Коровы

Глава двадцать девятая

Люси сидела на кровати, раздвинув ноги; внутренняя сторона ее ног блестела от смазки. Она была раздета ниже пояса, под увеличившимся животом, казалось, свободно болтаются бедра, будто она позабыла, что у нее есть попка и ноги. Стивен замер в дверях спальни, на долю секунды он испугался подойти ближе. Позади кровати монитор эндоскопа освещал комнату одноцветными картинками. Смазанный и перепачканный зонд, валялся на полу.

Он присел на краешек кровати. Люси устало шевельнулась, ее мутные глаза взглянули на него.

— Ты чего, блядь, творишь?

Ему хотелось дать волю бешенству, но он старался говорить ровным голосом.

— Ни хрена не выйдет, Стивен.

Прозвучало так, будто слова доматывают ее окончательно.

— Чего?

— Почему мы вместе?

— Потому что мы друг друга любим.

— Мы пытаемся спрятаться друг за другом. Говорим, это любовь, притворяемся нормальными, но все остается по-прежнему.

— Я тебя правда люблю.

Стивену стало дурно. Он едва сдерживался, чтобы не вцепиться ей в волосы и заорать в физиономию: «Я так и знал, так и будет, ах ты, сука!»

Нет, он не знал. Боялся, но не знал. Думал, ее ненормальность равна его, и в поисках убежища она выберет путь, проложенный им для нее.

— Я думала, все будет хорошо, и если я буду вести себя, как ты хочешь, достаточно долго, то смогу забыть про яд. Но он до сих пор там, он до сих пор растет.

Она подняла ладони, вырезая ими из воздуха свою боль, чтобы Стивен наглядно ее увидел и понял, но осознала, насколько это бесполезно, и руки безвольно упали на грудь.

— Оно до сих пор там, Стивен.

— Я могу помочь тебе. Я хочу тебе помочь.

— Ты хочешь, чтобы мы держались вместе, вот и все. — Она легонько помахала руками у стены.

— Господи… — Стивен встал, сделал несколько бесцельных резких шагов по комнате, остановился, повернулся к ней.

— Нет в тебе никакого яда, просто ты ебнутая наглухо! Посмотри вокруг! Тебе что, здесь плохо? Может, ты рвешься назад на свой этаж вскрывать крыс и целыми днями размышлять, как тебе, блядь, херово?

Он вытащил из карманов охапки денег и швырнул их перед ней на кровать.

— Вот, смотри! Я принесу еще больше, и мы сможем никогда не выходить из этой квартиры.

Яд не будет расти, обещаю. Когда родится ребенок, ты обо всем забудешь. Правда, забудешь! И мы останемся жить здесь и будем счастливы.

Стивен бухнулся на колени перед постелью, вцепился скрюченными пальцами в угол матраса, перемазал все лицо в слезах и соплях.

Он больше не пытался пробудить в себе любовь, ему нужна она в этой квартире, пусть вынашивает ребенка, одевается, как положено жене, ест с ним вместе, и ему будет тепло, когда он к ней прикасается. Пока она здесь в целости и сохранности, он может наградить ее всеми качествами, какими захочет. Немного напряжется и заставит себя видеть ее такой, как ему надо.

— Ты идиот, Стивен, потому что говоришь о счастье. Мы не созданы радоваться жизни. Ты считал, ты можешь жить, как эти люди в телевизоре, но только посмотри на себя. Ты не похож на них, у них вся жизнь потрачена на построение счастья, они прежде всего нормальны. А по-другому не выйдет. И пробовать не стоит.

Люси посерела, вымоталась. Глаза потускнели, речь звучала монотонно, путалась.

— Счастье неосуществимо, если внутри яд, не важно, чем бы ты себя не окружал. Ты только можешь вырезать его.

И она расплакалась. Стивен приподнял ее с постели и прижал к себе. Почувствовал эрекцию и возвращение уверенности. Что бы там Люси не трепала, что ничего не выйдет, она явно не в силах ничего изменить. Она обмякла в его объятиях, и сопливый испуг, охвативший его секунду назад, исчез, когда он понял, что она не сможет бросить его и выжить в одиночку. Подобно ему, ей нужно придумать систему, в которой существовать, и она так запуталась в его конструкции, что вновь сочинить собственную было выше ее сил.

Он снова положил ее на постель, и пока она спала, высунулся из окна, уставился на город. В сумерках город казался розовато-лиловым, как обычно, неоновые огни горели красным, голубым и зеленым светом, но почему-то линии зданий и дорог стали другими, поменьше, их значимость несколько поистрепалась.

Он представил сеть туннелей, проходящих под городом, представил коров, с шумом носящихся по ним. Отныне — свою армию. Надолго ли? Хватит ли у него времени? Он решил, что хватит.

Когда он залез в кровать рядом с Люси, она была как мертвая, слишком тяжелая, слишком спокойная. Ему хотелось, чтобы она проснулась, повернулась к нему, бормоча ласковые слова любви. Не дождался и натянул на себя посильнее одеяло, закрыл глаза. Последнее, что он услышал, перед тем как отключился, были его собственные губы, прошептавшие: «Что за блядский скот».

Следующие несколько недель Стивен сидел дома, наблюдал за Люси, и на нулевой точке между глазными яблоками и мозгом лепил из увиденного нечто приемлемое. Она стала неопределенной субстанцией, он украшал ее приятными качествами или убирал от нее те черты, которые неблагоприятно воздействовали на основание его уверенности. Он сознавал, что ведет она себя далеко не идеально, но она была живая, готовила ему еду, спала в его кровати — он мог обнять ее и погреться рядышком. Если и недоставало каких-то нюансов в заботах, о которых он мечтал, он был готов с этим смириться.

Люси вела себя в это время достаточно хорошо, но разговаривала редко. Она вяло слонялась по квартире на слабых ногах, если только ее о чем-нибудь не просили. В минуты одиночества или когда Стивен прилипал к телевизору и не требовал общения, она безмолвно замирала, и лицо сильно искажалось от осознания собственного разрушения.

Однажды ночью Стивен проснулся и обнаружил, что она смотрит записи с хирургическими операциями, прижав лицо к экрану, словно она может засунуть голову в мир, где без утайки раскрываются секреты спасения от боли. Врачи пользовались инструментом, напоминающим болторезный станок, для разрезания грудины у женщины с очень белой кожей. Было много крови, одна из медсестер отсасывала ее маленьким шлангом, чтобы врач видел, куда он идет. Вот они решили, что сделали достаточный разрез, и специальной скобой развели в стороны половинки ребер. Омерзительная масса, видневшаяся в отверстии, напомнила Стивену о мясокомбинате и бесконечном урожае кишок. Он недолго посмотрел, потом опять заснул. Утром, когда он проснулся, Люси так и сидела перед телевизором.