Глава 11

Роф вошел в туннель в темпе вальса, грохот его ботинок, словно раскаты грома, отдавался эхом так, что он буквально превратился в марширующий оркестр. Джордж бежал рядом с ним, его ошейник позвякивал, когти цокали по бетонному полу.

Дорога из учебного центра в особняк занимала не меньше двух минут, от трех до четырех, если идти медленно и болтать. Но не в этот раз: Джордж остановил его перед армированной дверью через каких-то тридцать секунд после того, как они вышли из офиса через шкаф.

Поднявшись по невысоким ступенькам, Роф нащупал панель и ввел код. С лязгом, будто это был банковский сейф, замок открылся, и потом они прошли через проем к следующей двери. Разобравшись с последней, они вышли в огромное фойе, и Роф сразу же принюхался.

Ягненок — на Последнюю трапезу. Камин — в библиотеке. Вишес курит самокрутку в бильярдной.

Дерьмо. Он должен рассказать брату о том, что произошло в зале с Пэйн. Черт, технически, он должен парню рит.

Но это может подождать.

— Бэт, — сказал он псу. — Ищи.

Он и его животное несколько раз проверили воздух.

— Наверх, — приказал он, когда пес двинулся вперед.

Когда они поднялись на площадку второго этажа, запах Бэт стал сильнее… и значит, они двигались в верном направлении. Плохие новости? Запах шел слева.

Роф прошел по коридору со статуями, мимо спален Джона и Хекс, Блэя и Куина.

Они замерли еще до спальни Бэллы и Зэйдиста.

Он и без пса понял, что они достигли пункта назначения… и он знал наверняка, перед чьей комнатой они стояли: даже в коридоре, гормоны беременности так сильно переполнили воздух, что, казалось, образовывали бархатную занавесь.

Поэтому его Бэт была здесь, ведь так?

«Женщины не хранят секреты от мужчин, которые их уважают».

Черт возьми. Не говорите, что его супруга хотела ребенка и что-то предпринимала по этому поводу, даже не поговорив с ним.

Стиснув зубы, он поднял руку, чтобы постучать… но в итоге с силой ударил по двери. Один раз. Второй.

— Войдите, — сказала Избранная Лейла.

Роф широко распахнул дверь, зная, когда именно шеллан увидела его: пахнущий дымом запах вины и обмана пересек комнату.

— Нам нужно поговорить, — сказал он резко. А потом кивнул — как он надеялся — в сторону Лейлы. — Избранная, прошу извинить нас.

Женщины что-то сказали друг другу, Бэт — напряженно, Лейла — взволнованно. А потом его супруга встала с кровати и подошла к нему.

Они не сказали друг другу ни слова. Пока она не закрыла дверь за ними. Пока они не прошли по коридору бок о бок. И лишь дойдя до своего кабинета, Роф приказал Джорджу оставаться снаружи и запер их в комнате.

Хотя он весьма близко познакомился с расстановкой навороченной французской мебели, он выставлял руки в стороны, прикасаясь к укрытым шелком креслам и изящной софе… а потом — к углу отцовского стола.

Обойдя его и сев на трон, Роф вцепился в массивные резные подлокотники… так сильно, что дерево протестующе затрещало. — Как давно ты начала сидеть с ней?

— С кем?

— Не прикидывайся дурочкой. Тебе это не идет.

Воздух в комнате буквально застыл, и он услышал ее шаги по обюссонскому ковру. И пока Бэт ходила, он мог представить ее: брови низко опущены, губы сжаты, руки скрещены на груди.

Вина исчезла. Сейчас она была такой же злой, как и он.

— Почему тебя это вообще волнует? — пробормотала она.

— Я имею все права знать это.

— Что, прости?

— Она беременна. — Он ткнул в ее сторону пальцем.

— А то я не заметила.

Он так сильно ударил кулаком, что телефонная трубка соскочила с держателя.

— Ты хочешь спровоцировать свою жажду?!

— Да! — закричала она в ответ. — Хочу! Это что, преступление?!

Роф шумно выдохнул, казалось, его сбила машина. Снова.

Изумительно, какое опустошение порой чувствуешь, когда озвучивают твой самый сильный страх.

Сделав два глубоких вдоха, он понял, что должен тщательно выбирать слова… хотя его надпочечники заработали на полную и накачивали его кровеносную систему целой тучей «О-Боже-Мой», так, что он просто тонул в парализующем страхе.

В тишине «бип-бип» телефона казался таким же громким, как ругань, потоком лившаяся в их мыслях.

Дрожащей рукой Роф похлопал по столу, пока не нашел приемник. Он вернул трубку на место со второй попытки, но на этот раз умудрился ничего не расквасить.

Милостивый Боже, как же тихо в комнате. По непонятной причине он с неестественной четкостью ощутил кресло, на котором сидел, все, начиная с кожаной обивки, резных символов под предплечьями, до царапавшей тело спинки, поднимавшейся позади него.

— Мне нужно было услышать это, — сказал он безжизненно, — и знай, я говорю начистоту. Я ни за что не обслужу тебя во время жажды. Никогда.

Сейчас она задышала так, будто получила удар в живот.

— Я не… я не верю, что ты только что сказал это.

— Этому не бывать. Никогда и ни за что. Я никогда не сделаю тебе ребенка.

Он немного вещей знал со стопроцентной уверенностью. Это и тот факт, что он невероятно сильно любил ее.

— Не будешь, — хрипло уточнила она. — Или не можешь.

— Не буду. То есть н-е-б-у-д-у.

— Роф, это нечестно. Ты не можешь делать такие категоричные заявления, словно это одна из твоих прокламаций.

— Значит, я должен лгать о своих чувствах?

— Нет, но ты мог рассказать мне о них, ради всего святого! Мы — партнеры, и это влияет на нас обоих.

— Обсуждение не изменит ситуации. Если ты пожелаешь и дальше тратить время с Избранной, то это твое решение. Но если слухи правдивы, и это подтолкнет тебя к жажде, так знай, что ты пройдешь через нее с участием лекарств. Я не буду обслуживать тебя.

— Господи… словно я какая-то домашняя зверушка, которую нужно отвезти к ветеринару?

— Ты понятия не имеешь, что из себя представляют эти гормоны.

— Какие слова. И бросает их мужчина.

Он пожал плечами.

— Это достоверный биологический факт. Когда у Лейлы была жажда, мы все ощутили это, во всем особняке… и даже спустя пару дней после. Марисса годами пользовалась обезболивающими. Так все делают.

— Да, наверное, когда женщина не замужем. Но в последний раз, когда я проверяла, мое имя красовалось на твоей спине.

— То, что ты замужем, еще не означает, что обязательно должна иметь детей.

Какое-то время она молчала.

— Тебе хоть на мгновение приходило в голову, что это может быть важным для меня? И не в духе «О, я хочу новую машину» или… «Я хочу вернуться в школу». И даже не «Как насчет того, чтобы время от времени устраивать гребаные свидания, в перерывах между покушениями и твоей ненавистной работой?». Роф, дети — основа жизни.

И дорога к смерти… для нее. Столько женщин умирали на родильном ложе, и если он потеряет Бэт… Дерьмо. Он даже гипотетически не мог представить.

— Я не дам тебе ребенка. Я мог бы подкрепить правду целой кучей несущественной ерунды и утешений, но, рано или поздно, тебе придется принять этот факт…

— Принять? Словно кто-то с простудой чихнул на меня, и я просто должна посвятить себя кашлю на пару дней? — Удивление в ее голосе звучало так же четко, как и ее гнев. — Ты себя слышишь?

— Я отлично понимаю каждое свое долбаное слово. Уж поверь.

— Окей. Хорошо. Как насчет того, что посмотреть на это с другой стороны. Скажем так… ты подаришь мне ребенка, которого я так хочу, и с этим тебе придется свыкнуться. И точка.

Он снова пожал плечами.

— Ты не сможешь заставить меня быть с тобой.

Когда Бэт изумленно вздохнула, ему показалось, что они вошли в принципиально иную плоскость в их отношениях… не сулившую ничего хорошего. Но пути назад нет.

Ругаясь себе под нос, он покачал головой.

— Сделай себе одолжение и перестань часами сидеть рядом с Избранной каждую ночь. Если повезет, то ничего не выйдет, и мы оба просто забудем о…

— Забудем о… минутку. Ты… ты… ты совсем рехнулся?

Дерьмо. Его шеллан никогда не запиналась и не заикалась, и очень редко ругалась. Тройной джек-пот.

Но это ничего не меняло.

— Когда ты собиралась сказать мне? — требовательно спросил Роф.

— Сказать что? Что порой ты бываешь настоящим засранцем? Как насчёт этого?

— Нет, если ты умышленно пытаешься спровоцировать жаждущий период. Это касается нас обоих.

Что бы произошло, если бы у нее внезапно началась жажда, если бы они были вместе, наедине, в дневное время? Он мог поддаться и тогда…

Плохо. Особенно если бы позже он выяснил, что она тусовалась с Избранной именно ради этого.

Он посмотрел на нее.

— И да, когда именно ты собиралась сказать мне? Не сегодня же ночью, верно? Может, завтра? Нет? — Он наклонился к столу. — Ты знала, что я не хочу этого. Я говорил тебе раньше.

Опять ходит кругами: он мог слышать каждый ее шаг. Пока она не остановилась.

— Знаешь, пожалуй, сейчас я пойду, — сказала она, — и не потому, что просто собиралась куда-то этой ночью. Я не хочу тебя видеть какое-то время. И потом, когда я вернусь… мы снова поговорим об этом… обсудим обе стороны вопроса… нет! — приказала она, когда он начал открывать рот, — ты не скажешь ни одного гребаного слова. Иначе, мне захочется собрать вещи и съехать отсюда, навсегда.

— Ты куда собралась?

— В противовес всеобщей убежденности у тебя нет права знать, где я в ту или иную секунду дня и ночи. Особенно после твоей обличительной речи.

Снова выругавшись, он поднял очки и потер переносицу.

— Слушай, Бэт, я просто…

— О, я услышала достаточно. Поэтому сделай нам обоим одолжение, оставайся там, где сидишь. Учитывая, к чему ты клонишь, этот стол и жесткое кресло — единственное, что тебе светит. Начинай привыкать.

Он закрыл рот. Затем услышал, как она уходит и стук двери, закрывшейся за ней.

Он собирался вскочить и побежать за ней, но потом вспомнил слова Джейн об МРТ Джона в человеческой больнице. Наверное, она собиралась туда… она сказала, что для нее важно поехать с ним.

Внезапно он вспомнил припадок и то, что произошло в промежутке. Он разговаривал с Куином о том, что пытался сказать Джон Бэт… если его шеллан что-то пытались сказать, он собирался узнать подробности, черт подери.

«Ты будешь под моей защитой. Я позабочусь о тебе».

Окей, запишите как «Что за нахрен». Как правило, Роф никогда не ссорился с Джоном Мэтью. На самом деле, парень всегда ему нравился… настолько, что казалось жутким, насколько удивительно легко немой боец вошел в их жизни… и задержался там.

Прекрасный солдат. С головой на плечах. А отсутствие голоса не являлось проблемой ни для кого, кроме Рофа, ведь он не мог видеть, чтобы понимать язык жестов.

О, а что до анализа крови, утверждавшего, что он — сын Дариуса? Чем больше времени проводишь времени с парнем, тем очевидней становится связь.

Но он проводил четкую границу там, где любой мужчина пытался встать между ним и его шеллан, родной он брат или нет. Он один обеспечит защиту и будет заботиться о Бэт. Никто другой.

И позже он поговорит с Джоном… но, что странно, казалось, парень сам не ведал, что нес: Джон недостаточно хорошо знал Древний Язык, чтобы свободно общаться на нем, а Блэй и Куин подтвердили, что он, казалось, произносил губами именно это.

Плевать. Джон получит лечение, и в плане Бэт точно не принесет никаких проблем. Но эта фигня с детьми…

Прошло много времени, пока Роф смог, наконец, оторвать руки от подлокотников, в которые вцепился, и когда он размял их, захрустели костяшки.

Учитывая, к чему ты клонишь, этот стол и жесткое кресло — единственное, что тебе светит.

Ну и бардак. Но сама суть, железобетонная правда… он не мог потерять ее из-за беременности. Какой бы ужасной не была ссора между ними, по крайней мере, они оба живы и продолжат жить: ни за что на свете он по доброй воле не подвергнет риску ее жизнь просто ради гипотетического сына или дочери… которые, кстати, если доживут до перехода, будут страдать от королевского наследия, как и он сам.

И это другая проблема. Он не стремился обрекать невинного на это королевское дерьмо. Оно разрушило его жизнь… и не такое наследие он хотел бы передать кому-то, кого будет любить почти так же сильно как и свою шеллан…

Передвинув трон, он посмотрел вниз, на себя… и нахмурился.

Он, конечно, ничего не видел, но осознал… что у него была эрекция. Пульсирующая, напряженная длина натягивала ширинку его кожаных штанов.

Будто ей было куда податься.

Опустив голову на руки, Роф точно понял, что это означало.

— О… Боже… нет.


***


— Тебе нужно кормиться?

Ожидая ответа на свой вопрос, Избранная Селена старалась игнорировать тот факт, что этот потрясающий темнокожий мужчина перед ней был голым. Да, это было так. Покрывало спустилось до талии, обнажая его грудь, рельефные мышцы торса и канатоподобные руки были освещены мягким светом, льющимся из угла.

Сложно представить, что его может заботить то, что располагалось ниже бедер.

Славная Дева-Летописеца, какой вид он из себя представлял. И откровение… и не потому, что она была некомпетентной или наивной. Она могла быть изолирована в Святилище с момента своего рождения век назад, но будучи эросом, она была знакома с техникой секса.

Но, не считая обучения, само действие никогда не входило в ее судьбу. Предыдущий Праймэйл был убит в набегах до того, как она достигла зрелости, а его замена не назначалась на протяжении долгих десятилетий. Потом, когда Фьюри принял на себя облачения Праймейла, он изменил порядок и освободил их, а сам взял шеллан, с которой был моногамен.

Ей всегда было интересно, каков секс. И сейчас, смотря на Трэза, инстинктивно она понимала, почему женщины отдавались мужчинам. Почему ее сестры наряжались и готовились к «исполнению обязанности». Почему после возвращения в общежития светилась их кожа, улыбки, души.

Было бы изумительно узнать это из собственного опыта…

Внезапно, она осознала, что он не ответил ей.

Когда мужчина просто продолжил смотреть на нее, она задумалась, не оскорбила ли его. Но как? Она знала, что у него не было супруги: он приехал в этот особняк с братом, а не с шеллан, и в этих покоях не было женщины.

Но она не следила за каждым его шагом.

За многими, но не за всеми.

Когда ее щеки покраснели, она напомнила себе, что после пережитого он точно должен взять вену? Действительно, его болезнь отражалась на его лице… в его жестком, красивом лице с миндалевидными глазами темного цвета и пухлыми губами, высокими скулами и сильным, тяжелым подбородком…

Селена потеряла мысль.

— Ты не можешь говорить серьезно, — сказал он хрипло.

Его голос был ниже обычного и оказал на нее странное влияние. Внезапно прилив крови к лицу распространился по всему телу, согревая ее изнутри, расслабляя ее, отчего страх за будущее стал менее четким.

— Могу, — услышала она свой ответ.

И это не будет для нее исполнением обязанности. Нет, в этом тихом, тусклом пространстве между ними, она хотела его… у своей шеи, не у запястья…

Сумасшедшая, прошептал внутренний голосок. Это — не подобающе, и не потому, что такое поведение размывает границы долга, который она выполняла в этом доме.

Селена закрыла глаза, ей было противно от осознания, пусть и логичного, что ей следует развернуться и выйти из комнаты, прямо сейчас. Сей мужчина, сей великолепный мужчина, способный растопить даже ее оледеневшее тело не был ее будущим. Не больше, чем Праймэйл… или любой другой мужчина.

Ее будущее было определено прежде, чем ее облачили в первые одеяния Избранных.

Спустя долгое мгновение он покачал головой.

— Нет. Но спасибо.

Ее затошнило от отказа. Может, он почувствовал ее неподобающие желания? И все же… она могла поклясться, что он чувствовал то же самое. Однажды он остановил ее возле лестницы, и она четко видела, что он хотел…

Что ж, по крайней мере, ей хватило ума попытаться оттолкнуть его.

После того как они неловко распрощались, она долго помнила его пристальный взгляд и тогда начала наблюдать за ним из тени.

Но сейчас он смотрел на нее иначе.

Ее предложение изменило в нем что-то. Но почему?

— Тебе лучше уйти. — Он кивнул на дверь. — Мне просто нужно перекусить что-нибудь и я буду в норме.

— Я оскорбила тебя?

— Боже, нет. — Он закрыл глаза и покачал головой. — Я просто не хочу…

Она не уловила, что он сказал дальше, потому что он потер лицо, проглатывая слова.

Внезапно, Селена подумала о книгах, прочитанных в сокровенной библиотеке Святилища. Подробностях из жизней, проведенных на этой Земле. Такие богатые и удивительные, ночи и дни. Истории такие четкие, что, казалось, она могла протянуть руку и прикоснуться к принципиально иному существованию.

Она жадно хотела оказаться на этой стороне, поддаваясь привязанности к этим историям во всем их великолепии и печали: в отличие от многих своих сестер, которые просто записывали увиденное в чашах, в свое свободное время она была ненасытна в изучении современного мира, слов в обиходе, манере самовыражения людей.

Она всегда была уверена, что это — самое близкое, что она может узнать об истинной свободе выбора и судьбе.

И это все еще было верно, даже после того, как Фьюри освободил их.

— Черт возьми, женщина, не смотри так на меня, — простонал Трэз.

— Как «так»?

Казалось, он заерзал бедрами, а потом произнес что-то, что она снова не смогла разобрать, и, сделав глубокий вдох… милостивая Дева в Забвении, исходивший от него запах был подобен амброзии.

— Селена, милая, тебе пора уходить. Пожалуйста.

Он выгнулся на подушках, его изумительная грудь напряглась, вены на шее выступали.

— Пожалуйста.

Очевидно, он был охвачен болью… и она, каким-то образом, была тому причиной.

Селена засуетилась с мантией, удерживая ее на месте, когда вставала на ноги. Неловко поклонившись, она склонила голову.

— Ну, разумеется.

Селена не помнила, как вышла из комнаты и закрыла дверь, но, должно быть, она это сделала, так как оказалась в коридоре, стоя между глухой дверью в покои Первой Семьи и лестницей, которая уведет ее назад на второй этаж…

Следующее, что она поняла — что оказалась в Святилище.

Удивительно, на самом деле. Обычно, когда она заканчивала со своими обязанностями на Земле, то отправлялась на север, на виллу Ривенджа. Она любила ту библиотеку… художественная литература и биографии были такими же захватывающими и менее назойливыми, нежели тома в Святилище.

Что-то внутри нее увело ее в свой бывший дом…

Как все изменилось, подумала она, оглядываясь по сторонам. Больше это не монохромный бастион… сейчас только здания из древнего мрамора были белыми. Все лучилось цветами, начиная с изумрудно-зеленой травы до желтых, розовых и фиолетовых тюльпанов и бледно-голубых вод. Но планировка была прежней. Уединенный храм Праймэйла оставался запертым, и галерея, и огромная мраморная библиотека, также был заперт вход в покои Девы-Летописецы. В дали, общежития, в которых Избранные отдыхали и питались, были смежны с ванными и зеркальным бассейном. А напротив, располагалась сокровищница с ее предметами, диковинами, чашами с драгоценными камнями.

О, какая ирония. Сейчас, когда появились цвета, которые могли радовать ее взор? Все было безжизненным, и Избранные выпорхнули из клетки, расправив свои крылья.

Никто не знал, где была Дева-Летописеца… и никто не осмеливался спросить.

Ее отсутствие казалось странным и приводило в замешательство.

Когда ноги Селены понесли ее вперед, стало ясно, что в голове она держала некий пункт назначения, который до конца не осознавала. Но, по крайней мере, это не было необычным. Она всегда была погружена в свои мысли, как правило, потому что думала о том, что узрела во всевидящих чашах или прочитала в тех томах в кожаном переплете.

Но в настоящий момент она думала не о жизнях других.

Тот темнокожий мужчина был… что ж, несмотря на ее обширный словарный запас, казалось, не было слов, чтобы описать его. И воспоминания о нем в той спальне — словно новые цвета в ее спектре, откровение красоты.

Держа его в мыслях, она продолжила свой путь, мимо центра летописец, вдоль лужаек к общежитиям, и дальше, пока не достигла лесной границы, которая, если пройти в нее, волшебным образом «выплюнет» вас к тому месту, с которого вы заходили.

Когда она осознала, куда вели ее ноги, стало слишком поздно.

Потайное кладбище было огорожено с обеих сторон, холм был целенаправленно спрятан за листвой, зеленой и густой, словно вертикальный газон. Вход был опоясан вьющимися розами, дорожка из щебня, которая змеилась внутрь кладбища, была едва ли достаточна для одного человека.

Селена не собиралась входить…

Ее ноги действовали самостоятельно, словно по собственному желанию, двигаясь вперед подобно слугам какой-то великой цели.

В пределах, опоясанных деревьями, воздух был таким же, как и всегда, и все же она ощутила, как холодок пробежался по телу.

Обхватив себя руками, она подумала, как ненавидит это место… но больше всего — недвижимость монументов: укрепленные на каменных пьедесталах, стояли женщины в разных позах, их грациозные руки и ноги направлены под углами, представлявшими обнаженные тела во всей красе. На их лицах царила безмятежность, немигающие глаза обращены в загробную жизнь в Забвении, губы изогнуты в одинаковых улыбках.

Она снова подумала о мужчине в той кровати. Такой живой. Полный жизни.

Зачем она пришла сюда? Зачем. Зачем… на кладбище…

Колени подкосились в тот момент, когда брызнули слезы, словно из глубины души, плач свалил ее на мягкую землю, от рвущихся рыданий заболело горло.

У ног своих сестер она ясно и четко ощутила приближение своей ранней смерти.

Она думала, что приготовилась к своему грядущему уходу в Забвение.

Оказавшись рядом с Трэзом Латимером, она поняла, как сильно заблуждалась.

Загрузка...