Королева Братвы и ее короли

4

ГРИГОРИЙ

Солнце еще не успело полностью показаться, как мы снова оказались в гуще событий. Лана, выглядящая как королева, сидела напротив политика, чье имя не стоит и воздуха, чтобы его произносить. А я? Я просто тень на стене, молчаливая, наблюдающая.

Я всегда наблюдаю.

Политик, человек, у которого слишком много пота и недостаточно позвоночника, начинает свою речь:

— Мисс Лана, нам нужно обеспечить… непрерывность наших операций. Не привлекая внимания.

Лана откидывается назад, ее скука едва скрывается фасадом интереса.

— И вы думаете, я не в курсе? — Ее голос холодный, отстраненный. — Скажите мне, что именно вы предлагаете?

Он переминается с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно под ее взглядом.

— Возможно, новые маршруты. Более… скрытные методы работы. Мы не можем позволить себе еще один промах.

— Промах? — Повторила Лана, в ее тоне слышалась насмешка. — Вы имеете в виду, чтобы наш бизнес процветал под носом у тех, кто хочет, чтобы мы пали? Этот "промах"?

Я почти улыбаюсь. Почти. Лана заставила этого парня танцевать на ниточках, о которых он даже не подозревает.

Он заикается:

— Да, именно так. Но мы должны быть осторожны. У меня есть предложения по…

— Предложения, которые вы, без сомнения, почерпнули из своего богатого опыта в этой области? — Лана перебивает, ее терпение истощается. — Послушайте, я знаю свое дело. Ваши "опасения" приняты к сведению. Что-нибудь еще?

Политик, явно приняв профессиональную вежливость Ланы за личную заинтересованность, наклоняется чуть ближе, и его голос понижается до соблазнительного, как ему кажется, шепота:

— И, мисс Лана, в эти выходные состоится "неформальная" встреча. Это шанс для вас встретиться с потенциальными клиентами. Было бы… полезно, если бы вы посетили это мероприятие.

Лана, не обращая внимания на не слишком деликатный пас, просто наклоняет голову, раздумывая.

— Неформальная вечеринка, говорите?

Ее губы изгибаются в знающей улыбке, которая не доходит до глаз, но опутывает надежды политика своей паутиной.

— Вы меня заинтересовали. Передайте детали Джулии.

Пот на лбу политика блестит от облегчения и чего-то еще — возможно, предвкушения. Он с готовностью кивает, не обращая внимания на ловушку, в которую только что угодил.

— Конечно, мисс Лана. Я позабочусь о том, чтобы вы получили все к полудню.

Когда он встает, чтобы уйти, его движения торопливы и нервны, видно, что он считает, что заключил важный союз. Но я знаю лучше. Лана знает лучше. Мы все знаем. Мы проходили это уже дюжину раз. Она знает, что делает, ей не нужно, чтобы я ей что-то говорил.

Меня раздражает эта чертова неподвижность. Спокойствие, слишком спокойное, на мой вкус. Я всегда был человеком действия, эта игра в ожидание не в моем вкусе. Я барабаню пальцами по столу, и единственный звук в тишине комнаты раздается эхом, как предупреждение.

Лана. Ее имя звучит в моем сознании как напев, кружась и повторяясь, пока это не становится единственным, о чем я, черт возьми, могу думать. В ней что-то есть, что-то опасное и чертовски манящее одновременно. Как пламя, к которому я не могу не тяготеть.

Лана поворачивается ко мне, на ее губах играет ухмылка.

— Представляешь, этот парень? Думает, что он утонченный джентльмен.

Я хрюкаю в ответ, едва не рассмеявшись.

— Тонкий, как кирпич.

Она качает головой, ухмылка превращается в полноценную улыбку — редкое зрелище.

— Ну что ж, давай посмотрим, что может предложить эта "неформальная" вечеринка, а?

— Давай. — Моя работа заключается в том, чтобы защищать ее от угроз, а не заниматься мелочной политикой нашего мира. Но если эта вечеринка будет представлять угрозу, любую угрозу, они быстро поймут, насколько серьезно я отношусь к своей роли.

Когда мы выходим из здания, мой разум переключается на автопилот: я намечаю выходы, запоминаю лица и отмечаю потенциальные угрозы. Это место, вероятно, место предстоящей "неформальной" встречи, теперь существует в моем ментальном арсенале как нанесенная на карту местность. Лана идет рядом со мной, ее присутствие властно и в то же время напряженно… эту ее сторону мало кому удается увидеть.

Усевшись в машину, задраив стекло, чтобы отделить нас от водителя, Лана поворачивается ко мне, в ее глазах появляется нотка нерешительности.

— Григорий, может, мы… пропустим наши спарринги на неделю или две?

Ее просьба повергает меня в смятение. Спарринг, это не просто рутина, это наш ритуал. В нем мы сбрасываем с себя роли лидера и защитника и становимся просто Ланой и Григорием, равными на ковре. Если она предложила прервать его, значит, что-то не так.

— Ты в порядке? — В моих словах звучит беспокойство, более явное, чем я предполагал. Она никогда не пропускает спарринги. Никогда.

Она на мгновение отводит взгляд, и я вижу, как за ее стоическим фасадом вращаются шестеренки, бушуют внутренние споры. Эту сторону она редко показывает, эту уязвимость, эту нерешительность.

— Ты знаешь, что можешь поделиться со мной чем угодно, — говорю я, мой голос ровный, надеясь преодолеть расстояние, которое создало ее молчание. — Что бы это ни было, Лана.

Она колеблется, собираясь с мыслями, прежде чем встретиться с моим взглядом, и в ее глазах зарождается буря.

— Григорий… Я беременна.

На мгновение я теряюсь, дрейфуя в море эмоций, которых никак не ожидал почувствовать. Должно быть, мое лицо не выдает внутреннего смятения, потому что мне удается смотреть на нее пустым взглядом целую минуту, прежде чем единственный вопрос, который имеет значение, срывается с моих губ.

— Я… я…?

— Я не знаю.

Я резко киваю, один раз. Вот и все. Наши разговоры всегда были простыми и понятными. Не было нужды в цветистых словах или великих жестах. Мы делили постель, делили секреты, делили опасности, но никогда не питали иллюзий по поводу того, кем мы были друг для друга.

Это откровение не меняет сути наших отношений. Меня не интересует романтика, вплетение любви в и без того сложный гобелен нашей жизни. Меня устраивает статус-кво, понимание того, что все, что происходит между нами, вызвано потребностью, сиюминутным желанием, а не прочными узами.

Внезапно машина кажется слишком маленькой, как будто сами стены смыкаются вокруг нас. Я смотрю на нее, действительно смотрю. Маленькая, миниатюрная, но она всегда была достаточно сильной, чтобы справиться со всем, что подбрасывает ей жизнь. Но сейчас она выглядит хрупкой — фарфоровая куколка, которую я могу разбить грубым прикосновением.

— Ты собираешься оставить ребенка?

Я сразу перехожу к делу, без лишних слов, без танцев вокруг слона в комнате. Не в наших правилах обходить сложные темы.

Она вздыхает, тяжело, словно на ее плечах лежит вся тяжесть этой чертовой операции.

— Я не знаю. Часть меня хочет этого, но, черт, ты же знаешь, каково это — расти здесь. Это минное поле, а не игровая площадка.

Я протягиваю руку и беру ее за руку. Не нежно, но твердо, чтобы она это почувствовала, чтобы знала, что я рядом. Я продолжаю, приподнимая свободной рукой ее подбородок, чтобы она не могла уклониться от моего пронзительного взгляда.

— Лана, если ты хочешь оставить этого ребенка, у нас все получится. Да, жизнь Братвы — не конфетная страна, но мы видели и похуже. Бывало и хуже. И мы выжили.

Все еще сжимая ее подбородок крепко, но достаточно нежно, чтобы не причинить ей боль, я наклоняюсь и мягко целую ее в лоб.

— И, черт возьми, Лана, — прорычал я ей на ухо, — я убью любого, кто попытается причинить вред тебе или ребенку. Ты ведь знаешь об этом?

Ее глаза снова загораются, но она продолжает неотрывно смотреть на меня, прежде чем ответить простым кивком.

Смахнув с ее лица прядь волос, я позволил своим пальцам задержаться на ее щеке.

— Ты ведь знаешь, что я всегда буду заботиться о тебе, правда? — Слегка шепчу я, перемещая правую руку к ее животу.

Она кивает, не разрывая зрительного контакта, и слегка прикусывает губу.

— Боже, женщина, — рычу я, мои глаза пылают опасным желанием, которое обещает разврат и опасность в равной степени. — Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь.

Она напрягается под моим прикосновением. Мои пальцы слегка сжимают ткань ее платья, когда я прижимаюсь к ней ближе. Мое сердце колотится в бешеном темпе.

Мои пальцы медленно спускаются от ее живота к подолу платья, так чертовски медленно, что это становится пыткой, а затем проскальзывают под ткань. Она вздрагивает от моих прикосновений и произносит мое имя с придыханием, которое пробивает вожделение прямо в мое нутро.

— Григорий…

Ее сладкий, хныкающий голос только разжигает во мне зверя.

Зажав ее между своим телом и прохладной кожей автомобильного сиденья, я запускаю руку под подол ее платья, и тонкая ткань не может скрыть от меня ее жар. Мои пальцы скользят по ее мягкому бедру, поднимаясь все выше.

— Ммм, Григорий, — стонет она, и мое имя звучит на ее губах как молитва.

— Тебе нравится?

Она не отвечает словами, но я чувствую, как ее бедра выгибаются навстречу моим прикосновениям, желая большего. В моей груди раздается низкий рык, когда я чувствую, как она прижимается ко мне, отчаяние ясно как день в каждой маленькой судороге ее тела.

— Тебе будет хорошо, — шепчу я ей в кожу, прежде чем слегка прикусить ее точку пульса. Она задыхается от этого ощущения, и я не могу удержаться от мрачной усмешки.

Моя рука пробирается все выше под ее платье, пока не достигает желанной цели. Мои пальцы скользят по кружевной ткани ее трусиков, и она промокает насквозь.

— Черт… — Проклятие вылетает из моего рта, когда я начинаю медленно тереть круговыми движениями ее сладкое место через тонкую ткань. Ее ноги охотно раздвигаются, предоставляя мне полный доступ, а из приоткрытых губ вырывается хныканье.

— Григорий… пожалуйста, — задыхаясь, умоляет она.

— Шшшш… я держу тебя.

Заверяю я ее, мой голос звучит как рык в замкнутом пространстве машины, а мои пальцы продолжают творить с ней магию.

Теперь она прижимается ко мне, крепко вцепившись руками в ткань моей рубашки, и стонет и хнычет в такт моим движениям.

— Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, — рычу я, сдвигая ее трусики на одну сторону и просовывая в нее один палец. Она громко стонет и бьется о мою руку, жаждая большего.

Ее руки тянутся к моим, ее пальцы впиваются в мое предплечье, пока она пытается удержаться на ногах.

— Григорий… Водитель услышит нас.

— Пусть слышит, — говорю я со злобной ухмылкой.

Добавив еще один палец, я погружаюсь глубже в ее тепло. Ее дыхание сбивается, и она выдыхает мое имя, словно это единственное, что помогает ей оставаться в здравом уме. Мой большой палец находит ее клитор, потирая его мучительно медленными кругами.

— Посмотри на меня, Лана, — снова приказываю я, когда ее глаза закрываются от переполняющих ощущений.

Она открывает глаза и встречается взглядом с моими, ее прекрасные голубые глаза остекленели от желания и потребности во мне.

— Черт, ты такая тугая… такая мокрая для меня, — ворчу я, когда мои пальцы начинают двигаться внутри нее все быстрее и сильнее.

Ее тело напрягается, и я понимаю, что она вот-вот кончит под моими прикосновениями. Ее скользкое тепло покрывает мои пальцы, и она двигается навстречу моей руке со срочностью, граничащей с отчаянием. Напряжение внутри нее становится все сильнее, и я понимаю, что она близка к этому.

— Сделай это, — мягко приказываю я. — Кончи для меня.

Внезапно я чувствую, как она крепко сжимает мои пальцы и выкрикивает мое имя, извиваясь подо мной. От вида ее экстаза захватывает дух, и я впитываю каждую деталь: от того, как выгибается ее спина на кожаном сиденье, до того, как ее руки вцепляются в мое предплечье.

— Блядь, — прохрипел я, чувствуя прилив гордости за то, что довел ее до такого состояния.

Затем мое внимание переключается на водителя, который молчал на протяжении всей нашей эскапады. На моих губах играет злая ухмылка, когда наши глаза встречаются в зеркале заднего вида. Пожилой мужчина быстро отводит взгляд, но не раньше, чем я вижу, как по его шее пробегает румянец.

Удовлетворенный тем, что мы достаточно напугали его, я поворачиваюсь к Лане с хищной ухмылкой.

— Ну что, все было не так уж плохо, правда?

Ее раскрасневшиеся щеки и задыхающееся хихиканье говорят мне все, что нужно знать. Моя маленькая распутница любит, когда все становится немного диким.

— Повторим? — Спросила она, переведя дыхание.

— Пока нет, — отвечаю я с лукавой ухмылкой.

— Хорошо не будем устраивать ему больше шоу, чем нужно.

Я поднимаю бровь, и она смеется — прекрасный звук, который звучит для моих ушей. Несмотря на тьму, которая постоянно бурлит во мне, этой женщине удается раскрыть ту сторону меня, о существовании которой я и не подозревал. И, осознав это, я понял одно: что бы ни случилось, любому, кто осмелится причинить ей вред, придется отвечать перед зверем внутри меня.