Дверь была не заперта, и Люси уже встала, поэтому Стивен вошел и встал позади нее, когда она, согнувшись, села за стол. Он поцеловал ее в шею и заглянул через плечо. Живая лабораторная крыса с вскрытым животом лежала на спине, пришпиленная к деревянному бруску, под любопытными пальцами Люси. Выпученные глазки грызуна бесцельно метались по тому немногому, что могли видеть, в поисках хоть какого-нибудь спасения от боли.
Люси перестала копаться пальцами, взяла из кучи острых хирургических инструментов скальпель и начала один за другим удалять выставленные напоказ органы. Она подносила каждый к свету и изучала его, затем разрезала на кусочки на деревянном бруске.
Пока она работала, Стивен целовал ее волосы, и перед ним мелькали сцены из будущего, когда она станет относиться к нему так же трепетно, как в данный момент — к маленьким крысиным органам. Он ляжет под ее поцелуями в широкую кровать, и жизненные планы будут сыпаться на них легким дождем дрожащих розовых лепестков.
Когда крыса была выпотрошена, Люси бросила скальпель и прижалась к нему спиной, ей было слишком противно поддерживать собственный вес. Он улавливал исходившее от нее отчаяние.
Она положила его руки на свои груди, но защиты от этого почти совсем не было. Она встала, чтобы он обнял ее, закрыла глаза и прижала неплотно сжатый кулачок к подбородку, как спящий малыш.
Стивен увидел на полу ее ночную деятельность — куча выпотрошенных крыс и полиэтиленовый пакет с внутренностями — и знал, что любовь стремительно приближается. Ее поиски чего-то, что надо из себя вырезать, принимали неистовый характер.
Они потрахались в холодной комнате, завешанной фотографиями вскрытых хирургами тел. Стивен смотрел на них, пока пахал. Свет на снимках был резким, и в нем мерцали раскрытые органы — темные почки, печенки, сердца, более бледные желудки и диафрагмы, и все они плавали в наполненных кровью полостях, словно ингредиенты какого-то страшного рагу. На одном из снимков разрез был открыт так сильно, что было видно поперечное сечение брюшной полости. Из-за чередующихся полос мяса и жира брюшная полость напоминала бекон.
После на них падал утренний свет, смешанный с бетонной пылью. Они уткнулись взглядом в потолок, из влагалища Люси на мертвые простыни сочился сок, с которого все начинается. Стивен размышлял об убойном цехе, о том, какая у пушки отдача, о крови и сперме, стекающих по бокам проколотой во многих местах коровы, о Крипсе в своей жопе. Акт убийства.
— Я вчера убил корову.
— Ты постарался заглянуть ей внутрь?
— Бригадир сказал, что от этого я стану другим. Люси тихо засмеялась, соскальзывая в сон:
— Это не так легко.
Солнце, будто ему проломили хребет, ползло вверх в зудящем воздухе трущоб и окрашивало окна в грязно-желтый цвет. Сегодня он изменился? Зверюга за ужином разбила его влегкую, как она всегда это делала. Где же уверенность в своих действиях, от которой мускулам так и хочется взяться за дело, о которой говорил Крипе? Убийство коровы в убойном цехе захлестнуло его так, что он почти потерял сознание, и он рассчитывал на что-то взамен. Сейчас, когда он думал об этом, он чувствовал только тягостное отвращение к такой кровожадности.
Было уже поздно, и он отправился вниз смыть сардинную вонь с члена и посрать. Жопа у него свербела, и он смог выдавить из себя всего-навсего несколько мелких темных шариков, которые словно ужалили его кружок и погрузились под воду, словно горстка камушков.
Зверюга еще не проснулась, и Стивен нарезал круги в непривычно-свободной кухне, вовсю радуясь от предвкушения ее отсутствия. Он выпил воды и ощутил, как она очищает его. А потом отправился на завод.