Королевства Драконов II

ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ Джеймс П. Дэвис

В поздний час между полуночью и рассветом улицы Зазесспура были пустынны. Граф Келмар Даргрен и его люди терпеливо ждали, изнемогая от летней жары, царившей даже в отсутствие солнца. Келмар не отрывал глаз от своей добычи, и каждый нерв его был на пределе, пока он ждал малейшего движения.

Его помощники, все в тёмной одежде и со скрытым оружием, уже привыкли к длинным ночам и осторожно следили за ним. В последнее время граф вёл себя эксцентрично, был скрытен, а также склонен к вспышкам неконтролируемого гнева. Все они были лояльны ему из-за его принадлежности к Школе Скрытности, гильдии ассасинов Зазесспура, но в последнее время начали сомневаться в том, доверяла ли ему сама гильдия.

Келмар видел и чувствовал испытывающие взгляды их недоверчивых глаз, слышал шепотки, но ему было всё равно. Он знал, что до тех пор, пока золото монет греет их ладони, они будут выполнять свои обязанности. А если нет – гильдия ассасинов знала, как приструнить своих членов. Любые его угрозы бледнели в сравнении с методами Школы Скрытности.

Большинство из них сейчас задавалось вопросом, а не выбрать ли смерть полегче, совсем отказавшись участвовать в этой охоте.

За последнюю неделю в окрестностях Торгового округа произошла серия леденящих душу убийств. Почти невозможно было сказать, что тела когда-то принадлежали человекоподобным существам, и только лица оставались безупречно нетронутыми – ни порезов, ни синяков. Лица, на которых застыло выражение непередаваемого ужаса.

Даже бывалым солдатам, участникам гражданской войны, изменившей политический ландшафт Тетира, становилось плохо при виде трупов. Они отмечали, что кровь оставалась глубокого красного цвета долгое время после смерти – явный признак долгих пыток, тяжёлых минут или даже часов ужаса перед концом. Это был не просто ассасин или случайный убийца, не какой-то уличный грабитель или разбойник. На такие зверства был способен только свирепый, хладнокровный злодей.

Опытные ассасины, рассевшиеся на всё ещё тёплых булыжниках тёмной аллеи, заглядывали в глаза графа и понимали, что у него есть какой-то ключ к тайне беспричинных убийств. Они все видели знакомую искорку смерти в его глазах, и втайне боялись её.

Келмар терял терпение. Его рука в беззвучной ярости сжимала рукоять сабли. Чёрные волосы прилипли ко лбу, а на сдвинутых бровях собрались капельки пота. Быстрым, отточенным движением, свидетельствовавшим об умении пользоваться их неслышным языком, он подал сигнал четырём ассасинам за его спиной, заставляя разбиться на две группы. Каждая из них будет патрулировать одну улицу, тщательно стараясь избегать стражи – что стало сложнее, ведь с началом убийств количество стражников почти удвоилось.

Спутники кивнули и тихо разошлись, прячась в тенях и держа руки у кинжалов и смазанных ядом коротких мечей. Проводив их взглядом, Келмар выпустил долго сдерживаемый выдох; боль пронзила его голову, переходя на шею. Эта боль теперь повторялась часто и была настолько сильной, что могла поставить его на колени. И вместе с болью приходили видения.

Он старался не думать о кошмарах, осаждавших его в моменты сильнейших страданий – образы окровавленных, мёртвых лиц, чьи рты застыли в молчаливой муке. Тепло разливалось по груди при звуке шумящей в ушах крови. Потянувшись к тунике, граф вытащил амулет, который он раздобыл, когда всё только началось. Большое рубиновое сердце светилось и билось в унисон с каким-то неведомым ритмом. Спрятав это тепло в кулак, он озирался по сторонам, надеясь заметить убийцу, который, как он знал, прямо сейчас бродил по этим улицам.

Келмар не мог не вспомнить самое первое из этих жутких видений – видение собственной смерти.

А вспомнив, граф содрогнулся.

Бориал был рад избавиться от графа на несколько часов. Эта одержимость убийцей казалась ему странной и немного беспокоила. Его товарищ Фаэрдрал, похоже, особо не переживал – он никогда не отличался сообразительностью и уж тем более стройными размышлениями. Они пробирались над улицей Слоновой Кости, в западной части Торгового округа, повторяя путь другой пары, над параллельной Храмовой улицей, и сейчас остановились на крыше заброшенного склада, чтобы осмотреть местность, прежде чем двинуться дальше.

– Фаэр? – прошептал ассасин.

– Чего, Бор?

– Как думаешь, к чему это всё? – Бориал с излишним оптимизмом ожидал осмысленного ответа от своего совсем не смышлёного напарника, но решил, что попытаться спросить всё же стоило.

– К чему? Я просто решил, что сверху будет лучше вид, – Фаэрдрал продолжил осматривать всю длину улицы своими хорошо видящими в темноте глазами. Многие из братьев в гильдии из-за его прекрасного ночного зрения подозревали, что он хранит в себе частичку крови эльфов.

– Да нет, я имею в виду, почему новый граф так хочет остановить этого убийцу? Я слышал, что он и сам не боится запачкать руки в крови, ходят слухи, что он свёл в могилу даже собственного брата, графа Лукана.

Фаэрдрал прищурился, обдумывая вопрос. Несмотря на то, что думали о нём его собратья, он вовсе не был тупым – просто не торопился. Хорошенько подумав над ответом, он наконец ответил, слегка напугав Бориала, который уже успел сосредоточиться на осматривании окрестностей:

– Полагаю, вопрос в деловой репутации.

– Репутации?

– Ага. Граф вложился в несколько предприятий в этом округе, значит, должен платить налоги и подати Дюку и Совету Лордов. Тела на улицах денег не приносят. И гульдера не заработаешь, если все будут бояться приходить сюда и тратить.

Бориал признал наличие смысла, он и сам видел не одного предпринимателя, сразу же буквально зверевшего, если прибыли проседали хотя бы немного.

– Не говоря уже о менее легальной деятельности графа на стороне. Не знаю, как ты, а я насчитал не меньше трёх патрулей городской стражи, от которых нам пришлось скрыться на пути сюда. Хранить подпольные операции в тайне становится накладно.

Бориал посмотрел вниз на улицу и согласно покивал. Но всё же что-то было в глазах Келмара более тёмное, излишняя осмотрительность, несвойственная торговцу, просто потуже завязывающему кошелёк.

Странный звук полностью завладел их вниманием. Они позабыли о разговоре, напряжённо вслушиваясь и пытаясь определить источник. Вот снова – приглушённый стон совсем недалеко к востоку. Быстро, как кошки, ассасины спустились по стене здания, двинувшись в сторону нарушенной ночной тиши.

Пробираясь по краю тёмного переулка, Фаэрдрал знаком велел остановиться – оба мужчины услышали затруднённое дыхание из аллеи. Высунувшись из-за угла, готовый в любую секунду сдёрнуть кинжал с пояса, Фаэрдрал вгляделся в тени.

Но его глаза увидели лишь спящего бедняка, завернувшегося в потрёпанный старый плащ и прислонившегося к стене. Разочарованный ассасин прислонился к каменной стене и расслабился. Бориал раздражённо закатил глаза, но продолжил осматривать улицу, надеясь заметить хоть что-нибудь, о чём позднее можно будет доложить графу. Фаэрдрал выпрямился и начал переходить улицу, направляясь к следующему зданию, его приятель последовал за ним.

В тот момент, когда Бориал посмотрел на север, в сторону перекрёстка, что-то тёплое и мокрое попало ему на правую щёку и шею. Повинуясь инстинкту, он повернулся, левой рукой доставая метательный кинжал из ножен. Но там стоял только Фаэрдрал – с широко раскрытыми глазами и тихо хватая ртом воздух. Два необычных костяных лезвия торчали у него из груди, приподнимая его над землёй; носки его сапог слегка дёргались над булыжниками дороги, пока жизнь вытекала из него вместе с кровью.

Только когда нож несчастного выпал из его руки, Бориал заметил, что оружие при падении не издало ни звука, хотя должно было звенеть громче сотни мечей в неподвижном ночном воздухе. Необычное оцепенение разлилось по венам ассасина, и необъяснимый ужас парализовал всё тело, позволяя двигаться лишь глазным яблокам.

Он заметил покрытую толстой чешуёй, шипами и острыми костяными отростками конечность, выходящую из-за спины Фаэрдрала. Она тянулась до фигуры сейчас вполне бодрствующего бродяги, причудливыми изгибами скрываясь под потрёпанной одеждой, словно змеиный хвост. Бедняк лежал на животе, опираясь на обтянутые серой кожей руки. Из-под капюшона его грязного плаща виднелись только два светящихся, словно поздний закат, глаза и улыбающийся рот, полный острых зубов-иголок.

Каждая мышца в теле Бориала велела ему двигаться, но пульсирующие волны могучей силы исходили от бьющегося в конвульсиях тела нищего. Бесконтрольный ужас навалился на ассасина, заставив упасть на колени. Его собственное оружие беззвучно покатилось по камням улицы, когда его руки обмякли.

Наблюдая за тем, как человеческая фигура вырастает, шея удлиняется, а на плаще выступают тонкие сосуды, и одежда натягивается на увеличивающихся костях, Бориал внезапно осознал, что ни разу в жизни не молился ни одному богу, кроме Тиморы, Леди Удачи.

Он увидел, как тело его товарища дёрнулось как тряпичная кукла и упало, когда немыслимо длинный хвост высвободил из него своё двойное остриё.

Когда чудовище сложило крылья, ассасин взглянул в светящиеся глаза, окружённые маленькими колючками и острыми шипами и теперь намного бо́льшие в размерах, а также на клыки, точно костяные мечи блестевшие в лунном свете.

Больше он никогда не молился. Последним увиденным им зрелищем стало красно-оранжевое сияние над рядами острых зубов.

На следующий день Келмар одевался, будучи очень злым – полный провал прошлой ночи всё ещё был свеж в памяти. Ассасины не только не смогли заметить монстра по прозвищу Мрак – двое из них даже позволили себя убить, ещё выше подняв уровень тревожности в городе. На его взгляд, эта охота стала привлекать к себе слишком много внимания.

Голова всё ещё болела после использования амулета. Откуда-то он знал, что предмет либо был напрямую связан со Мраком, либо его магия помогала обнаруживать подобных ему. Граф не был до конца уверен, стоили ли боль и кошмары от его активации безумства охоты на существо.

Он застегнул пояс и повесил на него изящную саблю с серебристой рукоятью, заслужившую ему внушительную репутацию за прошлые года.

Много лет он был никчёмным младшим сыном семьи Даргрен. Никем в тени покойного брата, графа Лукана. Келмара тошнило от набожности его семьи и лояльности её трону, поэтому он проводил время за выпивкой и дуэлями. Его умение обращаться с клинком заинтересовало Школу Скрытности, увидевшей в нём возможность заполучить ещё один контакт среди знати. Сам же граф видел в Школе полезного и выгодного союзника.

Он спустился по лестнице в общую залу «Шепчущей Девы», одной из более новых таверн, построенных в Садовом округе в рамках послевоенного восстановления. Мужчине нравились роскошь и уединённость этого места. У него имелось собственное поместье в нескольких километрах от города, так сказать, родовое гнездо, но он предпочитал оставаться в городе. Так было проще присматривать за делами.

Сейчас общая комната пустовала, но улыбчивый трактирщик любезно подал приготовленный для графа завтрак, хотя время уже давно перевалило за полдень. Келмар кисло уставился на перепелиные яйца с беконом на тарелке – головная боль отразилась и на его желудке. Но он жадно выпил пряный эль, которым это заведение прославилось, и заказал ещё. Со времён молодости его тяга к спиртному поутихла, но не исчезла насовсем.

Нервная служанка принесла вторую кружку, стараясь не привлекать внимания известного своим крутым нравом и выходками человека. Тот не обратил на неё внимания, уставившись на пенную шапку напитка – благо его мысли сейчас находились далеко от таверны. Келмар снова попытался приподнять завесу памяти между ним и недавним прошлым, пытаясь раскрыть секреты, спрятанные от него самого.

С яростным рёвом боль в голове вернулась; граф закричал, сжав кулаки, и сбил заказанным им эль со стола. Служанка дёрнулась, и хозяин отправил её на кухню, бросив обеспокоенный взгляд на буйного посетителя. Тот глубоко задышал, плотно закрыв глаза и сосредоточился на настоящем вместо прошлого.

Когда боль уменьшилась, снова нахлынули видения. Амулет нагрелся и светился под чёрной шёлковой рубашкой; мужчина схватил его вместе с тканью под напором очередного потока гротескно-кровавых картин, наполненных ужасом глаз и вкуса крови во рту. От последнего ему чуть не стало плохо, но он держался до тех пор, пока и изображения не погасли.

Пришла пора пробовать другие варианты, решил он.

Было глупо использовать Школу Скрытности. Без знания истинной природы их цели они не были готовы к сражению с чудовищем, но Келмар твёрдо был намерен сохранить сущность Мрака в тайне до той поры, пока он не узнает больше об обстоятельствах, которые привели это создание в Зазесспур. У него имелись и другие подозрения – ощущения, шевелившиеся в самом сердце, от которых стыла кровь – но в них он пока не готов был признаться даже себе. Ему нужно было узнать больше.

Покинув таверну, граф пешком добрался до Коврового округа, наслаждаясь взглядами простого народа, когда он проходил мимо. Келмар никогда не опровергал слухи о том, что он убил брата, но и не подтверждал их.

Пусть думают, что хотят, размышлял он, ведь слухи и страх могут быть могучими союзниками.

Он держался северо-восточных улиц, избегая света раннего заката и болезненной рези от него в чувствительных глазах. Ковровый округ до войны имел дурную репутацию, но сейчас, благодаря реконструкции и новым законам, почти весь Зазесспур старался создать более достойный образ этого района. Рассматривая восстановленные магазины и деятельных горожан, потихоньку возвращавшихся домой, Келмар покачал головой, смакуя тёплые воспоминания. Он кивнул небольшому патрулю, отметив невысокую численность стражников в дневное время – и раздражаясь при мысли об её увеличении в ночное.

Наконец он пришёл к маленькому каменному зданию – когда-то двухэтажному, но пожар уже давно позаботился о верхнем этаже. Первый же был обитаем, хоть граф и ненавидел туда заходить.

Распахнув без стука слегка обугленную дверь, он вгляделся во тьму, высматривая знакомую съёжившуюся фигуру. Келмара поприветствовали запахи жасмина и сандалового дерева, смешанные с какими-то ещё, которые лучше было не идентифицировать. Голос раздался у него за спиной, когда граф захлопнул дверь и задвинул засов.

– Я могла убить тебя, племянничек, – сухой шёпот пронёсся по комнате, словно эхо от водопада.

– Ты знала, что я иду, дорогая тётушка, иначе не оставила бы дверь незапертой, – улыбнулся Келмар, повернувшись к говорящей тени.

– Пф, – всё что он получил в ответ, не считая шевеления и тихого ворчания по поводу высокомерных юнцов.

Граф взял с маленького столика у двери лампу и переставил её на каменную полку камина, перед которым его тётя обычно сидела в ветхом кресле, заваленном подушками. От нового она отказалась, когда племянник начал заведовать финансами семьи, а последний, в свою очередь, больше не настаивал. Предложил он тогда чисто машинально – на самом деле ему не было особого дела до её удобства.

– Пираса! – сказала старуха магическое слово, заставив фонарь загореться, хотя внутри уже многие годы не бывало масла.

Келмар бесстрастно и без эмоций, несмотря на её безобразность, взглянул на тётку, сестру-близнеца его матери. Она давно полысела, а один глаз перестал видеть из-за пепла, падавшего сверху тогда, при пожаре, уничтожившем верхнюю часть дома. Старая женщина не выносила целителей, поэтому глазница оставалась пустой и окружённой зарубцевавшейся кожей.

Тётя тоже осмотрела племянника, отметив шрам, который тот носил с гордостью – тонкая полоса на щеке, напоминание о давней дуэли и неопытной руке. Это был его первый и последний шрам. Он всё ещё носил угольно-чёрные волосы почти до плеч, резко контрастировавшие с бледной кожей – результатом ночной жизни, которую он предпочитал.

Под её молчаливым взглядом Келмар начал ощущать, как зачесалась кожа, а маленькие щупальца боли начали пробираться по венам. Женщина читала его, находя в самом его естестве ответы, которые, как она знала, нужны были её племяннику. Он наблюдал за ней, тоже читая её и выжидая, когда же она найдёт боль и кошмары.

Её единственный глаз сузился, когда наткнулся на то место, где под рубашкой покоился амулет. Граф ощущал, как предмет нагревает кожу, становясь горячее, когда магический взор приближался. Боль в голове снова начала пульсировать, совпадая с волнами жара от амулета. Он заставил себя сидеть неподвижно и плотно закрыл глаза, борясь с этими ощущениями.

Женщина охнула, когда заклинание коснулось границ кулона. Её тело напряглось, а сама она закричала – сдавленный и скрипучий звук, словно треск наэлектризованного воздуха. Затем, содрогаясь, закашлялась. Келмар услышал, когда его тётка почувствовала силу амулета, и непрошеная улыбка возникла на его тонких губах. Он не мог объяснить, почему, но его захватила острая радость от её страданий после касания. Эта внезапная, сбивающая с толку эмоциональная вспышка тоже стала для него болезненной, доведя боль до границы того тёмного места, где скрывались видения, кошмары и предзнаменования с привкусом крови и ужаса.

Её беззвучное заклинание распалось, и теперь женщина сидела, сгорбившись. Её дыхание с трудом пробивалось через морщинистые губы, покрытые маленькими каплями крови. Цена за чары оказалась высокой, ведь она использовала больше силы, чем того хотела. Подняв на племянника взгляд, старуха ждала ответы на вопросы, касающиеся того самого тёмного места, места, куда она не посмела войти.

Когда его собственная боль поутихла, Келмар открыл глаза и небрежно кинул:

– Его зовут Ксесиллидаугримм, для меня просто Мрак. Шипастый дракон. Я чувствую его голод, иногда вижу его глазами и ощущаю то, что ощущает он, но всё это ценой жуткой боли. Я не помню, как повстречал этого монстра, но просто знаю то, что знаю, – он смолк, посмотрев на родственницу.

– Есть что-то ещё, ведь так? – хлестнула она быстрым вопросом. – Что ты чувствуешь? Что ты знаешь?

Она ни разу не отвела взгляда от мягкого свечения амулета, теперь видимого под рубашкой.

Келмара передёрнуло от собственных мыслей; злость вскипела в нём, а губы скривились в тихой ярости, когда он ответил:

– Думаю, он забрал мою душу.

– Это возможно, но душу не так просто забрать. Особенно шипастому дракону, кто больше известен за так подходящие ему прозвища, нежели за владение изощрённой магией душ, – графу показалось, что тон её смягчился, и это вызвало у него подозрения, что женщина что-то скрывает. – Хотела бы я, чтобы моя сестра была жива – она как раз и была волшебницей душ, и больше знала в некромантии, чем я.

Затем она бросила на племянника косой взгляд.

– Ты снова будешь на него охотиться сегодня ночью?

Но решительный вид мужчины ответил на её вопрос даже до того, как она его задала.

Медленно, скрипя суставами, старуха поднялась с кресла. Дошаркала до старинного шкафчика, забитого бутылочками и мешочками, источниками смутного запаха, стоявшего в комнате. Вытащила оттуда пять шнурков, в которые были вплетены стебли чёрной травы без запаха. Вернувшись к креслу, она осторожно передала их племяннику.

– Обвяжи эти обереги вокруг рукоятей пяти мечей, крестовым узлом. Когда дракон вступит в битву, развяжи их и высвободи магию – она защитит тебя и твоих людей и причинит много вреда зверю.

Келмар недоверчиво осмотрел бечёвки, вспоминая лица мёртвых ассасинов, повстречавшихся с вирмом.

– И следи за этой безделушкой на шее, – добавила женщина. – Не знаю, где ты её раздобыл, но похоже она хочет свести тебя и Мрака вместе. Она найдёт дракона для тебя, хотя ты, возможно, хотел бы обратного.

Граф встал и кивнул своей тётушке, всё ещё считая, что она что-то недоговаривает – но решил, что у неё есть на то свои причины. Не говоря ни слова, он развернулся и вышел из неуютного каменного жилища во тьму раннего вечера. Забавно, но засов за ним быстро вернулся на место.

Во тьме заброшенной лавки в Торговом округе, Мрак притаился, приняв стесняющую личину бедняка и оглядывая улицу из разбитого окна. Видения снова пришли, когда он здесь проснулся.

Он видел старую бабку в маленькой каменной халупе; она составляла свои маленькие человеческие колдунства из своих маленьких человеческих слов. Он почувствовал, как разум графа потянулся к нему, используя силу загадочного амулета. Боль от этих поисков была ошеломляющей, однако Мраку нравилось её ощущать. Кровь горела, а сама душа корчилась в агонии, пока он становился сильнее, могущественнее. Смертоноснее.

Запах страха снаружи и стук бьющихся сердец дал дракону понять, что граф нашёл его. И послал своих людей подготовить ловушку. Четверо убийц пытались укрыться в тенях окружающих зданий. Очевидно, Келмар так и не раскрыл им истинную природу Мрака. Тонкие, пепельно-серые губы растянулись в улыбке, открывая невозможное число острых зубов.

«Замечательно, – подумал он, – сейчас я им покажу засаду».

После чего встал и пошёл к двери хромой походкой, которую он отточил, будучи в теле нищего. Медленно добравшись до центра улицы, вирм остановился в свете Селуны, ожидая атаки охотников. Не почуяв присутствия графа, он тихо обругал Келмара за трусость.

Быстрые щелчки арбалетов повеселили Мрака; он ощутил толчки от болтов, ударивших в грудь и плечи. Яд на снарядах пах сильно и едко, но был бесполезен против него. Дракон стряхнул дротики – они лишь слегка оцарапали его прочную кожу.

Дразня ассасинов, он использовал свою способность подражать звукам и запел песенку, которую пела маленькая девчушка, на которую он охотился пять ночей назад. Детский голос плыл над тёмными улицами; бодрая и жизнерадостная мелодия охлаждала летний ночной воздух. Наёмники непроизвольно содрогнулись и крепче взялись за рукояти мечей, готовясь развязать верёвочки, выданные им графом.

Как только они коснулись магических оберегов, песня Мрака прервалась, а его игривое настроение улетучилось перед лицом этих чар. На его место пришла ярость; дракон выпрямился и сосредоточился – он не уступит высокомерию насекомых, ищущих смерти.

Они тихо набросились с четырёх сторон, окружая вирма. Быстрее, чем мог уследить глаз, Мрак ринулся навстречу ассасину слева, более не сохраняя человеческий облик. Границы тела размылись, когда оковы колдовства ослабли – хвост хлыстом вырвался из-под разорванной одежды, которая превратилась в крылья.

Дракон сменил опору, опустившись на все четыре конечности и повернув длинную шею к трём оставшимся ассасинам – четвертый оказался разрезан напополам несущим смерть хвостом. Мрак видел сияние магии на клинках, однако внезапный ужас замедлил их движения, когда дракон явил себя полностью.

Теперь он стал воплощением ночного кошмара; каждая чешуйка его двенадцатиметрового тела, казалось, служила только двум целям – резать и кромсать, а усыпанную клыками пасть окаймляла корона колючек и острых костяных наростов. Короткие крылья не годились для дальних полётов, но отлично справлялись с быстрыми ударами и прыжками. Приближаясь к нападающим, вирм подобрался, словно большая охотящаяся кошка, а его глаза засветились от ярости при виде их храбрости.

Человек слева, чья вера в магический клинок придала ему стойкости, бросился на врага. Но хвостовые клинки Мрака выбили меч из правой руки ассасина и аккуратно отсекли пальцы до самых костяшек. Несчастный едва только начал осознавать случившееся, как второй хлёсткий удар выпустил ему кишки.

Пока Мрак ненадолго отвлёкся, охотник справа неслышно проскользнул вплотную к ящеру, взмахнув зачарованным оружием и нанеся глубокий порез на правом плече, около сочленения с крылом. Мрак взревел от боли, вызванной магией, и рефлекторно полоснул обидчика; погрузившись глубоко в незащищённую доспехами грудь ассасина, его когти отправили того в полёт, превратив в кровавое пятно на ближайшей стене.

Все чувства оставили Мрака, когда боль в плече стала тупой и пульсирующей. Он вновь взревел, высвобождая драконовый ужас, до сих пор сдерживаемый внутри. Ощущение безысходности накатывало на последнего ассасина волнами, в такт биению мощного драконьего сердца, сокрушая волю человека.

Убийца повернулся бежать, бросив меч. В этот момент Мрак бросился, болезненно взмахнув крыльями, и приземлился на спину беглеца. Его тяжесть легко выдавила жизнь из обречённого бедолаги, но охваченный жаждой крови дракон все равно растерзал тело на кусочки, ломая кости и разрывая нежную плоть своими крепкими когтями.

Затем остановился, услышав приближающийся шум за спиной – звук шагов человека, уверенно идущего в сторону жуткой сцены. «Наконец-то, – подумал Мрак, – сам граф пожаловал лично принять мою работу».

Завернув с северной улицы, одинокий стражник остановился, когда лунный свет выявил брызги крови и обезображенные трупы. Его желудок перевернулся при виде подобной жестокости. Взглянув налево, мужчина застыл, увидев, как приближается Мрак.

Дракон мысленно обругал себя за шум, которым сопровождалась кровавая вакханалия. Он привлёк внимание стражи. Скоро за этим одиночкой прибудут и многие другие.

Прыгнув вперёд прежде, чем человек успел закричать или убежать за подмогой, вирм сомкнул челюсти на груди жертвы, прокусив тонкую кольчугу и пустив кровь.

Одно из его лёгких оказалось прокушено драконом; стражник хрипел и булькал, пока чудовище проворно тащило его в укромный тёмный проход ниже по улице.

Укус шипастого дракона, как и всех его сородичей, высасывал жизнь, вытягивал саму душу в цепкой хватке смерти.

Стражник барахтался всё слабее, пока его жизненная сила залечивала ранения дракона, частично затягивая рану на плече. Но несмотря на целительный эффект, боль полыхала в его груди, заставляя ещё сильнее сжимать бездыханное тело, заставляя упасть на покрытую тенями землю. Эта боль была почти такой же, как раньше, но всё же немного другой, исходящей изнутри; непонятные изображения заполнили мысленный взор вирма.

Амулет, жемчужина его коллекции, которую он так давно оставил около Миф Драннора, плыл перед его глазами. Он забыл, что когда-то владел им, этим могущественным артефактом, оберегаемым столетиями. Вернулись древние воспоминания – в особенности о волшебнике, который пытался украсть его душу, используя амулет для усиления собственной некромантии.

Дракон вспомнил, что победил мага, но после этого память становилась изломанной и нечёткой. Враг за врагом приходили к нему, все с этим амулетом, вызывающим страдания и кошмары. Наконец, когда муки от воспоминаний достигли предела, он вдруг увидел лицо только что убитого им молодого городского стража, всё залитое кровью и обрамлённое сияющим кулоном.

Искажённое мукой лицо приблизилось, и новые образы хлынули в его голову с силой древней магии. Воспоминания о детстве на ферме за стенами Зазесспура, запахи собираемого с полей урожая, желания научиться владеть мечом, помогать людям, стать кем-то большим, нежели простым фермером. Энергия жизни юноши, тёкшая по венам дракона, превращалась в огонь в его разуме.

Мрак потерял сознание, когда шквал боли стал невыносимым, а его мечущийся мозг слишком ослаб, чтобы противостоять таким чарам.

Кожа его натянулась, чешуйки исчезли, а клыки уменьшились в размерах.

Вечерняя тишина снова вернулась на свой пост, накрыв собой, словно одеялом, всех, кто совсем недавно нарушил её.

Вскоре с разных направлений прибыло три патруля городской стражи. Их командир, капитан Бегг, следил за осмотром места преступления и выносом тел. Один из офицеров подошёл к нему с рапортом.

– Сэр, наши люди вернулись из поместья графа Келмара, в котором, согласно показаниям слуг, он отсутствовал последние десять дней. В «Шепчущей Деве» тоже ни следа его. Стоит ли продолжать поиски?

Капитан Бегг медленно покачал головой.

– Забудь, какие-то охотники нашли вчера его тело, спрятанное рядом с тем местом, где был убит его брат.

– Сэр, но только вчера я видел графа в… – обескураженно начал было офицер.

– Я понимаю. И в то же время – нет, – капитан снова покачал головой. Непростая неделя. Он поднял взгляд и заметил одного из подчинённых, стоявшего с пустым взглядом рядом с местом происшествия. – Таэдрас? Ты где был? Что с тобой случилось?

Таэдрас повернул голову, взглянув на кровоточащий порез на правом плече. Солдат ощутил странное тепло на груди и какое-то ожерелье под туникой.

Краткая боль вспыхнула между глаз, когда он попытался что-нибудь вспомнить, чтобы ответить командиру. Боль усиливалась, и мужчина плотно закрыл глаза. А когда она начала затихать, то единственный образ предстал перед его мысленным взором. Картина его собственной гибели.

И при виде её Таэдрас содрогнулся.