Зойка оказалась права в одном: Будкиных и Тимкиных предков в результате в школу так и не вызвали. Как доложила разведка в лице Климовой сестры Женьки, которая с самого первого класса дружит с дочерью нашей библиотекарши тети Нонны, Нинкой, директор, выяснив, как серьезно болен Тимур, сказал:
— Ладно. Не будем усугублять тревоги родителей. А вот если поведение Сидорова не исправится, тогда уж поставим вопрос ребром.
Таким образом и Будка избежал неприятностей. Не вызывать же в школу только его родителей.
Тимку после болезни как подменили. Он стал жутко мрачным и замкнутым. От Клима я узнала, что после полного медицинского обследования врачи поставили ему какой-то очень сложный диагноз. По их словам, жить со всеми этими болезнями было можно, но очень осторожно. В результате Сидорову запретили не только бокс, но и ролики, и футбол, и все остальное. Выслушав это, Тимка, который не мыслил себя без постоянного движения и разнообразных спортивных игр: зимой — в хоккей, летом — в футбол и на велосипеде, а круглый год — бокс, — резонно заметил:
— Зачем вообще жить, если нельзя все, что любишь?
Клим старался изо всех сил утешить его, однако на главный вопрос у него ответа не находилось.
— Ты понимаешь, Агата, — делился он со мной. — Наверное, я бы тоже не смог жить, если бы стало неинтересно.
Я, честно говоря, не понимала, почему все интересное в жизни должно быть связано только со спортом.
— Клим, — говорила я. — Как же Тимка может утверждать, что ему не для чего жить, когда вокруг столько всего интересного. Можно кучей вещей заняться.
— Например? — спросил Клим.
— Ну, не знаю, например, книжки читать, — ответила я.
— Ты ведь прекрасно знаешь, — сказал Клим. — Читать он не любит. Ему скучно.
— Пусть про спорт свой любимый читает, — посоветовала я.
— Это идея, — обрадовался Клим. — Мне как-то самому в голову не пришло.
— А потом, — на ходу сочиняла я, — можно заняться спортивной фотографией. У Тимки же есть фотоаппарат.
— Точно! — воскликнул Клим. — Гениальная мысль. Надо ему сказать.
— А если подумать, наверняка еще какие-нибудь интересные занятия найдутся, — продолжала я, — и даже виды спорта, в которых по голове не стучат.
— Ага, — хмыкнул Клим. — Шашки и шахматы. Но Тимке это не нравится. А насчет спорта врачи сказали: «В ближайшие полгода можно ходить только на лечебную физкультуру». Тимка пошел. Ох, он потом и ругался. Представь: группа из семи человек. Самый старший — Тимур. А остальные — детский сад и первоклассники. В общем, полный отстой. Тимка заявил: «Лучше я сразу умру, чем так позориться».
Тогда мать нашла ему другую лечебную группу. На «Динамо». Для взрослых.
— Ну и? — поинтересовалась я.
— Еще хуже, — усмехнулся Клим. — Десять старушек от семидесяти до восьмидесяти и один дедуля. Ему девяносто лет. Он морж и глухой.
— Как это морж? — не поняла я.
— Очень просто, всю зиму в проруби плавает, — объяснил Клим. — А остальную часть года ходит в эту самую группу и к бабкам клеится. В общем, Тимка еще сильнее ругался. Единственное, по его словам, положительное отличие стариковской группы от малышовой — это то, что бабки после тренировки устраивают чаепитие, и каждая притаскивает из дома что-нибудь вкусненькое собственного изготовления. В общем, Тимку вместе с моржом закормили до отвала домашними пирогами. Но ему все равно больше туда идти не хочется.
— Ясно, — вздохнула я. — Бедный Тимка. Не повезло.
— Это уж точно, — с грустью проговорил Клим. — Понимаешь, с ним стало так трудно общаться. Что ни скажешь, а он в ответ: «Тебе легко говорить. Ты здоровый».
— Нда-а, — протянула я.
А про себя подумала: «Если бы мы не затеяли всю эту историю с симуляцией, Тимка бы до сих пор считался совершенно здоровым и ходил бы с удовольствием на свой любимый бокс. Правда, неизвестно, чем все это в результате бы кончилось. Однако и сейчас получилось совсем нехорошо. И вообще, кто знает, что нам хорошо и что плохо».
— Тимкина мать тут встретила мою бабку, — отвлек меня от дальнейших философских размышлений Клим. — И рассказала, что ей посоветовали Тимура к психологу отвести. Мол, у него сейчас переходный возраст, и всякое может произойти.
— Что значит всякое? — переспросила я.
— Вплоть до суицида, — мрачно изрек Клим.
— Ты хочешь сказать, Тимка способен покончить с собой? — не на шутку перепугалась я.
— Это не я хочу сказать. Тимкиной маме так объяснили, — внес ясность Клим. — Я как раз тоже сомневался. Тимка, по-моему, другой человек. У него ведь характер. Но бабка говорит, что такое не исключено. Вот у нее, когда она еще преподавала в Вагановском училище, была одна очень талантливая ученица. Только о балете и думала. А потом в автомобильной катастрофе ей раздробило ногу. Ходить-то она смогла, а вот на балете пришлось крест поставить. И когда она об этом узнала, то сиганула из окна. Насмерть.
— Кошмар! — воскликнула я.
— А бабка говорит: у той девочки тоже характер был, — добавил Клим. — В общем, она считает, Тимуром надо всерьез заняться.
— Ну, и водили его к психологу? — осведомилась я.
— Откуда мне знать, — откликнулся Клим. — Бабушка больше с тех пор его мать не встречала. А Тимка, естественно, такого не скажет.
— Почему? — удивилась я.
— А тебе бы хотелось, чтобы тебя потом психом дразнили?
— Но ведь к психологу ходят совсем не психи, — сказала я.
— Каждому ведь объяснять не будешь, — резонно заметил Клим. — А ты наш народ знаешь. Сама бы стала об этом рассказывать?
— Нет, — чуть подумав, откликнулась я.
— А Тимка тем более не станет, — подвел итог Клим.
— Плохо дело, — снова вздохнула я.
— Попробую осторожненько подъехать к нему с фотографией, — прозвучала надежда в голосе Клима. — Но не знаю, что из этого выйдет. Хоть бы телекружок организовали. Тимка вроде раньше говорил, что ему хотелось бы туда поступить. Но телекружок начнет работать только во втором полугодии.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— От тети Нонны, естественно, — хмыкнул Клим.
Я тоже усмехнулась: вечный источник нашей информации. Кстати, сведения от тети Нонны обычно отличаются точностью.
— До второго полугодия слишком долго, — продолжал Клим. — За эти месяцы с Тимкой может произойти бог знает что.
— Слушай, а может, поговорим с Изольдой, чтобы она Тимура хотя бы на время взяла в театральную студию? — предложила я. — Думаю, она войдет в положение. А для поддержки подключим тетю Нонну.
— Ага, — не воодушевился Клим. — И что дальше? Роли-то уже распределены. Ну, сделают его пятой мышью, запряженной в тыкву. А потом, думаешь, Тимка не допрет, что ему предложили это из жалости?
— Допрет, — согласилась я.
— И выйдет все еще хуже, — снова заговорил Клим. — Он просто пошлет нас всех. Потом до него вообще не достучишься.
И вдруг меня осенило:
— Клим, я все знаю! Пусть сделает фоторепортаж о наших репетициях и о спектакле. Потом из лучших фоток можно сделать обалденную стенгазету. Или альбом на память. Представляешь, как через несколько лет это будет интересно смотреть.
— А вот это идея, — одобрил Клим. — Только, прежде чем предлагать Тимуру, нужно с Изольдой договориться. Может, она деньги ему на пленку выделит. И вообще, чтобы предложение сделали как бы не мы с тобой, а театральная студия.
К этому времени у нас уже начались репетиции. А так как Будка еще не выздоровел, Зойка осуществила свое намерение, и ей удалось уговорить Изольду, что она временно будет играть Митькину роль — Короля. По-моему, это выглядело довольно комично. Король получился маленький, пухленький, кудрявенький и ростом куда ниже Золушки. К тому же Зойка старательно говорила басом. На первой репетиции все просто покатывались от хохота. Но постепенно привыкли. А потом Изольда даже однажды заметила, что «в этом что-то есть». И я, честно сказать, заволновалась, как бы к моменту выздоровления Будки не вышло, что он лишился роли. Зойка, словно назло, старалась и играла все лучше и лучше. А Митька болел и болел.
У Будченко врачи выявили какое-то осложнение после гриппа, и в школу он в результате вернулся лишь в начале второй четверти. Бледный, похудевший и к тому же подросший сантиметров на пять. Во всяком случае он теперь стал выше Тимки и Клима и почти догнал Серегу Винокурова. Тот, глянув на него, тут же выступил с предложением:
— Плюнь ты на свой этот театр. Пошли лучше к нам в баскетбол.
Но Будка решительно воспротивился.
— Я искусство ни на что не променяю.
Винокур глянул на него, как на чокнутого, и, покрутив пальцем возле виска, ответил:
— Тоже мне, искусство! Дурак, потом жалеть будешь.
— Не буду, — стоял на своем Будка.
Зойка совсем не обрадовалась Митькиному возвращению. По-моему, у нее до последнего мига теплилась надежда, что он еще чуть-чуть проболеет и в результате роль Короля уж точно достанется ей. Видимо, ее до сих пор заедало, что на отборе она не прошла в актеры. Правда, Изольда ее утешила:
— Знаешь, Адаскина, то ли мы на просмотре ошиблись, то ли ты неудачно выступила. По-моему, у тебя все-таки данные есть. В следующем спектакле обязательно дам тебе роль.
— А Б-будченко к-костюмы от-тправим ш-шить, — все никак не проходило заикание у Кости Петриченко.
Впрочем, он настолько с ним свыкся, что это его совершенно перестало смущать. Досаждали ему лишь мать и бабушка, которые по-прежнему таскали его по различным врачам. И даже отправили Костю на все осенние каникулы в какой-то санаторий, где от заикания лечили гипнозом и пением.
Лечение подействовало на Петриченко своеобразно. Заикание не прошло. Зато, возвратившись в Москву, он стал каждую ночь, не просыпаясь, бродить по квартире, громко распевая песни, которые выучил в санатории. Родителям и бабушке это совсем не нравилось. Им приходилось просыпаться, вылавливать Костю и снова укладывать в постель.
— А в-вообще мне п-понравилось, — рассказывал нам Петриченко. — М-мы т-там ч-четыре ч-часа в день л-лечились, а остальное время б-бе-сились. Х-хороший с-санаторий. И с п-парнем мы т-там с од-дним п-подружились.
— Он тоже заикается? — полюбопытствовал Клим.
— Н-нет, у него н-нервный тик. Г-глаз д-дер-гался, — объяснил Петриченко.
— Его тоже лечили пением? — спросила я.
— Н-нет. Л-лечили с-стоянием на г-голове, — внес ясность Костя. — И р-расслабляющими уп-пражнениями.
— Помогло? — внимательно посмотрела Зойка на Костю.
— С-сначала да, — кивнул тот. — Но в с-са-мый последний д-день н-нас д-девчонки п-позвали в свою п-палату н-на прощальный ужин. А т-там т-такое с-старинноё здание. Б-бывшая усадьба к-какого-то князя или не князя. В общем, н-не-важно. К ним в п-палату надо б-было п-проби-раться сквозь т-темную б-библиотеку. А там вдруг на нас как кто-то в-выскочит. Думали, п-приви-дение, а оказалось, д-другие мальчишки п-пошу-тили. Ну, мы когда к д-девчонкам пришли, оказалось, у Петьки д-другой глаз стал д-дергаться.
— То есть у него теперь оба глаза дергаются? — Зойка не удержалась и прыснула.
— Ни фига, — отвечал ей Костя. — Тот глаз, который лечили, совсем прошел. А другой дергается. Так что его на зимние каникулы снова туда отправят. И меня, наверное, тоже. С-снова оторвемся.
— А предки твои не боятся, что ты после этого по ночам не только петь, но и плясать начнешь? — осведомился. Клим.
— Не боятся, — заверил Костя. — Им объяснили, что мне еще один курс требуется. Тогда уж все сразу п-пройдет.
Еще на каникулах мы с Климом занялись устройством судьбы Тимура. Тот совсем закис и все время после уроков просиживал дома. Даже в каникулы отказывался гулять. Клим с трудом два раза вытаскивал его на улицу, но в результате Тимур только с ним поругался.
Мать Тимура опять столкнулась с Елизаветой Павловной. Выяснилось, что он побывал у психолога. Но то ли психолог оказался никудышний, то ли у них с Тимуром не наладился контакт. Во всяком случае, после двух сеансов этот психолог сказал, чтобы Тимку к нему больше не приводили. И еще его мама пожаловалась Елизавете Павловне, что он прикидывается, будто делает уроки, а на самом деле просто сидит, уткнувшись в одну точку, или целыми вечерами смотрит телевизор.
Вот тут мы с Климом и развели бурную деятельность. Для начала через Женьку договорились о домашней встрече с тетей Нонной. Она, очень внимательно выслушав нас, согласилась, что Тимку нужно спасать. И обещала поговорить с Изольдой. А после сообщить нам о результатах. Чтобы, если потребуется, мы с Климом сами еще раз ей все объяснили.
Однако никаких усилий нам с Климом больше прилагать не пришлось. Изольда Багратионовна мигом загорелась идеей увековечивания спектакля. Причем сказала, что в идеале надо бы сделать фотолетопись не только «Золушки», но и «Леса», где будут заняты старшеклассники. И, главное, Тимкина кандидатура полностью Изольду устроила. Причем безотносительно печальных обстоятельств его жизни. Ей тут же вспомнилось, как в прошлом году она возила нас по пушкинским местам Москвы, и Тимка сделал потрясающие фотографии. «Так что, — сказала она тете Нонне, — лучшей кандидатуры для нашей студии не придумаешь. И нам польза, и парню поможем. А на фотоматериалы я выбью деньги у директора школы». И главное — Изольда пообещала самолично предложить новое дело Тимуру.
Мы с Климом очень волновались, как он это воспримет. И вот в начале второй четверти Изольда попросила Тимура после урока литературы подойти к ней. Тот мигом вспыхнул и прошипел на ухо сидящему рядом Климу:
— И чего они все ко мне лезут? Сейчас опять лекцию будут читать.
Клим чуть не ляпнул: «Не будут», — но, к счастью, вовремя удержался. Весь наш класс отправился в другой кабинет, а мы с Климом остались поджидать Тимура у двери. Любопытная Зойка тоже осталась с нами, хотя была не в курсе событий. Клим категорически запретил мне что-либо ей рассказывать.
— Ну чего там, чего там? — пыталась заглянуть в щелку двери она.
— Отзынь, Адаскина, а то еще нос прищемят, — шикнул на нее Клим.
— Нет, — вскипела она, — меня просто возмущает, почему они все лезут к Тимурчику. Неужели не врубятся, что ему и так плохо. Можно сказать, всю жизнь человеку болезни порушили.
Клим выразительно посмотрел на меня: мол, не проболтайся. Зойка продолжала бурлить в том же духе. Видели бы вы ее физиономию, когда из класса вышел вполне довольный Тимур.
— Ну, что там? — набросились мы на него с расспросами.
— Да, в общем-то, ничего особенного, — с нарочитой небрежностью отозвался он. — Изольда попросила меня помочь. Ну, а мне вроде бы все равно делать нечего. В общем, я сказал ей: «Если надо, пожалуйста».
— Как помочь? Чем помочь? — мигом затрепыхалась моя подруга. — Спектакль, что ли, ставить?
— Да нет, —с важностью отозвался Тимур. — Она задумала фотолетопись сделать. Так сказать, на память всем нам и нашим потомкам. Вот это мне и поручили. В общем, теперь держитесь, — он подмигнул нам. — Буду вас подлавливать в самые неподходящие моменты.
— Папарацци ты наш! — хлопнул его по плечу Клим.
Тимур улыбнулся. По-моему, это случилось с ним первый раз с того самого дня, как мы изучали у него дома медицинскую энциклопедию.
Когда мы остались с Зойкой одни, она немедленно заявила:
— Всегда была уверена, что Изольда — отличная тетка. Молодец какая! Будто почуяла, что Тимурчику нужна помощь. Глядишь, увлечется и про свой бокс наконец забудет.
— Хорошо бы, — выдохнула я.
Кстати, пока Будка болел, а Тимка страдал, нас совершенно замучили занятиями по ОБЖ. Петр Тарасович Горбанюк учил нас «грамотно эвакуироваться в случае возникновения пожара и других стихийных бедствий». Три урока подряд он все показывал нам и рассказывал, рисуя на доске разнообразные схемы, где было обозначено, «как спокойно и организованно выходить, тщательно избегая создания ситуации паники».
Мы зевали и слушали. Потом Горбанюк устроил опрос по пройденному материалу и, кажется, остался доволен. Этим он не ограничился и устроил письменную контрольную работу. То есть она скорее была рисовательная. Каждому из нашего восьмого «Б» выдали листочки с планами различных помещений школы. Там был обозначен источник пожара, а нам давалось задание указать стрелочками, куда и как мы собираемся выходить. С этим все тоже справились.
Однако Макарка В.В. и Ника так и не успокоились. После контрольной прошло несколько дней, когда посреди уроков вдруг раздался ужасающий вой сирены. У меня от него просто кровь застыла в жилах. Другие, видимо, чувствовали себя не лучше. Класс ошалело замер. Дело происходило на зоологии. Наша биологичка Варвара Аветовна, которую вся школа любовно зовет Приветовной, тоже умолкла на полуслове. Тут ожило школьное радио. По нему металлическим голосом объявили, что «в столовой школы возник сильный очаг возгорания. Есть опасность распространения огня на другие помещения. Поэтому всех учащихся и педагогов просят организованно эвакуироваться во двор. Турникеты открыты. Карточками пользоваться не надо. Просим сохранять спокойствие».
Радио умолкло. Все взвились на ноги. Девчонки завизжали. Приветовна, выпучив глаза, схватила указку и треснула изо всех сил ею по столу. Указка разлетелась на части, а Приветовна завопила:
— Молчать!
Это произвело впечатление. Класс испуганно умолк. Такой Варвару Аветовну мы еще никогда не видели.
— В первую очередь спасаем зверей, — распорядилась она.
Дело в том, что в биологическом кабинете создавался «живой уголок». Правда, пока, к счастью, представителей фауны было совсем немного. Досрочно впавший в зимнюю спячку ежик, про которого злопыхатели распространяли слухи, будто это вообще чучело. Правда, мы определили, что он все-таки дышит. Еще в «живом уголке» находился аквариум с рыбками, клетка с двумя белыми мышами, клетка, с тремя хомяками и, наконец, аквариум с ужом.
Приветовна распределила все это богатство среди мальчишек. И скомандовала:
— Теперь пошли!
Тут Зойка, которая все это время от страха дробно стучала зубами, взвизгнула:
— Скорее, скорее, сгорим же!
Отпихнув Винокура с аквариумом, она стала проталкиваться к двери. Серега едва удержал аквариум, но наступил на ноги Мити́чкиной. Танька замахнулась, чтобы врезать ему, но вдруг ее взгляд упал на ужа в аквариуме, и она заверещала еще громче Зойки.
Крик ее был воспринят совершенно неправильно. Народ, отпихивая друг друга, кинулся к двери. Про советы и инструкции мудрого Горбанюка никто не вспоминал. Как мы не застряли в дверях и как умудрились не высадить их, для меня лично остается полной загадкой. Как бы там ни было, весь наш восьмой «Б», а с ним изрядно помятая и растерзанная в давке Приветовна выскочили в коридор. Ежик, которого доверили Климу, от всей этой паники проснулся и начал бегать по клетке, будто бы вознамерившись доказать клеветникам и злопыхателям, что он все же живой.
В коридоре творилось нечто невообразимое. Ученики и педагоги, налетая друг на друга, громко вопя, совершенно неорганизованно и не по правилам бурной лавиной текли к лестнице, ведущей на первый этаж.
На лестнице лавина с нашего этажа натолкнулась на лавины с этажей других. Без конца возникали пробки. Вой и рев усилились. Перила сотрясались под натиском тел. Кто-то уже орал: «Скорую помощь», Инне Ивановне плохо!» Я поняла, что старая учительница черчения не вынесла тягот эвакуации.
Правда, в результате обошлось без жертв и смертельных случаев, что, по-моему, просто чудо.
Во дворе измочаленных учеников и учителей поджидали Макарка В.В., Ника и майор в отставке Горбанюк. Вид у них был абсолютно спокойный, но недовольный. Я с удивлением озиралась. Ни дыма, ни гари, ни пожарных машин не было. Впрочем, когда все наконец вышли из школы, директор объявил, что тревога была учебная.
Толпа откликнулась возмущенным ревом. Особенно негодовала старая учительница черчения. С поистине молодой прытью подлетев к руководству школы, она громко и без обиняков заявила, что за всю свою богатую педагогическую практику ни разу не сталкивалась с таким издевательством.
Макарка В.В. смущенно потупился. А Инна Ивановна продолжала:
— Думать надо, молодые люди! Вы же детей могли погубить.
Макарка вновь не нашел, что ответить. И Ника помалкивал. Зато Горбанюк разошелся вовсю:
— А если б и в самом деле пожар! — грянул он. — Это что же, по-вашему, грамотная эвакуация? Да это паника кур в курятнике!
По толпе пронеслись смешки. А Инна Ивановна крикнула:
— Попрошу не оскорблять! Я, между прочим, орденоносец и заслуженный педагог России!
— Тем более надо заявлять ответственно! — ничуть не смутился Горбанюк. — Такая безграмотная эвакуация! А это после всех лекций, практических занятий и контрольных!
— Так одно дело контрольные, а другое — когда тебе объявляют, что пожар! — прижимая к груди аквариум с ужом, протиснулся Винокур к Варваре Аветовне. — Можно я обратно в кабинет его отнесу? А то тяжело становится.
— А это откуда взялось? — уставился на аквариум Горбанюк.
— Варвара Аветовна велела эвакуировать, — пояснил Серега.
Горбанюк с тоскливым стоном схватился за голову. Затем обернулся к Виктору Владимировичу:
— Придется для педагогического состава проводить отдельный тренинг. Они у вас совершенно не подготовлены к грамотной эвакуации. Отсебятину вносят.
— Надо, так проводите, — разрешил директор.
Среди педагогов послышался ропот, однако руководство Школы у Сретенских ворот не обратило на это ровно никакого внимания.
— Зверей можете заносить обратно, — распорядился Николай Иванович. — Учебная тревога закончена. Всем разойтись на занятия.
Как мы позднее узнали от тети Нонны, теперь всех учителей три раза в неделю после работы оставляют на занятия по ОБЖ. И Горбанюк совершенно изводит их. Также до тети Нонны дошли результаты экспертизы. Оказалось, Будка, Клим и Тимур нашли какое-то специальное устройство для создания дымовой завесы во время игры в пейнтбол. Будку известие очень обрадовало:
— Говорил ведь, что ничего опасного у меня в сумке быть не могло. А Ника сразу: «Родителей в школу, родителей в школу».
Ну, как с таким поспоришь!
На ближайшую же репетицию, после разговора с Изольдой, к нам явился Тимка с фотоаппаратом. Вид у него был очень важный. Хотя вообще-то он опоздал. Репетиция уже давно началась. Я даже подумала, что Тимка специально не торопился. Плюхнувшись в одно из кресел третьего ряда, он уставился на сцену. Все, кто там находился, стали играть как-то неестественно. Каждому хотелось, чтобы Тимка запечатлел его в наилучшем виде.
Будка зачем-то повернулся к Тимуру в профиль, набрал в легкие побольше воздуха, отчего грудь его неестественно выпятилась, и к тому же выгнул руки, словно штангист перед взятием веса. Застыв, Митька начал произносить слова, обращенные к Климу — Принцу. К несчастью Будки, Принцу в это время разонравилось место, где он стоял, и, сильно ссутулившись, он каким-то механическим шагом двинулся в другой конец сцены. Поэтому, когда Будка заговорил, Клим оказался сзади.
— Стоп! Стоп! Стоп! — в ужасе закричала Изольда. — Будченко, что с тобой? По-твоему, короли всегда обращаются к своим детям, стоя к ним спиной?
— Я не виноват, — начал оправдываться Будка. — Это Клим зачем-то ушел.
— Никуда я не уходил, просто двигаюсь, — подпрыгивая, как на пружинах, продолжал носиться взад-вперед по сцене Клим.
Две шестиклассницы, изображавшие придворных дам, выглядели ничуть не лучше этих двоих. Сперва они покрасовались в совершенно неестественных позах. Когда же Изольда начала отчитывать Будку, придворные дамы вообще смылись за кулисы.
Тимка несколько раз щелкнул аппаратом. Я живо представила себе, какие у него выйдут снимки, и порадовалась, что сама пока сидела в зале.
Изольда продолжала метать громы и молнии в Будченко, а тот, будто назло ей, по-прежнему стоял в позе штангиста.
— Дмитрий, что с тобой произошло? — недоумевала Изольда Багратионовна. — Ты ведь всего пять минут назад прекрасно играл! Да расслабься ты, наконец! — повысила голос она. — Швабру, что ли, проглотил?
— Не-а, — возразил Митька и попытался расслабиться, однако стал выглядеть еще более по-дурацки.
Он зачем-то расставил ноги на ширину плеч и теперь сильно смахивал на циркуль. Сидевшая рядом со мной Зойка прыснула. Изольда, махнув рукой, обратила взор на Клима, который продолжал, как заведенный, прыгать по сцене.
— А на тебя, Круглов, что за дергунчик напал? — осведомилась Изольда Багратионовна.
Клим с идиотской ухмылкой ответил:
— Отрабатываю походку Принца.
— Заклинило, — прошептала мне на ухо Зойка.
— Ладно, — видимо, поняла ситуацию Изольда Багратионовна. — Мальчики, отдохните немножко. Сейчас порепетируем с девочками. Золушка, Мачеха и сестры. На сцену. Явление первое.
Я поспешно вскочила с места, а Клим и Будка, наоборот, спустились в зал. Оказавшись на сцене, мы, сами того не желая, дружно покосились на Тимку. Физиономия у него была хитрая и очень довольная. Однако, похоже, он не торопился снимать нас. Во всяком случае, аппарата я не заметила. Видно, он его спрятал.
Я немного расслабилась. И остальные девчонки вроде бы тоже. Я, то есть Мачеха, начала рассказывать «своим дочерям», что Король собирается устроить роскошный бал. Мити́чкина и еще одна девчонка из параллельного восьмого класса в ответ закривлялись, заохали и заахали. А Ирка Сайко постоянно делала вид, будто стирает, гладит и шурует кочергой в печке. Ну, настоящая трудовая пчелка.
Все шло хорошо до того момента, пока меня не ослепила вспышка. Я осеклась на полуслове и замерла. «Господи, что со мной? — сама себе удивлялась я. — Наверное, у меня сейчас вид не лучше, чем был у Будки».
И, словно бы подтверждая худшие мои опасения, Изольда крикнула:
— Дольникова! Перестань стоять с разинутым ртом! И продолжай репетицию!
— А вы велите Сидорову уйти, — потребовала вдруг Ирка-Золушка. — Он нас смущает.
У меня екнуло сердце. Если сейчас Изольда выгонит Тимку, все наши с Климом усилия окажутся напрасными. Однако Изольда на провокацию не поддалась.
— Пусть сидит, — сказала она. — А вы привыкайте. Когда зал наполнится зрителями, вам станет гораздо страшнее. И вас обязательно будут фотографировать.
— Но... — пыталась возразить Ирка.
— Привыкайте, привыкайте, — перебила Изольда. — Потом еще сами спасибо мне скажете. Вот минет несколько лет, и вам покажется, что фотографий даже мало.
Моих ушей достиг тихий смешок. Снова мелькнула вспышка. Я повернулась к Тимуру. Он улыбался, а встретившись со мной взглядом, поднял вверх большой палец. Мол, отличный снимок вышел. Воображаю, в каком идиотском виде он засек меня.
Опасения мои полностью подтвердились два дня спустя, на следующей репетиции, куда чрезвычайно гордый собой Тимур приволок кучу фотографий. Оказалось, что в прошлый раз он успел отщелкать целую пленку. Половину у нас, а половину — на репетиции «Леса». Единственным для меня утешением стало то, что старшеклассники получились, пожалуй, еще хуже. То есть снимки-то как раз у Тимура вышли отличные, но просто они были не из тех, которыми запечатленный рвется похвастаться друзьям и родственникам.
При этом каждый уверял Тимку:
— Знаешь, я получился как-то неважно. Зато остальные — супер.
Сидоров слушал, покачивал коротко стриженной головой и ухмылялся. Его было просто не узнать. К тому же Изольда похвалила первый опыт, правда, не преминув, в свою очередь, заметить:
— Только меня в следующий раз снимай почетче.
Тимка, пообещав, что так и поступит, украдкой подмигнул нам с Климом. Мы едва заметно кивнули. По нашему мнению, Изольда вышла очень выразительной. В особенности мне понравилось, как она, широко раскрыв рот, отчитывает Будку. У Митьки при этом рот тоже разинут и выражение лица совершенно идиотское.
Изольда отобрала несколько лучших фотографий для будущей стенгазеты, а остальные велела собирать в альбом.
— Купишь его, — обратилась к Тимуру она. — Сейчас дам тебе деньги.
— Хорошо,— согласился тот.
Кстати, он рассказал нам, что с финансированием нового увлечения все сложилось как нельзя лучше. Сидоров-старший на радостях вручил ему довольно крупную сумму денег, и он накупил кучу пленок.
— В общем, снимай — не хочу, — улыбнулся Тимка.
Теперь он не пропускал ни одной нашей репетиции. Хотя снимал отнюдь не всегда. Зато мы в результате настолько свыклись с его присутствием, что не обращали внимания. Тимка притаскивал все новые и новые снимки, и мы начали замечать, что ведем себя на сцене все более уверенно и естественно.
Однако Зойкин острый глаз уловил в Тимуровых снимках еще кое-что. Мы вместе возвращались с репетиции, когда она многозначительно произнесла:
— Клим-то наш как сыгрался с Иркой Сайко. Кто бы мог подумать.
— Ну и хорошо, — ответила я.
— Ты считаешь? — взметнулись вверх брови у Зойки.
— А, по-твоему, лучше, если бы они играли плохо? — спросила я.
— Да я не про игру, — покачала головой Зойка. — Ты на фотки сегодня внимательно смотрела?
Странный вопрос. Зойка куда-то клонила, но я совершенно не понимала — куда.
— Внимательно, как обычно, — откликнулась я.
— Вот именно, как обычно, — тряхнула кудряшками Зойка. — А я бы на твоем месте, подруга, посмотрела гораздо внимательнее, чем обычно.
— О чем ты? — уже совершенно ничего не понимала я.
— А ты не заметила, что на всех последних снимках Клим почему-то оказывается рядом с этой Сайко.
Я засмеялась:
— Зойка, у тебя опять приступ паранойи. У Ирки и Клима — две главные роли в спектакле, и почти все сцены у них общие. А Тимка снимает репетиции. Почему же им не получаться на фотках вместе?
— Твоя наивность тебя погубит, — скорбно покачала головой Зойка. — Разуй глаза, подруга. Иначе будет поздно.