— Что?! — закричали мы с Будяком одновременно.
— На озере! — орал Пашка, — купаться полезла и за корягу зацепилась. Утонула!
— Но она же в доме спит… — пролепетала я.
— Да нет! Она через окно вылезла, и мы купаться пошли. А она утонула! — разрыдался Пашка.
Мы с Будяком подорвались и понеслись к озеру. Пашка бежал сзади и поскуливал от страха. Моё сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Нет! Только не это! Я не могу её потерять!
Будяк бежал быстро, ломился прямиком через заросли. Я, как могла, поспевала за ним.
На берегу заросшего лесного пруда сгрудилось несколько мальчишек, один из них ходил по берегу и тыкал в воду палкой. Все шумели. Кто-то громко плакал.
— Где?! — прорычал Будяк.
— Там! — разноголосым хором закричали мальчишки показывая куда-то в центр пальцами.
Будяк, не раздеваясь прыгнул в воду, мощными гребками выплыл на середину и нырнул.
Секунды, казалось, замерли. Отсчёт шёл со стуком моего сердца.
Через миг он вынырнул, с шумом отплёвываясь, громко вдохнув воздух — опять нырнул.
Я зажала себе руками рот, чтобы не заорать. Слёзы текли ручьями.
Вот он опять вынырнул. Ничего.
В моих глазах потемнело и я вырубилась.
— Ну что же вы такая, прямо кисейная барышня, — послышался ворчливый голос Будяка и он легонько похлопал меня по щекам. — Просыпайтесь уже. Всё давно закончилось.
— С-Светка… — мои зубы застучали.
— Зачем вам Светка, когда рядом есть я?
Я аж подскочила.
— Тише. Тише. Не следует так буквально воспринимать мои фигуральные выражения.
— Где Светка? — заорала я, опять пытаясь вскочить.
— Да ничего с вашей Светкой не случилось, — проворчал Будяк и уложил меня обратно на влажноватую траву, — вон она, на бережке отдыхает.
Я ахнула и попыталась подняться.
— Лежите спокойно, мне ещё вас в себя приводить, — буркнул Будяк, и как бы случайно коснулся моей груди. — Вот чем бы я ещё на отдыхе занимался, только порыбачить хотел, и тут на тебе — развлекай всяких истерических барышень. Хотя сиськи ничего так у вас. Мне подходит.
— Пустите! — взвизгнула я, отталкивая его руку. — Где мой ребенок?
— Да вон ваш ребёнок спокойно себе сидит, ремня ожидает, — совершенно спокойно сообщил Будяк и вдруг повысил голос, обращаясь к толпе ребят. — Правильно, Валеева?
Те в ответ недружно загалдели.
Наконец, я кое-как поднялась на дрожащие ноги. Под разлогой дикой грушей сгрудились мальчишки и что-то оживлённо обсуждали. Поэтому Светку я и не увидела.
Я торопливо пошла туда и чуть не упала, зацепившись ногой за толстый корень, вымытый водой из земли.
— Тише говорю, — мощная рука Будяка подхватила меня, не дав упасть на склизкой земле. — Вот где вас таких нежных штампуют?
Я промолчала на этот выпад. Все мои мысли занимала Светка.
Наконец, я дошла. Мальчишки расступились. На травке, под грушей, сидела мокрая, взъерошенная, злая Светка и пыталась связать обрывком бантика надорванную внизу ночнушку.
— Света! — воскликнула я. — Ты живая! Ты как?
— Нормально, — буркнула она и отвернулась.
— Ремня сейчас или потом получать будем? — вежливо спросил Будяк и мальчишки разом прыснули во все стороны.
Мы остались на бережке втроем.
— Света! — меня опять затрясло, я кинулась к ней и прижала к своей груди. Слёзы заливали моё лицо, я всё прижимала её к себе и не могла отпустить. От мыслей, что я могла её вот сейчас потерять, меня опять заколотило.
— Лучше бы меня так прижала, — ворчливо прокомментировал за спиной Будяк.
От злости меня аж отпустила трясучка.
— Зачем её было спасать, раз ты её всё равно удушить решила? — поинтересовался Будяк и внезапно для себя я рассмеялась.
— Во! Уже лучше, — прокомментировал Будяк.
— Спасибо, Пётр Иванович, — наконец-то поблагодарила его я. — Вы спасли мою дочь.
— Да не за что, — проворчал Будяк, но по его тону я поняла, что он доволен.
— Ты меня сейчас задушишь, — подала голос Светка, пытаясь выпростаться из моих объятий.
Я отпустила её и она, глядя на меня серьёзными, блестящими от непролитых слёз глазами, сказала:
— А теперь ругайся. Я заслужила.
— Во! Правильно! Наш человек! — восхитился Будяк. — Ещё бы ремня и совсем хорошо будет.
— Девочек бить нельзя! — возмущённо заявила Светка.
— А убегать в окно, купаться ночью в пруду в ночнушке — можно?
— А что мне голышом перед мальчишками надо было? — огрызнулась Светка.
— Да ты хоть понимаешь, что ты нарушила технику безопасности? — ответил Будяк. — За такое поведение и партбилет на стол положить можно!
— У меня нет партбилета, — озадаченно заметила Светка.
— И не будет при таком отношении к технике безопасности, к своей жизни и к чувствам матери, — философски заметил Будяк и над прудом повисла тяжелая тишина, разбиваемая только каплями, падающими со Светкиных волос на побеги белокрыльника.
— Давайте идти домой, — устало сказала я. — Холодно.
Примерно через полчаса мы все уже сидели на кухне в нашем доме, пили обжигающий чай из пузатого самовара и рассказывали приключения под охи и вздохи Риммы Марковны.
— Я нырнул до самого дня — ничего нету, — объяснял нам Будяк, кутаясь в безразмерный халат Риммы Марковны (его мокрую одежду она отобрала, обещала постирать, высушить и вернуть обратно завтра) — потом второй раз нырнул — опять мимо.
Римма Марковна охнула и от избытка чувств пролила заварку на стол.
— Ещё раз нырнул, руками щупаю — он мимоходом скользнул взглядом по моей груди и продолжил, — а и нету ничего!
Мои уши заалели.
— Пётр Иванович, ещё чаю? — засуетилась Римма Марковна, когда Будяк поставил чашку на стол. — И бараночку вот берите. Они свеженькие. А, может, я всё-таки блинчиков вам пожарю, а? Я быстренько…
— Не надо блинчиков! — хором ответили все мы.
— А потом я сообразил, что течение там сильное и её течением вниз отнесло, — продолжил Будяк, принимая от Риммы Марковны очередную чашку чая. — Я поплыл туда и точно — наша великая и отважная героиня зацепилась ночнушкой за корягу и не могла выбраться.
Светка сердито засопела.
— Так что нам всем ещё очень повезло, что там нет нисходящих потоков воды и её не утянуло в омут, — подытожил Будяк и Римма Марковна опять охнула.
— Спасибо вам, Пётр Иванович, — в очередной раз поблагодарила его я и решила аккуратненько закруглить застолье. — Поздно уже, а мы тут вас задерживаем своими проблемами.
— Ничего страшного. Я на отдыхе, — категорически отмёл мою попытку выпроводить его Будяк, — а вот со Светланой мы ещё не закончили. Да, Валеева?
Светка надулась и понурила голову.
— Да она же маленькая ещё, — попыталась оправдать её Римма Марковна, — сама перепугалась как.
— То есть ночные купания голышом с мужиками — не маленькая, а ремня — маленькая? — удивился Будяк. — Что скажешь, Валеева?
— Я не голышом, я в ночнушке была, — отмела грязные инсинуации Светка.
— То есть нынче барышням можно сверкать в неглиже перед мужиками?
— Я не сверкала! — надулась Светка.
— Как это ты не сверкала? — прищурился Будяк и даже чашку отодвинул, — а как тогда прикажешь понимать твою эту выходку? Хотела показать парням, какая ты бесстрашная и героическая?
Светка понурилась.
— Все примерные девочки там купаться боятся, а я, мол, вот такая вся раскрасавица — легко могу? Я им всем ещё покажу! Да?
Светкина голова наклонилась ниже.
— Ну и что? Показала им всем? — насмешливо прищурился Будяк, а из Светкиных глаз полились слёзы.
— Молчишь? А за свои безрассудные действия отвечать кто будет?
— Я буду, — шмыгнула носом Светка.
— Хорошо, — согласился Будяк. — Отвечай.
— Что отвечать? — плаксивым голосом спросила Светка.
— Как ты это всё спланировала? С какой целью?
— Пашка сказал, что в нашем пруду на той стороне все боятся купаться, даже взрослые, — торопливо затараторила Светка, — а я сказала, что не боюсь. Мы заспорили…
— На что хоть спорили? — перебил Светкины откровения Будяк.
— На пять календариков с «Ну, погоди!» и два с «Мишкой Олимпийским», — вздохнула Светка.
— Ну хоть какой-то прибыток в семью, и то хлеб, — сдержанно похвалил Будяк, и Светка зарделась.
— Мы договорились, что вечером, когда баба Римма будет на кухне, я вылезу в окно и мы туда все пойдём, — продолжила Светка.
— А ты завещание куда дела? — внезапно с абсолютно серьёзным видом спросил Будяк, заозиравшись по сторонам.
— К-какое ещё завещание? — вытаращилась на него Светка.
— Ну обычно, когда идут на смерть, положено же завещание оставлять. А то твоя мама и бабушка потом передерутся за твоё наследство. За календарики… с «Ну, погоди!» которые…
Я крепче уцепилась за чашку с чаем, чтобы не расхохотаться.
— Я не составила, — опять хлюпнула носом Светка.
— То есть, составляя тактику, ты не продумала все возможные варианты исхода событий? Не учла пути отступления? — строгим голосом переспросил Будяк.
— Нет, — пискнула Светка.
— И что из этого следует?
— Что я плохая?
— Ответ неверный, — покачал головой Будяк.
— Что я глупая?
— Опять мимо.
— Тогда не знаю.
— А вот это верный ответ! — одобрительно сказал Будяк и добавил, — ты ничего не знаешь, матчасть не изучила, и всё равно решила предпринять эту свою выходку, которая закончилась плохо. А могла закончиться вообще очень плохо. Что из этого следует?
— Ну… наверное, что мне нужно учиться?
— Вот теперь совсем всё верно, — согласился Будяк. — И учиться ты начнешь послезавтра прямо с утра. Для начала — плавать.
— А почему послезавтра?
— Потому что завтра мы все пойдём расчищать пруд от коряг и зарослей, чтобы больше никаких непослушных девочек никуда не утаскивало течением.
— Ура! — пискнула Светка и от избытка чувств стянула носки грубой вязки, которые Римма Марковна напялила на неё после того, как мы её высушили и отмыли.
— Не ура, а чтоб завтра к десяти утра вся твоя команда шалопаев стояла на берегу озера с граблями и мешками, готовая на трудовые подвиги! Это понятно?
— Понятно, — вздохнула Светка.
— И меня не интересует, за какие календарики ты их сумеешь уговорить. Мне важен конечный результат. Это тебе ясно?
— Ясно, — согласилась Светка со вздохом.
— А носки надень обратно, — покачал головой Будяк, — нельзя обижать бабушку, она о тебе позаботилась, между прочим.
В общем, когда Римма Марковна пригласила Будяка на праздничный ужин, аргументов для возражения у меня не нашлось.
На работу в депо «Монорельс» я пришла вся вялая и разбитая, в состоянии кабачковой икры. Равнодушно выслушала ахи и охи Зои по поводу её нового гардероба на курорт, апатично сформировала сводку, дописала квартальный отчёт и совершенно не отреагировала на приход Ивана Аркадьевича, который пришел ко мне в кабинет лично.
— Лида! — сказал он. — Хотел тебя похвалить за вчерашнее выступление. Ты молодец. Прекрасно разрулила ситуацию.
— Спасибо, Иван Аркадьевич, — поблагодарила я.
— А когда это ты затеяла с карманами всё это? Егоров сказал, что статистику ты всю подняла, ГОСТы изучила…
— Примерно через пару дней, как вы меня на это место поставили, — ответила я.
— Молодец, — ещё раз похвалил Иван Аркадьевич меня. — Только ты, если опять идея какая появится — со мной согласовывай. Мне тоже надо быть в курсе.
— Так вы заняты были, — вздохнула я.
— Я всегда занят, — закурил сигарету он. — Мда… Как давно я здесь не был, в этом кабинете. Провёл здесь столько времени… столько всего тут было… вот время бежит…
Я промолчала.
— Лида, что у тебя случилось опять? — прищурился Иван Аркадьевич и выпустил дым в открытую форточку. — Ты сама не своя.
— Да Светка вчера чуть не утонула, — мои губы затряслись, — если бы тренер по футболу не оказался случайно рядом — не знаю, чем бы всё и закончилось.
— Случайно, говоришь? — ухмыльнулся Иван Аркадьевич. — А что за тренер такой у тебя появился?
— Не у меня, а у Светки, — я в двух словах рассказала ему всё.
— Так значит, Пётр Иванович Будяк? — хитро глянул на меня Иван Аркадьевич. — Знаю такого. Отличный мужик, между прочим. Тоже вдовец. Ты присмотрись к нему, Лида. Он толковый, хоть и немного солдафон с виду, но, между прочим, два высших образования у него имеется. И орден есть.
Я мысленно застонала. И этот туда же! Вот мало мне Риммы Марковны!
Праздничный ужин происходил у нас в саду. Яблони и вишни печально шелестели над головой, в воздухе витал густой аромат спелых ягод, ночной петунии и мяса, приготовленного по особому рецепту Риммы Марковны. Я так и не поняла, что за праздник выдумала Римма Марковна (как-то неубедительно она аргументировала это всё), но праздновали мы с размахом.
Пришли Роговы, Нора Георгиевна и, конечно же, Будяк собственной персоной. Мне он притащил большую охапку бордовых роз, Римме Марковне — лилии, а для Светки — отвёртку, о которой они давно договорились (теперь мне предстояло выяснить, зачем ей отвёртка и что они замышляют).
Я пару раз бросила взгляд на Будяка, и что-то он впечатления на меня не произвёл.
«— Ну его в пень, значит», — подумала я и продолжила помогать Римме Марковне сервировать стол.
На накрытым белоснежной скатертью столе громоздился кисловодский сервиз Валеева, так ловко отбитый в своё время Риммой Марковной у Юльки, ещё какой-то сервиз, причём явно не советского производства, а фужеры, между прочим, были хрустальные (и вот когда она успела? Помнится у меня на Ворошилова точно таких не было. Может, из квартиры Валеева прихватила?).
Римма Марковна расстаралась: здесь были мясные и рыбные рулеты, изумительно-нежный рататуй, несколько видов сложных салатов. Апогеем всего этого гастрономического безобразия являлся огромный пирог с ежевикой (И вот где она взяла ежевику? У нас её точно не было. И у соседей тоже).
Пока я помогала накрывать на стол, пропустила самое начало традиционной литературной дискуссии. В общем, когда я вошла в сад, Нора Георгиевна как раз доказывала Зинаиде Ксенофонтовне, какие стяжения гласных существуют в каких конкретно среднерусских говорах, и чем они отличаются от всего остального (как-то так, я хоть и учусь на филологическом, но плаваю в этом вопросе, впрочем, как и в переводах Бальмонта).
Будяк, который разговаривал с Роговым, внезапно влез в их разговор:
— Нора Георгиевна, я вот что хочу спросить у вас, как у филолога…
— Я лингвист, — величественно перебила Будяка моя соседка.
— Да. Как у лингвиста, — быстро исправился Будяк. — Вот вы можете предложить, что-то более дикое, чем исконно русское словосочетание «да нет»?
— Легко, — снисходительно ответила Нора Георгиевна, — на пример, «косил косой косой косой».
Все рассмеялись и дамы вернулись к обсуждению ошибок Даля при составлении словаря. Светка, причёсанная, с двумя бантами сидела чуть поодаль и восхищёнными глазами смотрела на Будяка. Отныне у нее появился новый кумир.
Я механически помогала, что-то делала, а мысли витали вокруг путёвок на курорты и Эдичкиных слов. Нужно же дать ему ответ. Он сегодня полдня крутился возле моего кабинета. Очевидно, за списочком путёвок приходил. Но сперва у меня долго торчала Зоя Смирнова, затем пришла Людмила, секретарь. А потом вообще — явился Иван Аркадьевич и товарища Иванова как ветром сдуло. Но это сегодня так. А завтра он опять придёт и мне придётся ему что-то отвечать.
Я вздохнула: если дам ему списочек — попаду в обойму с ним и окажусь «на прицеле» у Альфреда. Если прогоню его и спрыгну — не выполню «задание» Альфреда и не смогу его поймать «на горячем». А ведь так хочется.
Ну вот и что мне теперь делать? Я опять вздохнула, стараясь на людях демонстрировать беззаботное выражение лица, хоть тяжкие думы не давали расслабиться. Как же всё сложно.
Вечер продолжался. Мы сидели и мирно беседовали, я уже решила, что всё закончится хорошо, как вдруг по дороге гулко проехала машина. Затем, через несколько минут она вернулась и остановилась возле нас. В вечерней сельской тиши оглушительно громко хлопнули дверцы и от калитки раздался дрожащий от злости голос:
— Вот, значит, как?! Приехать родной матери помочь картошку копать — она не может, а гулянки на всё село устраивать — так пожалуйста! Кто все эти люди, Лидия?