Глава III. В ОРАНЖЕВОМ ДЫМУ


— Почему же? — постаралась как можно беззаботнее переспросить я, однако голос у меня от обиды дрогнул.

— Потому что эта Ирка Сайко — племянница нашей Изольды, — сообщил Клим. — Она в этом году Ирку в нашу школу перевела. Ну, после того как учиться у нас стало престижно.

Престижно у нас стало учиться после того, как нашу старую школу полностью снесли, а на ее месте построили современное здание с классами, оборудованными по последнему слову техники. Про нас даже в газетах перед этим учебным годом писали. Одна статья была озаглавлена: «Школа двадцать первого века». Не знаю уж, как насчет века, но компьютеров у нас много. И даже вход в школу компьютеризирован. Внутрь можно попасть, только пройдя через специальные турникеты, которые открываются с помощью «карточки ученика» либо «карточки педагога».

После обновления к нам в школу началось настоящее паломничество родителей со всего района. Все мечтали, чтобы их дети учились в таких замечательных условиях. Брали, естественно, далеко не всех.

Мы же, ветераны, можно сказать, выстрадали свое место под солнцем. Два года, пока строилось это техническое чудо, мы скитались по другим школам и занимались во вторую, а иногда и в третью смену.

— Чего молчишь? — спросил Клим.

— Думаю, — ответила я.

— Да не расстраивайся ты так, — с жаром принялся утешать меня он.

— Даже не собираюсь. Кстати, откуда ты все это узнал?

— Женька рассказала, — принялся объяснять Клим. — А Женьке — ее подружка Нинка. А Нинкина мама, как тебе самой прекрасно известно, наша библиотекарша. Кроме того, она дружит с Изольдой и входит в худсовет нашей студии.

Мне все стало ясно. Клим получил информацию практически из первых рук.

— И как Нинкиной маме нравится наша Золушка? — с изрядной долей сарказма осведомилась я. — Что она про нее говорит?

— Да уж она говори-ит, — протянул Клим. — «Не забывайте, девчонки, что вам в этом году оканчивать школу, а значит, сдавать сочинение. Поэтому по поводу Золушки я молчу». А Женьке-то с Нинкой что, — продолжал Климентий. — Они в «Лесе» играют. И у Женьки нашей, между прочим, главная роль. Это мне теперь хуже.

— Почему? — не поняла я.

— Она еще спрашивает, — с возмущением выдохнул в трубку Клим. — Я кто? Принц. Значит, мне с этой Сайко полспектакля играть.

— Да погоди, — старалась быть объективной я. — Мы ведь ее совсем не знаем. Может, она хорошо сыграет.

— Может быть, — с неохотой согласился Клим. — Но... — он замялся и скороговоркой добавил: — Вообще-то я надеялся, что эту роль дадут тебе. По-моему, ты больше всех на нее подходишь.

Не скрою: слышать это мне было ужасно приятно. Выходит, Клим тоже расстроился. По крайней мере теперь я убедилась, что ему не все равно.

— Только ты не расстраивайся, — снова стал уговаривать он. — Понимаешь, еще неизвестно, кто выиграл, а кто проиграл. Мачеха Золушки, хоть и противная, но очень смешная и постоянно что-то творит. А Золушка, честно сказать, какая-то слишком правильная.

«Да, но платье... — едва не вырвалось у меня. — С другой стороны, Зойка придумала для Мачехи совершенно чумовой наряд. Так что еще посмотрим, кому будут громче аплодировать».

— Агата, ну чего ты все время молчишь! — крикнул Клим. — Говорю же тебе: в конечном счете ты только выиграла. А проиграл я.

«Господи, — пронеслось у меня в голове. — Он, кажется, решил, что я опять, расстроилась. Как часто один человек совершенно не понимает молчания другого. Безумно приятно, что он так волнуется».

— Успокойся, Клим, я не расстраиваюсь, — на сей раз вполне искренне проговорила я. — Кажется, все к лучшему.

— Слушай, а, может, завтра пойдем погуляем? — предложил Клим.

— Когда? — спросила я.

— Естественно, после уроков. Сможешь?

— Смогу, — ничего не имела против я. — А Зойку возьмем?

— Зо-ойку? — Я поняла: настроение у Клима разом и сильно ухудшилось.

— Значит, не берем, — ответила я.

— Ну, если, конечно, ты очень хочешь, — в голосе Клима вновь послышалась радость.

— Нет, — не хотелось мне больше мучить его. — Я думаю, лучше мы возьмем с собой...

Тут я все-таки не удержалась и выдержала паузу.

— Кого еще? — не смог скрыть тревоги Клим.

— Бесика, — сказала я.

— Другое дело! — воскликнул Климентий. — Бесика, конечно, бери.

Тут в трубке послышались два капризных вопля:

— Не хоти-им спать! Кли-имка, спаси-и! Скажи бабушке, что еще рано!

Я засмеялась. Это были два младших брата Клима — Мишка и Гришка. Они близнецы. Им по четыре года.

— Кли-им! Кли-им! — продолжали хором, вопить они.

Затем сквозь их вопли пробился голос бабушки:

— Климентий, помоги мне, пожалуйста.

— Все, Агата, — солидно проговорил он. — Иду воспитывать подрастающее поколение. До завтра.

И он положил трубку. Я тоже положила и закружилась по комнате. Все-таки жизнь, оказывается, не так уж плоха, даже в моменты, когда самая лучшая роль достается другой. Не успела я как следует покружиться и порадоваться, как мне, конечно же, позвонила Зойка.

— Агата! — просто захлебывалась от избытка эмоций она. — Сейчас такое узнаешь!

— Опять интуиция? — съязвила я.

— Нет, то есть да, то есть не совсем, но конечно, — выпалила на одном дыхании моя подруга.

— Извини, отупела, не понимаю, — тоже, не переводя дух, откликнулась я.

— В общем, эта Сайко... — продолжала тараторить она.

— Знаю, — перебила я. — Племянница нашей Изольды.

Зойка поперхнулась. Затем исторгла вопль:

— Уже знаешь? Откуда?

Мне почему-то не захотелось рассказывать ей про звонок Клима. И я, напустив таинственности, медленно произнесла:

— Из осведомленных источников.

— И ты молчала? — теперь Зойкин голос был исполнен крайнего возмущения.

— Я сама только что узнала, — объяснила я. — А тебе-то это откуда известно?

— От Лики Монаховой, — в немыслимом темпе затараторила Зойка. — Она тоже в их классе учится. Да ты, Агата, ее знаешь. Вместе ходили на гимнастику. Мы тогда были в третьем, а она — во втором. И постоянно ревела, когда у нее что-нибудь не получалось.

«Ну и Зойка, — подумала я. — Какое упорство в достижении цели. Ведь наверняка провела большое расследование, прежде чем вышла на Лику Монахову».

— Ты ее что, просто встретила? — поинтересовалась я.

— Не встретила, а позвонила, — принялась растолковывать Зойка.

— А телефон у тебя откуда? — задала новый вопрос я.

— У Петриченко взяла. Между прочим, — хихикнула Зойка, — он по телефону совсем не заикается.

— Он сам-то об этом знает? — зачем-то спросила я.

— Нет, — ответила Зойка. — То есть не знал, пока я не сказала. Он обрадовался.

— А откуда у тебя телефон Петриченко? — не понимала я.

— Будка снабдил...

«И впрямь большую произвела работу, — про себя отметила я. — Все-таки она настоящая подруга. Вместо того чтобы сидеть спокойно и радоваться собственной удаче, целый вечер потратила, выясняя, почему мне не повезло».

— Черт с ними, с телефонами, — продолжала Зойка. — Ты знаешь, Агата, по какой линии Ирка — племянница Изольды?

— Понятия не имею, — откликнулась я.

— А это как раз и есть самое главное, — с торжеством проговорила моя подруга. — Ирка — дочь брата Изольды.

— Ну и что? — не поняла я, чем так гордится Зойка.

— Как это что? — оглушительно проорала она. — Этот Изольдин брат и есть бубновый валет, который тебе помешал стать Золушкой!

— А, по-моему, интуиция подсказывала тебе совсем другое, — не преминула напомнить я.

— Слушай, не придирайся к словам, — с досадой ответила Зойка. — Интуиция, не интуиция... Главное — карты правду сказали. Значит, гаданию по этому методу можно и в дальнейшем верить.

Вот в этом вся Зойка. Вечно она оказывается права. Даже когда совсем не права. Все-таки я опять возразила:

— А при чем же тут десятиклассники с их долгами?

Зойка замялась. Потом неохотно выдавила из себя:

— Десятиклассники, пожалуй, ни при чем. Однако подлянка налицо. О чем я тебя и предупреждала, а ты не поверила.

Я лишь вздохнула, лишний раз убедившись: спорить с ней совершенно бесполезно.

— Главное, Зойка, тебе костюмы удастся сделать, — сказала я.

— Ладно, подруга, до завтра, — зевнула Зойка.

И мы попрощались. Я долго еще не могла заснуть. Лежала и думала, как быстро все в жизни меняется. Взять хотя бы нашу Школу у Сретенских ворот. Когда меня отдавали туда, это была самая обыкновенная районная школа. А мои родители сначала хотели меня отдать в английскую спецшколу. Но меня туда не взяли. Главное, из-за чего? Привела меня бабушка на собеседование. Я им там считала, читала. Вроде все делала правильно. Но тетеньки в комиссии почему-то постоянно хмурились и качали головами. А потом сказали бабушке:

— К сожалению, взять вашего ребенка не можем.

Бабушка удивилась:

— Но почему? Агаточка ведь все сделала, что вы просили.

Самая главная тетенька в комиссии ответила:

— Ваша девочка букву «р» неправильно произносит.

Бабушка еще сильнее удивилась:

— Ну и что? Разве это так страшно?

А главная тетенька говорит:

— Очень страшно. С такой буквой «р» ваш ребенок у нас не сможет нормально учиться, а тем более изучать английский язык.

— Что же нам теперь делать? — заохала бабушка. — Ох, горе какое, горе!

— Идите к логопеду, — порекомендовала главная тетенька. И, повернувшись к другой тетеньке, добавила: — Удивляюсь, о чем только эти родители думают. Раньше надо было спохватиться.

Бабушка поинтересовалась:

— И долго надо ходить к логопеду, чтобы «р» у Агаточки выправилась?

— Это уж как повезет, — откликнулась главная тетенька. — Кому недели достаточно, а другим и нескольких лет мало.

— А как же со школой? — опять заохала бабушка.

— Лечитесь и приходите к нам с нормальными звуками на следующий год. У вас ведь девочка, в армию не идти. Ну, кончит школу не в семнадцать, а в восемнадцать лет. А если год терять не хотите, идите в простую школу. Для них звуки значения не имеют.

Бабушка совсем расстроилась и жалобно проговорила:

— А нельзя ли сейчас Агаточку записать, а мы к сентябрю звук «р» подгоним. До сентября-то целых четыре месяца.

— Нет, — категорически возразила тетенька. — Вопрос о приеме будем рассматривать только по результатам. А если хотите в этом учебном году обязательно поступить в спецшколу, попытайтесь во французскую. Там ваше фрикативное «р» будет как раз кстати. Ему специально обучают и, между прочим, у многих не получается.

На чем мы и удалились. Дома родители долго возмущались. Особенно кипела мама.

— Можно подумать, — кричала она, — в Англии не живет ни одного картавого англичанина. И на что они только в этих спецшколах обращают внимание!

— Будто в разведчики готовят, — вторил ей папа. — Вот наша Агата окончит спецшколу, сбросят ее с парашютом прямо над Лондоном, а она приземлится и неправильно произнесет букву «р». И вся отечественная разведка засыплется.

Мама в ответ засмеялась. А бабушка предложила:

— Может, и впрямь во французскую попытаемся, раз там Агатино фрикасе подходит?

А родители ей ответили:

— Если во французскую, то из всех нас фрикасе получится. Кто будет Агате дома с языком помогать?

Помогать мне с французским и впрямь было некому. Папа с мамой, кроме русского, знают только английский. А единственный иностранный язык моей бабушки — украинский. На Украине она родилась и выросла. В общем, вопрос о французской спецшколе быстро отпал. И меня через несколько дней записали в Школу у Сретенских ворот. Так захотел папа.

— Я там учился и, как видите, стал человеком.

Вот меня и отдали туда становиться человеком. К логопеду мы с бабушкой все же отправились, и уже неделю спустя я нормально произносила звук «р». Но, как говорила мама, «поезд с английской школой ушел».

Правда, если бы я поступала в родную Школу у Сретенских ворот сейчас, скорее всего меня бы не приняли. Я уже говорила: начиная с этого учебного года, к нам весь район стремится. Кстати, вместо прежней директрисы взяли нового директора. Завуч в старших классах — тоже новый. Английского стало гораздо больше. И поговаривают, что с будущего года в десятых-одиннадцатых классах введут второй иностранный язык. Словом, мы, ветераны школы, неожиданно для самих себя оказались в престижном учебном заведении. Конечно, не уверена, что мне это слишком нравится. По-моему, в старом школьном здании все было как-то проще и человечнее. Правда, сцена там в актовом зале не вращалась, но зато и Золушек не выбирали по блату. Хотя учиться в таком красивом и оборудованном здании, конечно, приятно.

На этом мысли мои стали путаться, и я наконец заснула. Утром меня разбудил папа.

— Вставай, а с Бесиком я сейчас сам пойду погуляю.

Вид у папы был очень жертвенный. Я поглядела на часы. Раз мне не надо выводить Бесика, можно спокойно поспать еще минут двадцать. Что я, отключив будильник, и сделала. Разбудил меня снова папа.

— Ты все лежишь?

— А вы чего гулять не идете? — откликнулась я.

— Мы не идем! — воскликнул папа. — Да мы уже целый час на улице провели.

Меня подбросило на кровати.

— Час? Да вы что, с ума сошли? Я ведь теперь опоздаю!

— Вот она, человеческая благодарность! — с негодованием воскликнул отец. — Я тебя разбудил! Сам с Бесиком погулял. И я же теперь еще виноват, что ты проспала и опаздываешь?

Тут в разговор вмешалась мама:

— Если вы не прекратите выяснять отношения, мы все сейчас опоздаем.

— И то верно, — согласился отец.

Они пошли завтракать, а я кинулась в ванную. Терпеть не могу собираться впопыхах, но сегодня ничего не поделаешь. Первый урок у нас физика. Ведет ее новый завуч Николай Иванович Камышин, по прозвищу Ника, а он нашу компанию невзлюбил с самого первого сентября и, по его собственным словам, «взял на заметку».

Как выяснилось на прошлом уроке, Ника про это не забыл.

Жертвой пал Тимур. Ника долго мучил его у доски. И наконец, скорбно покачав головой, изрек:

— Ты у меня, Сидоров, ни в какую оценку не вписываешься. Прямо не знаю, что с тобой делать. С самого первого сентября за тобой слежу. Результаты у тебя только отрицательные. Что с поведением, что с успеваемостью.

— Нормально у меня с успеваемостью, — начал качать права Тимка. — А по физике пока вообще ни одной оценки.

Это было совершеннейшей правдой. Ника его до сих нор ни разу не спрашивал.

— Ничего, Сидоров, сейчас у тебя оценка будет, — с каким-то садистским видом пообещал физик.

— Но вы ведь, Николай Иванович, только что сами сказали, что я ни в какую оценку не вписываюсь, — с надеждой напомнил Тимка.

— Имелась в виду положительная оценка, — глянул на него, как удав на кролика, Ника. — Единица.

— А может, я лучше в следующий раз подготовлюсь, и вы меня снова спросите? — вкрадчивым голосом предложил Тимур.

— Не сомневайся, — с холодной любезностью откликнулся физик. — Спрошу я тебя обязательно. Но сперва все-таки единичку поставим. Принеси мне, пожалуйста, твой дневничок.

Тимка у нас занимается в секции бокса. И вот, когда он услышал про дневничок, глаза у него сузились, а волосы на голове встали дыбом. По-моему, он с удовольствием в тот момент отправил бы нашего Нику в нокаут. Но, конечно же, он этого не сделал, а просто получил единицу. И еще одно предупреждение от Ники. Мол, если на следующем уроке опять плохо ответит, он снова его дневник украсит «достойной оценкой».

На перемене Тимка разбушевался. Бурно размахивая руками, он начал доказывать мне, Зойке, Климу и Будке:

— Помяните мое слово: на ближайших уроках Ника со всеми нами разделается.

Я возразила:

— Но мне-то он в прошлый раз поставил четверку.

— А мне пятерку, — напомнил Клим.

— Это не считается, — стоял на своем Тимур. — Ты, Климентий, всегда по физике сек.

— А по моему поводу что скажешь? — снова вмешалась я.

— А ты девчонка, — ничуть не смутился Тимур.

Я только плечами пожала. А еще говорят про какую-то женскую логику. Кажется, у нашего дорогого Тимура тоже с логикой не очень.

— Все равно мы попухли, — продолжал Тимка. — Если, конечно, срочно не начнем бороться с Никой.

— Вот и борись, — сказала Зойка. — Учи как следует физику. Тогда ему будет не к чему придраться.

— Ну что за люди! — с негодованием воскликнул Тим. — Им говоришь, а они не слушают. Учтите: потом спохватитесь, но будет поздно.

По-моему, Тимка сильно преувеличивал. Однако опаздывать на Никины уроки все же не стоило. Поэтому, быстренько приведя себя в порядок, я на всех парах помчалась в школу.

К счастью, я успела. Мне даже удалось влететь в класс за две минуты до звонка. В дверях я столкнулась с Тимом, Климом и Будкой. Загородив проход, они о чем-то вполголоса беседовали. Как раз, когда я подошла, Тимка осведомился у Будки:

— Кстати, ты принес?

— Ну, — с важностью кивнул Будка и похлопал по рюкзачку.

— Тогда порядок, — сказал Тимка.

А я спросила:

— Ну как, Тимурчик, готов к очередной дуэли с Никой?

— Ты разве во мне сомневалась? — гордо поднял голову Тимка. Послушать его, так он всегда ко всему готов.

— Да нет. Просто спросила, — откликнулась я.

Тут раздался крик Зойки:

— Агата! Агата! Иди сюда!

И я направилась за свою парту. Почти сразу же раздался звонок, вместе с которым в кабинет физики важно вошел невысокий, толстенький Ника. Усевшись за стол, он раскрыл журнал и первым делом устроил перекличку. Кажется, результаты ее обрадовали Нику. Он даже сказал:

— Неплохая у вас посещаемость. Вот только с оценками пока неважно, — добавил ложку дегтя в бочку меда Ника. — А до конца четверти всего месяц остался. Придется форсировать.

Все в классе тут же сосредоточенно уставились в парты. Видимо, кроме самого физика, форсировать этот процесс никому не хотелось.

— Что ж, — будто не замечая настроения класса, продолжал Николай Иванович. — Начнем, пожалуй, с нашего главного должника. Сидоров, ты, надеюсь, сегодня готов рассказать нам про энергию топлива?

— Да, — мрачно и отрывисто бросил Тимур.

— Тогда прошу пожаловать к доске, — с любезностью хищника произнес Николай Иванович.

Тимка, резко поднявшись с места, быстро пошел по проходу. Однако возле парты, за которой сидел Будка, внезапно споткнулся и чуть не упал. Мало того, стремясь удержать равновесие, он смел на пол учебник, тетрадь и ручку с парты, за которой сидела Галька Попова.

Сердито буркнув что-то себе под нос, он нагнулся, чтобы поднять упавшие предметы. На Тимкину беду, Галка нагнулась одновременно с ним, и они сильно стукнулись лбами.

В классе заржали. Галка, злобно прошипев: «Дурак ты, Сидоров!» — хлопнула его только что поднятым учебником физики по башке.

Видимо, нервы у Тимки были на пределе. Галке-то он ничего не сказал. Зато все свои чувства выместил на Будкином рюкзаке, изо всех сил пнув его ногой. Рюкзак, словно футбольный мяч, пролетел по проходу.

Будка взвыл. Внутри рюкзака что-то взорвалось. Потом зашипело, и из него повалил густой оранжевый дым. Прямо возле стола Николая Ивановича. Завуч немедленно скрылся в густых оранжевых клубах.

Класс в ужасе взирал на происходящее. Затем тишину пронзил истошный визг Таньки Мити́чкиной:

— Горим! Отравили!

Столбняк, в котором до сей поры пребывали все мы, сменила паника. Повскакав с мест, класс дружно бросился к двери. Выйти хотели, конечно, все одновременно. Однако дверь для всего класса оказалась слишком узка, и там образовалась плотная пробка.

Что тут началось! Все толкались и пихались. Кто-то кричал, кто-то визжал, кто-то рыдал. В общем, кошмар! Тем более что густой дым стремительно распространялся по классу, и мы практически ничего не видели.

— Стоять! Не двигаться! — перекрыл наши вопли голос Ники.

Но призыв его не произвел никакого эффекта. Мы уже мало чего соображали.

— Стоять! — вновь попытался навести порядок Ника.

Но его голос перекрыли душераздирающие звуки из коридора. Зойка, всё это время отчаянно пытавшаяся проникнуть вперед огромного Сереги Винокурова, вцепилась в меня и прокричала в самое ухо:

— Ну, все! Погибли!

Я вдруг сообразила, в чем дело. Это сработала сирена пожарной сигнализации. Скрытый от нас дымовой завесой Ника носился по классу и чем-то гремел и хлопал. Сирена продолжала надрывно орать. Дым понемногу начал рассеиваться.

— Зойка, давай к окну, — я потянула ее прочь от двери.

Однако отойти от двери тоже оказалось совсем не просто. На нас напирали стоящие сзади. Все же нам удалось пробиться к окну. Там мы нашли красного отдувающегося Нику. Голос у него уже садился, но он продолжал сипеть:

— Стойте! Назад!

— Николай Иванович, мы уже, — имела наглость заявить Зойка.

Завуч вытаращился на нее, и нельзя сказать, что глаза его при этом засияли от радости:

— Опять вы?

— Почему «опять»? — похлопала глазами Зойка. — Мы только что сюда пробились.

Ника лишь рукой махнул. Дым почти улетучился. Сирена тоже смолкла. Толпа у двери вдруг расступилась. В класс стремглав вбежали наш новый директор Виктор Владимирович Макарихин, завхоз и охранник.

— Николай, что у тебя тут творится? — строго воззрился директор на физика.

— У меня? — с возмущением возопил тот.

— Ну, не у меня же, — не сводил с него взгляда директор.

Он шумно втянул носом воздух.

— Наверное, Николай Иванович опыт какой-нибудь неудачно поставил, — услужливо подсказал завхоз.

Ника, ни слова не говоря в ответ, нагнулся, поднял Будкин рюкзак и выпотрошил из него на стол еще слегка дымившееся содержимое. Затем, воздев руку с опустевшим рюкзаком, осведомился:

— Чей?

На мгновение в классе воцарилась полная тишина. Наконец Будка срывающимся голосом изрек:

— Вообще-то мой.

— А в частности? — почему-то глядя на меня и Зойку, задал новый вопрос физик.

— Меня вот что интересует, — вмешался завхоз. — Пожарные требуются, или очаг ликвидирован?

— Ликвидирован, — поморщился Ника.

Завхоз повернулся к директору и по-военному спросил:

— Могу быть свободен?

— Свободен, свободен, — скороговоркой произнес Макарка В.В.

— И я тоже? — поинтересовался охранник.

На сей раз Макарка лишь молча кивнул. Завхоз и охранник удалились. А Макарка остался.

— Попрошу всех сесть, — распорядился завуч.

Мы направились к своим партам.

— А вы, Будченко и Сидоров, выйдите к доске, — продолжал командовать завуч.

Тимка и Будка, переглянувшись, неторопливо выполнили приказ.

— Николай Иванович, — обратился директор к физику. — Объясните, пожалуйста, что у вас тут произошло?

Они очень забавно смотрелись рядом. Высокий худой директор с густой темной шевелюрой. И маленький толстенький Ника, у которого волосы сохранились лишь по бокам крупной, круглой головы.

— Насколько я понимаю, — нарочито сухо произнес Ника, — ученик восьмого «А» класса Сидоров Тимур должен был сегодня отвечать у доски, чтобы исправить свою единицу, выставленную мной ему на предыдущем уроке. Так, Сидоров, или нет?

— Так, — сквозь зубы процедил Тимка.

— Но, видимо, — продолжал физик, — Сидорову Тимуру не захотелось тратить свое драгоценное время на подготовку к ответу.

— Неправда! — с возмущением выкрикнул Тимка. — Я как раз готовился!

— Правильно, — в голосе физика послышалась уничтожающая ирония. — Ты готовился, но несколько не должным образом. А для того чтобы подготовиться, — обратил физик свой взор на директора, — ученик восьмого «А» класса Сидоров Тимур вступил в сговор со своим одноклассником Будченко Дмитрием.

— Неправда! — хором проорали Тимур и Будка.

Но физик словно не слышал их. По-прежнему обращаясь только к директору, он назидательно произнес:

— И вот результат. Цель достигнута. Урок сорван.

— Не срывал я урок, — набычился Тимка.

Физик, опять не отреагировав на его слова, ткнул в дымящиеся обломки и обратился к Будченко:

— Что это было?

Лицо у Митьки враз стало несчастным. И он каким-то чужим голосом пролепетал:

— Не знаю.

— То есть ты хочешь сказать, что эту штуковину тебе в портфель подбросили? — пристально посмотрел на него физик.

— У меня нет портфеля. Это рюкзак, — зачем-то уточнил Будка. — А штуковину мне не подбросили. Я сам ее положил.

— Ах, значит, все-таки сам, — сверкнули недобрым огнем глаза Николая Ивановича. — И ты не знаешь, что это такое?

— Не знаю, — покачал головой Будка.

Ника весьма выразительно поглядел на директора. Затем продолжил допрос:

— Ты, Будченко, еще скажи, что не помнишь, где это взял.

— Как это не помню? Помню, — уверенно произнес Митька. — На улице нашел.

— Вот так, Будченко, просто шел, шел и нашел? — с хищным видом спросил физик.

— Ну, не совсем, — выдавил из себя Митька. — Хотя почти.

— Тогда поделись, будь любезен, когда и где с тобой произошло сие знаменательное событие.

— Вчера, — стараясь не смотреть на своего мучителя, отозвался Будка. — Гулял и нашел. Там, во дворе, коробки валялись. Фирма одна со склада съезжала. Ну, и бросили. Я мимо проходил, а это как раз там и лежало.

— Одно? — полюбопытствовал физик.

— Такое одно, — внес ясность Митька.

— А было и другое? — явно охватило волнение директора.

— Ну-у...

Я заметила, что Митька украдкой глянул на Тимку. Тот кивнул, словно бы разрешая признаться.

— Там была еще пара петард, — проинформировал директора Будка.

— Где они? — встрепенулся Макарка В.В.

— Вчера расстрелял, — последовал Митькин ответ.

Может, мне показалось, но, по-моему, директор облегченно вздохнул. Он явно тревожился по поводу состояния родной школы.

— Один? — тем временем поинтересовался физик.

Митька со вздохом сказал:

— Один.

По его виду я мигом догадалась: врет. Наверняка они это проделали вместе с Тимкой, а может, и с Климом.

Допрос инквизиции продолжался.

— А зачем тебе, Будченко, понадобилось тащить эту штуку в школу? — рыбьи глаза физика, не мигая, смотрели на жертву.

Митька задумался, но лишь на минуту, а затем уверенным тоном выпалил:

— Принес, потому что с вами, Николай Иванович, хотел посоветоваться. Я же не знал, что она взрывается. А мне еще никогда таких штук раньше не попадалось.

Директор и завуч снова переглянулись. Похоже, Митькин ответ поверг их в растерянность. А потому инквизиторы были вынуждены взять короткую паузу. Первым пришел в себя Ника:

— А если бы ты, Будченко, к примеру, гранатомет «муха» нашел, тоже в школу бы принес, чтобы со мной посоветоваться?

— Не, — оживился Будка. — Гранатомет «муха» я знаю. Его нужно сразу нести в милицию. Я уже находил.

— Где? — у Макарки В.В. даже челюсть отвисла.

— В деревне. Летом. Под кустом, — охотно и радостно сообщил Будка.

— Мальчик в деревне нашел пулемет, больше в деревне никто не живет, — заржал с задней парты Серега Винокуров.

Больше почему-то никто не засмеялся. Однако Ника все равно счел своим долгом прикрикнуть:

— Тихо!

А директор спросил:

— Будченко, что ты летом в деревне сделал с гранатометом?

Загрузка...