Коротко про неприязненных женщин

Обеспеченная домохозяйка The Middle-Class Housewife

Памела Торп считала «Женское равноправие» одним из тех глупых протестных движений, о которых любят писать журналисты, чтобы заполнить свои колонки. «Женское равноправие» утверждало, что хочет «независимости» для женщин, в то время как Памела считала, что женщины в любом случае имеют преимущество над мужчинами. Так из-за чего весь сыр-бор?

Причина, по которой этот вопрос вообще возник, заключалась в том, что дочь Памелы Барбара в июне вернулась домой после окончания университета и сказала своей матери, что по-соседству состоится собрание «Женского равноправия». Барбара организовала его вместе со своей подругой по колледжу Фрэн, с семьей которой Памела была знакома. Конечно, Памела ходила на собрания — в местную церковь — главным образом, чтобы развлечься и послушать, что скажет молодое поколение.

Разноцветные шары и бумажные ленты свисали со стропил и подоконников окон в витражах. Памела была удивлена, увидев юную Конни Хейнс, мать двоих маленьких детей, которая проповедовала, как новообращенная.

«Работающим женщинам нужны бесплатные общественные детские сады!» — крикнула Конни, и ее последние слова были почти заглушены аплодисментами. «И алименты — узаконенное пьянство разведенных мужей — должны исчезнуть!»

Овации! Женщины вскочили на ноги, кричали и хлопали в ладоши.

Общественные детские сады! Памела представила себе потоки работающих женщин (они только воображают, что хотят работать), покидающих свои дома в 8 утра, пристраивающих где-нибудь своих чад, домой приносящих чеки на зарплату в конце недели, в дом, где на плите даже нет приготовленного ужина. Многие женщины теперь тянули руки, чтобы им дали слово, поэтому Памела тоже подняла руку. Ей так много хотелось сказать.

«Мужчины не против нас!» — крикнула одна женщина со своего места. — «Это женщины сдерживают нас, эгоистичные, трусливые женщины, которые думают, что они что-то потеряют, требуя равной оплаты за равный труд!..»

«Мой муж, — заговорила Конни, потому что она снова неожиданно взяла слово и заговорила еще громче, — собирается сдавать выпускные экзамены, чтобы стать врачом, и мы беспокоимся, потому что едва сводим концы с концами. Я должна оставаться дома и присматривать за двумя детьми. Если бы мы наняли няню, я бы лишилась моего заработка, если б я работала! Вот почему я выступаю за бесплатные общественные ясли! Я не слишком ленива, чтобы взяться за работу!»

Снова поощрительные вопли и рукоплескания.

Теперь поднялась Памела. «Общественные детские сады! — сказала она, и ее должны были услышать, потому что ее голос заглушал все остальные. — Вы люди ещё молодые, — а мне сорок два года, — и вы, кажется, не понимаете, что место женщины — дома, чтобы создавать уют, и что вы будете выращивать поколение преступников, если вырастет поколение детей, воспитанных в общественных детсадах».

Общий шум заставил Памелу на мгновение замолчать.

«Это бездоказательно!» — завопил девичий голос.

«Как насчет отмены алиментов?! Может быть, ты и против этого?» — требовательно спросил ещё кто-то. Это была ее дочь Барбара.

Лица превратились в размытые пятна. Памела узнала некоторые из них, лица своих давних соседей, но почему-то не могла узнать их в новой роли нападавших, в роли врагов. «Что касается алиментов, — продолжала Памела, все еще стоя, — то это обязанность мужа содержать семью, не так ли?»

«Даже когда жена гуляет?» — спросил кто-то.

«Вы знаете, что некоторым женщинам сходит с рук убийство, и от этого у них дурная репутация?»

«Каждый случай развода должен рассматриваться отдельно!» — крикнул другой голос.

«Женщины превратятся в жертв! — кричала Памела в ответ. — Отмену алиментов назвали лицензией для кобелей, и это действительно так! Заработная плата — вот что погубит женщин!»

Взрыв! Будто масло в огонь плеснули. Возможно, слова были выбраны неудачно — заработная плата — но, во всяком случае, вся паства, или, скорее, толпа, принялась ходить на ушах.

При виде этого у Памелы подскочил адреналин. Вдобавок она поняла, что должна себя защитить, потому что атмосфера внезапно стала неприятной и враждебной. Но она была не одна: по меньшей мере четыре женщины, все ее соседки и все почти таких же средних лет, как Памела, были на ее стороне, и Памела видела, что спорщики собираются в группы или в кружки. Голоса стали еще громче. Понеслись благословения.

Хрясь!

«Ренегаты!»

«… бляди!»

«Ты еще, как пить дать, против абортов!»

Яйцо попало Памеле между глаз. Она вытерла лицо бумажной салфеткой. Откуда взялась это яйцо? Но у многих женщин, конечно же, имелись с собой сумки с покупками.

Похожие на красные бомбы, по воздуху полетели помидоры. Вслед за ними яблоки. Этот галдеж напоминал громкое кудахтанье кур или какой-то другой птицы, сильно потревоженной в замкнутом пространстве. Ряды драчунов были нестройными. Группы сражались друг с другом в упор.

Йоп! Это на голову женщины обрушилась консервная банка с чем-то, в отместку, как утверждали нападавшие, за что-то более тяжкое с ее стороны. Зонтики, по крайней мере три или четыре, тоже теперь пошли в ход.

«Послушайте, что я говорю!»

«Ты сука!»

«Прекратите драку!»

«Сесть всем! Где председатель?!»

Памела заметила, что некоторые женщины уходят, давясь у парадных дверей. Затем, к своему собственному удивлению, она обнаружила, что держит в руках здоровый складной стул и собирается швырнуть его. Сколько она уже бросила? Памела уронила стул (себе на ноги) и как раз вовремя пригнулась, чтобы не попасть под качан капусты.

Но это была двухфунтовая[3] банка печеных бобов, которая была запущена в Памелу и попала ей в правый висок. Она умерла в течение нескольких секунд, а нападавший так и не был опознан.