Ана сидела за туалетным столиком, от пережитого осталась лишь легкая усталость: с каждой прошедшей ночью она все больше чувствовала себя самой собой, ее тело восстанавливалось, а разум снова приобретал остроту.
Но все изменилось.
Во-первых, Братство переехало в соседние комнаты. Все двенадцать воинов. И они распределили между собой дежурство таким образом, что теперь дверь в ее и Рофа частные покои никогда не оставалась без присмотра.
И еда.
И еще это беспокойство на лице ее хеллрена, каждый раз, когда она заставала его врасплох.
И кстати о беспокойстве, где же он был в этот самый момент?
— Ваш Король вернется очень скоро.
Ахнув, она посмотрела через плечо.
Торчер сидел в углу и «читал» книгу сонетов. По правде говоря, она была уверена, что он не замечает ни одного буквенного символа.
Вместо этого, его взгляд сканировал окна, двери, ее саму, окна, двери, ей саму.
Иногда, он ломал этот алгоритм, перекидываясь фразами с одним из своих братьев или пробуя приготовленную для нее еду.
— Куда он ушел? — спросила она еще раз.
— Он должен скоро вернуться. — Улыбке предполагалось быть обнадеживающей. Но тень в его взгляде, конечно же, портила это впечатление.
Ана прищурилась.
— Он ничего не объяснил.
— Все в порядке.
— Я не верю тебе.
Брат просто улыбнулся ей в присущей ему манере, не давая никакой возможности продолжить расспросы.
Ана отложила щетку для волос и развернулась всем телом
Иначе, к чему вся эта защита. Отдельная еда. Постоянный присмотр.
— Он думает, меня отравили.
— Все в порядке.
Когда она раздраженно всплеснула руками, дверь распахнулась…
Она вскочила на ноги так быстро, что ее туалетный столик зашатался, а пузырьки и баночки попадали.
— Дева Дражайшая! Роф!
Рывком приподняв подол юбки, она в ужасе побежала босиком по дубовому полу: ее супруг, весь в крови, повис между двумя братьями. Кровь капала на его рубаху с разбитого рта и лица, а с разодранных костяшек — на ковер, голова поникла, словно у него не было ни малейших сил ее приподнять.
— Что вы с ним сделали? — закричала она, когда дверь покоев закрылась за ними на замок.
И прежде, чем смогла себя остановить, Ана принялась молотить тех, кто держал его, хотя удар ее кулачков не оказывал на них никакого влияния, они просто продолжили нести его к супружескому ложу.
— Ана… Ана, остановись… — Когда они положили Рофа на кровать, он поднял левую руку. — Ана… остановись.
Она хотела обхватить его ладонь и прижаться к нему, но казалось, любое прикосновение причиняло ему боль.
— Кто сделал это с тобой?
— Я сам попросил их об этом.
— Что?
— Ты все правильно расслышала.
Замолчав, она вдруг почувствовала себя так, словно тоже его ударила.
Голос Рофа был настолько слаб, что Ана невольно задалась вопросом, в сознании ли он:
— Есть дело, которое необходимо выполнить. Собственноручно. — Сжав руки, он поморщился. — И никто, кроме меня это не сделает.
Aнa посмотрела на своего супруга, затем на толпившихся рядом мужчин, а потом на тех, кто только что вошел в покои… конечно же они появились сразу, как услышали крики.
— Вы сейчас же мне все объясните, — закричала она. — Все вы! Или же я немедленно покину эти покои.
— Aна. — Голос Рофа был искажен, он с трудом дышал. — Будь разумна.
Она встала и положила руки на бедра.
— Я могу упаковывать свои вещи или же кто-то из вас заговорит со мной?
— Ана…
— Говорите, или же я ухожу.
Роф выдохнул сбивчивое проклятие.
— Тебе совершенно не о чем беспокоиться…
— Когда ты являешься в наши супружеские покои в таком виде, словно тебя сбила повозка, мне есть о чем беспокоиться! Как ты смеешь мне это запрещать?
Роф поднял руку, словно хотел вытереть лицо, а когда сделал это, то поморщился от боли.
— Полагаю, твой нос сломан, — категорично заявила она.
— Помимо всего прочего.
— Да.
Роф, наконец, посмотрел на нее.
— Я должен был отомстить за тебя. Вот и все.
Aнa услышала свой вздох. А потом ее колени ослабели, и она опустилась на супружеское ложе.
Она не была наивной, и все же услышать подтверждение тому, о чем она лишь подозревала, было для нее шоком.
— Так это правда. В моей болезни кто-то виноват.
— Да.
По-новому взглянув на ранения хеллрена, она покачала головой.
— Нет, я не позволю. Если ты считаешь, что должна случиться месть, пусть кто-то из этих умелых воинов совершит ее.
— Нет.
Она посмотрела на тяжелый резной стол, что стоял напротив, тот, который они совсем недавно сюда перевезли, тот самый, за которым он с таким удовольствием сидел час за часом, управляя расой, думая, планируя.
Потом посмотрела на его разбитое лицо.
— Роф, подобное насилие не для тебя, — хрипло произнесла она.
— Я не могу иначе.
— Нет. Я запрещаю тебе.
Теперь он посмотрел на нее.
— Никто не смеет приказывать Королю.
— Никто, кроме меня, — возразила она мягко. — И мы оба об этом знаем.
Послышались тихие смешки — явно в знак уважения.
— Они сделали то же самое с моим отцом, — сказал Роф мертвым голосом. — Только вот довели дело до конца.
Aнa подняла руку к горлу.
— О нет… он же умер естественной…
— Нет. И будучи его сыном, я обязан ответить на несправедливость, и за тебя тоже. — Роф вытер кровь у рта. — Послушай меня сейчас, моя Ана, и услышь эту истину… никто не помешает мне сделать это — ни ты, ни кто-либо другой. Теперь меня преследует душа моего отца, она словно вселилась в меня и бродит по коридорам моего разума. И ты сделаешь со мной то же самое, если им, наконец, удастся свести тебя в могилу. Мне приходится жить, смирившись с первым обстоятельством. Не заставляй меня испытывать то же самое по поводу последнего.
Она быстро наклонилась вперед.
— Но у тебя есть Братство. В этом их предназначение, цель их служения. Они — твоя стража.
И пока она умоляла своего супруга, они все нависли над ней словно огромная скала, давя на нее — в самом хорошем смысле этого слова.
— Командуй ими, — умоляла она. — Отправь их во внешний мир, чтобы взыскать должное.
Он протянул вперед окровавленную руку, и она подумала, что он обхватит ей ее ладонь. Вместо этого, он положил ее ниже…
… на ее живот.
— Ты носишь ребенка, — хрипло сказал он. — Я это чувствую.
Она думала о том же, хоть и по иной причине.
Он посмотрел на нее не заплывшим глазом.
— Поэтому я не могу позволить другим то, что считаю лишь своим долгом. Даже если бы я позволил тебе знать, что я слаб… Я не смогу смотреть в лицо сына или дочери, зная, что мне не хватило смелости позаботиться о своем роде самому.
— Пожалуйста, Роф…
— Каким бы я тогда был отцом?
— Живым.
— И как надолго? Если я не буду защищать то, что принадлежит мне, у меня это отнимут. А я не собираюсь терять свою семью.
Обессиленная, Ана чувствовала, как слезы текут по щекам, оставляя на лице обжигающий след.
Прижавшись лбом к окровавленному черному бриллианту на королевском кольце, она плакала.
Ибо в глубине сердца она знала, что он прав, и ненавидела тот мир, в котором они жили… и в который она собиралась принести новую жизнь.