Константин Багрянородный. Монарх от Бога

Глава двадцать девятая. СЫНОВНИЙ БУНТ

Покинув Византию, княгиня Ольга оставила Багрянородному много забот. Во время прощальной трапезы они посидели рядом и душевно поговорили, сняли всякий налёт обид и пообещали во всём помогать друг другу. Теперь первой заботой Багрянородного было выполнить просьбу Ольги - отправить на Русь мраморные плиты на отделку храма. «Я задумала поставить храм в селе Берестово, так ты уж, Божественный, попекись обо всём, что нужно к храму и чего на Руси нет», - сказала она. Ему было приятно выслушать от Ольги эту просьбу. Он в этот миг подумал, что русская княгиня даст жизнь корням христианской веры, а церковь - это и есть корни. И всё бы ничего, да пришлось повоевать со старым Василидом, который с годами становился всё прижимистее.

- Батюшка-император, с какой стати мы будем тратить золото и серебро на храм в какой-то далёкой Руси! Да лучше мы этот храм поставим на площади Августеон.

Однако Багрянородный не позволил казначею перейти ему дорогу. Мрамор был закуплен и отвезён в гавань Суд, где его погрузили в ладьи, на которых приплыла княгиня Ольга и её свита.

Уже по зимнему пути пришла в Магнавр весть о том, что княгиня Ольга не заставила себя ждать с ответной благодарностью. Едва вернувшись из Византии, она повелела своим воеводам позвать доброхотов послужить императору Константину Багрянородному. И прошло чуть больше двух недель, как воеводы собрали дружину молодых ратников и конными отправили в Византию - служить императору и его державе.

Сам Багрянородный в эту пору вёл беседы со своей судьбой о жизни и забвении. Почему к нему прихлынули такие печальные размышления на пятьдесят третьем году от роду, он знал, казалось бы, жить да радоваться бытию. В свободные часы он обозревал мысленным взором свою империю, и у него не было причин сетовать, что держава бедствует. Она процветала, и всё благодаря тому, что рядом с ним, монархом, управляли державой, стояли над войском, пополняли казну талантливые люди. А главное было в том, что его прекрасная Елена сумела объединить всех одарённых сановников в сплочённую когорту. Как же он был благодарен своей супруге за то, что она вместе с ним управляет империей, а у него остаётся время заниматься без помех тем, к чему призвала его судьба. Он пишет и пишет сочинения. Уже все читающие люди Византии приобщились к его «Жизнеописанию Василия Македонянина». Учёные мужи внимательно читают его сочинение «О фемах». Всем интересен его трактат «О церемониях византийского двора». Чиновники взялись за изучение его труда «Об управлении империей». И вот скоро явится свету его «История Руси». «Константину принадлежит заслуга деятельного участия в том литературном движении, которое отличало Византию X в. Им была предпринята реорганизация высшей константинопольской школы», - отмечают историки.

Багрянородный видел и знал, как далеко продвинулись рубежи его империи за последние пять лет. На юге, в Месопотамии и Сирии успешно велась борьба стратига Никифора Фоки с эмирами Мосула, Тарса, Алеппо. Правда, эта борьба давалась ему очень трудно. Особенно опасным врагом империи был алеппский эмир Сейф эд-Доула, однако талантливый полководец Никифор пока одолел и этого эмира.

На востоке византийская армия, ведомая Иоанном Куркуем, взяла крупный город Эрзерум. В 957 году он занял город Амиду. В этом же году Куркуй решил в пользу Византии участь города Самосату.

Как не радоваться бы Багрянородному процветанию Византии! Однако судьбе было угодно омрачить ещё не преклонную жизнь императора Багрянородного. Его, как он выразился однажды, «укололи шипом ядовитого дерева в самое сердце», и он чувствовал, как с каждым днём умирает его интерес к бытию.

Причиной тому был родной сын цесаревич Роман. Сколько тепла, ласки, забот они с Еленой отдали ему! С каким терпением они учили его и добились, что он получил образование в высшей Магнаврской школе! Но в той же школе он сошёлся с сыновьями сановников, которые вели распутный образ жизни. И постепенно, словно ржавчина, съедающая железо, исчезли из Романа все благородные зачатки. Он превратился в необузданного, не внимающего никаким благим советам родителей повесу.

Елена и Константин в ночные бессонные часы часто беседовали о сыне, искали, какими увещеваниями образумить его, заставить вести благородный образ жизни. И позже пытались внушить благие намерения сыну, но всякий раз наталкивались словно на каменную стену, которая была глуха к тому, что они говорили. Роман только беспечно улыбался и твердил одно и то же.

- Отец, мама, не мешайте мне жить вольно. Придёт время, и я образумлюсь. Вот как старость наступит…

Родители умолкали, но вкупе думали о том, что их сын не доживёт до почтенной старости. Их пророческие горькие предсказания сбылись: Роман Багрянородный ушёл из жизни в расцвете лет.

Но пока предстояла его свадьба. Елена и Константин питали некую надежду на то, что супружество образумит их сына. Молили они Бога о том, чтобы Берта из Прованса оказалась доброжелательной и твёрдой, умеющей овладевать нравами. Наконец из маленького альпийского королевства Прованс прибыли императорские послы-сваты и близкие к семье короля Гуго родственники и вельможи, представляющие королевство. С ними была невеста, шестнадцатилетняя королевна Берта. На берегу гавани Суд гостей и послов-сватов с невестой ожидали многие встречающие из Магнавра.

Стоял погожий, нежаркий сентябрь. Всё в природе радовало яркими осенними красками. Невеста сошла с королевский галеры тоже яркая и красивая, с большими карими глазами, чуть смуглолицая и стройная. Её головка в черных локонах была высоко поднята, и она шла королевской поступью. Цесаревич Роман пока находился в толпе сановников, но, увидев невесту, остался доволен ею. Выбравшись из толпы, он скрылся за строениями гавани, где стоял его конь, вскочил в седло и помчался во дворец, чтобы встретить невесту, как положено по ритуалу. Мать и отец, заметив его возбуждение и радость, не знали, что подумать. У Багрянородного даже мелькнула горькая мысль: «Уж не хмелен ли он?» Но супруга и сын развеяли его грусть.

- Ты был в гавани и видел невесту? - спросила Елена.

- Да, матушка, да! Она великолепна! - воскликнул Роман.

У родителей отлегло от сердца.

- Ну слава Богу, что она пришлась тебе по душе, - сказал отец.

- О, мы будем счастливы с нею! У нас будет много детей!

- Твоё желание великолепно! Не правда ли, Божественная?

- Да, ты прав. Но тут уж как распорядится Всевышний.

- К нам Всевышний будет милостив, - горячо заявил цесаревич и добавил: - Я побегу к воротам и встречу свою фею там.

Венчание Романа и Берты совершили в храме Святой Софии. Оно было на редкость многолюдным. В огромном храме яблоку негде было упасть. Тысячи византийцев собрались посмотреть на прекрасную пару. Они блистали. Их путь от дворца до храма устилали цветы. Свадебные столы были накрыты не только в трапезном зале, но и в большой Юстиниановой храмине, и во дворе близ дворца. Справляли свадьбу по христианскому обычаю - три дня, и в эти дни Елена и Константин были счастливы. Им показалось, что и вся взаимная жизнь Романа и Берты протечёт в благостном понимании друг друга, в любви и нежности. В эти дни супруги часто вспоминали свою молодость, перебирали многие другие годы и пришли к выводу, что они прожили в супружестве счастливую жизнь.

Миновало торжество, наступили будни. Елена и Константин прониклись к Берте родительской любовью. Порой они замечали, что их чувства к невестке сильнее, чем к сыну, и считали, что Берта этого заслуживает. Она ничем не огорчала свёкра и свекровь, с первого дня звала их отцом и матерью. Они благодарили Бога, что в семье короля Гуго выросла такая богатая душевным теплом дочь.

Истекли два месяца безоблачной жизни Романа и Берты. В ночные часы, а случалось и днём, они наслаждались уединённостью, близостью, и Берта с её южной французской кровью была неутомима в чувствах и делала таким же неутомимым Романа. Хотя он и до Берты познал женщин, но ни одна из них не приносила ему столько блаженства, сколько давала супруга.

На радость Константину и Елене, молодые были всё время неразлучны. Роман забыл о своих друзьях и часто увлекал Берту в поездки по державе. Они побывали во многих древних городах империи, совершили морское путешествие на острова Мраморного и Эгейского морей. И пришёл день, когда они наметили поездку на родину Берты, в королевство Прованс.

- Я хочу побывать на могиле матери. Я рано осиротела, - делилась своим прошлым Берта.

Так миновал год. Родители надеялись, что и дальше у Романа и Берты небо будет безоблачным. Но однажды в полдень Роман сел на коня и ускакал из дворца. За трапезой Елена спросила Берту:

- Почему Роман не пришёл к обеду? Не заболел ли?

- Нет, матушка, за ним приезжал посыльный, и Роман поведал, что его зовут на мальчишник. Знаю, у нас тоже такие бывают. Отказать он не мог, я не возразила, потому как он объяснил, что если не поедет, то нарушит клятву.

Елена никак не отозвалась на сказанное Бертой, лишь с горечью подумала, что это первый шаг в прошлую разгульную жизнь. Она не ошиблась. Роман возвратился в Магнавр только на другой день после полудня. Елена спросила Берту:

- Что, твой супруг ещё не вернулся?

- Вернулся, матушка. Он вроде бы заболел, лежит в постели.

Закончив трапезу, Елена сказала Берте, чтобы она осталась с Багрянородным, а сама ушла в опочивальню молодых. Она застала Романа спящим, присмотрелась к его лицу и увидела то, что отмечала на нём в прежние годы до супружества. Оно было серым. Под глазами залегли глубокие серо-синие тени. Губы распухли и были покусаны. Вся шея и грудь были в кровоподтёках. Елена знала их природу, и впервые в жизни она почувствовала не только боль, но и ярость. Ей захотелось наброситься на сына с кулаками. Но она отошла от ложа, походила, успокоилась немного, вернулась к сыну и принялась будить его. Это удалось ей не сразу. Она трясла его за плечо, приговаривая: «Сынок, проснись, это я, мама!» Он наконец открыл глаза, но взор его был бессмысленным. Роман не узнал мать.

- Анастасия, - прошептал он и вновь закрыл глаза.

Елена отошла к окну, закрыла лицо руками и зарыдала. Она всё поняла. Её сын вновь попал в объятия вольных девиц, которые давно сводили его с ума. Кто эта Анастасия, Елена не знала. Выплакав материнские слезы, Елена утёрла их и медленно, словно поражённая тяжёлым недугом, пошла в свои покои.

Багрянородный, не дождавшись Елену в трапезной, встал из-за стола и позвал с собой Берту.

- Идём, голубушка, послушаем, о чём матушка разговаривает с твоим супругом.

Они шли рядом, и Багрянородному показалось, что близ него уже не та весёлая и жизнерадостная невестка, а надломленная ударом судьбы молодая женщина. Ему что-то подсказало, что случилась большая беда. Открыв дверь в опочивальню молодых и увидев там лишь спящего сына, Багрянородный закрыл её и, взяв Берту за руку, повёл её в свои покои. Там они и нашли Елену. Она была бледна и ещё не пришла в себя от расстройства.

- Что случилось, Божественная? - спросил Багрянородный.

- Я хотела бы узнать от доченьки, что произошло, - ответила Елена.

Берта оказалась в трудном положении. По меркам морали её народа, особенно молодёжи, ничего страшного не случилось. Она знала, что мужчины живут свободной жизнью, хотя и имеют жён. В лучшем случае жены утешаются слезами, в худшем - сами живут свободной жизнью, забывая о морали. Со своей колокольни Берта посмотрела на поступок мужа так же, как посмотрела бы любая из дам в свите её отца, короля Гуго. И всё-таки она не ответила на языке своих соотечественниц, а нашла утешительные слова для огорчённой Елены:

- Мама, считайте, что с Романом это случилось в первый и последний раз. Он будет таким же славным, как минувший год.

Елене стало жалко Берту. Молодая женщина, по её мнению, глубоко ошибалась, но, чтобы не огорчать её, сказала:

- Дай-то Бог, тебе, доченька, найти силы и обуздать Романа.

Выслушав примирительную беседу женщин, взывающих к судьбе и ожидающих от неё милости, Багрянородный направился к сыну. Ему крайне важно было знать, что скажет тот в своё оправдание. Багрянородному не пришлось будить Романа. Он сидел на ложе и смотрел в пространство пустыми глазами. Перед ним была серая пелена, а на ней светилось одно слово: Анастасия. Багрянородный сел рядом.

- Ну что ты скажешь в своё оправдание, цесаревич? - спросил он.

- Зачем что-то говорить? И так всё ясно, - вяло отозвался Роман.

- Верно. Но ты бы посмотрел на себя в зеркало, прежде чем появиться во дворце перед родителями.

- Я шёл в таком виде преднамеренно, и я хочу поговорить с тобой и с матушкой откровенно, потому и пришёл в таком безобразном виде. Я хочу вам доказать, что мы с Бертой не пара и нашему браку пора развалиться.

- Это почему же?

- Да по одной причине.

- Что за причина?

- Ваша Берта бесплодна - вот и причина.

- Откуда ты это взял?

- Мы прожили год, она как была сухостойной, так и осталась.

- И ты из-за этого пошёл в разврат?

- Да, да, батюшка, из-за этого! Я же сказал вам накануне свадьбы, что хочу иметь много детей. Царевичей и царевен!

- Послушай меня, умудрённого жизнью. Я женился, когда мне было пятнадцать лет. А тебе сегодня девятнадцать. Вот и посчитай, сколько лет мы тебя ждали, и все эти годы жили душа в душу. А ты при первом же разочаровании готов порвать божественные узы. Не по-мужски это.

- Батюшка, у вас была одна мораль, а ныне она другая. Мы, новое поколение, иначе смотрим на жизнь. И все мои друзья уже имеют детей. А меня за глаза называют евнухом.

- Твои друзья жестоки, и в любой выгодный для них час они предадут тебя.

- Этого не случится. Да за предательство и измену я с каждым из них посчитаюсь! - жёстко произнёс цесаревич.

- Они тебя уже предали и насмехаются над той, которую тебе дал Всевышний.

- Чего им смеяться? Мне не нужна бесплодная! Я ходу детей! И Бог поймёт меня! - Роман вскинул вверх руки.

- И тебе не стыдно впадать перед отцом в истерику? Ты, будущий император, перед лицом любой трудности должен стоять выше всех окружающих.

Роман потерял самообладание и оскорбил отца так, как никогда и никто не посмел этого сделать.

- Ты призываешь быть похожим на тебя! Да если бы не Лакапин и не мама, твоя Византия давно бы рухнула!

- Ты мерзкий словоблуд. Ни Лакапин, ни твоя матушка не могли бы управлять так, как мы управляли и управляем вместе. И за твоё оскорбление я ещё подумаю, кому отдать империю! - И Константин покинул опочивальню сына.

Расстроенный до глубины души, Багрянородный не вернулся в свои покои. Он спустился вниз и вышел из дворца, чтобы на свободе поразмышлять над тем, что произошло и как жить дальше. Он направился в парк. Там, среди вековых деревьев, он всегда находил успокоение. Природа действовала на него примиряюще. Его догнал слуга, накинул на плечи тёплую мантию и удалился. Константин, похоже, не заметил этого. Он долго ходил по аллеям пустынного парка, на глухих дорожках у него под ногами шуршала опавшая листва. Он и этого не замечал. Мозг сверлила одна мысль: «Что будет дальше?» К сожалению, у него было предчувствие, что Роман охладеет к Берте, сделает её жизнь невыносимой и потребует расторжения брака. И церковь пойдёт ему навстречу. Мотив будет один: будущему императору нужен наследник престола. Вспомнил Багрянородный, как он страдал, когда год за годом Елена оставалась бездетной. Да, у него хватило мужества и терпения более, чем на десять лет. И давала ему это терпение обоюдная любовь. У Романа нет ни того, ни другого. «Может быть, положиться на волю Божью? Ведь наше бытие в руках Всевышнего», - размышлял Багрянородный.

Его одиночество нарушила Елена. Как всегда ласковая, тёплая, она и его согрела добрым словом.

- Как хорошо, что я тебя нашла, мой государь. Теперь мы побродим вместе и все наши печали улетучатся. Ныне осень такая чудесная, а у нас всё нет и нет времени полюбоваться природой.

- Где доченька? - спросил Багрянородный, всё ещё пребывая в путах случившегося.

- Она ушла к себе. Ты не переживай за неё. Мы не оставим её в беде, что бы ни произошло между доченькой и сыном.

- Верно говоришь, славная. Да не примем грех на душу и не услышим проклятия от её отца Гуго. Хотелось бы мне увидеть его. Славный, поди, рыцарь.

Прошёл ещё год. Как и предвидели отец и мать, их сын совсем охладел к Берте. Они уже спали врозь. Между ними была лишь видимость супружества. Роман опять стал пропадать из дворца на недели, проводил время то на охоте, то на скачках, то в пирушках.

Как-то в середине года Багрянородный позвал к себе постаревшего Диодора и сказал ему:

- Славный, послужи вместе со Сфенкелом лично мне и моей супруге.

- Господи, Божественный, так это всё равно что во имя империи.

- Коль так, слушай. Есть у моего сына девица, некая Анастасия. Где они встречаются, я не ведаю, но мне желательно узнать о ней все, что можно. Ты понимаешь почему. А если нет, скажу: предчувствую, что рано или поздно, но сын приведёт её во дворец, и нам не безразлично, кого он приведёт, змею или ангела.

- Божественный, мы добудем всё о ней до седьмого колена.

- Я на вас надеюсь.

Диодор и Сфенкел начали действовать. Уцепившись за Романа, когда он вечерней порой покинул дворец, они уже не выпускали его из поля зрения ни на один день или даже час. Время шло, и они установили многое. Узнали, что Роман проводит вечера, а иногда и ночи в домах, расположенных на проспекте Меса, и в эти дома сходятся молодые и богатые горожане и горожанки. Приходят они парами, чаще всего пешком, или в одиночку и проводят в особняках ночи напролёт. Более подвижный и ловкий Сфенкел проникал во дворы этих домов и даже в них и постепенно стал очевидцем тех оргий, какие там происходили. Когда Диодор спрашивал Сфенкела, что тот видел, служитель в секрете отмахивался одним словом: «Вакханалия». А однажды Сфенкел вернулся из дозора возбуждённый.

- Я видел ту, с которой тешится цесаревич Роман. Это какая-то богиня. Всякий, кто увидит её в том виде, в каком они там показываются, сойдёт с ума.

- Выходит, что и цесаревич Роман свихнулся?

- Как пить дать! И я слышал, что её зовут Анастасия.

- Что ж, теперь будем охотиться за Анастасией.

И друзьям удалось выследить «дичь». Она жила на проспекте Меса, неподалёку от тех особняков, где устраивались оргии. Богатый особняк, в котором обитала Анастасия, принадлежал одному из известных в городе торговцев, Киндею. Анастасия была ему племянницей, а матерью ей приходилась сестра торговца, Евфимья. Когда Диодор и Сфенкел докопались, кто отец Анастасии, то сделали для себя важное открытие. Анастасия была внебрачной дочерью Евфимьи и Феоктиста, сожжённого за преступления на Амастрийской площади.

- А ведь дело принимает неожиданный поворот, - пустился в рассуждения Диодор. - Анастасия не зря очаровала цесаревича Романа. Она добивается большего, чем только быть его наложницей.

Клубок постепенно распутывался. Диодор и Сфенкел побывали во всех пяти лавках, которые держал брат Евфимьи, Киндей, на Месе и Ниттакии, и узнали многое о нраве и о поведении Анастасии. В обыденной жизни она ничем не отличалась от многих девиц из богатых торговых семей. Она стояла за прилавком в лавке дяди Киндея, торговала драгоценными украшениями. Эта лавка была посещаема горожанами больше, чем другие подобные, и товары у Анастасии не задерживались. Покупатели получали в лавке два удовольствия. Они любовались обворожительной красотой торговки и её ласковым обращением, и в благодарность за это никто не уходил из лавки без покупок.

Диодор и Сфенкел побывали в лавке у Анастасии. Заходили туда по очереди, рассматривали украшения, а больше Анастасию. И раскошелились: купили перстень и браслет. Но дотошный Сфенкел сделал открытие, которое дорого стоило. Он готов был на Евангелии дать клятву, что Анастасия, по их первому впечатлению порочная девка, на самом деле невинная девственница. Но когда он поведал это Диодору, тот возразил:

- Не верю я в её целомудрие! Сколько ночей провела в оргиях! Как устоять?

- Вот эти оргии и были бы отмечены у неё под глазами. Я по своей доченьке знаю: до замужества подглазья всегда атласными были, а после первой же ноченьки синие лучики легли. Поверь мне, это верный признак.

- Не буду спорить. Я тоже замечал у своих, да как-то… Но что мы скажем Багрянородному? Не будем же возводить напраслину!

- Ладно, давай ещё недельку попасём нашу «дичь», а потом и ответим.

Однако они «пасли» Анастасию две недели, но ничего нового не открыли. Сфенкел ещё раз побывал в лавке. Он попытался вывести Анастасию из равновесия, нагрубил ей, но она осталась с ним вежлива, лишь попросила:

- Вы, господин, лучше не заходите в нашу лавку.

Пришло время идти к императору и нести все, что добыли больше чем за месяц наблюдений и поисков. Диодор отправился в Юстинианову храмину один, и пока он шёл во дворец Магнавр, в голове у него всё свелось к одному выводу: Анастасия - дочь Феоктиста Дуки, казнённого по воле императора. Что рождается в её груди, когда она вспоминает о мучительной смерти отца на костре, никому не известно, и всё это: ласковость, обаяние, умение завораживать - её тайное оружие. И одному Богу ведомо, какую ловушку она готовит сыну императора Роману.

Когда служитель в секрете и император сели близ аквариума с рыбками, Диодор первым делом сказал:

- Девушка по имени Анастасия - дочь казнённого тобою, Божественный, купца Феоктиста Дуки.

У Багрянородного защемило от боли сердце. Он, будучи до мозга костей сочинителем, всё прокрутил перед мысленным взором, и прояснилась картина мрачная и трагичная. Вспыхнуло факелом слово «месть». А у Анастасии было за что мстить императорскому дому Македонской династии: смерть деда, Константина Дуки; казнь отца, Феоктиста Дуки; изгнание бабушки Мелентины в гиблые места… И Багрянородный не захотел больше ни о чём расспрашивать Диодора.

А служитель в секрете, поняв состояние императора, попытался смягчить боль, которую он принёс:

- Божественный, я знаю, о чём ты думаешь. Но послушай о том, какова Анастасия в жизни. Ни Сфенкелу, ни мне не доводилось видеть такую добрую, обаятельную и ласковую девушку, и вполне естественно, что твой сын влюбился в неё, живёт и грезит только ею.

- Но если она непорочна, если ангел, то откуда на лице у Романа следы порока? Не сам же он оставляет кровоподтёки на шее, на груди, на губах.

- Прости, Божественный, в те ночи, когда Анастасия не появлялась на оргиях, твой сын утешался другими девицами. Каковы они, мы того не узнали.

- И что же ты мне посоветуешь, служитель в секрете?

- Мне сказать больше нечего.

- Жаль, очень жаль.

- Но если я посоветую, ты, Божественный, можешь совершить чужую ошибку. Твоей мудрости достаточно, чтобы сохранить мир в семье и не порушить династию.

- И всё-таки ты дал мне совет. Я постараюсь исполнить его.

Какие пути наметил Багрянородный к тому, чтобы сохранить мир в семье и не порушить династию, оставалось неведомым.

Между тем всё произошло так, как задумал своенравный Роман. Он перестал жить с Бертой, и Елена была вынуждена отделить её от сына, отвела ей другие покои во дворце. Но этим дело не завершилось. Однажды Роман пришёл к отцу в библиотеку и тверда заявил:

- Батюшка, ты прости меня, что я такой непутёвый, но попроси патриарха, чтобы он расторгнул наши с Бертой узы.

- Но должна быть весомая причина.

- Я уже много говорил о ней: Берта бездетна и меня не в чем упрекнуть. Я покончил с разгульной жизнью, нашёл себе невесту. Когда мы поженимся, у нас будет куча детей. - Роман смотрел на отца спокойно, лицо у него было чистое, без каких-либо помет порочной жизни.

Это пришлось по душе Багрянородному, но его доводы против женитьбы сына на Анастасии были ещё не исчерпаны, и он выложил их:

- Я против этого брака по одной причине. Она дочь преступника Феоктиста Дуки. Тебе это надо знать. Его казнили по моей воле. Как нам жить под одной крышей?

- Анастасия не любила отца. Она долго не знала его вовсе.

- Это она так сказала?

- Да. Он бросил её мать, как только та призналась, что забеременела. Так мог поступить лишь подлец.

- И ты уверен, что Анастасия во всём правдива?

- Она ангел честности.

- Ты так считаешь после ночи, проведённой с нею в постели?

- Нет, отец. Мне не удалось даже прикоснуться к ней. Она ещё девственница.

- Вот как! Однако какая сила толкала тебя в объятия порочных женщин? Наберись мужества и скажи правду.

- Не стану лгать. Я был порочнее их. Теперь я пытаюсь очиститься от скверны. И я готов выдать тебе тайну, если ты поклянёшься, что из твоих уст она никогда не вылетит.

- Если она не таит в себе измены империи, я дам такую клятву.

- Клянусь, что в ней нет измены ни державе, ни императору.

- Что ж, я целую крест. - И Багрянородный поцеловал нагрудный крест. - Говори же.

- И ты не причинишь вреда моим сотоварищам?

- Не причиню.

- Слушай, батюшка. Когда мне было шестнадцать лет, я вступил в секту николаитов. Эта секта родилась ещё в четвёртом веке, и её крестным отцом был священник Николай. В секте проповедуется свободная жизнь женщин и мужчин. Мы становимся детьми Небесного Царства, как Адам и Ева. На нас нет одежд, мы дети неги, веселья и свободного выбора жён и мужей. Собираясь, мы сбрасываем с плеч всё мирское. Мы, обнажённые и счастливые, предаёмся любви и славим Бога за милость к нам. Он ещё никого из нас не покарал. Нас преследуют только фарисеи от веры. - Роман замолчал и смотрел на отца открыто, твёрдо.

- Я благодарю тебя за откровенное признание и рад, что ты нашёл путь к очищению,- произнёс Багрянородный.

- Откроюсь в последнем. Я не нашёл бы этот путь и погряз бы в худших пороках, если бы не Анастасия. Она ангел-спаситель.

- А Берта знает о твоей секте николаитов?

- Нет.

- Ну и слава Богу. Но как быть с Бертой? Она королевская дочь и позора не перенесёт. Она тебя любит и надеется, что ты вернёшься к ней.

- Нет, отец. Я уже сжёг все мосты, и возврата не будет.

Константин Багрянородный задумался. Он никогда ещё не попадал в такой сложный переплёт. Сейчас он понял одно: его наследник не так глуп и бездарен, он нашёл в себе мужество очиститься от порока. Может быть, ему и впрямь не хватает детей? Как он страдает, что Берта бездетна! Но что же делать? Помочь сыну расторгнуть супружеские узы, дать возможность вступить в брак с Анастасией? Похоже, что он безумно влюблён в эту девственницу, сумевшую сохранить себя в развратном окружении. А Берта?…

В эти мгновения сын прервал его размышления, словно угадал, о чём думал Багрянородный:

- Отец, прости, что нарушаю твою отрешённость.

- Что ты хочешь добавить?

- Только одно. Я давно заметил, что логофет дрома Василий Фока взирает на Берту глазами влюблённого юноши. А она тоже ему благоволит и всегда потупляет лицо, заметив его жаждущий взор.

- Ты хочешь сказать, чтобы я способствовал их сближению?

- А почему бы и нет? Они достойны друг друга. Василию Фоке уже тридцать лет, ему пора заводить семью.

- Ну, сынок, ты меня удивил. Я не ожидал от тебя такой предусмотрительности. Да, конечно, Берта достойна быть женою премьера-министра, и это спасёт её от позорного возвращения на родину.

- Судьба Берты в твоих руках, отец, - произнёс Роман и тихо покинул библиотеку.

Константин Багрянородный встал с кресла и принялся ходить по библиотеке, вновь окунувшись в свои размышления. Но на этот раз ему не хватало Елены Божественной, и он отправился в её покои.