, как произойдет изменение соотношения сил в исламском движении в Египте, приобретут ли события окраску столкновений между умеренными и экстремистскими исламскими организациями после создания парламента и выборов президента Египта. «Братья-мусульмане» в настоящее время не выступают с критикой в адрес салафитов, и многие эксперты даже считают, что «Партия свободы и справедливости» предпочтет создать коалиции со светскими партиями и движениями. Вместе с тем в Египте продолжаются столкновения с военными властями.

Россия исходила всегда из того, что внутренние перемены — дело каждого суверенного государства. Я считаю, что Россия и Китай, которые не наложили вето на резолюцию по Ливии, были обмануты: им говорили, что принимается резолюция по закрытию неба над Ливией, чтобы авиация Каддафи не бомбила мирных жителей, но все вылилось в военную операцию, которая прямо поставила своей целью свержение режима Каддафи. Я не хочу выглядеть защитником этого диктаторского режима, но вмешательство в гражданскую войну, которая, по сути, шла в Ливии, — недопустимо.

Что касается Сирии, то здесь, мне кажется, Россия заняла позицию с учетом оценки произошедшего в Ливии. И это правильно.