Конторщица 3

Глава 21

«Если вы хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах». «Жизнь — это то, что происходит, пока вы строите планы». «Не все планы осуществляются». В общем, когда всё нормально, на подобные цитаты, как правило, внимания не обращаешь. А вот когда ты с утра понастроишь кучу планов, все они такие замечательные, стратегически правильные, верные, подходящие, а потом что-нибудь одно, какой-то мелкий «кирпичик» вдруг вывалится — и всё моментально рушится, словно карточный домик.

Вот и я также. Напланировала кучу всего, всё так грамотно разложила по полочкам, осталось лишь осуществить. А потом — бабах и всё. Но расскажу по порядку.

Начало дня было почти идеальным. С самого утра я отправилась к Вероничке Рудольфовне в «Ателье Минбыта», где мы часа два провозились, подбирая модели из прибалтийских журналов мод и фактурные ткани. Затем она сняла с меня мерки и клятвенно пообещала, что в самое ближайшее время я буду с новым отпадным гардеробом.

В общем, я решила частично сменить имидж. Не знаю, почему вдруг. Вот просто захотелось и всё. Возможно, на меня повлияло то, что вокруг меня начали водить хороводы все эти мужчины — товарищ Иванов, Будяк, теперь ещё эти трое из профкома. Я хоть и не привечала их, но почувствовала себя женщиной. Такое всегда льстит. А так как я не была довольна внешностью Лидочки, то захотелось что-то изменить, улучшить.

Вообще-то я долго думала, что же их всех так привлекает в Лиде? Внешность самая обычная, не уродка, но и не красавица, чуть полновата, невысокая.

Думала, думала и, наконец, поняла — на фоне большинства остальных советских женщин Лида сильно выделялась ухоженностью. Да, девушки в советской стране были красивыми, как красивой бывает юность, а вот с возрастом превращались в унылых, задолбанных бытом, работой, собраниями, семьей и общей суетой, тёток. Да, они ходили в парикмахерские, да, многие даже делали маникюр, пользовались косметикой, шили платья, вязали костюмы, пытались наряжаться. Но вот массовой культуры антивозрастного ухода за собой не было. И большинство не умело правильно подать себя. Поэтому мои знания из двадцать первого века преобразили Лидочку, и она, если и не выглядела как Брижит Бардо, то всё равно на две головы была выше остальных ровесниц.

И ещё. Не задавали ли вы себе вопрос, почему большинство признанных красавиц из школы, института, с возрастом становятся отталкивающе некрасивыми? И наоборот, какая-нибудь дурнушка, серая мышь, после тридцати-сорока вдруг превращается в потрясающую женщину? Всё просто. Красавице с юности не нужно ничего улучшать. Ею и так все восхищаются. Утром проснулась, приняла душ, тряхнула волосами, скрутила их как-нибудь в пучок или так оставила. Вытащила из шкафа что-нибудь из одежды, и всё — она королева. Она прекрасна, даже если на неё надеть хоть мешок из-под картошки. Природа её одарила. А вот дурнушкам тяжело. Им же нужно каждую вещь сто раз примерить, проверить и подогнать под себя, чтобы всё, что не надо, было прикрыто, а хоть что-нибудь привлекательное — подчеркнуто. Сколько усилий ей стоит соорудить из трёх волосков что-то удобоваримое. Правильно накрасить маленькие глазки или подкорректировать карандашом узкие губы. И когда проходят годы, эти, уже взрослые, женщины являются асами, мастерами, по преображению себя. А красотки стареют, а всему этому так и не научились. Вот и весь секрет. Да, есть исключения и там, и там, но в общей массе всё обстоит именно так.

Такие дела…

Я возвращалась домой не с пустыми руками. Прикупила в ателье уже готовое платье бледно-бирюзового цвета, из шифона. Оно так изумительно шло к Лидочкиным глазам, что я просто не смогла устоять, хоть цена и кусалась. Поэтому я шагала по залитому солнечным светом тротуару и лучезарно улыбалась. Настроение у меня было приподнятым и светлым.

Возле моего подъезда я увидела Будяка, который мрачно сидел на лавочке, и улыбаться мне сразу перехотелось. Настроение резко упало:

— Ты меня не понял, да?! — выпалила я, аж сжимая кулаки от злости.

— Лида, подожди, — тихо сказал он и посмотрел хмурыми глазами. — С Риммой Марковной беда.

— Что? — свёрток с шифоновым платьем выпал у меня из рук.

— Да. Скорая увезла в райбольницу.

— О боже… — я бессильно опустилась рядом на скамейку.

— Успокойся, она живая. Приступ у неё был. Сердце.

— А Светка?

— Роговы к себе пока забрали. Там всё нормально.

— Ты на машине?

— Да.

— Так… что делать? Что же делать? — мои мысли заметались в черепной коробке.

— Лида, тихо, успокойся, — твёрдо сказал Будяк и успокаивающе положил свою руку на мою. — И прекращай паниковать. Иди, собери вещи, что там тебе ещё надо. Думаю, тебе следует на день-два отпроситься с работы.

— Мне надо к Римме Марковне! В райбольницу! Завезёшь?

— А зачем я сюда приехал? Конечно завезу. Иди собирайся.

— Поднимешься?

— Нет, — отрицательно покачал головой Будяк и насмешливо прищурился. — Мне же велено держаться подальше. Вот и держусь. Если бы Римма Марковна не слегла — ноги бы моей здесь не было.

Я молча проглотила упрёк. Сейчас не до выяснения отношений.

Оставив Будяка на лавочке, я убежала в дом. Нужно срочно собрать вещи, право их немного и это недолго. Минут через двадцать я уже ехала в машине по направлению к райцентру.

Больница в нашем районном центре, куда относились и Малинки, была большая, двухэтажная, серого кирпича. Приёмное отделение встретило нас густыми запахами хлорамина и фенола. Под окном стояли в кадках два ободранных фикуса.

— Вам куда? — строго спросила женщина в белом халате.

— К Миркиной Римме Марковне, — ответила я.

— А вы ей кто?

Я замялась. Действительно, кто я ей? Дочь, подруга, соратница?

— Соседка, — замялась я.

— Не положено!

— Но у неё, кроме меня, никого нет!

— Не положено! — рявкнула женщина раздраженно, — только близким родственникам можно.

И вот что делать?

Блин, как-то я упустила это из виду. Если, дай бог, всё обойдётся, нужно оформлять над ней опеку. Иначе каждая жучка в белом халате, облаченная властью, будет меня вот так шугать по малейшему поводу.

— Ну пожалуйста, — попыталась разжалобить её я, — на минуточку только!

— Женщина, вы меня не слышите? — скрипнула зубами дежурная, — не положено!

Я застыла, думая, как разрулить ситуацию. Дать ей денег? Но вроде как в это время взяток ещё особо не брали. Может обидеться и вообще пойти на принцип. Надо было взять мыло, которое я когда-то варила на презентики. Но в суматохе я не подумала об этом. И что делать? Ехать обратно? Или сбегать в магазин, купить ей коробку конфет? Но тоже не факт, что теперь возьмёт что-то. Вон она какая, замотанная жизнью и злая.

И тут к ней подошёл Будяк, тихо что-то поворковал. Через пару минут она заулыбалась. Ещё через минуту, она благосклонно разрешила мне пройти.

— Халат только наденьте, — велела она строго, — у нас правила.

— Спасибо! — обрадовалась я, натягивая пахнущий лекарствами халат, больше меня размеров на четыре.

— У вас десять минут, — выразительно посмотрела на висящие на стене часы дежурная, — палата номер восемнадцать.

И я ринулась по коридору, как спринтер.

В палате на шесть человек пациентов было двое. Римма Марковна лежала на дальней койке с закрытыми глазами. Её подбородок заострился. Лицо было желтовато-восковым. К руке тянулась трубка от капельницы.

Чуть поодаль, на крайней, у окна, койке лежала ещё одна женщина, укрытая одеялом.

Я на цыпочках, чтобы не потревожить, подошла к кровати.

— Римма Марковна, — тихо позвала я. — Это я, Лида.

— Лидочка, — она распахнула глубоко запавшие глаза.

— Что ж вы так… — только и смогла сказать я, стараясь не расплакаться.

— Ничего, — прошептала она и устало прикрыла глаза.

Помолчали. Ей явно нужно было время отдохнуть.

Немного отдышавшись, Римма Марковна открыла глаза и тихо спросила:

— Как Светочка?

— Пётр Иванович сказал, что она у Роговых. Я взяла отгулы. Побуду с нею, пока вы поправитесь.

— Ты отдашь Свету Ольге? Когда?

— Что? — не поняла я. — Зачем мне её отдавать? Что вы такое выдумали?

Как оказалось, Римма Марковна с утра решила прибраться в доме. Когда дошла очередь до моей комнаты, вытирая пыль на письменном столе, она обнаружила забытое мной письмо от Ольги. Не удержавшись от такого соблазна, любопытная Римма Марковна письмо это прочитала. Естественно, она сразу же разволновалась. Схватило сердце и вот результат.

— Римма Марковна! — сказала я тихо, — в общем, лучше вам задержаться в больнице, иначе я за себя не отвечаю. Это называется «сама придумала, сама перепугалась». Взрослый человек. И не стыдно?

Римма Марковна слабо улыбнулась.

— Точно не отдашь? — переспросила она с надеждой.

— Конечно не отдам! Что вы такое говорите! Во-первых, я обещала Валееву перед смертью воспитать и вырастить Свету. Во-вторых, Ольга — шалтай-болтай. Это сегодня ей нужна дочь, а завтра она уедет с очередным любовником и всё. А в-третьих, Светка — моя дочь. И на этом разговор закончен.

Римма Марковна тихо вздохнула от облегчения.

— Я сегодня должна встретиться с этой подругой Ольги и передать ей ответ. — Я в двух словах рассказала о своей задумке, как отвадить Ольгу от мысли забрать дочь.

Взбодрив таким образом Римму Марковну и велев ей выздоравливать, я вышла из палаты. Прошла по коридору в приемный покой. Будяк всё ещё ворковал с дежурной.

— Пётр Иванович, — сказала я очень нейтральным голосом, — я подожду вас в машине. Когда закончите общаться — подходите, пора домой ехать.

И вышла из больницы.

Будяка не было минут десять. Наконец, он вышел, сияя, как медный пятак. На ступенях он поднял голову, посмотрел на солнце и потом перевёл взгляд на меня. Я поняла, что сейчас скажет какую-то гадость. Так и вышло:

— Не надо так ревновать, душа моя! Я таким рождён. Доброта и чистая любовь к женщинам — мой крест и я его несу.

Я пожала плечами и не ответила.

— Я на девушек небесной красоты падок. Вы мне дороже всякого золота.

— Давай уже ехать или я на автобус пойду, — устало сказала я.

— А куда тебе надо ехать?

— В идеале — обратно в город, — вздохнула я.

— Зачем в город? Ты там забыла свою помаду? — спросил Будяк невинным тоном и мне захотелось его пнуть.

— Мне нужно передать письмо.

— Отправь его почтой, — сказал Будяк, заводя машину. — Завтра уже дойдёт, если ты, конечно, не на Дальний Восток его шлёшь.

— Нет, мне нужно лично в руки, — поморщилась я.

— Конфиденциальная информация? — понятливо взглянул на меня Будяк через зеркало заднего вида.

— Да нет же! — и я в двух словах рассказала, как Ольга хочет забрать Светку и что я ей должна дать ответ. — И живёт она сейчас в Чехословакии. Вот подруга и передаст.

— Понятно! — сказал Будяк. — Значит едем в город. Потом вернемся в Малинки.

Всю дорогу он пытался меня донимать. Я сидела, злилась, но скандалить не стала, мне сейчас крайне нужна была его помощь. С той же машиной.

— У тебя есть веснушки на попе? — внезапно задал он мне вопрос.

— Не твоё дело, — дипломатично ответила я и даже не убила его на месте.

— Скажи, а чего ты так таишься?

— Я не таюсь!

— И потом не только попа красит человека, у тебя много и иных достоинств, — торжественно заявил Будяк.

— Будяк, ты нормальный? — не выдержала я.

— Я тот, которого ты ждала всю жизнь, — с важным видом сообщил он. Потом посмотрел на меня и заливисто расхохотался.

— Какой же ты невыносимый! — прорычала я.

— Да, мне проще дать, чем отказать.

— Дурак ты.

— Я знал, что мы с тобой поладим!

— Слушай, ну прекращай уже!

— А как же наша любовь, Лида?

Я сжала зубы, чтобы не взвыть и дальше всю дорогу молчала, не отвечая на его провокации.

Моя досада усугублялась ещё и тем, что на встречу с Львом Юрьевичем я опоздала. Некрасиво с моей стороны вышло. Пусть он и такой вот гад, но мне было неприятно от мысли, что он будет думать, что я его продинамила.

Я быстренько отдала письмо, и мы поехали обратно в Малинки. Сегодня весь день словно карусель какая-то. Мы ехали в машине почти всю дорогу в молчании. Наконец, я не выдержала:

— Ты чего молчишь? Злишься, что весь день из-за меня потерял?

— Так моё общение с тобой, любимая, для меня всегда волнительно, — разулыбался Будяк и я чуть не убила сама себя за длинный язык.

Пока доехали, началась гроза. Дождь барабанил по крыше автомобиля, хлестал косыми струями в окна. Под колёсами похрустывали большие стеклянные градины. Сбоку, над полем, косым синеватым росчерком мелькнула молния. Через пару мгновений бабахнуло так, что у меня аж уши заложило.

— Ох и погодка, — проворчал Будяк, ловко объезжая большую лужу на месте ухаба. — Эх, сейчас бы в баню, да с веничком. Можжевеловым. Но можно и дубовым. Уж очень я это дело люблю. Особенно в дождь.

— Так у нас есть баня, — решила предложить ему я.

Так хоть должна за сегодняшний день не буду.

— Отлично! — обрадовался Будяк. — Сейчас вернемся и сходим с тобой в баню. Заодно и помоемся.

Я мысленно застонала. Ну что за невыносимый человек!

Когда мы добрались в Малинки, дождь уже закончился. Трава была вся аж хрустальная от капель. Стало значительно теплей. На небе появилась радуга.

Мы подъехали к дому Роговых, и я забрала Светку. Будяк подвёз нас к самому нашему двору. Мы вышли из машины и Будяк сказал:

— Ну хоть ужин-то я заслужил за весь день?

— Заслужил, — вздохнула я. — Только давай в другой раз.

— Я есть хочу, — пожаловался Будяк. — А готовить не умею.

— Ладно, — сдалась я, — пошли покормлю тебя. И ты сразу пойдёшь домой!

— Как скажешь, душа моя, — обрадовался Будяк. — Как самый опытный подкаблучник я с радостью сделаю всё именно так, как ты скажешь!

— Балабол, — проворчала я, не заметив подвоха.

В доме я быстро переоделась и побежала чистить картошку. Светка болтала, не умолкая.

— Иди я покажу тебе, каких челдопончиков мы налепили с Галей! — её звонкий голос заполнил весь дом. — Ну, пошли покажу!

— Сходи глянь, раз ребёнок так просит, — проворчал Будяк, который устроился на диване с газетой.

Пока мы рассматривали челдопончиков и рассуждали, кто кого победит, из кухни стали доноситься вкусные запахи жареной на сале картошки. Я вскочила и побежала на кухню. Будяк стоял над плитой и невозмутимо жарил картошку, насвистывая какой-то бравурный мотивчик.

Я вытаращила на такое вероломство глаза:

— Ты же говорил, что готовить не умеешь!

— Ради такой любви, чему только не научишься, — вздохнул Будяк и принялся нарезать салат.

Пока мы ужинали втроем, Светка, не замолкая, тараторила о своих приключениях:

— Мы с Пашкой запускали вертолёт, — делилась она впечатлениями, наяривая очень вкусную картошку, — и он случайно попал на огород бабки Наташи. Прямо в огурцы!

— Ужас какой, — поддакнула я.

— А потом Пашка полез доставать. А эта бабка вредная, увидела Пашку и дала ему крапивой по жопе. А вертолёт там так и остался.

— Ну и правильно, — проворчал Будяк. — Нечего по чужим огородам лазить.

— Так вертолёт же! — воскликнула Светка, — он там так и остался. И теперь нужно туда пробраться и спасти его. Но все боятся бабы Наташи.

Я изредка поддакивала. Будяк больше хранил молчание, изредка бросая на меня внимательные взгляды. Наконец, когда я поставила самовар, он сказал:

— Пойду баню растоплю.

— Я не пойду с тобой в баню! — вспыхнула я.

— И я с тобой не пойду, — возмущённо ответил Будяк. — Бабы настоящего пара в бане не понимают. Жарко им. А я люблю, чтобы было ого-го и ух! Пойдешь сперва ты, потом, когда сильнее нагреется — схожу и я.

— Но ты говорил…

— Ты что, совсем уже шуток не понимаешь, Лидия Степановна? — попенял он мне, и я покраснела. — Не мели ерунды.

Он ушёл, а у меня аж отлегло. Мы собрали со Светой, и я перемыла посуду, когда Будяк вернулся:

— Можешь сейчас идти, — сказал он, — я там подкинул, так что надолго хватит. Но если вдруг что — там рядом с печкой полешки лежат. Ты подкидывать умеешь?

Я кивнула, правда неубедительно.

— Тогда долго не мойся, а то затухнет. И веники я там в кадушке запарил. Жаль, что не дубовые. Так что придётся пока берёзовыми. Надо будет из липы наделать, скоро липа цвести будет.

Под ворчание Будяка, я быстренько собрала мыльно-рыльные принадлежности и полотенце и побежала в баню.

Баня. Как же я люблю настоящую русскую баню! Где живой пар, где запах запаренного веника!

Я торопливо разделась и скользнула в парилку. Первый заход обычно у меня без веника, пока тот запаривается. Я сидела на горячих досках и млела от наслаждения. Горячий пар обволакивал меня, пробирал до костей. Кожа заблестела от пота.

Выскользнув наружу, на улицу, я пробежала три шага по тропинке и плюхнулась в холодный после дождя пруд. Божечки, какой же кайф после жаркой парилки — вот так окунуться! Проплыв два больших круга, отфыркиваясь, я вскоре замёрзла и быстро побежала обратно в парилку.

Там я плеснула ещё воды на раскалённые камни, они сердито зашипели, обдавая всё душистым паром. Я разлеглась на досках и с наслаждением потянулась. Пару минуточек полежу так, помлею, а потом возьму веник и как начну париться. Эх! Какая же красота, когда есть своя баня!

Я перевернулась на живот, как вдруг скрипнула дверь и в баню скользнул Будяк.