СРЕДСТВА НА РОСКОШЬ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ

У меня их больше, чем у Брежнева… (Виктор Луи о своих автомобилях)

У такого человека, как Луи, должна была быть тайная пламенная страсть, которая зрелого мужчину превращает в дитя. Дорогая игрушка, позволяющая по команде впадать в детство без ущерба для дела. Отдушина, помогающая переключать мозг после затяжных информационных войн. В конце концов — то нечто, «ради чего хочется жить».

Неудивительно, что именно это, а не любой другой каприз, стало Викторовым идефикс: человек, который девять лет ходил строем под конвоем или в лучшем случае ездил в автозаках, должен был взыскать у судьбы по этой статье с процентами.

Виктор Луи очень любил деньги. Больше денег он любил авантюры. И ещё больше авантюр любил автомобили.

А потому экскурсия по даче «короля сенсаций» продолжается.

После всей той невидали, от которой глаза лезли на лоб в равной степени у бедных бунтарей, зажиточной номенклатуры и скупых рыцарей-иностранцев, после библиотеки с приватным баром, кладовой, гостиной и бассейна, картин, икон и «Павлов с ушами» гвоздём программы гостевого визита был гараж. Это жемчужина «баковского дома приёмов» и, в общем-то, жизни его хозяина.

Сооружение не мог не заприметить всякий, кто входил на территорию: сразу у забора стояла двухэтажная, добротно выполненная бревенчатая постройка в стиле «а-ля рюс», обшитая морёным деревом, с великолепными резными наличниками, декоративными чугунными блюдами и металлическими дверными ручками с кольцом «под средневековье». Если бы Советский Союз не был нищей страной с миллиардами, спущенными на ракеты и прочее гниющее железо, а был хотя бы социалистической Югославией, то вся русская средняя полоса, надо думать, была бы застроена такими зажиточными «избами». Это была бы самоидентификация без ущерба для прогресса.

У Луи эта прелесть стояла не для людей — там «жили» автомобили.

На самом деле, те чудеса, которые совершал этот человек в стране, где всё отнято и поделено, меркнут по сравнению с содержимым этого гаража. В разное время там стояли более десятка автомобилей, относящихся к разным эпохам, разным странам и разным ценовым категориям. Но самым сюрреалистическим зрелищем были настоящие «олдтаймеры»: раритетные, как правило довоенные, часто спортивные и всегда очень-очень дорогие образцы.

Машины, конечно же, менялись, парк обновлялся и пополнялся, подборка улучшалась и оптимизировалась. В разные годы тут стояли BMW-328, Mercedes-Benz-320, Mercedes-Benz-500 с 220-м кузовом, Mercedes-Benz W107, Mercedes-Benz W126, Mercedes-Benz 1939 года, Porsche-911, Bentley, Ford Mustang, Volvo-262, Volvo-780, Land Rover, Oldsmobile, ну а полдюжины «жигулей», «москвичей» и «Волг» вообще не в счёт. Как жители многоэтажек не признают кладовку или стенной шкаф за жилую площадь, так Луи не особенно гарантировал советским самоходным приспособлениям права называться «автомобилями».

А теперь ещё раз вдумайтесь: это гараж не вора, не фарцовщика, не взяточника, не подпольного цеховика. Не члена ЦК, не академика, не певца социалистического отечества. Не гендиректора даже московского представительства зажиточной западной фирмы. Не Михаила Шолохова и не Сергея Михалкова, которым молва приписывала «открытые счета» в банке (это когда особо приголубленный властью инженер человеческих душ мог подойти к окошку сберкассы, назвать сколь угодно большое число и через считанные минуты увидеть эквивалент этого числа в советских рублях, туго связанных в хрустящие пачки). Так вот, даже у них не было и десятой доли того, что было у Луи!

Винтажные авто были, пожалуй, самой дорогой забавой в Советском Союзе: памятуя миллионера Корейко, едва ли вспомнишь, на что ещё можно было просаживать такие деньги. Эти автомобили и сейчас — по цене недвижимости, но теперь эти цифры хотя бы есть с чем сопоставить, ну а средний русский олигарх может купить такой с получки. Тогда же довоенная коллекционная машина в очень паршивой сохранности, часто даже не на ходу, могла стоить дороже «жигулей» — десять и более тысяч рублей: это семь лет работы простого советского инженера, если за эти годы даже не питаться.

Самое главное, «вкачать» в такой реликт требовалось в лучшем случае ещё столько же, а, как правило, и в разы больше: доставаемые по блату запчасти по спекулятивной цене, неподъёмные отделочные материалы и дорогой элитарный труд механиков из спецгаражей превращали игрушку буквально в золотую.

Несмотря на это, в СССР было даже некое подобие рынка «олдтаймеров», так как очень много трофеев переехало из Германии после войны. Наиболее орденоносным генералам и маршалам Сталин, зачастую — лично, позволял оставлять их себе для поездок на дачу и рыбалку. Многое списывалось из ведомств и организаций и оседало у частников. При Брежневе можно было относительно свободно ввезти иномарку из-за границы «для личного пользования», но действовало так называемое «правило одного года»: машину, растаможенную менее года назад, нельзя было продать — так отсекали все поползновения этим товаром спекулировать.

Ездить на заграничном авто внешне считалось, конечно, непатриотичным, но всё же «на грани дозволенного». Ведь всегда можно было сделать глубокомысленное лицо и произнести: «Между прочим!!! Сам Владимир Ильич Ленин — ездил на «роллс-ройсе»!».

После ленинской одной из самых известных в Москве иномарок был «мерседес» Владимира Высоцкого. Как говорили в народе, это был подарок его французской жены Марины Влади. На нём бард и поэт гонял ветер по городу так, что гаишники прятались по углам. Но у Высоцкого была обычная, современная машина.

А у Луи, помимо вышеперечисленных реликтов, было то, чего не было ни у кого.

Совершенно уникальными были BMW-328 и Porsche-911 (куплен Луи в 1968 году: английские источники даже называют точную сумму—3 556 фунтов [является ли это результатом перевода по курсу рублей в фунты стерлингов, не уточняется]). Об этой машине не привыкшая лезть за словом в карман Римма Шахмагонова сказала: «Проехала на ней всего один раз, а потом месяц попа болела».

Один из наёмных мастеров Луи Александр Хлупнов, ныне профессор МВТУ имени Баумана, восстанавливал как раз BMW: до него это пытались делать другие механики, которые попросту украли купленные Виктором аутентичные карбюраторы. «328-ю Виктор брал в Риге, — говорит Хлупнов, — а рижане принципиально дёшево не продавали, объясняя, что в машине, мол, всё полностью родное, всё хорошее. А мне пришлось практически всё переделывать! Почему? Потому что у этой машины деревянный каркас, и когда вскрываешь металл, видишь, что деревяшки сгнили. Надо всё вынимать, делать по-новому. А это лишний год работы».

А об Adler-Bentley стоит сказать отдельно — ведь для Луи была милее всех она.

Ещё её называли «Четыре с четвертью» из-за дробного объёма двигателя. Собранная в 1938 году вручную, эта машина возникла благодаря тогдашнему предвоенному геополитическому раскладу. Английские машины, в особенности Bentley, ценились по всей Европе, в том числе в нацистской Германии, несмотря на собственный мощный автопром. Но Англия постепенно становилась врагом, и, чтобы избежать косых взглядов, директор кузовного ателье Erdmann und Rossi решил схитрить, закупив несколько десятков шасси из Британии, остальное же добавил от себя. В итоге получилась «германская Bentley», которую произвели всего в нескольких десятках экземпляров, из которых, в свою очередь, спорт-кабриолетов всего три штуки. Поговаривали, что один из них заказал лично фельдмаршал фон Манштейн.

Куда делись две остальных — неизвестно, скорее всего, пали жертвами войны, но та «Четыре с четвертью», что собиралась специально для Международной автомобильной выставки в 1938 году, оказалась в гараже у Виктора Луи. Как она попала к нему — тоже отдельная история, напоминающая триллер и существующая исключительно в жанре народного сказания.

Если верить переделкинским сказителям, то до Луи она принадлежала некоему художнику, соседу по даче. Была хоть и на ходу на честном слове, но в ужасном состоянии: германские военные трофеи в СССР использовались не как экспонаты, а как немецкие же военнопленные — для тяжёлых работ. Как правило, лимузины оббивались фанерными щитами, закрашивались вонючей краской и — вперёд, на овощебазу. Живописец возил на ней свои мольберты на натуру и готовые холсты на выставки, продавать машину не желал, несмотря на многочисленные уговоры, обхаживания и подношения со стороны Луи.

Дальше начинается конспирологическая часть: дело в том, что художник вдруг сгорел на своей даче вместе с картинами, а англо-германская «Четыре с четвертью», стоявшая чуть поодаль от дома, по счастью не пострадала. И, как привыкшая к роскоши вдова погорельца, переехала к богатому соседу. Это, повторяю, мифология: как было на самом деле — неизвестно. Другие говорят, что Луи её у кого-то банально перекупил за сто тысяч рублей — но такой вариант, учитывая финал этой машины, не для романа-бестселлера.

Виктор взялся за приведение новой игрушки в порядок: чтобы придать ей первородный вид, нужно было возрождать её, как птицу феникс, из пепла. О такой машине не скажешь «ремонт» — это, как у икон, «реставрация». Сначала её воссоздавали мастера из спеццеха завода ЗИЛ — те, что обслуживали правительственные «членовозы». Они работали в гараже у Луи несколько месяцев, приезжая на посылаемых Виктором «Волгах» и «жигулях» в свободное (и, как говорили при социализме, «в служебное от работы») время.

Советские мастера неплохо делали «железо», а вот интерьерная эстетика почему-то русскому человеку не даётся. Луи решил не экспериментировать и выбрал дорогой, но беспроигрышный вариант, отправив кабриолет в Англию, где в фирменных мастерских гарантируют запчасти для Bentley любого возраста. На исторической родине пошили новый тент, восстановили изначальный облик и фурнитуру салона, покрасили кузов в неповторимый «бентлиевский» зеленый цвет — Bentley green.

Виктор Суходрев, впрочем, уверяет, что «отправка в Англию» была красивой, но легендой: отправлять он мог лишь отдельные узлы и агрегаты: «Они ему присылали каталоги, так как им самим было интересно, что сохранилась их машина 30-х годов, и где — в СССР! И он по каталогу заказывал все детали, они ему присылали. Всё, включая эти самые канистры с краской Bentley green, я сам это видел».

Получилась изысканная игрушка, единственная в Европе и, видимо, в остальном мире. А советский гражданин Виталий Евгеньевич Луи стал единственным в СССР членом привилегированного английского (почти что «аглицкого») Клуба старинных Bentley (Vintage Bentley Club), что являлось несбыточной мечтой для многих миллионеров в самой Британии, а также для Леонида Ильича Брежнева, у которого Bentley-то был, а вот Клуб он позволить себе не мог.

«Эту машину люди постоянно облепляли, как мухи варенье, — до сих пор восхищается автомобильный обозреватель Александр Новиков. — Её нельзя было нигде оставить. Это была реальная проблема: спокойно выехать можно было разве что в воскресенье».

«Мотор у нее просто мурлычет, — комментировал ещё один друг Луи, — да и сама она на ходу нежная, как девушка, которую несешь на руках». В крошках-англичанках Луи себе не отказывал.

По московским дорогам, где в 70-х годах дела обстояли ещё хуже, чем сейчас, а предупреждением о яме была сама яма, Луи позволял себе на ней ездить нечасто. Как-то раз для одной из своих Bentley (вторая была современным лимузином представительского класса) ему понадобился фирменный бентлиевский домкрат (лучше англичанин поцелует жабу, чем сунет под английский лимузин левый домкрат). Выяснилось, что вторая в городе Bentley — только у британского посла. Виктор запросил посольство: «Выручите с домкратом». Посольство долго думало, не исключено — звонило в Лондон, но потом витиевато и с экивоками отказало. Объяснение off the record было примерно таким: «Послу не жалко для Вас домкрата и он с удовольствием бы его одолжил, но не может, потому как не имеет права скрывать факт одалживания домкрата Виктору Луи, а это будет воспринято некорректно». По-русски: «Братишка, ничего личного, просто пацаны не поймут».

О том, как он начал увлекаться автомобилями, говорит факт из его биографии, который тоже — на грани мифа: один крупный телевизионный босс рассказывал мне, будто в молодости Луи подружился с племянником знаменитого «красного» миллионера Арманда Хаммера, сына выходца из Одессы, дурачившего советское правительство от Ленина до Брежнева. Арманд подолгу жил в Москве, где ему помогал брат, который, в свою очередь, привозил на побывку сына. Тот был с Луи примерно одного возраста, и молодые люди развлекались тем, что катались по Москве на племянничьем «форде».

Первую свою иномарку Виктор прикупил в 1962 году. Это был французский «пежо» ярко-красного цвета неважно какой модели, потому что главное в нём не модель, а государственный номер — не обычный московский, а специальный, для иностранных корреспондентов. Формально он не давал того же иммунитета, что дипломатический, но и нужды гонять по Кутузовскому по встречке тогда тоже не было[39]. Он давал главное: право чиниться и проходить техосмотр в мастерской для иностранцев на проспекте Мира, где иногда всё же водились запчасти.

Но государственный сервис был вспомогательным. Главное же колдовство совершалось в том самом «маленьком Суздале» на баковской даче.

Во-первых, гараж был на несколько машино-мест. Во-вторых, он был оборудован для любых работ, связанных с ремонтом: там была смотровая яма, сварочный аппарат, широчайший набор импортных инструментов, работать которыми было в то время настоящим удовольствием, комнаты отдыха водителей на втором этаже. Для хозяина и его дорогих гостей это сооружение было не прикладным, а культовым. В нём поклонялись настоящим богиням западного автопрома, а уход за ними был сродни совершению религиозного обряда.

Фаина Киршон вспоминает, что это было не то, что рисовало сознание советского человека при произнесении слова «гараж»: там не было сверлящего нос запаха солидола и наваленного кучами автомобильного барахла. Это был без сомнения лучший частный гараж в Союзе. В одном из его технических помещений располагалась автономная дизель-электростанция, привезенная из Англии, а также автономная от центрального отопления котельная. От советской власти, которой — казалось бы — так преданно служил, он не ждал ни света, ни тепла.

И ещё — в гараже стояли ёмкости с горючим…

Попадая внутрь, Виктор менял маску. Вообще, у этого человека не было, как принято говорить, «истинного лица», и многочисленные его противники, пытаясь это лицо разглядеть, теряли время. У него было несколько лиц и все они являлись истинными, что не следует путать с пресловутым «лицемерием». Одно лицо — рафинированного англосаксонского делопроизводителя (по выражению Мэлора Стуруа, «английского стряпчего»), другое — циничного, хамоватого, бульварного «журналюги», третье — способного договориться и с шоферами рубахи-парня, четвертое — ранимого интеллектуала-бунтаря с инкрустированной речью, пятое — советского зэка.

Лицо номер пять было заготовлено в том числе для гаража и всего, связанного с автотранспортом. В гараже, по воспоминанию друзей, Луи становился жутким матерщинником, который, по российской традиции, «матом не ругается, а им разговаривает». С наёмными «ремонтёрами» он не церемонился, заставлял их вкалывать, боролся с «советскими забастовками» — затяжными перекурами. Он считал, что в компании мастеров и шоферья должен мимикрировать под среду, пробуждая одно из своих «я». Луи почему-то именно в гараже часто повторял: «Не хочу быть фраером».

«Когда ты приходишь, — говорит «мастер» Хлупнов, — и тебе чётко говорят, что ты должен делать, и предупреждают, что надо работать, а не, простите, ковырять в носу, у некоторых появляется неудовольствие: «Ишь, эта буржуйская система ещё принуждает нас работать!..»».

Для Луи автомобили были «роскошью передвижения»: жить, в том числе в дороге, ему хотелось красиво. Он ездил сам, но ещё больше любил искушать других. Периодически в Москве, Ленинграде и Прибалтике проходили автомобильные парады, куда приезжали на людей с хорошими машинами посмотреть и себя со своими показать. Участие в них тоже шло у Виктора особым чином: сначала игрушку, вылизанную и вычищенную до слепоты, пригонял водитель — мероприятие проходило, как правило, на ВДНХ, Ленинских горах или у стадиона ЦСКА. Где-то через час, ненавязчиво, неизменно с кинокамерой, но неприметно подходил Владелец и снимал на плёнку производимый эффект. Самое лакомое в вуайеризме, как известно, — подглядывать за подглядывающим. Именно так, по данным автомобильного журналиста Ивана Баранцева, в 1981 году московской ретромобильной тусовке была впервые презентована «Четыре с четвертью».

Именно с автомобилями, в автомобилях, у автомобилей было сделано большинство фотографий, просочившихся во внешний мир: в основном благодаря собратьям-«олдтаймерщикам» сквозь толстую стену, возведённую детьми Луи, к нам пробился облик этого уникального человека, ожила несправедливо отсечённая его семьёй память о нём.

Человек творческий, Виктор постоянно находился в поиске — поиске новой коллекционной игрушки. Подобно тому, как ребёнок собирает игрушечные модели, дядя Витя собирал настоящие.

Adler-Bentley появилась у него на рубеже 70-80-х годов, примерно к тому же времени относят историю с попыткой купить ещё один ценный экземпляр.

Однажды его свели с продавцом старинного «Хорьха», о котором Луи много слышал и мечтал. На этом узком, закрытом рынке, не в пример колхозному, важна была даже не цена, а расположение — абы кому хозяин винтажа своё выстраданное детище не продаст, как не выдаст заботливый отец замуж любимую дочь. Виктор знал, как задобрить продавца: пригласил его на дачу, усадил за стол кормить импортными продуктами из «погреба». Машину он ещё не видел, и в какой-то момент настало время гостю встать из-за стола, выйти на улицу и завести её, чтобы показать товар в движении. Но «немец» подвёл — не завёлся. Когда Луи об этом узнал, он наполнился таким презрением, что даже не уважил владельца «Хорьха» выходом на улицу — так был возмущён. Сделка не состоялась.

Ещё один горе-продавец пригнал свой «товар» к Луи под вечер. Внезапно ясная погода сменилась ливнем, и ехать на реликте было уже нельзя. Виктор предложил владельцу оставить машину в гараже и остаться на ночь самому. «И он, вы не поверите, всю ночь около неё дежурил: боялся, что назад её уже никогда не получит! Но с утра засветило солнце, дороги подсохли, и он погнал её обратно. К сожалению, всё для него обошлось», — иронично рассказывает Александр Новиков.

Bentley «Четыре с четвертью». Машина, которая стоила целое состояние и вызывала у мужчин — без преувеличения — сексуальное возбуждение. Когда нынешние олигархи с трудом наскребали на трамвай, В. Луи уже такой обладал

Bentley «Четыре с четвертью». Эта машина возносила своего хозяина на тот уровень, который не снился даже Брежневу. Каково же было падать с этих высот, когда она погибла…



Очередная Bentley В. Луи. Английская машина с английским номером на фоне русской архитектуры в Советской стране



Ещё один элитарный экземпляр — гоночная BMW-328, которую восстанавливал Александр Хлупнов (на фото внизу), выросший в глазах В. Луи из «подмастерья» в доверенное лицо. (Предоставлено А. Хлупновым)




Вид на ваковское «поместье» из недр «луёвого» гаража. Всё здесь было сделано «по науке», «как у них» — даже сточный жёлоб с металлической решёткой. (Предоставлено А. Хлупновым)


Oldsmobile В. Луи. Но самое главное — за ним: гараж-терем, вызывавший злобу и зависть в стране вечного дефицита. Вскоре все мечты хозяина обратятся пеплом



Луи-король в царстве «олдтаймеров» — на параде раритетных авто с автомобильным журналистом А. Новиковым: редкое место, где не удивлял, а удивлялся. (Предоставлено А. Хлупновым)


Автомобильная троица: Хлупнов, Хрисанфов, Луи на параде раритетов



Он мог полететь в любой момент практически в любую чужую страну, но обожал путешествовать по своей. Белоруссия, Хатынь, середина 80-х



Советский и западный автопромы «уживались» на даче В. Луи. Что их объединяло? Привилегированные госномера: «корреспондентский» на ВАЗ-2103 и западногерманский на Mercedes-Benz W126



Знаменитый кэмпер Volkswagen Transporter — машина Луи, на которую в СССР сбегались посмотреть. В этой «даче на колёсах» он объездил всю страну, охотился за опальным академиком Сахаровым


Римма Шахмагонова вспоминает попытку Виктора в 70-х годах купить ещё что-то рафинированное времён Третьего рейха — продавал машину известный спортсмен, который выставил такую цену за товар: сто тысяч рублей плюс новый «мерседес». Продавец активно распространял слух, что машина-де принадлежала самому Геббельсу. Сделка не состоялась, но всерьёз обсуждалась, и сто тысяч (уже 70 лет работы советского инженера!) не были помехой. Шахмагоновой хорошо понятна эта страсть, так как её муж сам спускал на «тачки» все деньги, а однажды приволок к дому бронированный «кадиллак», который «пожирал» 24 литра на 100 километров!

Брайан Фримантл, британский публицист и писатель, вспоминает, что Луи пытался приобрести в Англии одну из антикварных машин Lagonda — от производителя, сделавшего имя ещё на дореволюционных ралли Москва — Петербург. Виктор убеждал продавцов, что ему непременно надо дать скидку в 32 000 фунтов, ибо тот факт, что он будет единственным владельцем Lagonda в СССР, сделает ей ошеломительную рекламу. Скидку не дали, легенду-«Лагонду» он не купил.

С автомобилями связана целая коллекция зажигательных историй, главным героем которых был, конечно же, Луи: часть из них правда, часть — полуправда с солидной долей художественного вымысла рассказчиков, похожих на рыбаков-любителей, которым вечно не хватает разлёта рук для демонстрации величины пойманной рыбы.

Однажды Виктор Луи и его «автомобильный кореш» Александр Новиков оседлали гоночную BMW-328: когда на ней выжмешь больше ста и на секунду запрокинешь голову вверх, кажется, что летишь. «Пилоты» на пути в Ригу подъехали к Смоленску, и, как назло, почти в самом центре города Луи понадобилось срочно избавиться от лишней жидкости — частые походы в кусты были особенностью его организма. Они экстренно припарковались у столовой… а дальше надо было видеть реакцию работниц этого предприятия общепита, наблюдавших за картиной через стеклянную стену: солидный мужчина в очках с золотой оправой покидает свой абсолютно кинематографический спорткар, расстёгивает ширинку и начинает изливаться прямо здесь же. Это, надо думать, было главным событием в их жизни.

Отдельный сборник эпизодов связан с другой космической для того времени машиной Луи, от которой в Москве выпучивали глаза, а в провинции испытывали что-то вроде столбняка: это был кэмпер Volkswagen Transporter. Сегодня не надо объяснять, что такое кэмпер — дом на колёсах, в котором можно спать всей семьёй, готовить еду, мыться в душе, посещать биотуалет, пользоваться электроприборами вроде фена и так далее. На Западе они в своё время перевернули мир, дав каждому бюргеру шанс почувствовать себя крутым бэкпэкером. В СССР о таком чуде узнавали от тех, кто «там» побывал.

Виктор Луи являл это чудо народу собственноручно.

На нём, как правило, ездили далеко — если расстояние тяготело к тысяче километров или его превышало. Однажды компания в составе Луи, писателя Зиновия Юрьева (мужа Елены Кореневской) и друга по прозвищу Михмих отправились опять-таки в Ригу, но ехали с черепашьей скоростью 70 км/ч, так как больше на советских дорогах нагруженный кэмпер с маломощным двигателем выжать не мог. Виктор проводил всё время на верхней полке, находившейся над кабиной, и то и дело стучал по перегородке: «Давай остановимся! Отольём!». Это стало потом присказкой, классикой жанра.

Классикой станет и другой эпизод, имевший место на излете эпохи Луи: Виктор всегда немного ревновал к «автомобильным» успехам друзей, присуждая первенство себе и только себе. В 1986 году драматург Юрий Шерлинг был женат на корреспондентке норвежского телевидения в Москве, родственнице короля Норвегии. Благодаря своим семейным узам он часто выезжал за границу (имея норвежский паспорт), и в том году приехал во Франкфурт-на-Майне, чтобы получить специально заказанную и изготовленную для него машину-мечту на заводе Mercedes-Benz.

Луи в то время находился в Гамбурге по делам, речь о которых пойдёт позже, и пригласил друга примчаться к нему на новом «мерсе» из Франкфурта по прекрасному, гладкому, как русский каток, немецкому автобану, чтобы обмыть покупку. Шерлинг залил полный бак бензина, втопил педаль газа и на радостях примчался в центр германских финансов. Нашёл нужный отель и в тёмных очках, вырвавшимся на волю российским щёголем ждал Луи, облокотив руку о капот приобретения. Он хотел быть героем вечера, он жаждал редкой похвалы старшего товарища. Но вместо этого он с порога получил не хвалу, а хулу:

— Ну и мудак же ты, что это купил… — процедил Луи, поморщившись.

— Почему?.. — опешил Шерлинг.

— Почему-почему!.. Потому что здесь надо на «запорожце» ездить! А с этим — ты такой же, как все.

Для Луи было очевидно, что главное не «мерседес», а счастье быть непохожим, хоть бы и за счёт «запорожца» в Германии. Шерлингу это было ещё рано понимать.

Вечером друзья поехали обмывать покупку — в понимании Шерлинга, «по-западному», в стрип-бар. Луи хорошо знал злачные места — именно потому, что обязан был «хорошо знать жизнь на Западе». Присев за столик, они заказали дешёвое немецкое газированное вино Liebefraumilch[40], которое в супермаркете стоило несколько марок. То есть так думал (что несколько марок) формальный хозяин вечеринки Шерлинг.

Вскоре к мужчинам подкатила девица облегчённого поведения, которая начала исполнять возбуждённому (не женщиной — машиной) Шерлингу нечто вроде private dance[41]. Тот, ценитель женской красоты, нашёл ее довольно страшной и даже не второй свежести. Вскоре ему надоела эта пантомима и он предложил уйти.

— Плати! — сказал ему Луи. — Коль обмываешь…

Что-то в глазах друга сверкнуло подозрительно недоброе.

Клиенты явно не оправдали надежд: счёт им бросили чуть ли не в лицо, а итог вышел с двумя нулями — около пятисот марок, что по тем временам было очень жестокой суммой для жителя соцлагеря. Лицо Юрия Шерлинга исказилось гримасой ужаса: пятьсот марок у него, конечно, были, но были последними.

Чертыхаясь и матерясь про себя (и на себя), он выскреб из портмоне последние деньги. Он не знал, что это ещё не вся расплата. Потому что, выйдя из бара, увидел самое страшное: новенького «мерседеса», которого он вожделел годы и годы, который казался ему справедливой компенсацией за лишения, нет… На месте, где он стоял, теперь была прозрачная пустота.

Вся прыть и лёгкий хмель слетели окончательно в мгновенье. Шерлинг посмотрел на друга глазами, полными поиска: Луи молча показывал пальцем на круглый дорожный знак «Стоянка запрещена». Машину эвакуировали…

Насладившись драматургией момента, Луи произнёс:

— Видишь, Юра, я тебе говорил, что Запад — это тебе не только тачки, бабы и шампанское. Тут всё жестко и жестоко. А у вас у всех представления ребяческие.

Вообще, самый короткий путь к Луи пролегал через капот какого-нибудь эксклюзивного авто, и с Шерлингом они спелись на ноте шума мотора. Ему, Шерлингу, перепадала редкая честь разделить с Виктором, «автоманом», удовольствие от вождения своих машин.

Однажды Луи дал ему свой красный Mercedes-500 покататься и покрасоваться по Москве. Возвращаясь по Кутузовскому в Переделкино, Шерлинг забыл, что это прежде всего правительственная трасса, а уже потом — автодорога для таких, как он. Вдруг заметил несущуюся по осевой полосе «крякающую» «Волгу» с мигалкой. Шерлинг был на «пятисотом», одной из самых беззаботных машин на Земле, и решил сделать это. Вжав в пол педаль газа, он вышел на крайнюю левую, намереваясь померяться с «членовозом» лошадиными силами. Вскоре тот остался позади — победа. Вильнув задом «мерса», счастливый Шерлинг помчался в сторону области возвращать автомобиль.

И вот он, победитель, у ворот дачи Луи.

Виктор тоже уже стоял у ворот, бледный, как мел, в его руках был мелкий тремор.

— Юра, что случилось?!

— Ничего… а что? Ты что, Вить? — всё ещё не понимал Шерлинг.

— Что произошло?! Ты сбил кого-то?! Где тебя вообще носило?!

Оказалось, пока Шерлинг ехал в сторону Баковки, Виктору уже поступил звонок:

«Что за человек за рулём твоей машины? Кому ты её дал? С какой целью?».

Луи-всемогущий сам всё время был под колпаком.

Другое дело, что и «колпак» этот человек умел заставить работать на себя. Вообще, вопрос: «На кого работал Луи?» не вполне корректен, так как неочевидно, кто на кого работал: Луи на «них», или в конечном счёте «они» на него.

Всё, что он делал, он всегда оборачивал в прибыль: она могла быть не денежной, а репутационной, но она была. Когда в начале 60-х Луи купил свою первую иномарку, он думал не только о том, что сейчас называют «понтами», но и том, как заставить покупку отработать затраченные на себя деньги и выйти в плюс. Дженнифер была ещё беременна вторым сыном, когда Виктор задумал очередную авантюру.

В бизнесе его тянуло к журналистике и информации, то есть к печатному слову; по жизни — к путешествиям. Где эти две пассии пересекаются? Конечно же, в туристических путеводителях!

Он мог написать простой путеводитель по Москве — в спайке с женой это было бы несложно. Можно было составить справочник для иностранцев по «Золотому кольцу». Или взять несколько самых красивых городов СССР — скажем, Москву, Киев, Ленинград, Тбилиси — и рассказать о них на доходчивом английском. Но Луи был нужен безупречный маркетинговый проект, удобный в употреблении.

Он снова поставил себя на место иностранца, охочего до нетривиальных ощущений: ведь все они устали от своей приторной жизни и сахарных городов. Многие хотят экзотики, многие — загадки. Миллионы не прочь заехать в СССР.

Но — как? Самолётом, поездом — да, но это банально. На автомобиле? Ой ли: редкая птица доедет до середины соцлагеря.

Но есть одна-единственная граница с западным миром, финская, и от неё Луи решил плясать. То, что западнее Одера считалось маркетингом, восточнее именовалось пропагандой: в «верхах» оценили пропагандистский прицел Луи, и публикация была разрешена. Этот путь, от приграничного Выборга до столицы, с заездом в туристическую жемчужину Ленинград, он проехал лично в компании друзей, и в первой половине 60-х советское издательство Агентства печати «Новости» выпускает первый настоящий путеводитель европейского образца «От Выборга до Москвы на автомобиле»[42]. Авторы — Виктор Е. Луис и Генри Бронштейн. Эти справочники переиздавались ещё дважды, ближе к концу 60-х годов, оба раза в Москве[43].

Однако применительно к огромной стране «от Выборга до Москвы» отдавало каким-то малодушным лукавством: а что, по «одной шестой» можно ездить только короткими рейдами от финской границы? Луи снова контактирует со своими опекунами и снова получает добро: «Этот парень плохого не посоветует».

Вскоре директора «Интуриста» вызвали в ЦК и порекомендовали оказывать всестороннюю помощь и поддержку товарищу Луи: «Нет-нет, что вы, не иностранец, наш он, да-да, Виталием Евгеньевичем зовут». Товарищ Луи не преминул воспользоваться внезапно пробудившейся услужливой добротой интуристовца и начал с удовольствием ездить по стране уже не как зэк, а как заморский гость, наслаждаясь русской природой, красотой оставшихся русских церквей и прекрасной русской кухней не для русских людей — в интуристовских ресторанах и гостиницах. Так государство с ним «расплатилось» за свои баланды и вагон-заки.

Вскоре вышел серьёзно доработанный справочник с подобающим названием: «Полный путеводитель по Советскому Союзу[44]». Он издаётся сначала в Лондоне, а потом и в Америке, чтобы выйти уже на мировую орбиту.

Если и предъявлять к Луи претензии за пропаганду и дезинформаторство, то это, пожалуй, лучший момент: приглашая доверчивых иностранцев посетить свою страну, да ещё и за рулём, он внушает им, будто на дорогах всё почти так же, как у них… ну разве что совсем чуточку «кое-где у нас порой» похуже и уж точно — поинтереснее.

Вообще, это удивительный образчик «луишного» мировосприятия: веди себя, словно всё так и должно быть. Ну, или, если прямо, образчик талантливой наглости. Во введении автор кратко пересказывает свою биографию («известный московский адвокат») и регалии жены («писательница, шесть лет работавшая над своим первым трудом»). Действительно, нормальная творческая советская семья: он — адвокат, она — писательница, вот сели, решили написать путеводитель. Внизу, у входа в его — адвоката — московский дом, надо думать, висит медная табличка: «Виктор Е. Луис, юрист». Как и повсюду в Лондоне или Париже.

Если путеводитель назвался «полным», он должен и в кузов лезть, и во все щёлочки Советской страны. Но «адвокат» этот нюанс элегантно обходит: «Нужно иметь в виду, — говорится в предисловии, — что путеводитель по Советскому Союзу вскоре будет содержать уже устаревшую информацию из-за быстрого процесса развития страны: постоянно вырастают новые городские и сельские поселения, старые города быстро меняются. Поэтому мы воздерживаемся от описания того, что скоро изменится. Тем не менее турист, испытывающий особый интерес посетить сельскохозяйственные предприятия, промышленные зоны или культурные учреждения, может обратиться напрямую в «Интурист»».

Действительно, зачем описывать, переходя на нормальный русский, колхозы, промзоны и ДК, если там всё так стремительно меняется? Незачем, спору нет.

У нас нет возможности процитировать весь путеводитель или, если быть точным, «луиводитель», хотя соблазн велик. Потому предложим читателю самые выдающиеся перлы супругов Луи с короткими комментариями:

«…В церквях нет скамеек, чтобы сидеть: несмотря на длинную службу, верующие слушают её стоя…» (интересно, а есть в СССР неверующие?).

«… В Советском Союзе главные дороги имеют две или три полосы движения в каждую сторону, в городе иногда и все пять, равно как и на Московской кольцевой дороге…» (хочу в Советский Союз!).

«…Водители настойчиво моргают фарами встречным машинам, чтобы те выключили освещение: все обязаны вести машину в темноте, так как ближний свет практически не используется…» (а как же по три — пять полос в каждую сторону?).

«…[С собой следует взять: ] пятновыводитель, воздухоочиститель, клейкую ленту, сменные батарейки для радио, фотоплёнки, стержни для шариковой ручки, стандартный набор лекарств, кофе, компактный косметический набор, любимые сигареты или табак, комплект гаечных ключей, буксировочный трос, принадлежности для ремонта, хороший домкрат, один или два пневматических рычага, вместительную канистру для бензина, ремень для вентилятора, щётки-«дворники», свечи, коробку контактов прерывателя, колпачок батарейного зажигания, конденсатор на смену, пневматические клапаны, моток изоленты, прейскурант запчастей и адрес уважаемой фирмы в Вашей стране, которой можно телеграфировать, чтобы та выслала запчасти в случае непредвиденных обстоятельств. А также кусок мешковины для мойки кузова…» (вот без последнего ехать в СССР точно нельзя).

«…[Что касается] «дворников» и боковых зеркал, их лучше снимать вечером, чтобы их не взял кто-нибудь в качестве сувенира…» (исключительно как сувенир: в СССР сувенирная демократия).

«…Русское масло — высококачественное, однако тот, кто желает использовать марку «премиум», должен взять с собой достаточное количество…» (но это тоже, видимо, стремительно меняется: скоро будет и «премиум»),

«.. [В Советском Союзе] нужно покупать чёрную икру в двухкилограммовых банках, а затем переложить её в пустые баночки, которые продаются в том же магазине. Так из одной банки получится больше подарков…» (это, судя по всему, единственное неудобство).

«…Из-за того, что увеличилось количество туристов, мест в гостиницах недостаточно. «Интурист» тем не менее всегда найдёт, где разместиться, но не нужно полагать, что вы сможете сами выбрать гостиницу или поменять номер…» (сами виноваты — много вас).

Теперь становится ясно, почему Луи вначале представился адвокатом.

«Полный, говорите? — пишет Айврик Макдоналд в газете Evening News. — Я дважды или трижды бывал в Горьком, родном городе Максима Горького. Вообще не упомянут. Я заезжал в Ульяновск, который присутствует, а также в Самару и Саратов, которых опять-таки нет». Зря критик сетует: Луи практичный автор. Зачем писать иностранцам о закрытых городах?

Венцом этого творения мог бы стать постскриптум к путеводителю, но он существует лишь в устной форме: английская тёща Виктора, когда путешествовала по СССР, принимала таблетки для закрепления кишечника, чтобы не посещать советские общественные туалеты. Но даже при неслыханном либерализме Виктора, вписать такое в книгу означало бы обгадить-таки советскую действительность.

В путеводителе было больше 350 страниц, которые содержали информацию разного сорта, включая произношение русских букв. Он регулярно обновлялся и переиздавался, едва поспевая за «быстрым процессом развития страны». Но к чести Луи надо сказать вот что. С его деньгами и возможностями он мог нанять литературных рабов, коих нашлось бы предостаточно, и расслабляться на баковской даче или же в другой стране, где выбрать отель можно самому. Так бы сделал современный московский «предприниматель» (кавычки — не опечатка). Но Луи с фанатичным упорством все города и веси объезжал и облетал сам, будто стремясь искупить вину за многочисленные натяжки. Переиздавая справочник, он «переобъезжал» его содержимое.

И всё же эти вояжи меньше походили на служебную командировку, чем на «царский выезд».

Римма Шахмагонова так описывает типичную поездку в конце 70-х: «Мы с моим мужем Фёдором Фёдоровичем седлали его «мерседес», набивали едой — всевозможными пирожками, печевом и прочим — и ехали в Ленинград. Супруги Луи туда, как правило, подлетали на самолёте или подъезжали на поезде. Все вместе мы упаковывались в машину и ехали дальше на Запад, в Ивангород, потом в эстонскую Кохтла-Ярве, далее по Эстонии, потом сворачивали на юг и ехали до Литвы, а там до Бреста. По дороге Дженнифер прилежно делала записи, а он сидел, развалившись, как барин».

Шахмагонова вспоминает, к примеру, такую сцену: «Из положения «развалившись» Луи мог вдруг крикнуть на Дженнифер: «Мадам, ёптыть, записывай деревню!!!». Та по-английски делала абсолютно ледяное лицо, брала паузу, потом произносила: «Вот дурак…»»

Но и сама выкидывала коленца: однажды по пути в Прибалтику, под Смоленском, прокис взятый в поездку торт. Шахмагонова недрогнувшей рукой кинула его собакам, но через какое-то время Дженнифер хватилась продукта:

— Римма, ты зачем это сделала?

— Дженни, он прокис! Там аж зелень выступила!

— Зелень, Римма, можно было срезать, — пригвоздила её Дженнифер.

«Мадам», будучи иностранной подданной, не имела права без разрешения компетентных советских органов выезжать за пределы сорокакилометровой зоны. Однако она надевала русский платок и сливалась с народом, а когда гаишники делали поползновение остановить иномарку, на всякий случай держала в руках чей-нибудь советский паспорт.

Так, в 80-е годы, вспоминает Шахмагонова, они, начинив машину пирожками и пирожными, всей компанией отправились в Касимов. В город прибыли затемно, и казалось, в центре освещался только памятник Ленину. Луи вышел из машины, огляделся вокруг, и вдруг впился глазами в постамент вождя. Дженни, открыв окно, нетерпеливо звала мужа назад: «Ви! Что ты стоишь? Давай, в hotel пора!». Но он стоял, глядя на глыбу, как кролик на удава. Вернулся в машину с выпученными глазами: оказалось, постамент был сделан из надгробий еврейских могил, а имена тщательно стёрты, но глазастый Луи разглядел едва проступавшие ивритские буквы.

Можете себе хоть на секунду представить в райцентре средней полосы еврейские надгробия под Лениным? А этого человека — словно магнитом, притягивало к чудесам.

География «Полного путеводителя» ширилась, и в 1985 году компания набила пирожками уже кэмпер и поехала в непостижимо далёкую для московского автомобилиста Среднюю Азию. В Казахстане эту «шайтан-арба» в первую же ночь обокрали подчистую, разобрав всю поклажу — очевидно, «на сувениры». Луи добрался до ближайшей цивилизации, телеграфировал в спасительную Москву, и оттуда выслали всё необходимое самолётом: как уточнила Римма Шахмагонова: «Всё, вплоть до трусов».

Этих историй, этих записок путешественника было море — все не перескажешь.

Итальянец Илларио Фьоре хоть и винит Виктора Луи во всех смертных грехах, но при этом его вольно и невольно возвеличивает, приписывая божественные возможности. Так, он намекает, что поездка Луи в Америку натолкнула его на мысль об автомобилизации СССР подобно американской: «Из этой мысли, — пишет Фьоре, — его преемники должны были создать проект города Тольятти». Думается, Виктору Луи это несказанно польстило: ведь решение о начале стройки в Куйбышевской области было принято ЦК 20 июля 1966 года, когда Виктор только думал о том, чтобы подавать на американскую визу. Очевидно, итальянец так растрогался от гордости за свой автопром[45], что присвоил герою собственной книги дар путешествовать во времени.

Загрузка...