Миртул, Год Неуправляемых Драконов (1373 ЛД)
В тот день в таверну «Весёлый Жонглёр» стекались новости издалека и со всех сторон. Новости о драконах. В основном слухи, но в них виделось достаточное количество правды, чтобы довести всех до грани. С севера приходили смутные россказни о новом Полёте Драконов, подобном произошедшему семнадцать лет назад над Лунным морем и Королевствами, только более широко распространившемуся и смертоносному. Например, похожий на луковицу торговец из Хилстара поведал, что над городом сразили дракона настолько огромного, что его труп заблокировал выход из гавани на месяц.
Хальт сидел за пустым столиком и слушал. Большая часть посетителей таверны скользила по нему взглядами, но никто не осмеливался приближаться к эльфу или задавать вопросы. Подтянутый и гибкий как лев, с такой же рыжевато-коричневой гривой волос и с длинным кинжалом на поясе, он выглядел способным постоять за себя и готовым ввязаться в драку при первой же возможности. Татуировка на щеке означала, что он из диких, а значит опасен – репутация среди чужаков, которую его народ не особенно торопился развеивать. Тот факт, что вытатуирован был именно дракон, чей серебристый хвост тянулся с щеки на шею, наверно, привлекал некоторое внимание, но Хальт не собирался ни с кем объясняться. Берегост был торговым городишком, обслуживавшим всех, кто пользовался Торговым Путём от Врат Балдура до Амна, и в нём, разумеется, побывало немало личностей, которых лучше было не тревожить расспросами.
Эльф не отводил взгляд от тёмного угла зала и двух фигур, устроивших там встречу. Если бы прочие посетили знали, кто это был и о чём они разговаривали, у них бы была причина внезапно стать более чем обеспокоенными.
Путешественник из Тёрмиша рассказывал историю, которую он слышал в Эрлказаре неделей ранее. Она касалась дракона, предположительно вылезшего из своего логова в горах около Сарадаша и уничтожившего большую часть города, прежде чем городская стража и два местных волшебника, наконец, уничтожили его. Тёрмишанец оставил наиболее шокирующую часть рассказа напоследок:
– Это был медный дракон.
Взгромоздившийся на высокий стул гном зашёлся в хохоте.
– Если это всё устроил металлический дракон, значит, Сарадаш сделал что-то особое, чтобы заслужить такую участь.
– Я бы не был так уверен, – возразил здоровяк-трактирщик. – Говорят, эти Полёты происходят на протяжении веков, и меня всегда интересовало, а почему это должно относиться только к злым драконам?
Глаза Хальта сузились. Одной из двух фигур в тёмном углу – одетой в сиреневое и с белой копной волос на голове – был человек, которому эльф доверял больше любого другого существа на Фаэруне. Но сейчас лицо Тринкуло, с которого редко пропадала широкая улыбка, выглядело мрачнее, чем когда-либо. Его собеседник, которого Тринкуло звал Чалинташем, отличался румяной полнотой и ржавого цвета волосами. Ему Хальт не доверял ни на грош.
Пара громко рассмеялась, но ненадолго, и вскоре снова посерьёзнела. Эльф задумался, что же такого весёлого они могли обсуждать.
– Послушайте себя, – запротестовал гном. – Ваши мозги плавно перешли к наихудшему сценарию.
– Он прав, – вмешался черноволосый купец из Глубоководья. – Если с драконами творится что-то доселе невиданное, правильные люди уже знают об этом и принимают действия по защите всех нас.
– Слова истинного глубоководца, – фыркнул уроженец Хилстара. – Доверять своим лордам и Чёрному Посоху. Скажи мне, что они предприняли в последний раз, когда это произошло? Что они сделают, чтобы защитить Хилстар?
– Я такое слышал об этой дыре, – объявил гном, – что даже жаль, что дракон не стёр её до основания.
– Охолони, приятель, – предупредил владелец заведения. – Берегост на попечении латандритов, а они не любят подобных разговоров. Поэтому ты или…
Гнов спрыгнул со стула и направился к Хальту.
– Разве ты не знаешь? – рявкнул он. – Если бы ты пришёл в этот город, они швырнули бы тебя в тюрьму и скормили монстрам на арене!
Эльф ничего не ответил, продолжая смотреть на двоицу в противоположном углу комнаты, но всё же опустил руку на рукоять кинжала.
Парочка же, увлечённая беседой, не заметила беспокойства среди посетителей.
– Если не перестанешь оскорблять моих клиентов, – сказал трактирщик, почти не повышая голоса, – то сам проведёшь ночь за решёткой, вместо своей уютной мягкой постельки.
Гном, ворча, ушёл на лестницу, а остальные торговцы вернулись к прерванным беседам, внезапно решив переключиться на темы, бесконечно далёкие от драконов. Но напряжение осталось – как и рука Хальта на оружии.
Глупцы, думал он. Мир горит, а они обсуждают сплетни. Их мелочность стравливает их друг с другом. Воистину Ярость будит всё самое худшее во всех существах, драконах или нет.
Хальт заметил, что Чалинташ повернулся и посмотрел прямо на него.
Человек вытянул палец, указывая. И эльф увидел гнев, дремлющий в его глазах.
Порождая прохладный ветерок, шевеливший листья, дракон промчался среди ветвей, словно молния; его изящное тело огибало величественные деревья с невозможными скоростью и грацией. Длинный тонкий хвост метался туда-сюда, но не тревожил ни одно дерево. То немногое количество солнечного света, что просачивалось через плотную листву, отражалось от гладких крыльев, серебристыми вспышками падая на погружённое в тени поселение внизу. Каждый труналор останавливался и наблюдал за разыгрывающимся между высокими деревьями спектаклем – даже те, кто видел его уже тысячи раз. Конечно, это было чудесное зрелище и само по себе, но для эльфов оно имело и гораздо более важное значение. Ведь это означало, что Тринкуло вернулся.
Каждый раз они думали, что он улетел навсегда. Немногие говорили об этом вслух, кроме разве что в те периоды, когда он исчезал и странствовал по Фаэруну годы напролёт. Ртутные драконы были созданиями, подчиняющимися воле прихотей и поддающимися сиюминутным желаниям и удовольствиям. Кто-то называл это свободой, другие – безответственностью, но в любом случае ртутных драконов сложно было удержать на месте. Узы дружбы и уважения, связывавшие Тринкуло с труналор, дикими эльфами Амтара, и правда были крепки.
Хальт Лаатин никогда не сомневался в том, что его друг всегда вернётся. Татуировка в виде великого змея на щеке была постоянным напоминанием об их связи. Он знал Тринкуло лучше, чем кто-либо другой, поэтому едва только зеркально-чешуйчатый вирм коснулся земли посреди зелёных теней, эльф знал, что что-то не так. Когда дети племени подбежали поприветствовать благородное создание, их встретили натянутая улыбка и безрадостный смех.
Хальт расставил последние силки на границе деревни и присоединился к встречавшим.
– Дитя Авачела, – обратился Ферла, вождь и шаман племени. Под его управлением труналор на протяжении веков удавалось пережить почти нескончаемые нападки многочисленных врагов, включая гноллов и других злобных существ, которых исторгали Врата Железных Клыков на юго-западе, а также жителей Дамбрата, отродий дроу, нападавших на деревню ради развлечения. – Приветствуем тебя вновь в сердце нашего леса. Какие вести ты нам принёс из внешнего мира?
Серебристое туловище Тринкуло будто начало плавиться, когда он уменьшился в размерах, приняв внешность, которую он обычно использовал при встречах с труналор – внешность беловолосого, но молодого дикого эльфа в странных зелёно-фиолетовых одеяниях. Эта форма была более удобной в небольшом пространстве между деревьями, а ещё ему нравилось взаимодействовать с эльфами на их же уровне. Великий змей был настолько наполнен энергией, что с трудом мог оставаться неподвижным даже недолгое время. Этим он слегка действовал на нервы многим из труналор, но всё же был таким оживлённым и добрым, что это покоряло даже самых суровых сердцем.
– Много вестей, Древесный Лазун, – сказал вирм. Он часто дурачился, чтобы вывести из себя в основном невозмутимого Ферлу, но сейчас казался почти таким же серьёзным, как и сам шаман. Начать с того, что он говорил медленно, что было для него нехарактерно – когда дракон был возбуждён, то мог тараторить так стремительно, что никто не понимал ни слова. – Я не смогу остаться надолго.
– Ты говорил так много раз, – возразил Хальт, возникнув за спиной вождя. – Даже тогда, когда в итоге оставался на десятилетия.
Звон живого смеха Тринкуло поднял настроение всех, кто его услышал. Дракон шагнул вперёд и обнял своего друга.
– На этот раз это правда, Хальт, – сказал он. – Я многое должен вам рассказать.
Когда все члены племени как следует поприветствовали дракона, он, вместе с Ферлой и Хальтом, направился в тенистую рощу шамана, посвящённую Риллифану Раллатилу. Тринкуло беспокойно ходил на месте и рассказывал быстрыми фразами. Он поведал, что виверна, с которой их скауты сражались около Земляного порога, оказалась не одной такой, сошедшей с ума. Вирм повидал ещё больше свидетельств того же феномена, а также подслушал, как что-то подобное обсуждали и путники на дороге к Трём Мечам. Наконец, он получил и магическое послание от своего союзника, медного дракона.
– Какая-то болезнь распространяется среди драконьего рода. Вспышки безумия охватывают всех нас. Это происходит не впервые, но на этот раз что-то изменилось… Не знаю, что именно. Деталей у меня нет – Чалинташ беспокоился за сохранность письма.
– Драконья болезнь, – повторил Ферла, словно пытаясь этим предотвратить последствия таких слов.
– Тебе грозит опасность? – спросил Хальт.
– Не думаю, – успокоил Тринкуло, привычно торопливо склеивая слова. Хальт засомневался. – Не знаю, скажется ли это на труналор. С вивернами вы легко справитесь, но в лесу могут гнездиться другие драконы, о которых я не знаю. Постарайтесь не привлекать их внимание. А если дело коснётся синих в горах Гнолльего Дозора, останется лишь надеяться на то, что они обратят свои когти против Дамбрата, а не нас.
– Но ты не можешь остаться, чтобы помочь нам справиться с возможной опасностью? – уточнил шаман, в чьём голосе сквозила лёгкая тень обвинения.
– Нет, – сказал Тринкуло, опустив глаза. – У меня своя задача. Мне нужно встретиться с Чалинташем, чтобы получить больше информации. Боюсь, на этот раз я не способен буду выполнить своё обещание Авачелу.
Серебристый дракон на щеке эльфа не был изображением Тринкуло, хотя последнему и нравилось считать наоборот. Это был Шут. Некоторым он был известен под именем Аастериниан, но Хальт знал его только как Авачела. Много веков назад жестокая империя аркаиун – варваров, которые наткнулись на тёмных эльфов под поверхностью своего государства, смешались с ними и в конце концов стали дамбрайи – терроризировала соседей, не зная жалости. Они поработили кроткий народ Луирена, даже осмелились бросить вызов Халруаа и возжелали завоевать Лес Амтар, вторгшись под сень деревьев с силой пламени и топоров.
Но Авачел, большой ртутный вирм, обычно странствовавший где-то далеко, во время войны оказался рядом и присоединился к эльфам в их борьбе против аркаиун. Многие из труналор погибли, защищая родину, но всё же имперцы были отбиты и больше не возвращались в Амтар в таком же количестве. Эреван Илесир, Незримый Трикстер Селдарина и бог эльфов-странников, заметил доблесть Авачела и сделал своим компаньоном. Со временем тот и сам стал божеством, почитаемым всеми добрыми лесными расами, а также неутомимым защитником диких эльфов по всему Фаэруну. Когда Тринкуло присягнул на нерушимую верность Авачелу, его дух навеки оказался связан с дикими эльфами, и сам он проводил большую часть своей жизни, сражаясь и проживая вместе с ними.
– Не буду врать, – сказал Ферла, – я бы предпочёл, чтобы ты остался. Наше племя ценит твои советы, твою помощь и твой дух. Я не могу удержать тебя здесь, но должен спросить – не это ли та опасность, от которой никто не смог бы защитить нас лучше тебя?
– Да, Ферла, – торжественно кивнул великий змей, – но теперь опасность повсюду. Я не хочу уходить, но думаю, что лучше всего у меня получится защитить нас всех, если я буду далеко отсюда. Чалинташ с союзниками хотят отправить меня на задание. Он сказал, что я могу помочь положить конец Ярости.
– Вижу, тебя не переубедить, – заключил вождь. – Тогда желаю тебе удачи и скорости. И пусть сила Авачела никогда не подведёт тебя.
– Надеюсь, ты пожелаешь мне того же, – вклинился Хальт. – Я буду сопровождать Тринкуло.
– Хальт, нет! – воспротивился тот.
– Ты нужен здесь, – напомнил шаман.
– Моему другу нужна помощь, – не сдавался эльф. – Он столько раз нам помогал, что сделать то же самое – значит поступить правильно. Я был взращён на историях о Незримом Трикстере, Авачеле, и их приключениях – разве Эреван оставил бы друга перед лицом беды?
– Скажи мне, Хальт, – спросил Тринкуло. – Как мне сдержать клятву Авачела, если я заберу у труналор одного из сильнейших воинов в час нужды?
– А ты скажи мне, Тринкуло, – в ответ потребовал эльф, – Как ты собираешься выполнить своё задание – каким бы оно ни было – без меня?
Дракон какое-то время собирался возразить, но это было бессмысленно. Он разразился хохотом, который, как подозревал Хальт, слышно было, наверное, даже в Дамбрате. Эльф повернулся к Ферле, направив указательный палец прямо на свою щёку.
– Эта татуировка призвана напоминать нам, что клятва связывает обе стороны. Мы должны Тринкуло намного больше, чем он нам.
– Порывистость юности, – вздохнул вождь. – Тринкуло, на твоё усмотрение.
Дракон покачал головой.
– Точно знаю, что потом об этом пожалею. Седлай.
– Над чем вы смеялись? – спросил Хальт. Тринкуло закончил беседовать с Чалинташем, и сейчас компаньоны вернулись в свою комнату в «Весёлом Жонглёре».
– Смеялись? – переспросил Тринкуло, расхаживая взад-вперёд. Дракон всегда отличался неугомонной энергией, но на сей раз эльф видел, что каждая вена в его человеческом облике вздувается и пульсирует. – Когда?
– В какой-то момент вы с Чалинташем рассмеялись. Над чем же?
– А, – понял вирм, остановившись на месте. – Над идеей. Абсурдной. Когти Справедливости охотятся на металлических драконов, отвергающих планы Ларета. «Справедливость и добро превыше всего» – вот их код чести. А ещё «Честь и уважение праведной невинности». И где в этом справедливость, где добро? Чалинташ рассказал, что два серебряных Когтя явились в его логово, и ему пришлось пролететь пол-Анаурока, чтобы избавиться от них. Мы просто изгои и дураки для Его Великолепия – только потому, что не хотим сунуть головы в песок, погрузиться в кататонический сон и надеяться на лучшее! Если уж это не смешно, то я тогда даже не знаю, что!
Он снова начал шагать по комнате.
Хальту решение Чалинташа встретиться с Тринкуло в таверне под названием «Весёлый Жонглёр» показалось глубоко циничным. Сам Чалинташ был медным драконом – вместе со ртутными они являлись самыми легкомысленными из драконов и славились любовью ко всяким шуточкам и проказам.
А когда подводит даже сила шута…
– Почему он показал на меня? – спросил Хальт. – И ты знаешь, о чём я говорю.
– Да, это. – Тринкуло опустил взгляд. – Это не относилось конкретно к тебе. Скорее в целом к эльфам. Никто, конечно, не говорит, что эльфы стоят за тем, что происходит именно сегодня. Вовсе нет. На самом деле…
– Что ты говоришь? – потребовал объяснений Хальт.
– Эльфы сделали это, – дракон посмотрел другу прямо в глаза. – Ярость. Эльфы создали её. Боги знают, как давно… но это сделал твой народ, Хальт.
– Зачем? – спросил воин. – Зачем эльфам это было нужно?
– Чтобы подвинуть нас, – эти слова, казалось, приносили Тринкуло физическую боль. – Драконы когда-то правили миром, а эльфы захотели занять наше место. Поэтому их верховные маги придумали это проклятие безумия. Вирмы становились безрассудными, дрались друг с другом, оставляя логова, чтобы быть убитыми. Оно даже заставляло их пожирать собственные яйца. Численность драконов уменьшилась, и эльфы смогли создать собственные цивилизации.
– Но ведь это касалось только злых драконов?
– Может быть, но я сомневаюсь, – сказал Тринкуло. – Сегодня проклятье влияет на всех – хороших, злых. Кто-то может даже сказать, что так и было задумано.
Цвет покинул смуглое лицо Хальта.
– Ты не знал об этом проклятии?
– Нет. Полёты уже случались, но причина была мне неизвестна. Чалинташ тоже не знал, пока с ним не поделился родственник, обнаруживший свидетельство в человеческих руинах на дне Лунного моря.
– И все равно он винит меня, – отметил эльф.
– Нет, – возразил Тринкуло. – Не винит. Как он может? Это произошло тысячелетия тому назад! И моя миссия… Я должен рассказать тебе о ней. Возложил бы он её на меня, если бы ненавидел эльфов? – странно откровенная улыбка возникла на лице вирма, словно перечёркивая всё, что он до этого сказал. – Мы летим в Эвермит.
– Эвермит? – не поверил Хальт. Когда он был моложе, Лес Амтар посетил эльф с бронзовой кожей, верхом на белом пегасе. Труналор вежливо отклонили его предложение оставить древнюю родину, за которую много раз была пролита их кровь, но его рассказы впечатлили Хальта – разве могло быть хоть какое-то место таким, как чужеземец описывал?
Тринкуло кивнул.
– Высшая эльфийская магия породила Ярость, возможно, она же и станет решением. Такова моя роль. Мы направимся в Эвермит в поисках помощи верховных магов.
Всё развивается слишком быстро, подумал эльф. Всего неделю назад он едва выбрался из леса, а сегодня он сидит на самом дальнему берегу Фаэруна и строит планы о том, чтобы пересечь океан и прибыть в место, которое некоторые из его народа даже считают мифическим.
– Почему тебя? – поинтересовался воин. – Почему не отправить другого дракона?
– Они решили, что я идеально подхожу из-за моей близости с эльфами, – объяснил Тринкуло. – Они знают про Ярость, и, несомненно, атакуют любого приблизившегося к ним дракона. Но, возможно, они не станут стрелять в ртутного, особенно с эльфом-наездником. Хорошо, что я взял тебя. Есть и ещё кое-что. Разыскать Эвермит трудно даже с воздуха, он скрыт довольно сложными иллюзиями. Но я превосходно знаю дорогу. Ведь вообще-то я там родился.
– На Эвермите? – поразился Хальт. – Почему ты никогда не упоминал об этом?
– Ты никогда не спрашивал, – улыбнулся вирм.
Вдруг как будто оглушительный гром раздался снаружи, и ночь наполнилась криками. Двое мужчин подбежали к окну. Ночь была ясной, со множеством звёзд, но без луны. Своими зоркими глазами как эльф, так и дракон чётко увидели лоснящуюся, ржаво-золотую фигуру дракона, кружащую над крышами Берегоста. Пролетая над зданиями, она била медными крыльями и хлестала толстым хвостом, разламывая дерево и камень.
В одной из лап дракон держал человека в униформе – городского стражника, всё ещё дёргающегося и барахтающегося. Когти всё плотнее сжимали его, пока, наконец, несчастный не затих, и тогда зверь выбросил неподвижного солдата на улицу внизу.
– Это Чалинташ! – вскричал Тринкуло. – Он вернулся… И он поддался! Хальт, он поддался Ярости!
Эльф бросился за драконьей упряжью, затолканной под перину.
– На это нет времени, – остановил его Тринкуло. – Я должен увести его от города. Встретимся в руинах.
С этими словами вирм разбежался и выпрыгнул из окна, послав дождь осколков на улицу внизу. Вытянув руки, он сбросил маскировку и развернул крылья; его одежда исчезла, а вместо неё выросли серебристые чешуйки. Хальт собрал лук, колчан и другое снаряжение, затем с быстротой молнии покинул комнату. Слетел по ступенькам, промчался через пустой зал и вылетел из таверны. Над его головой Тринкуло издал высокочастотный визг, обрушившийся на уши жителей всего Берегоста, и давший Чалинташу знать о присутствии соперника.
Подлетев к ртутному дракону, медный вместо одного увидел четырёх светящихся существ, налетающих на него с разных сторон. Гладкая чешуя ловила каждую крупицу света с ночного неба и отражала её точно зеркало, рассыпая осколки света по спящим улицам города. Раздражённо фыркнув, медный зверь плюнул плотной струёй кислоты в ближайший фантом. При столкновении бесплотный дракон рассыпался туманом, а кислота улетела за город, осыпавшись на пустое поле к западу.
Три оставшихся дракона, которых Чалинташ внимательно изучал, пытаясь определить настоящего, все двигались и извивались одинаково. Медный дракон приземлился на возвышавшийся над зданиями города храм Латандера, схватившись задними лапами за высокий шпиль, и выставил когти и зубы, готовясь драться. С неожиданной скоростью все светящиеся вирмы бросились на него. Он кромсал и кусал нападающих, но клыки и когти встречали лишь пустой воздух, когда иллюзии растворялись в нём. Вдобавок, чужие когти впились в него самого, когда Тринкуло схватил его за задние лапы. Мощным рывком ртутный дракон оторвал медного от крыши и перевернул вверх тормашками, поднявшись в ночное небо.
Чалинташ был больше Тринкуло, поэтому долго сдерживать его было невозможно. Извиваясь всей своей огромной тушей, медный дракон бил хвостом, погружая острые когти в тело Тринкуло, и задирал назад длинную шею, пытаясь вцепиться не менее острыми зубами.
– Прости, что мне приходится это делать, – сказал ртутный, невольно задумавшись, может ли враг его вообще понять. Поменяв траекторию полёта на нисходящую, Тринкуло держался ещё некоторое время, морщась, когда когти обезумевшего дракона погружались всё глубже, а затем отпустил.
Медный зверь камнем упал вниз. Приближаясь к земле, Чалинташ перевернулся и широко расправил крылья, пытаясь с их помощью замедлить или даже остановить падение. Висевший над ним Тринкуло выдохнул. Луч ослепительного золотого света вырвался из его пасти и попал точно в соперника, маяком осветив Берегост и все окружающие земли. Чалинташ съёжился от сильного жара, но крылья не сложил.
Замерев, Хальт следил за тем, как Чалинташ кувыркался в воздухе, но уже понял, что уловка Тринкуло не сработала. Вместе они так делали, когда сражались с вивернами в Лесу Амтар, однако медный дракон больше и сильнее любой виверны. К тому времени, как поток дыхания прекратился, враг оправился и уверенно парил, уже не боясь удариться оземь. Но всё же частично план сработал, теперь курс битвы зависел от скорости и хитрости ртутного вирма.
Эльф бежал мимо строений, разрушенных Чалинташем. Мужчины и женщины разбирали обломки, отчаянно пытаясь найти выживших. Прямо на выходе из города Хальт обнаружил цепочку стражников под предводительством жреца Латандера в жёлтой мантии. Они вытянулись в длинную линию, вооружившись большими луками и подготовив горящие стрелы.
Хальт подбежал к священнику, напугав его криком:
– Не стреляйте!
– Ты ещё кто такой? – вихрем развернулся к нему командир.
– Не делайте ничего, что могло бы разозлить медного, – посоветовал ему воин.
– Он уже выглядит достаточно злым, – возразил клирик. – Мы должны защитить наш храм и наш город.
– Сейчас он отвлёкся, – ответил Хальт. – Начните стрелять – и вы рискуете снова обратить его внимание на себя. Позвольте мне и моему другу разобраться с ним, – он на мгновение задумался, затем добавил: – Но если мы не справимся – забудьте о жалости.
С этими словами он бросился в тёмное поле, перепрыгивая изгороди и пробегая мимо перепуганного скота, и направился к руинам. Изредка эльф оборачивался назад посмотреть, как драконьи фигуры – просто два пятнышка в ночном небе – гоняются друг за другом.
Совсем скоро Хальт добрался до руин к юго-востоку от Берегоста. Когда-то они были Магической школой Улькастера, но она была уничтожена конкурентами-калишитами за века до этого, и теперь представляла собой не больше, чем пару каменных стен и разваливающиеся башни. Земля была скользкой от овечьего помёта, а из темноты на него смотрели удивлённые светящиеся глаза. Всё было спокойно и тихо, и казалось бесконечно далёким от смертельного спектакля, разыгрывающегося высоко над головой.
Среди развалин стояли две относительно высокие колонны, высотой около шести метров. Воин подбежал к ним и тщательно осмотрел, ощупывая одну из них, пока не нашёл глубокую выемку. Видимо, изначально она была частью орнамента, окружавшего панель с размытым изображением бородатого волшебника – но Хальт придумал для неё более подходящее случаю применение.
Он открыл свою полную инструментов сумку и взялся за работу.
Безоблачное ночное небо расстилалось перед Тринкуло, а каждая звезда казалась маленькой свечкой на крыше исполинского собора. Крутясь и кувыркаясь во тьме ночи, он совсем утратил ощущение верха и низа, так что небо могло быть и основанием мира, и его вершиной. Как же он это любил! Лететь сквозь ночь, когда свет звёзд отражается от глянцевых чешуек – о, эта свобода! Но не сегодня.
Тринкуло делал такие повороты, такие непредсказуемые рывки, на которые только способно было его изящное тело, чтобы не подпускать преследователя к себе. Он довёл себя до пределов своей выносливости, лишь бы не думать о судьбе, постигшей его друга. Периодически он краем глаза замечал медного дракона у себя на хвосте, но боялся оборачиваться. Бирюзовый блеск его глаз сменился тусклым красноватым сиянием.
Жизнерадостность и чистая душа Чалинташа уступили место холодным инстинктам мозга рептилии. Когда вся чуткость и теплота были вырваны из него, в медном драконе осталась лишь злоба – это придавало ему сил, но в то же время делало безрассудным и бездумным. В этом и заключалось преимущество Тринкуло. Время от времени он замедлялся, почти давая себя поймать, затем резко менял направление, слушая недовольный рёв Чалинташа.
Тринкуло заметил белую вспышку далеко внизу и устремился к ней. Однако при этом он пролетел рядом с Чалинташем, как раз использовавшим своё дыхание – не кислотную струю, а белый газ, исторгшийся из глотки и заслонивший всё небо ядовитым облаком. Ртутный дракон промчался насквозь, но, вдохнув его, понял, что газ повлиял на его подвижность. Он летел к земле так же быстро, как и раньше, но уже не в контролируемом полёте, а серией почти случайных, опасных рывков – а враг не отставал. Земля приближалась и приближалась, но дракон не осмеливался оглянуться, чтобы понять, насколько преследователь уже близко… Он почти ощущал, как в его мечущийся хвост вцепляются когти или вонзаются зубы.
Словно серебряная комета, его яркий, отражающий свет силуэт нёсся к земле. Тринкуло приближался к тёмным развалинам Школы Улькастера, раздражённый мучительной медлительностью, сковавшей крылья и конечности. Если он вовремя не среагирует, то точно свалится. Хотя он не видел Хальта посреди камней, он знал, что эльф был где-то здесь, а ещё знал, что тот задумал. Они вместе довели эту технику до совершенства во время охоты на виверн в Лесу Амтар. Дракон подметил две центральные колонны, выглядевшие достаточно высокими и крепкими, чтобы сойти за толстые деревья.
– Авачел, благослови шутов! – вскричал он, готовясь врезаться в землю.
Сжав зубы, ртутный дракон пытался заставить тяжёлое тело двигаться, поднимая себя выше и толкая вперёд. Кости слушались медленно, оказывая непереносимое сопротивление его усилиям. Чешуйчатое брюхо скребнуло по земле, когда Тринкуло, наконец, прервал своё падение, распугав овец. Непослушное тело провалилось между колоннами, и когда он всё-таки позволил себе обернуться, то увидел, что Чалинташ, как он и надеялся, там же пролетел за ним.
Сверху в медного дракона прилетела стрела, пробив чешую и застряв в точке, где крылья соединялись с туловищем, и откуда он не смог бы достать её зубами. Дракон оглянулся, пытаясь увидеть стрелка, но вместо этого обнаружил лишь поблёскивающую белую верёвку, привязанную к стреле и ведущую к одной из колонн, мимо которых он только что пролетел. Привязь натянулась, и стрела прочертила борозду в драконьей плоти.
Чалинташ взвизгнул, когда острая боль сотрясла всё его тело. Древко принадлежало эльфийской стреле притяжения, устроенной так, что снаряд мог поразить цель и оставаться в ней несмотря ни на что, а верёвка с чарами крепости была обвязана вокруг сломанной колонны. Медный дракон прервал погоню за своей жертвой и развернулся, пытаясь найти того, кто в него стрелял. И увидел на вершине колонны эльфа, подготовившего вторую стрелу.
Хальт выстрелил; стрела полетела прямо в морду дракона. Тот едва успел увернуться и зацепил державшую его верёвку когтем. Дёрнул изо всех сил – но колонна стояла надёжно и почти не шевельнулась. Эльф ловко спрыгнул с каменного столба и скрылся где-то в руинах.
Чалинташ попытался раскусить привязь, но не смог. Тогда, подлетев ближе к колонне, он внимательно изучил её. Верёвка уходила в трещину на боку колонны. Дракон поцарапал её когтем, но не смог подцепить. На его морде что-то отразилось – будто он пытался выкопать из трясины своего разума наилучшее решение.
– Я здесь! – вдруг раздался голос. – Неужели ты так быстро забыл меня?
Тринкуло взгромоздился на камень дальше вглубь руин. Чалинташ развернулся к нему, но, даже находясь под действием Ярости, был всё ещё слишком умён, чтобы просто рвануться вперёд и снова натянуть верёвку. Вместо этого он схватил большой обломок, поднял над головой так высоко, как смог, и метнул в ртутного.
Удивлённый Тринкуло попытался отползти в безопасное место, но после залпа драконьего дыхания оставался слишком медлительным. Валун попал вирму по морде, разрушившись при ударе. Тринкуло широко распахнул окровавленную пасть с переломанными зубами, и снова использовал своё оружие на медном драконе. Снова луч света осветил красновато-коричневую шкуру Чалинташа, купая его в обжигающем пламени. Безумец не пытался укрыться, лишь смотрел на своего врага, сжигаемый заживо.
Притаившийся в темноте под обрушенной стеной Хальт поражённо наблюдал, как Чалинташ парит над землёй, медленно хлопая крыльями, пока дыхание Тринкуло пожирает его.
Должно быть, это из-за ярости, посчитал эльф. Он совсем не чувствует боли, или просто не отвечает на неё?
Но вскоре поток жара иссяк, а всё, что медный дракон сделал после этого – встряхнулся, испуская дым из-под чешуек.
Затем Чалинташ развернулся, оказавшись мордой перед колонной, к которой он был привязан. Дракон явно ослаб, тяжело дышал, а его крылья опускались после каждого мощного взмаха, но он, опустив голову, со всей скоростью устремился вперёд. Через секунду он протаранил каменную структуру своим крепким лбом. Звук, с которым кость соприкоснулась с камнем был оглушающим и жутким. Колонна сотряслась, но выстояла; Чалинташ отошёл и ударил вновь, и вновь, с каждым разом всё сильнее.
Хальт достал из колчана стрелу и отправил её в полёт. Пленённый дракон повернулся на движение, но воин стрелял не в него, в между вирмами. Когда она взорвалась яркой, ярче полуденного солнца, белой вспышкой, Тринкуло развернул зеркальные крылья, собирая свет, усиливая его и отражая прямо в Чалинташа. Ослепительное сияние обожгло глаза медного дракона и ошеломило его.
Хальт вновь потянулся к колчану, пуская в обезумевшего змея стрелы одну за другой, каждая из которых утопала в медной чешуе.
Воющий дракон, обожжённый, ослеплённый и страдающий от колючих укусов по всему телу, определил положение стрелка, и бросился к нему, призывая остатки сил. Хальт был далеко за пределами досягаемости, но когда верёвка натянулась, Чалинташ продолжал тянуть, напрягая плечи так, что под чешуёй проступили кости – пока, наконец, колонна не поддалась. С громким треском она обрушилась, освобождая медного дракона. Эльф побежал, когда Чалинташ рванулся к нему.
Но прежде чем безумный вирм добрался до воина, Тринкуло набросился сбоку, прижав к полуразвалившейся стене, от удара рассыпавшейся окончательно. Эффект от дыхания Чалинташа развеялся только сейчас, и ртутный дракон осыпал врага укусами челюстей и ударами когтей. Тринкуло прижал медного змея к земле, удерживая его извивающееся тело. Коготь у шеи держал щёлкающие, истекающие слюной челюсти на безопасном расстоянии. Движения Чалинташа постепенно замедлялись.
– Эльфы… – прохрипел медный дракон сквозь стиснутые зубы. Хальт стоял рядом с другом, держа наготове направленную в морду безумцу стрелу.
– Что «эльфы»? – потребовал Тринкуло, зарывая когти глубже в чешую поверженного врага. – Что насчёт них?
Вместо ответа Чалинташ резко дёрнул головой, освобождаясь от хватки ртутного вирма. Громадные распахнутые челюсти устремились прямо к эльфу – который выпустил стрелу. Снаряд попал точно в глаз, а Тринкуло сомкнул зубы на доступном горле Чалинташа. Когда он оторвал кусок плоти, медный дракон свалился на землю, дёргаясь посреди развалин Школы Улькастера.
Выплюнув драконье мясо, Тринкуло повернулся спиной к огромному трупу и медленно направился к колонне, когда-то удерживавшей Чалинташа. Хальт брёл рядом.
– Животное! – выкрикнул ртутный дракон. – Обычный зверь – вот всё, во что превратила его Ярость. Он мог обратить эту колонну в пыль, Хальт! Она вообще не должна была его задержать. Но он не осознавал собственной силы.
– Что, конечно, хорошо, – отозвался эльф, но сразу же пожалел о своих словах, когда серебристое тело Тринкуло едва заметно дёрнулось.
Дракон ещё глубже вонзил когти в землю, и он напрягся.
– Нужно отправляться, – сказал дракон. – У нас мало времени.
– Куда?
– А как ты думаешь? В Эвермит.
К тому моменту, как взошло солнце, Хальт и Тринкуло уже летели над серединой Моря Мечей. А к тому времени, как оно снова начало садиться – миновали Острова Муншае, держась как можно более высоко и двигаясь как можно более быстро, чтобы не привлекать внимания разозлённых людей или, что хуже, драконов. Когда закат раскрасил всё небо над Бесследным морем в красные и оранжевые тона, Хальт, надёжно закреплённый на спине несущегося дракона, спросил Тринкуло об их цели.
– Они зовут меня назад, – поделился ртутный дракон, чьи чешуйки светились красным. – Кристально-чистые озера и гибкие деревья Эвермита… и гармония. Да, Хальт. Всё, что ты слышал – правда. Если бы твой народ принял участие в Отходе, им не пришлось бы иметь дело с Дамбратом, бандитами и гноллами. Вы могли бы жить в мире.
С тех пор, как они покинули Берегост, Тринкуло почти не разговаривал, поэтому эльф был рад слышать, как тепло дракон отзывается о своей родине.
– Никаких испытаний? А где тогда веселье?
– Как ты думаешь, почему я ушёл? – спросил вирм. – Когда я принял клятву Авачела, это дало мне повод покинуть остров и путешествовать по Фаэруну, помогая вам. Но какая-то часть меня всегда оставалась на Эвермите. Даже мне иногда нужен мир и покой.
– Мы приземлимся в Льютилспаре, – продолжал дракон, – и запросим аудиенцию во дворце Лунного Камня. Однажды ночью я повстречал королеву на берегу Озера Грёз. Единственный раз в жизни я не знал, что сказать. Она поможет нам, я знаю.
Глубоко внутри Тринкуло прозвучал голос: «Или нет?»
– Что произойдёт, когда мы долетим? – заинтересовался эльф.
– Тебя будут называть по-особому, – ответил дракон. – Ты – наездник ветра. Все воины, летающие на драконах, орлах или Пегасах, зовутся наездниками ветра.
– Мне нравится, как это звучит, – протянул Хальт, наслаждаясь ветром в волосах.
– Там самые красивые города и самые приятные леса в мире, – голос дракон стал более далёким. – Эвермит – это рай. Если подумать, эльфы создали его этим проклятьем.
– Сколько тысячелетий тому назад? – спросил Хальт. – Наверно нет в живых ни одного эльфа, который бы помнил это.
– И всё же, – настаивал вирм, – это многое говорит о мышлении эльфов, придумавших такое. Возвыситься за счёт всех остальных.
– И этому нет оправдания, – согласился наездник. Его сердце забилось чаще. Ему нужно было успокоить Тринкуло, и быстро. – Хотелось бы мне, чтобы у меня была какая-то возможность искупить грехи предков.
– Надеюсь, это сделает королева, – промолвил дракон. Хальт надеялся, что всё закончилось, но ртутный начал заново: – Просто я думаю, это смешно. Я – дракон, и моя жизнь связана клятвой с эльфами. Авачел – дракон и компаньон эльфийского бога, ну, или был им. Знает ли он об этом? О правде, стоящей за Яростью? Или Авачел тоже пребывает в неведении?
Эльф огляделся, точно зная, что увидит. Земли нигде не было.
– Тринкуло, ты меня пугаешь, – предупредил он, сжав рукоять кинжала. Воин посмотрел на колчан с луком – оружие было приторочено к боку дракона чуть дальше, как раз куда он не дотягивался.
– Мне правда жаль, Хальт, правда, – прошипел ртутный дракон. – Но я посмотрел бы, каким бы ты был безмятежным, совсем недавно выдрав кусок из горла своего друга.
– Тебе пришлось это сделать. Он убил бы нас обоих, и уничтожил Берегост.
– Ты, наверно, с наслаждением всадил ту стрелу ему в глаз, – сказал Тринкуло, – и привязывал к камню, как тупую виверну.
– Я ненавидел это, – покачал головой Хальт. – Я ненавидел то, что мне пришлось делать.
Вирм засмеялся, но это был не тот беззаботный смех, звенящий среди деревьев Амтара, который эльф так часто слышал. Не циничный и безрадостный, к которому привык за последние дни. Нет, это был ужасающий, пустой звук, вырывающий из самых тёмных уголков рушащегося сознания Тринкуло.
– Не делай этого, – слёзы покатились по щекам воина, омывая татуировку Авачела. – Ты хочешь стать Чалинташем? Оставайся со мной… прошу, Тринкуло. Не покидай меня.
И он вытащил кинжал из ножен так тихо, как только мог.
– Собираешь ударить меня, Хальт? – проскрежетал дракон сквозь стиснутые зубы. – Всадишь нож в основание шеи? Или может, если порежешь крылья, то изранишь меня так сильно, что я не смогу долететь до земли? Ты на это надеешься, дорогой мой друг?
С полными слёз глазами Хальт полоснул кинжалом, разрезав удерживавшие его крепления. Отбросив оружие, он прыгнул назад, за луком, хватаясь за рукоять. Эльф вытащил стрелу притяжения из колчана и быстро развернулся, готовый запустить её в голову дракона. Но Тринкуло резко нырнул вниз, почти перпендикулярно бескрайней, залитой красным поверхности моря.
Хальт так и не выстрелил. К тому времени, как великий змей выровнялся и снова полетел вперёд, эльф остался далеко позади. Упряжь и остатки припасов тоже соскользнули со спины дракона. Тринкуло не оборачивался, не смотрел, даже не слышал всплеска. Но спустя минуту он почувствовал острую боль, как будто стрела всё-таки вонзилась в мозг. Его чувства прояснились, снова наступила ясность. Его злость покинула его, сменившись чем-то ещё.
Сменившись стыдом.
– Хальт? – сглотнул он.
Он развернулся и осмотрел поверхность воды, ища друга, в отчаянии высматривая хоть какой-то знак. Но волны были бурными и стремительными; дракон не нашёл ни следа дикого эльфа.
– Авачел! – заревел он. – Авачел, помоги мне!
Но бог молчал.
– Я подвёл его! – зарыдал Тринкуло. – Нарушил клятву. Я опозорил Авачела.
Вирм плотно закрыл глаза, пытаясь отгородиться, но Ярость – это сила, идущая не извне, но снаружи, из самой сердцевины душ драконьего рода. Она процветала среди слабости, гнева, паранойи и стыда. Всё, что делало его Тринкуло, растворилось, потерялось как капля в море.
Ртутный дракон летел на запад. Он так и не обернулся до самого Эвермита.