Конторщица 3

Глава 14

А утром я вышла в сад. Время было ещё настолько ранее, так что только-только начало светать и даже птички вполне себе ещё сладко дрыхли. И люди дрыхли. И даже ёжики, мать их так, дрыхли. Лишь одна неадекватная лупоглазая стрекоза с треском пронеслась мимо, да ещё я, бедняжка, сиротливо торчала во дворе, так как должна была успеть на первую электричку до города. Так что мне приходилось вставать очень рано. Хоть и каждый раз с боем.

Осторожно ступая босыми ногами по бархатистому спорышу и маргариткам, на которых там и сям блестели капельки росы, и они от этого издавали резкий и освежающий запах, я сладко потянулась, и, ёжась от предрассветной сырости, сделала активную пятиминутную разминку. На больше меня обычно не хватало, но вот после такой разминки хоть совесть меня особо не мучила.

И вот когда я уже выполняла обязательные бёрпи (четыре раза), откуда-то со стороны забора донёсся глухой звук. Я замерла почти в прыжке и чутко прислушалась: в кустах малины и крыжовника кто-то активно возился. Возможно, опять соседская курица решила насест у меня во дворе устроить. Мне в принципе не жалко, но вот только загадит же всё во дворе. А я этого категорически не люблю. Особенно вступить босой ногой. Да и мухи будут. Поэтому решительным и неотвратимым шагом я ломанулась туда — сейчас я ей задам!

Каково же было моё удивление, когда в кустах я обнаружила всклокоченную злую Светку.

Закусив сердито губу, она удерживала футбольный мяч на носке левой ноги, сама при этом балансировала на правой. Этот мяч, между прочим, был куплен Риммой Марковной позавчера в городе, тайно от меня. Ну не любила наша боевая старушка признавать свои поражения. Но и допустить, чтобы у нашей Светочки не было своего футбольного мяча — тем более не могла.

Я невольно аж залюбовалась: лохматая после сна, в цветастой ситцевой ночнушке с рукавами-фонариками и бантиками по краям (тоже Римма Марковна расстаралась), она упорно повторяла и повторяла упражнение. Не ахти, конечно, у неё это получалось, но она роняла мяч, падала на траву, чертыхалась сквозь зубы, но поднималась обратно и продолжала выполнять всё заново.

— Ты что это тут делаешь? — нарушила футбольную идиллию я.

— Тренируюсь, — хмуро буркнула Светка и от неожиданности уронила мяч, который покатился в крапиву.

— Зачем?

— Баланс вырабатываю. Не видишь разве?!

— А почему в кустах и почему так рано?

— Не хочу, чтобы это свинство Юрка с Санькой видели. Будут потом опять дразниться, — нахмурилась она и принялась веником доставать мяч из крапивы.

Судя по тому, что веник был подготовлен заранее, война с крапивой за мяч шла уже не впервой.

— Что, Светка, не всё так ладно в датском королевстве? — усмехнулась я и потрепала её за волосы. — Так, может, футбол — не твоё, и тебе стоит попробовать себя в другом виде спорта?

— То, что я не перевариваю этот свинский футбол — я и не спорю, — проворчала Светка и ловко увернулась от моей руки. — Но без футбола сейчас никак. Особенно у нас во дворе. Вот и приходится тренироваться.

Я аж умилилась. Правда виду не подала. Ибо непедагогично. Вот такой целеустремлённый у меня ребенок растёт. Прирождённый лидер. Ну и как я её отдам этой «демонической» Олечке? Нет, никак. И никогда. Светка — только моя!

— Да уж, — посочувствовала я ей с усмешкой. — Тяжела женская доля.

— Это да, — согласилась Светка и со вздохом неожиданно мудро добавила, — не судьба, а сплошное свинство!

И в данным момент я была с ней вполне солидарна.

Общее собрание в депо «Монорельс» перенесли на первую половину дня (в связи с ЧП). Хорошо, что я всегда стараюсь подготовиться заранее. Да и в электричке время было, так что тезисно речь накидала.

В большом актовом зале было битком народу. Мы с Иваном Аркадьевичем и Эдичкой вошли, как и полагалось, последними, и заняли места в президиуме за длинным столом, накрытым багровой кумачовой скатертью. Рядышком, но чуть в стороночке, примостился Марлен Иванович.

В первых рядах, как водится, чинно сидели конторские служащие: аккуратные, в строгих костюмах или блузах. Отдельной тесной компашкой сидели Швабра, Герих и Щука. Они шушукались и злорадно поглядывали на бледного Егорова. «Галёрку» плотно оккупировала рабочая молодёжь, оттуда поминутно раздавались смешки и шуточки. Они были только со смены, поэтому даже не успели переодеться, что обычно хоть и допускалось, но не приветствовалось. Большинство из ребят я хорошо знала — мы вместе учились на курсах вождения. Рабочие «среднего звена» занимали центральные ряды: малярши, наладчики, электрики и прочий цеховой люд.

Я отыскала глазами Иваныча. Севки, гада, нигде не было. Иваныч сидел рядом с Гашевым и ещё одним хмурым мастером. Увидев меня, он сдержанно и с достоинством кивнул. Я в ответ заговорщицки подмигнула. Зоя Смирнова, которая пока крутилась сбоку (как организатор), увидев мой безмолвный диалог с Иванычем, воззрилась на меня с вопросом, мол, что происходит? Я ей кивнула, мол, потом расскажу. Зоя недовольно поморщилась и цыкнула на опоздавшего Севку. Тот влетел запыхавшись, лишь рыжие вихры торчали как обычно и придавали ему какой-то лихой разбойничий вид.

Когда все расселись и успокоились, Иван Аркадьевич вышел за трибуну и толкнул яростно-обличительную речь. Я не буду дословно всё пересказывать, ибо она была длинная и местами пафосная, но суть её была в том, что, мол, у нас на работе участились несчастные случаи, что работники, конечно, хорошо, что перевыполняют план. Но вот смотреть нужно за техникой, за механизмами повнимательнее и не допускать преступной халатности, иначе будет то, что вчера произошло с Морозовым, которому по неосторожности отрезало пальцы. Врачи не смогли спасти всю руку, и человек остался практически без половины кисти, что повлекло за собой частичную утрату работоспособности. Ведь что теперь может инвалид, у которого вся его работа была основана на работе рук?

Иван Аркадьевич говорил долго и веско. Так, что к концу его речи проняло всех. Затем он подвёл итог:

— Товарищи! — сказал он и внимательно обвёл всех взглядом. Он смотрел, как рентген, и под его взглядом все становились серьёзными, даже фоновый шум стих.

— Я должен ещё раз подчеркнуть, что в последнее время в связи с возросшими социалистическими обязательствами депо «Монорельс» перед всей нашей советской страной, в связи с тем, что хозяйственные потребности перерастают наши возможности, у нас сложилось некое небрежное и даже наплевательское отношение к технике безопасности! Я должен заявить самым категорическим образом, что мы будем отслеживать и решительно ликвидировать эту безалаберность! Все злостные халтурщики будут сурово наказаны! — закончил он и все, как водится, зааплодировали.

Затем за трибуну полез бледный Егоров. Он долго потел, прокашливался, расстёгивал верхнюю пуговицу рубашки и всё никак не мог начать.

Наконец, сердобольная Зоя протянула ему стакан с водой. Егоров вцепился в стакан, словно утопающий за соломинку, шумно глотнул воды, опять прокашлялся и выдавил:

— Товарищи! Вчера у нас в цехах произошел вопиющий, беспрецедентный случай! — его голос вильнул, и он опять закашлялся.

В зале раздались тихие смешки. Егоров вжал голову в плечи и покраснел. Но продолжил:

— Товарищ Морозов, выполняя работу по наладке, не смог удержать крышку, которая упала. В результате чего он лишился части руки. Нами проведена разъяснительная профилактическая работа по предупреждению тяжелых несчастных случаев на производстве, но этого недостаточно. К сожалению, такие случаи у нас уже были… — он опять закашлялся.

— Человеку руку оттяпало, а он знай разъяснительную работу проводит! — выкрикнул кто-то с «галёрки» злым голосом.

— Зато виноватых ищут!

— Руководству плевать, а мы без рук потом остаемся! — поддержал ещё кто-то (за спинами было не разглядеть).

Послышались опять смешки. Гаденькие такие.

Егоров совсем сник и умолк, собираясь, видимо с мыслями.

— Это кто у нас там такой умный? — поинтересовался Иван Аркадьевич вроде и спокойным тоном, но в зале моментально наступила мёртвая тишина.

Все сидели и втягивали головы в плечи, словно второгодники на контрольной по математике.

— Не слышу! — повысил голос Иван Аркадьевич. — Что, только за чужими спинами можешь права качать? Ещё раз повторяю — кто?

— Ну я! — послышался тот же голос.

— А ты иди сюда «ну я» и тут мне всё в глаза прямо и скажи! — предложил Иван Аркадьевич таким тоном, что народ ещё больше притих.

— И пойду! И выступлю! — к сцене нарочито развязной походкой начал пробираться долговязый детина. Заросший щетиной, с мешками под глазами, он весь был какой-то нечистый, неухоженный.

«Пьет он, что ли?» — подумала я брезгливо.

— Я вот что вам скажу, товарищи! — с вызывающим видом громко начал он.

— Представься сначала! — жестко перебил его Иван Аркадьевич, требовательным тоном.

— Гриша, — буркнул тот.

— Нормально представься, — продолжил настаивать Иван Аркадьевич, — ты не на танцах, а на собрании!

— Ну, Григорий Васильевич Наумов. Третья бригада. Мастер-наладчик, — сквозь зубы зло процедил долговязый.

— Что же ты, Григорий Васильевич, сейчас бучу-то поднимаешь, а? — строго поинтересовался Иван Аркадьевич. — Если есть какие претензии, всегда же можно прийти ко мне, обсудить…

— Да ты, Иван Аркадьевич, как начальником великим стал, к тебе и не пробьешься, — нагло парировал Григорий. — Это раньше ты за народ простой был. А сейчас совсем загордился!

— Кхэм, — кашлянул Иван Аркадьевич и на его скулах заходили желваки.

— Так я повторю! Вам там сверху на нас, простых работяг, плевать, вот из-за этого мы потом без рук остаемся!

Зал зашумел.

— Егоров, что ты на это товарищу Наумову скажешь? — задал вопрос Иван Аркадьевич и стиснул карандаш так, что он сломался.

Егоров что-то пробормотал. Уши его пылали. Шум в зале начал нарастать.

Я поняла, что нужно вмешаться. Сейчас или никогда.

— Иван Аркадьевич! Товарищи! — я решительно встала из-за стола. — Мне есть что сказать! Прошу несколько минут.

— Давай, — мрачно махнул рукой Иван Аркадьевич.

Я вышла за трибуну и осмотрела зал. Да, Григорий подложил знатную свинью под репутацию Ивана Аркадьевича. Не удивлюсь, если здесь задействована чья-то рука, того же Альбертика. То-то его нет на собрании, хотя, казалось бы, именно в его интересах сегодня быть. Народ взбудоражен. Люди возмущены и напуганы. Сложно в таких условиях толкать речь. Тем более, такую речь, от которой многое зависит.

Ну ладно. И не с таких передряг выпутывались.

— Товарищи! — просто сказала я, — я знаю, как решить эту проблему.

В зале стало тихо.

— Мы сейчас можем долго, до посинения искать крайних, кивать друг на друга, — тем временем продолжила я, — но главную проблему это ведь не решит. И даже если мы сейчас кого-то назначим виновным. Даже если мы по всей строгости накажем этого человека — делу это не поможет и такие вот ЧП будут происходить и дальше. Мы с товарищем Егоровым подняли всю статистику и вот что вышло.

Я сделала глубокий вдох и наткнулась на благодарный взгляд Егорова.

— Вот сами смотрите, за последние пять лет в депо «Монорельс» были травмированы по неосторожности или по иным причинам девятнадцать человек. Травмы были разной степени сложности, и тяжелые, и легкие, но тем не менее они были. Девятнадцать человек из полторы тысячи работников! Это одна целых и три десятых процента. Даже этот один процент — это достаточно большая цифра для такого предприятия, как наше депо. Виноват ли товарищ Карягин? Однозначно — нет. Потому что он работает всего полгода, а четыре с половиной года до него директором был товарищ Бабанов. Виноват ли товарищ Егоров? Тоже нет. До него был Мунтяну, а ещё раньше — Кроков. Да вы сами же всё знаете! Так кого тогда наказывать? Где искать виноватых? И главное — а что это нам всем даст? Перестанут происходить несчастные случаи? Не думаю. Поэтому вот что я предлагаю, товарищи…

Я сделала большую мхатовскую паузу и обвела глазами аудиторию. Люди сидели, словно бандерлоги перед мудрым Каа, и внимали каждому моему слову, затаив дыхание.

— Нами, руководством, совместно с работниками цеха наладчиков, под руководством товарища Степана Ивановича Скворцова, был испробован новый вариант спецодежды. Нового рабочего комбинезона. Как известно, спецодежда для цеховых рабочих заказывается согласно ГОСТУ. Мы сейчас предлагаем и внести изменения в ГОСТ сначала у нас, в депо «Монорельс, затем — по всей стране. Подробности вам сейчас расскажет товарищ Скворцов.

В зале стало тихо.

На сцену поднялся Иваныч. Он немного пожевал губами и сказал:

— Товарищи! Лида… эммм… Лидия Степановна дело говорит. Мы испробовали предложенный нею новый комбинезон с дополнительными карманами. Для каждого ключа, для каждой отвёртки — свой отдельный карман. Никак не перепутаешь. И вот, что я вам скажу! Это удобно. Так гораздо быстрее работать и нет опасности, что перепутаешь или будешь долго копаться.

В зале зашумели люди.

Я прислушалась. Были согласные, но большинство возмущалось:

— Да что за ахинея такая!

— Бабская ерунда лезет из всех щелей!

— Вздор!

— Есть же мобильные поясные сумки для инструмента! С заниженным центром тяжести! Снимаются-надеваются в одно движение! Зачем таскать тяжесть постоянно?!

— А я вообще все инструменты раскладываю на брезент или на тряпочку рядом!

— А ты сам туда-сюда в яму — из ямы попрыгай весь день к своей тряпочке, балаболка!

— Сам ты бабаболка! Иди сюда!

— Пётр дело говорит! Ты как из ямы будешь постоянно к своему брезенту с инструментами выпрыгивать?

— Потому что незачем из мухи слона делать! Есть такая вещь, как унификация, и одним-двумя ключами можно пол агрегата собрать-разобрать, если не весь! Путаться в двух ключах при наличии избыточного количества карманов и подключать к этому текстильную промышленность — дебилизм какой-то! Ну-ну…

— Не какой-то, а бабский!

— А ты к нам в цех приходи и сам глянь, сколько у нас всего!

Я подождала, пока народ выпустит пар и постучала металлической линейкой по графину:

— Товарищи! Прошу тишины! Дайте закончить докладчику! Продолжайте, товарищ Скворцов.

Иваныч кивнул и продолжил язвительным тоном:

— Вот что вы за люди такие? Вам решение предлагают, а вы тут орете дурниной, как олени во время гона!

В зале пошелестел смешок.

— Я не буду больше ничего говорить! Не буду убеждать! Сева, заходи! Кликните там его!

В этот миг открылась дверь и в актовый зал вошел сияющий, как медный пятак, Севка. Был он в новом комбинезоне. С улыбкой до ушей он прошел через весь зал и вылез на трибуну.

— Показ мод какой-то! — проворчал Наумов.

Севка не отреагировал на выпад. С видом заправского фокусника, он вытащил из кармана гаечный ключ и положил на стол перед Иваном Аркадьевичем. Затем вытащил другой. Затем — третий.

Буквально через пару секунд перед руководством за кумачевым столом материализовалась внушительная горка инструментов.

С таинственным видом, Севка подмигнул залу и аккуратно и быстро сложил все инструменты обратно в той же последовательности.

В зале зашумели ещё больше.

Я опять постучала по графину.

— Товарищи! — сказала я, — я понимаю, что сложно принять какие-то новшества. И не осуждаю вас за это. А в этом эксперименте участвовали пять человек.

Кто-то на галёрке присвистнул.

— Вот эти товарищи, — я кивнула на Иваныча и Севку (Севка аж приосанился), — и трое рабочих из четвертой бригады. Все они результатами остались довольны. Поэтому я сейчас предлагаю поступить так: эксперимент можно продолжить для всех желающих, кто хочет убедиться в его полезности. Или же доказать, что это всё ерунда. Только давайте доказывать аргументированно, а не на эмоциях. Вот как раз те, кто сейчас сомневаются — пусть возьмут и попробуют поработать в таком вот комбинезоне. Если будет неудобно, если это ерунда — вы сами нам об этом скажете, и мы всё отменим. А вдруг как раз будет удобно? Ну так что? Готовы?

В зале послышались согласные выкрики. Были и возмущенные, но теперь согласных было больше.

Пока народ шумел, я незаметно прошла и села на своё место. Сейчас «минута славы» Иваныча и остальных ребят. Не буду оттягивать на себя внимание.

Я налила воды в стакан и начала пить. И в это время ко мне наклонился Эдичка:

— Лида, а давай пойдем сегодня в ресторан?

Я подавилась водой и закашлялась.