Коротко про неприязненных женщин

Бедняжка The Victim

Это началось, когда пухленькой белокурой малышке Кэтрин было четыре или пять лет: ее родители заметили, что она получала ушибы, падала или делала что-то ужасное гораздо чаще, чем ее сверстники. Почему у Кэти так часто шла кровь из носа, а колени были исцарапаны? Почему она так часто просила у мамы сочувствия? Почему она дважды сломала руку, когда ей еще не было восьми лет? Действительно, почему? Тем более что Кэти была не из тех, кто любит гулять на свежем воздухе. Она предпочитала играть в закрытом помещении. Ей нравилось, например, переодеваться в мамину одежду, когда мамы не было дома. Кэти надевала длинные платья, туфли на высоких каблуках и накрашивалась, сидя за маминым туалетным столиком. В результате двух таких попыток Кэти оба раза зацепилась своими шаткими туфлями за юбки и упала с лестницы. Она как раз собиралась посмотреть на себя в длинное зеркало в гостиной. Это и стало причиной одного из переломов руки.

Теперь Кэти исполнилось одиннадцать, и она уже давно перестала примерять одежду своей матери. У нее были собственные туфли на платформе, которые делали ее на пять дюймов выше, собственный туалетный столик с губными помадами, тональным кремом для макияжа, бигуди, щипцы для завивки волос, ополаскиватели, искусственные ресницы и даже парик на подставке. Парик обошелся Кэти в три месяца экономии на ее карманных расходах, и при всем при том ее родителям еще пришлось засучить рукава, чтобы купить его.

«Не понимаю, почему она хочет выглядеть как взрослая тридцатилетняя женщина, — сказал Вик, отец Кэти. — У нее на это уходит уйма времени».

«О, в ее возрасте это нормально», — сказала ее мать Руби, хотя Руби знала, что это не совсем нормально.

Кэти жаловалась, что мальчики к ней пристают. «Они просто не дают мне прохода! — не в первый раз уже обратилась она к родителям однажды вечером. — Вот, посмотрите на эти синяки!» — Кэти задрала цветастую нейлоновую блузку, чтобы показать пару синяков на ребрах. Она слегка пошатывалась в своих сапогах на платформе, нелепо увенчанных желтыми чулками до колен, которые были бы более уместны для предводителя скаутов.

«Господи! — воскликнул Вик, который в это время вытирал посуду. — Посмотри на это, Руби! Кэти, ведь ты на самом деле не ушиблась просто обо что-нибудь?»

На Руби, стоявшую у раковины, синевато-коричневые синяки не произвели особого впечатления. Она видела сложные переломы.

«Мальчики просто хватают меня и тискают!» — простонала Кэти.

Вик чуть не швырнул тарелку, которую вытирал, но в конце концов все же поставил ее аккуратно на стопку в шкафу. «А чего ты ждешь, Кэти, если в девять утра идешь в школу с длинными накладными ресницами? Знаешь, Руби, это ее собственная вина».

Но Вик не мог заставить Руби согласиться. Руби все время повторяла, что в ее возрасте это нормально или что-то в этом роде. Кэти бы его отшила, подумал Вик, будь он мальчиком лет тринадцати-четырнадцати. Но Кэти, он должен был признаться, выглядела по-настоящему игриво, как легкая добыча для любого глупого подростка. Он попытался объяснить это Руби и заставить ее вернуть все под свой контроль.

«Знаешь, Вик, дорогой, — сказала Руби, — ты слишком щепетильный отец. Это довольно распространенное явление, и я не упрекаю тебя. Но ты должен успокоиться насчет Кэти, иначе все станет еще хуже».

У Кэти были круглые голубые глаза и длинные ресницы от природы. Ее лукавый рот был рот купидона и так же мог приподниматься в уголках, украшая ее милой и желанной улыбкой. В школе она была довольно хороша в биологии, рисовала спирогиру[9], кровеносные системы лягушек и поперечные срезы моркови, видимые под микроскопом. Мисс Рейнольдс, ее учительница биологии, любила ее, одалживала ей брошюры и специальные ежеквартальные вестники, которые Кэти читала и возвращала.

А потом, во время летних каникул, когда Кэти было уже почти двенадцать, она без всякой причины начала ездить автостопом. Соседские дети отправились на озеро в десяти милях отсюда, где можно было купаться, ловить рыбу и кататься на каноэ.

«Кэти, не езди автостопом. Это очень опасно. Есть автобус, который ходит и привозит два раза в день», — сказал Вик.

Но вот она едет автостопом, как лемминг, спешащий навстречу своей судьбе, подумал Вик. Один из ее приятелей по имени Джоуи, пятнадцатилетний парень с машиной, мог бы отвезти ее, но Кэти предпочитала ездить, голосуя большим пальцем перед водителями грузовиков. Так она была изнасилована в первый раз.

Кэти устроила большую сцену на озере, расплакалась, когда пришла пешком, и сказала: «Меня только что изнасиловали!»

Билл Оуэнс, сторож, сразу же попросил Кэти описать этого человека и тип грузовика, на котором он ездил.

«Он был рыжий, — сказала Кэти со слезами на глазах. — Лет, может быть, двадцать восемь. Он был большой и сильный».

Билл Оуэнс отвез Кэти на своей машине в ближайшую больницу. Кэти фотографировали журналисты, ей давали мороженое с содовой. Она рассказала свою историю журналистам и врачам.

Кэти оставалась дома, окружаемая вниманием и заботой, целых три дня. Таинственный рыжеволосый насильник так и не был найден, хотя врачи подтвердили, что ее изнасиловали. Потом Кэти вернулась в школу, разодетая в пух и прах, или расфуфыреная дальше некуда — туфли на платформе, нарумяненые щечки, ноготки покрашены лаком, парфюм, декольте. Синяков появилось еще больше. Телефон в ее доме продолжал трезвонить: мальчики хотели пригласить ее на свидание. Половину времени Кэти исчезала из дома, половину — кормила мальчиков обещаниями, заставляя их курсировать возле ее дома, на машинах или пешком. Вик почувствовал отвращение. Но что он мог поделать?

Руби все время повторяла: «Это естественно. Кэти просто популярна!»

Наступили рождественские каникулы, и семья отправилась в Мексику. Они хотели поехать в Европу, но Европа была слишком дорогой. Они доехали до Хуареса, пересекли границу и направились в Гвадалахару, по дороге до Мехико. Мексиканцы, как мужчины, так и женщины, пялились на Кэти. Она явно была еще ребенком, хотя и накрашена, как взрослая женщина. Вик понял, почему мексиканцы так пристально смотрят на него, а Руби, похоже, нет.

«Жуткие люди эти мексиканцы», — сказала Руби.

Вик вздохнул. Возможно, именно во время одного из таких вздохов Кэти и была украдена. Вик и Руби шли по узкому тротуару, Кэти шла следом, они шли к своему отелю, а когда они обернулись, Кэти там уже не было.

«Разве она не сказала, что собирается купить мороженое в рожке?» — спросила Руби, готовая бежать до следующего поворота, чтобы посмотреть, нет ли там продавца с мороженым.

«Я не слышал, чтобы она так говорила», — сказал Вик. Он лихорадочно огляделся по сторонам. Там не было ничего, кроме мужчин в деловых костюмах, нескольких крестьян в сомбреро и белых брюках — в основном они несли какие-то свертки — и респектабельных мексиканских женщин, делающих покупки. А где же полицейский? В течение следующего получаса Вик и Руби рассказали о своей проблеме двум мексиканским полицейским, которые внимательно выслушали их и записали описание их дочери Кэти. Вик даже достал из бумажника фотографию.

«Только двенадцать? На самом деле?» — сказал один из полицейских.

Вик передал ему фотографию и больше никогда не видел ее.

Кэти вернулась в отель около полуночи. Она была усталой и грязной, но все же направилась к двери родительской комнаты. Она рассказала родителям, что ее изнасиловали. Тем временем менеджер отеля позвонил за несколько секунд до этого, чтобы сказать:

«Ваша дочь вернулась! Она сразу же стала подниматься на лифте, даже не поговорив с нами!»

«Он был симпатичным мужчиной и говорил по-английски, — сказала Кэти своим родителям. — Он хотел, чтобы я посмотрела на обезьяну, которая, он сказал, была у него в машине. Я не думала, что с ним что-то не так».

«Обезьяна?» — сказал Вик.

«Но никакой обезьяны там не оказалось, — сказала Кэти, — и мы уехали». Потом она начала плакать.

Вик и Руби были встревожены перспективой найти симпатичного мужчину, говорящего по-английски, и попыткой разобраться с мексиканскими судами, если они его найдут. Они собрали вещи и увезли Кэти обратно в Америку, надеясь на лучшее, подразумевая, что Кэти не забеременеет. Они отвезли Кэти к своему врачу.

«Это все та косметика, которой она пользуется, — сказал доктор. — Из-за нее она выглядит старше».

Вик это знал.

Однако на следующий год разыгралась настоящая драма. В то лето к их соседям приехал погостить молодой врач. Его звали Норман. Он был племянником Мэриэн, хозяйки дома. Кэти сказала Норману, что хочет стать медсестрой, и Норман одолжил ей книги и проводил с ней долгое время, рассказывая о медицине и профессии медсестры. Но вот однажды днем Кэти в слезах вбежала в дом и сказала матери, что Норман уже несколько недель соблазняет ее, что он хочет, чтобы она убежала с ним, и пригрозил похитить ее, если она этого не сделает.

Руби была шокирована — и все же почему-то не шокирована, а, скорее, смущена. Руби, возможно, предпочла бы запереть Кэти в доме, не обсуждая эту историю, но Кэти уже рассказала Мэриэн.

Мэриэн появилась всего через две минуты после Кэти. «Я даже не знаю, что сказать! Это просто ужасно! Я не могу поверить, что Норман на это способен, но, должно быть, это правда. Он удрал из дома. В спешке собрал свой чемодан, но какие-то вещи все равно остались».

На этот раз Кэти не перестала плакать, а продолжала лить слезы еще несколько дней. Она рассказывала истории о том, как Норман заставлял ее делать вещи, которые она не могла заставить себя описать. Слух об этом распространился по всей округе. Нормана не было в его квартире в Чикаго, сказала Мэриэн, потому что она пыталась дозвониться до него, но никто не ответил. Началась полицейская охота — хотя кто ее инициировал, никто не знал. Ни Вик, ни Руби, ни Мэриэн, ни ее муж этого не делали.

Наконец Нормана нашли запертым в гостинице за сотни миль отсюда. Он зарегистрировался под своим собственным именем. Обвинение было выдвинуто полицией от имени правительственного комитета по защите несовершеннолетних. В городе, где жила Кэти, начался суд. Кэти наслаждалась каждой его минутой. Она ежедневно ходила в суд, независимо от того, приходилось ли ей давать показания или нет, скромно одетая, без макияжа и накладных ресниц, но не могла распрямить свою многомесячную завивку, волосы, покрашенные в ультра-блондинку, начинали подрастать, обнажая свои более темные корни. Выступая на суде, она делала вид, что не может заставить себя произнести слова, обозначающие суть этих ужасных вещей, поэтому адвокату со стороны обвинения пришлось, спрашивая, самому их озвучивать, и Кэти бормотала «Да», которое ее часто просили произнести громче, чтобы суд мог услышать. Люди качали головами, шипели на Нормана, а к концу процесса уже были готовы линчевать его. Все, что смогли сделать Норман и его адвокат, — это опровергнуть обвинения, поскольку свидетелей не было. Норман был приговорен к шести годам тюрьмы за растление малолетней и заговор с целью ее похищения через государственную границу.

Некоторое время Кэти наслаждалась ролью мученицы. Но она не могла продолжать это больше нескольких недель, потому что это было недостаточно весело. Легион ее друзей-приятелей немного отступил, хотя они все еще приглашали ее на свидание. Со временем, когда Кэти жаловалась на изнасилование, ее родители не обращали на это особого внимания. В конце концов, она уже много лет сидела на противозачаточных пилюлях.

Планы Кэти изменились, и она больше не хотела становиться медсестрой. Она собиралась стать стюардессой. Ей было шестнадцать лет, но она легко могла сойти за двадцатилетнюю или даже старше, если бы захотела, поэтому она сказала авиакомпании, что ей восемнадцать, и прошла шестинедельный курс обучения тому, как включать очарование, любезно подавать всем еду и напитки, успокаивать нервничающих, оказывать первую помощь и проводить процедуры экстренного выхода, если это необходимо. Кэти была совершенно естественна во всем этом. Полеты в Рим, Бейрут, Тегеран, Париж и свидания по пути с очаровательными мужчинами были для нее всего лишь чашкой чая. Часто стюардессы должны были оставаться на ночь в чужих городах, где их отели были оплачены. Так что жизнь была как легкий ветерок. У Кэти было в избытке денег и целая коллекция самых странных подарков, особенно от джентльменов с Ближнего Востока, таких как золотая зубная щетка и карманный кальян (тоже из золота), пригодный для курения травки. У нее был сломан нос, спасибо бешеному шоферу итальянского миллионера, жившего на обрывистой дороге между Позитано и Амальфи. Но нос был хорошо вправлен и нисколько не портил ее красоты. К ее чести, Кэти регулярно посылала деньги родителям, а у нее самой был стремительно растущий счет в Нью-Йоркском Сберегательном банке.

Затем чеки ее родителям резко прекратились. Авиалинии связались с Виком и Руби. Где же Кэти? Вик и Руби понятия не имели. Она могла быть где угодно — на Филиппинах, в Гонконге, даже в Австралии, насколько им было известно. «Не будет ли авиакомпания так любезна сообщить нам, — спросили ее родители, — как только вам станет что-нибудь известно?»

Следы привели в Танжер[10] и там обрывались. Своей напарнице Кэти сказала, что у нее в Танжере назначено большое свидание с мужчиной, который должен встретить ее в аэропорту. Эта дата, по всей вероятности, запомнилась Кэти, и никто больше ничего не слышал о ней.