После трех дней отгулов, которые пролетели хоть и в хлопотах, но так приятно и замечательно, возвращаться к работе было непросто.
Я вошла в свой кабинет и со вздохом вытащила увесистый блокнот в коленкоровой обложке. Здесь у меня были все планы и прочее. Я углубилась в планирование на ближайшие дни и так увлеклась, что резкий телефонный звонок заставил меня аж подпрыгнуть.
Звонили по внутреннему.
— Слушаю, — сказала я в трубку деловым тоном.
— Лидия Степановна, а зайди-ка ко мне, — рыкнул в трубку Иван Аркадьевич. Голос его не предвещал ничего хорошего.
— Конечно. Сейчас буду, — ответила я, но в трубке уже шли гудки.
Даже не дослушал.
Ну ладно.
Я схватила блокнот, ручку и заторопилась к начальству.
В кабинете сидел Иван Аркадьевич, надутый и сердитый. Рядом, чуть в стороне, на стуле, примостилась Аллочка, которая записывала что-то под диктовку.
— Разрешите? — спросила я.
Аллочка повернула голову на звук моего голоса и сделала большие глаза. Ещё один тревожный звоночек. Шеф был явно не в духе, и даже более чем.
Ну что ж, посмотрим.
За собой никакой вины я не чувствовала. Всё у меня было выполнено абсолютно идеально и в срок. Что же опять?
Иван Аркадьевич что-то черканул у себя в бумагах и, наконец, поднял тяжелый взгляд на меня:
— Что, Лидия Степановна, наотдыхалась? — спросил он таким тоном, что мне чуть не поплохело.
— Да, спасибо, — ответила я нейтрально.
— А квартальный отчёт почему запорола?
— В каком смысле запорола? — удивилась я. — Отчёт был выполнен в срок и…
— Ты мне тут зубы не заговаривай! — вызверился Иван Аркадьевич. — Квартальный отчёт у нас не приняли!
— Как не приняли? — опешила я. — Там же всё было правильно…
— Я не знаю, что у тебя там было правильно! — заорал Иван Аркадьевич, — А отчет не принят! Мне уже из Москвы позвонили! Полчаса выговаривали! Ты хоть понимаешь, Лидия, что ты натворила?! Мы идём на опережение, пятилетку выполняем за три года! А по отчёту у нас теперь висяк!
Я молчала, не зная, что и сказать. Для меня это оказалось полной неожиданностью. Я даже подумать не могла, где ошибка. Или что там ещё может быть.
— Всё! Ты запорола всё! Мы теперь и без поощрений будем и без премиальных! — продолжал ругаться Иван Аркадьевич. — Но ладно конторские, но рабочих то за что?! У всех семьи, они же так старались! Как мне теперь людям в глаза смотреть?!
Я молчала, судорожно размышляя, что могло произойти.
— И бюджет теперь будет сложно такой же выбить! — орал Иван Аркадьевич, — они мне это ещё не раз припомнят! А я же хотел дополнительное финансирование просить! Теперь хрен утвердят! Хрен!
— Но Иван Аркадьевич…
— Не надо! Не надо делать такие удивлённые глаза, Лида! — рычал шеф, — как на тебя можно положиться, если ты даже в таких мелочах подвела?
— Иван Аркадьевич, ну раз так — увольняйте меня! — не выдержала я, — ищите более компетентных сотрудников. Которые не будут вам портить показатели!
— Э нет! — стукнул по столу кулаком Иван Аркадьевич. — Вот не надо теперь этого! Сама напортачила и в кусты, да?! Легче всего уволиться! А просчеты твои кто исправлять теперь должен?! Пушкин?!
— Я сама всё исправлю, — тихо сказала я.
— Конечно сама! — Иван Аркадьевич нервным движением выбил сигарету из полуразорванной пачки и прикурил.
Я поняла, что он хоть ещё и на взводе, но основная гроза миновала.
— Выясняй и исправляй! — затянувшись, выдохнул дым Иван Аркадьевич. — Меня не интересует, как ты это всё теперь исправишь, но чтоб отчёт был сдан.
Я кивнула.
— Ты пойми, Лидия! — Иван Аркадьевич пододвинул пепельницу и с досадой стряхнул сигаретный дым, — репутацию предприятия заработать очень тяжело, но испортить её — очень просто. Мы годами добивались места в первых рядах. Депо «Монорельс», хоть и маленькое, по сравнению с тем же депо имени Горького, но мы всегда были передовиками! И в Москве с нами всегда считались. Потому что у нас ре-пу-та-ци-я! Понимаешь?! А ты одним своим промахом откинула нас далеко назад!
Я вздохнула.
— Иди! — махнул рукой Иван Аркадьевич, — выясняй, исправляй. Делай что хочешь. После обеда жду тебя здесь. И я очень надеюсь, что ты всё исправишь.
— Хорошо, Иван Аркадьевич, — сказала я и вышла из кабинета.
В приёмной никого не было и я выдохнула.
Вот это я попала. Не пойму, что произошло. Я этот грёбанный отчёт раз пять проверила. Там всё было правильно. Всё! Да что я, отчётов никогда не сдавала?! У меня всегда все отчёты были шик и блеск. А тут такое. Мда.
Я вышла в коридор вся в непонятках. С чего начать? Логичнее всего было позвонить в Главуправление МПС СССР, спросить, почему не приняли отчёт. Но весь мой опыт подсказывал, что, если я так сделаю, они мне ничего конкретно не ответят, зато нажалуются Ивану Аркадьевичу и мне будет очередная головомойка.
Нет, нужно выяснить сперва по горизонтальным связям.
Но я же только недавно тут, и ни с кем из соседних организаций не раззнакомилась.
Я задумалась.
И тут мне на глаза попался Кузнецов, тот вечно сердитый дедок, что перевёлся к нам из «Днепровагонмаша».
— Добрый день, Фёдор Кузьмич, — сердечно поздоровалась я. — Как дела у вас? Всё ли в порядке в вашем подразделении? Какие нарекания?
— Здравствуйте, Лидия Степановна, — ответил он и принялся жаловаться на метрологов и на какой-то плоскошлифовальный станок.
Я минут пять слушала с подчёркнуто внимательным видом, а затем, когда Кузнецов чуток иссяк и сделал паузу, чтобы набрать воздуха, сказала:
— Фёдор Кузьмич, мне нужна ваша помощь. Вот прямо очень нужна.
Дедок просиял.
— Фёдор Кузьмич, — закинула удочку я, — у вас же в «Днепровагонмаше» остались знакомые в руководстве?
— Конечно, Лидия Степановна! Меня там все уважают, — расцвёл Кузнецов, — я, когда сюда переводился, как они меня просили остаться…
— А из заместителей директора?
— Конечно! Бурдыгин Алексей Назарович, мой добрый приятель.
— А вы можете меня с ним познакомить? Сейчас? Давайте позвоним?
— Для вас, Лидия Степановна — всё, что угодно! — обрадовался, что может быть полезным, Кузьмин.
— А телефон вы помните?
— А у меня всё вот здесь записано! — Кузьмин вытащил небольшой блокнот и потряс им в воздухе.
— Вот и прекрасно. Идемте в мой кабинет.
Мы заказали переговоры и, пока нас соединяли, прекрасно обсудили всякие организационно-технические подробности. Не забыла я спросить и за внучку. И ещё минут пять на меня лился поток информации об этой чудо-девочке, воистину гениальном ребёнке.
Наконец, зазвенел долгожданный звонок.
Я подала трубку Кузьмину, тот несколько утомительно длинных минут здоровался с этим Бурдыгиным и обменивался впечатлениями. Я не перебивала, давая деду возможность поговорить. От этого разговора зависело многое. Наконец, дошла и моя очередь.
— Слушай, Алексей! — прокричал в трубку Кузьмин. — У меня тут начальница, Лидия Степановна Горшкова, очень приятная женщина, хороший специалист. Ей нужно с тобой поговорить.
Я затаила дыхание.
— Что? Да! Да! Конечно! Сейчас передам! — Кузьмин с сожалением протянул мне трубку и тихо вышел из кабинета.
— Добрый день, Алексей Назарович, — начала разговор я. — Извините, что отрываю от работы. У меня тут возникло небольшое недоразумение с документами. А Фёдор Кузьмич посоветовал спросить у вас.
— Я слушаю вас, Лидия Степановна, — раздался из трубки приятный баритон. — Чем смогу — помогу.
— Вы квартальный отчёт Главупру сдали?
— Конечно, Лидия Степановна! Ещё вчера.
— И у вас его приняли? Там всё нормально?
— Да, как обычно, — озадаченно протянул на том конце провода Бурдыгин. — А у вас что, какие-то проблемы с отчётом?
— Да, проблемы, — сказала я, — вроде я всё подготовила. Всё сдала. А сегодня мне сообщили, что отчёт не принят. Не могу понять, в чём там проблема.
— Так, — сказал Бурдыгин, — давайте смотреть. Секунду. Неля, дай-ка мне синюю папку. Вон там, в левом шкафу на нижней полке… Ага. Да. Вот у меня в руках наш отчёт. Давайте глянем.
— Давайте, — ответила я, — первый раздел, шесть таблиц.
— Правильно.
— Второй раздел, четыре таблицы и два приложения.
— Всё верно.
— Третий раздел, восемь таблиц и девятнадцать приложений.
— Нет, в третьем разделе должно быть девять таблиц. Количество приложений верно.
— Как девять?
— А вот так, — сокрушённо вздохнул на другом конце провода Бурдыгин. — Они добавили девятую таблицу, точнее если по нумерации смотреть, то это седьмая таблица, семь-дробь-два. И нам разослали инструкцию практически вот на днях.
— Бля… — охнула я.
— Что вы спросили, Лидия Степановна?! — прокричал в трубку Бурдыгин. — Вас очень плохо слышно.
— Опишите мне её, — попросила я.
Бурдыгин принялся мне зачитывать надписи в шапке, и я схватилась за голову. Теперь понятно, почему наш отчёт не приняли! Но мне никто эту чёртову инструкцию не давал.
Я со слов Бурдыгина записала всю информацию, мы сверили всё остальное и я сердечно поблагодарила доброго человека. Расстались мы друзьями.
Теперь нужно заполнить эту таблицу и выяснить, почему ко мне не попала эта чёртова инструкция.
Таблицу я заполняла полдня. Даже на обед не пошла. Хорошо, что я такая мышка-норушка и гребу всю информацию себе подряд, даже ту, которая и вроде как не нужна. И вот, пригодилось-таки. Мне оставалось только пересчитать и сбить всё в кучу.
Наконец, всё было готово. Иван Аркадьевич, велел зайти к нему отчитаться после обеда, но конкретное время не назначил. Поэтому немного времени у меня есть.
Я пошла в канцелярию, где в поте лица трудились несколько человек. На первый взгляд это только так кажется, что у секретарей канцелярии никчёмная работа, а на самом деле — это одна из самых важных работ на любом предприятии. Грамотный и опытный секретарь порой может заменить собой весь отдел.
— Нет, никаких писем или пакетов из Главупра мы в последние две недели не получали, — перешерстив все журналы регистрации, устало сообщила мне серьёзная тётка.
Я поблагодарила и вышла из кабинета.
Это что ж получается? Инструкцию нам не разослали. Но этого не может быть! Просто не может быть! В СССР с этим делом было более чем строго. Остается единственная версия — саботаж. Кто-то спрятал письмо с инструкцией. О том, что оно могло потеряться при пересылке, я не верила. Нам такие вещи отправляли спецпочтой или заказными письмами.
Ладно, с этим я ещё разберусь и моим врагам мало не покажется!
А сейчас я заторопилась к шефу.
— Можно? — заглянула я в кабинет.
— Где ты там ходишь, Лидия? — сердито накинулся на меня Иван Аркадьевич. Он опять был не в духе.
— Я тут, — ответила я.
— Ты время видела? — проворчал он и посмотрел на меня, оторвавшись от какой-то карты, разложенной на столе.
— Я всё выяснила, Иван Аркадьевич, — доложила я, — мы не получили новую инструкцию по отчёту. Там добавили ещё одну таблицу. У нас соответственно её не было, поэтому отчёт не приняли.
— И что мне теперь с этой информацией делать? — взорвался Иван Аркадьевич. — Где искать эту инструкцию?! Мы не успеваем с отчётом.
— Иван Аркадьевич, — сказала я, — я уже выяснила у коллег из другого предприятия, что это за таблица и заполнила её.
— Покажи! — велел он.
Я протянула бумажку ему (точнее там было восемь листов машинописного текста, но, в основном, цифры).
— Да. Всё верно, — просмотрел таблицу шеф. — ты молодец, что быстро сориентировалась. Теперь нужно сдать «наверх».
— Как сдать? Почтой она будет дня два идти. Если спецпочтой — чуть меньше. И не факт, что их ответственный сотрудник захочет раскурочивать сшитый отчёт и вставлять вручную, а потом подшивать всё заново.
— Согласен! — одобрительно кивнул Иван Аркадьевич. — Поэтому ты поедешь в Москву и всё сама сделаешь.
— Как..? — пролепетала я.
— А вот так, — хмуро глянул на меня Иван Аркадьевич, — на вечерний поезд ты вполне успеваешь, я сейчас велю Аллочке взять тебе билеты туда и обратно. Поедешь и всё сама сделаешь. И попробуй только, чтобы отчёт не приняли. Там вроде по срокам ещё день есть.
— Два дня, — подсказала я.
— Тем более! — воскликнул шеф.
— Но Иван Аркадьевич, я не могу, у меня ребенок один дома, послезавтра Римму Марковну из больницы забирать…
— Лидия! — перебил меня шеф. — Надо!
Я тяжко вздохнула.
— Прекращай хныкать, — нахмурился он, — не пытайся меня разжалобить. На кону репутация и финансирование депо «Монорельс». И вообще, ты зачем этого ребенка к себе взяла, если не тянешь и семью и работу?
— А что мне было смотреть, как её в детдом забирают?! — скрипнула зубами я и осеклась. — Ой…
— Мда, — вздохнул Иван Аркадьевич, — в детдоме не мёд. Ты молодец. Но работа должна быть на первом месте, товарищ Горшкова. А с ребёнком, я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Соседей попроси, пусть денёк присмотрят. Ты же у меня умница.
Я вздохнула. Ну и что ему отвечать после таких слов?
— И ещё, Лида! — окликнул меня Иван Аркадьевич. — Минутку. Возьми у Аллы печатную машинку, там маленькая есть, я её иногда с собой в командировки беру.
Я кивнула.
— И вот ещё, — он взял со стола пару листов писчей бумаги, внизу поставил печати и расписался.
— Держи вот, — протянул он мне листы. — Там может понадобиться что-то допечатывать. Разберёшься.
— Хорошо, — согласилась я, собирая бумаги в папку и офигевая от такого доверия.
— Только ты же смотри мне… — шутливо погрозил кулаком Иван Аркадьевич. — если листы не понадобятся — вернешь.
— Не беспокойтесь, — пообещала я и вышла из кабинета, пребывая в лёгком шоке.
Остаток дня я пробегала, оформляя командировку в Москву и доделывая дела. Я была вся взмыленная аки лошадь. Когда прогудел гудок и я вышла из здания, на пятачке меня ждал Будяк. Увидев меня, он разулыбался и помахал рукой.
Я подошла к машине и села в неё.
— Ты что такая вся серьёзная? — спросил Будяк. — Улыбнись, душа моя. Рабочий день уже закончился. Сейчас мы с тобой поедем в Малинки. Только по дороге заедем, я Светке мороженное обещал. Она сегодня два гола забила.
Я вздохнула.
— А завтра заберём Римму Марковну и устроим маленький праздник, — продолжил он. — Мне приятель обещал торт киевский привезти.
— Пётр Иванович, — тихо сказала я, — у меня на работе возникли большие проблемы. В общем, я сегодня еду на вечернем поезде в Москву. Вернусь через три дня. Не раньше.
— Эх! — расстроился Будяк и пристально посмотрел на меня длинным взглядом, — а я уже решил, что мы с тобой сегодня побанимся. Ты и я. Но не как в прошлый раз, теперь уж мыться не будем.
— Побанимся, — чуть покраснела я, — но только, когда я вернусь. Через три с половиной дня.
— Обещаешь? — хрипло прошептал он и нежно провёл рукой по моей щеке.
— Обещаю, — кивнула я, не отстраняясь. — Это недолго.
— Я буду ждать, — его глаза заискрились от сдерживаемых эмоций.
— Вот только я теперь не знаю, как быть, — нахмурилась я, — ты можешь отвести Светку к Роговым? Пусть она у них денёк побудет, пока Римма Марковна не вернется.
— Не переживай, душа моя, — улыбнулся мне он, — Светку сегодня же отведу, Римму Марковну из больницы заберу. Ты, главное, возвращайся. Ко мне. Теперь-то ты понимаешь, что мы созданы друг для друга?
— Понимаю, — прошептала я.
— Во сколько поезд? — спросил Будяк.
— В час ночи, — вздохнула я, — меня Сергей, наш водитель, отвезёт. А ты езжай сейчас же в Малинки. Я беспокоюсь о Светке.
— Ни о чём не беспокойся, милая. У тебя есть я.
Будяк отвёз меня на улицу Ворошилова.
— Возвращайся поскорее, — прошептал он. И вдруг прижал меня к себе и поцеловал. Я аж задохнулась от накрывших меня эмоций.
В Москву я прибыла рано утром. Билетов не было и Аллочка от имени Ивана Аркадьевича взяла мне в СВ. Так что доехала я с комфортом. Всю дорогу я не могла уснуть, всё вспоминала тот поцелуй у подъезда. И ещё, как он меня тогда обнял, когда родственнички ушли, в квартире. Я тогда, дурочка, шарахнулась от него. А у него такие сильные руки, такие твёрдые… ммм…
Ну а почему бы и нет? Я женщина молодая (в этом теле), одинокая. Замуж я уже сходила, и не раз. Отстрелялась. Больше и не планирую. А женское естество своего требует. Он тоже мужчина свободный. Мы вполне могли бы подружиться поближе, без лишних обязательств.
Я не знала, насколько принято в это время такие формы «дружбы», но никто же не узнает. И я опять замечталась о его поцелуе…
Главное управление материально-технического обеспечения Центрального аппарата МПС СССР встретило меня шумом-гамом. Пройдя через сурового вахтёра, который долго и пристально изучал моё удостоверение и направление из депо «Монорельс», я, наконец-то, была допущена в святая святых. Он позвонил по внутреннему телефону и сообщил, что меня ждут и куда мне идти.
Поблудив по коридорам, я вышла к искомому кабинету.
К моему удивлению, он оказался ничем не лучше, чем у Лидочки Горшковой, когда я только очнулась в её теле. Размерами, я имею в виду. Только ремонт там был новый.
В кабинете сидел серьёзный товарищ, лет сорока на вид, в строгом синем костюме и роговых очках с толстыми стёклами. Его представительный вид портили перхоть, обильно покрывающая плечи, и кислое выражение лица. Даже не столько кислое, скорее какое-то брюзгливое, что ли.
Звали товарища Шаповал Виктор Нотович.
— Ну что там у вас, — недовольно спросил он, досадуя, что я оторвала его от важной работы (я потом заглянула, когда он отвернулся, он читал «Графа Монте-Кристо», сунув книгу среди кип бумаг, которыми был завален его стол).
Я кратко объяснила ему ситуацию.
— Так а я что сделаю? — скривился он, — отчёт вы уже сдали.
— Виктор Нотович, — кротко сказала я, сдерживая желание больно стукнуть этого урода, — отчёты вы же принимаете еще два дня.
— Завтра до обеда! — возмущённо поправил меня он.
— Да, завтра до обеда, — послушно повторила за ним я, стараясь не рассердить его. Он его настроения сейчас зависело всё. И если бы дело касалось только меня, я бы, возможно и плюнула. Но на кону стояли деньги работников депо «Монорельс», поэтому пока что придётся засунуть свою гордость куда подальше.
— Я вас очень прошу, Виктор Нотович, подскажите, как исправить недочёты? — просительно улыбнулась я. — Мне коллеги сообщили, что была инструкция с новой таблицей. Понимаете, в дороге, видимо, что-то произошло, и пакет к нам не попал. Поэтому отчёт был без этой таблицы. Но я её вот сделала, посмотрите, пожалуйста. Если там всё правильно, позвольте её вставить в наш отчёт и примите ещё раз. Пожалуйста.
— Конечно не получали, ведь я вам не отсылал её, — вяло пожал плечами клерк.
— То есть, как это? — изумилась я.
— Руководство довело нам её сейчас только, — пояснил он, — поэтому мы постарались, кому можно, передать так. Чтобы побыстрее было.
— И нам?
— И вам! — блеющим голосом передразнил меня Виктор Нотович и раскрыл толстый гросбух, — вам даже самим первым мы передали.
— А кем? — спросила я, замирая.
— Альберт Давидович взял. Так что всё вы получали! И нечего тут рассказывать!
От неожиданности у меня аж заледенели руки.
Альбертик! Вот сучонок! Мразь какая! Вернусь — урою гада!
Гадит уже по-крупному и не прячется даже.
— Возможно, произошла накладка, — попыталась разрулить всё я, — так вы позволите доделать отчёт? Ведь мы же с вами одну работу делаем. Для нашей Родины! И не в наших интересах, что-то стопорить.
— Давайте уже вашу таблицу, — проворчал клерк недовольным тоном.
Я с готовностью протянула бумажки.
— Ну вот, нельзя что ли было сразу всё сделать? — проворчал он и злорадно добавил, — а вот здесь ошибка у вас! Столбцы должны быть по три сантиметра. А у вас по два.
— Я сейчас всё переделаю, — торопливо ответила я.
— Но там же печать нужна и подпись директора, — ещё более злорадно заухмылялся он. — Без печати и подписи принять не могу, уж извините.
— Не вопрос! — сказала я, — Иван Аркадьевич здесь тоже где-то по кабинетам ходит, я сбегаю к нему, и он распишется. А печать он взял с собой.
— Так таблицу перепечатывать же надо!
— Я сейчас же перепечатаю! — приложила руки к сердцу я, — у меня печатная машинка с собой.
— Эк вы подготовились, — покачал головой клерк и впервые одобрительно улыбнулся. — Переделывайте. Ладно уж.
Он показал мне, где можно пристроиться в коридоре, и я принялась торопливо (но старательно) перепечатывать документ. В душе я не раз похвалила Ивана Аркадьевича за предусмотрительность с листами с печатью и подписью. Инче что бы я сейчас делала?
Когда я сдавала обновлённый отчёт, у меня внутри все аж дрожало от переживаний. Но, как ни странно, клерк всё принял, отметил что-то у себя в гроссбухе и на этом эпопея с отчётом была закончена.
— Ладно, принимаю, — сказал он раздражённым тоном, — но, чтобы такое было в последний раз. Вы меня поняли, товарищ Горшкова?
Я заверила его, что всё поняла, прониклась и больше такого безобразия не повторится.
Через пять минут я вышла на свободу. На улицу в смысле.
Москва была прелестна, хоть небо и свинцово хмурилось перед дождём. В моей душе пели птицы! Жизнь прекрасна! Я сдала этот говенный отчёт и теперь люди не останутся в пролёте. А дома меня ждал он.
Я аж зажмурилась от предвкушения. С неба пошел дождь, крупные капли падали мне на лицо, а я аж засмеялась от восторга!
Я всё сделала! Я справилась! И всего за полдня! Оставаться в Москве ещё на сутки, когда меня ждут в Малинках — это было выше моих сил. Я села на метро и поехала на вокзал. Там я сдала билет на СВ и купила на сегодня. Правда был только в плацкарте, боковая, возле туалета. Но, какая же это ерунда, если меня так ждут в Малинках!
До отъезда поезда, я ещё успела сгонять в ЦУМ и купила обалденную куртку для Петра Ивановича. Остальных денег хватило только Светке на конструктор и Римме Марковне на формочки для выпечки (она это любит). Там ещё выбросили трикотажные костюмы на меня, юбки с плиссировками, но тут пришлось выбирать — или мне костюм, или куртка для Будяка. Его куртка была сильно старая. В общем, мне захотелось сделать ему приятное. Он столько мне всего помог!
Рано утром, после второй почти бессонной ночи, я вышла из поезда и попутками добралась в Малинки. На работу решила не идти, у меня же был ещё один командировочный день. О том, как я буду выкручиваться с датами билетов я не думала. Я думала о том, как мы сейчас встретимся.
Влюбилась ли я? Не знаю. Но сердце так сладко замирало.
Я заскочила домой, бросила вещи и понеслась к нему, прихватив подарок.
Пролетев по дороге, издали я увидела, как Агриппина Ивановна погнала корову, и ещё больше обрадовалась. То, что надо! Я тихо вошла во двор, открыла дверь и сразу попала в коридор.
Изнутри доносились странные звуки.
Я обомлела — Пётр Иванович Будяк, возлежал на Нинке, продавщице из сельмага.
Куртка выпала из моих рук…