Коровы

Глава двадцать пятая

Было хорошо, чистенько, тепло и светло. Люси готовила еду, обнимала его, и целыми ночами они сидели рядышком. Он вставал, они вместе пили кофе и завтракали фруктами. По утрам Люси в свеженьком махровом халате привставала на цыпочки и целовала его перед уходом на завод. Давала с собой ленч, махала рукой на прощание и ждала его возвращения. А когда он приходил домой, кухня была окутана приветливым запахом выпечки.

Он был в безопасности. Он справился. И так было долго.

Но вместе с обретением безопасности наступили перемены. Изначально тягомотина у мясорубки на заводе не замечалась, потому что он познавал свою природу, — жизнь настоящего мужика с Люси спасала его от износа на работе. Но настал день, когда Стивен понял, что подобная работа — не для такого крутого, как он. И с той поры мысль о времени, проведенном на заводе, внушала ему отвращение. Бесконечная вереница кусков говядины раздражала его, прицепленные за копыта и покачивающиеся туши представлялись гнусными маятниками, отсчитывающими напрасно потерянное время. Мужик, у которого хватило сил пришить мамочку и Крипса, ясное дело, был создан для большего, нежели прозябания в самой жопе блядской поточной линии.

Когда однообразие достигло высшей точки и Стивен не мог больше сдерживать злобу на коров, не дававших знать с тех пор, как умер Крипе, они появились. В обеденный перерыв из вентиляции Гернзеец объяснил, что делать, и, едва полумрак окутал замерший завод, Стивен в трубе вскарабкался на спину животного.

Больше никого не было, от звериного тепла веяло уютом — этакое одеяло приятных воспоминаний. И даже больше — от скачки сквозь туннели Стивен ощутил возвращение энергии, возрождение волнения, сопровождавшего его во время убийства Крипса, волнения, которое притупили нудные часы у мясорубки. От встречного ветерка и движущегося под ним Гернзейца сползла короста забвения, наросшая на чувстве собственного величия Стивена.

— Ну, разве все вышло не так, как я говорил? Ты опять здесь.

— Ты сам за мной пришел. Чего тебе надо?

— Не мне, чувак. Мне от тебя ничего не надо. Зато надо остальным. Или им так кажется. После того, как ты прикончил Крипса, они изменились. Вроде как с его смертью началось что-то, что должно было случиться с тех пор, как мы здесь. Их здорово ебнуло.

Они прошли через пересохший главный трубопровод, и вздутый живот Гернзейца шумно болтался туда-сюда. Стивен глубоко вдохнул затхлый воздух, вытянул руки и коснулся старых кирпичных стен.

— По тебе можно подумать, ты доволен.

— Я просто смотрю на вещи несколько со стороны, вот и все. Здесь, внизу я эволюционировал быстрее, чем они.

— Почему они хотят, чтобы я вернулся?

— Тревожатся, чувак. Это и еще дурацкая вера в тебя. После Крипса в стаде произошло что-то типа массового всплеска энергии. Они знали, что стали другими, но не знали какими. Все остались вместе, они не выносят одиночества. Видишь ли, больше всего их напугала потеря того, что их объединяло. Они так долго ненавидели Крипса и желали ему смерти, что растерялись, когда это, собственно говоря, случилось.

— И что они сделали?

— Запаниковали и забегали. Только так можно дать выход энергии. Целое стадо, дети и все остальные, носятся под городом, пока окончательно не вымотаются. Но толку с этого чуть, ведь они идут обратно, садятся в кружок и начинают думать, пока их опять не ебнет. Нам надо бы расселяться по всему городу, увеличивать поголовье стада, а им по фиг, они не желают разделяться и расставаться друг с другом.

Гернзеец бросил быстрый взгляд через плечо. — Он ждут ответов, человечек.

Стивен молчал, но ощущение неминуемости происходящего, охватившее его с начала поездки, усиливалось. Из неопределенного предчувствия превратилось в уверенность.

Он улыбнулся и поудобней уселся на быке. Его распирал смех. Ненормальный, ебнутый кровожадный палач, умерщвленный собственными руками Стивена, насквозь видел все жизненные ходы и расклады. Он знал правила игры, но не видел мира, кроме убойного цеха, и потому никогда не выносил свою чудовищную безнравственность за его пределы. Но все-таки он научил Стивена, что вещи существуют, чтобы человек ими завладел, что свободный человек живет в центре собственной вселенной и ведет сущее к неминуемому концу.

И если Гернзеец не врет, Крипе своей смертью дал ему еще одну возможность. Воспользоваться коровами.

В зале творился страшнейший бардак. Все необходимое для благополучного существования сообщества на его собственной территории пропало. Ни прогулок, ни игр, ни общего веселья. Кучи растоптанного и размазанного навоза завалили раскрытый проход. Полный пофигизм висел в воздухе, к нему примешивался аммиачный запах протухшей мочи.

В центре стадо превратилось в потную, хрипло мычащую толпу, они яростно толкались вокруг чего-то разорванного и сгнившего, опертого о колонну. Взмокшие головы были направлены в середину круговорота, коровы кружились, кружились, кружились.

Вздутые животы беспорядочно вертелись по залу, наталкивались на стены, возвращались в центр, чтобы их снова выбросило, и еще громче и тупее орали о своих обидах. В проходе Стивен выпрямился на Гернзейце, вдохнул, позволил аромату пронизывающей распущенности раствориться в себе.

— Я тебе говорил, чувак. Они тебе жутко обрадуются.

Гернзеец медленно двинулся к носящимся коровам, а Стивен принялся искать в себе родник слов, точных, верных слов, способных попасть в пустые коровьи головы и там засесть, цепких и веских слов, чтобы точно быть уверенным, что они пойдут, когда он велит им идти. Он нашел лишь пустую поверхность, но не отступил. Где-то в подсознании коровы, должно быть, знают, чего хотят. Его голос раскроет им это, они получат флаг, поверят и пойдут за ним.

Стадо заметило, как он приближается, и остановилось. Осела пыль. Стивен пробрался к колонне и без удивления узнал ободранный скелет Крипса.

Вокруг — сплошное тяжелое дыхание коров, вздымаются широкие грудные клетки. Ликующе кричат поджидающие его животные, лучащимися глазами настойчиво манят к себе. Радость от его появления, избавление от гнетущей тяжести.

Молчание. Молчание, рты раскрыты, длинные языки высунуты, жаждут руководства. Если он скажет то, что надо, они пойдут за ним. Он взглянул на останки Крипса. На лице, хоть с него и срезали мясо, сохранилась надменная полуулыбка в подтверждение его правоты, с которой Крипе умер.

Потом Стивен нашел слова, горячие, переполняющие его и его пустоту, ими была пропитана переломанная кость мертвеца. Они явились не из мозга, бездарно кастрировавшего идеи, а прямо из кишок, бессознательные, непродуманные, подобные выстрелу из арбалета, которым Крипе казнил убегающую корову.

Под ним спокойно и горделиво стоял Гернзеец, Стивен чувствовал, как его вес давит на землю. Он обвел взглядом стадо и возвысил голос:

— Чего зам надо? Коровы молчали.

— Чего нам надо?

Из-за Выступающей челюсти и прически ежиком он сам себе напоминал Муссолини, вещающего о славе и долге перед отрядами чернорубашечников.

— Вы думали, что хотите мира. Думали, Крипе умрет, и вы будете жить здесь, наконец освободившись от Человека и ужаса своего происхождения.

Но вы слишком долго его ждали, ненавидели слишком яростно. Лучше бы вы оставили его в живых.

Коровы было сердито зашумели, но Гернзеец рявкнул, II они неохотно успокоились.

— Вы Думали, дело в нем, но это не так. Чем он вам мешает? Вы здесь, внизу. Он за вами не охотился, убивал только тех, кто остался наверху. Присмотрись вы к нему повнимательней, вы бы многому у него научились… Вы думали, вам нужны ваши воспоминания — луга, просторные поля, чтобы жевать жвачку, время на созерцание, все, о чем мечтает каждая корова. И у вас было вполне достаточно этого именно здесь — еда, безопасность, тишина. А смерть Крипса не принесла вам этих радостей, разве не так? Получилось не так, как вы думали, потому что вы и ваши воспоминания — это разные вещи. Вы — первое поколение городских коров, вы не похожи на остальных. Вас взрастили для смерти, но вы выжили, и вас не радуют прежние удовольствия. Крипе мог бы вам это показать, мог бы помочь вам, мог бы объяснить вам, кто вы есть. Одна из коров крикнула:

— Ну ладно, этот пидор умер!

Стивен поднялся на ноги на спине Гернзейца и, словно Христос, распростер руки:

— Но с вами я. Я узнал больше, чем он, и я поведу вас. Я научу вас, где найти силу, которая освободит вас от прошлого. Я открою вам глаза на вашу природу.

Окружившие его коровы зашевелились, начали толкаться, бодаться, лягаться — по скотине, стукающейся друг о друга, струился обильный пенистый пот. Блажной, безумно корчившийся круг боролся сам с собой.

Стивен обратился к Гернзейцу:

— Что с ними?

— Они пытаются понять, что ты им сказал, смотри, они согласятся с тобой. Давай ты слезешь, чувак, нам не обязательно быть вместе, пока ничего не решили. Они подождали, когда трясущиеся туши немного расступятся, и побежали в пыльное спокойствие у стены залы. Стивен спешился и оглядел коровье безумствование. Он был полон силы. В паху у него пылало, неистовство, горевшее в сказанных словах, взбудоражило его — опыт владения силой был настолько нов, что мозг передал этот всплеск энергии организму.

Гернзеец ухмыльнулся:

— Офигеть, да?

— И так всегда?

— Началось после смерти Крипса. Вроде панического бегства в никуда. На них нападает, когда они чересчур крепко задумываются о будущем, будто надо прояснить слишком многое.

— А потом?

— Ничего особенно умного.

— А ты почему не с ними?

— Мне не надо.

У Гернзейца глаза были карие и глубокие, Стивен знал, что искривившиеся губы означают легкую бычью улыбку.

— Как я уже говорил, чувак, я развивался быстрее. Кое в чем я разбираюсь лучше них. И, возможно, кое в чем — лучше тебя.

— К примеру?

— Я знаю, что все эти убийства тебя изменят.

— Ты говорил мне «пиздец».

— Ну, ты пока не умер, то есть время еще есть. И я знал, что после того, как ты покромсал Крипса на кусочки, они тебя не отпустят.

С морды быка пропала улыбка. — А еще я знаю, что тебе что-то от этого дела надо, чувак. Знаю, ты здесь не потому, что так уж любишь нас, коров.

Стивен кивнул на стадо.

— Они успокаиваются. Что теперь?

— Выбора-то ведь особо у них нет, так? Если все пойдет так и дальше, стадо уничтожит само себя.

— Они позволят мне вести их?

Гернзеец по-бычьи пожал плечами.

— Предложи им то, в чем они нуждаются, и они пойдут. Мы не сильно отличаемся от человеческих созданий.

Бык прислонился к стене, и крошки подгнившего кирпича в пыльном дожде медленно опустились на пол.

— Но вернемся ко мне. Тебе оно надо?

Уверенность Стивена чуть дрогнула. Это животное способно запутать дело.

Гернзеец заметил его колебания.

— Не волнуйся. Они не совсем тупые, но до моего умища им далеко. Так легко не догадаются. Не ссы, чувак, я никому не скажу.

— Догадываюсь, тебе это тоже зачем-то надо.

— Власть значит иерархия, и я уверен, что ты хочешь быть не в самом низу. Удивлен? Не пизди мне, что это противоречит новой природе, которую ты нам собрался преподнести.

Говорил бык саркастически, из геморроя на жопу Стивена он превращался в неприятеля.

— Ладно, тебе чего, блядь, надо?

Стивен быстро оглядел зал. Почти все коровы уже успокоились, от напряжения они все взмокли. — Ты когда-нибудь видал телевизор?

— Бог ты мой, надо думать.

— Замечал ли ты хоть раз, как совершенна жизнь, которую он показывает? Вот чего я хочу.

— По-моему, одна фигня, что по телеку, что так.

— У других людей, но не у меня. Но я изо всех сил стараюсь, а бесполезное хождение на завод каждый день в мои планы не вписывается.

— Тебе нужны деньги… Могло быть и хуже.

Коровы устало кучковались у стены зала. Гернзеец улыбался сам себе, а Стивен направился к стаду. Они жались друг к другу, Стивен изучал их морды; тревога, предрекаемая Гернзейцем, мгновенно исчезла. Коровьи головы были пусты, туда надо было просто что-нибудь вбить.

Маленькая чалая телка выступила вперед:

— Ты нам поможешь?

— Я научу вас жить в ладу с собственной природой.

Он кричал, чтобы услышали все.

— У вас есть собственное место обитания, вы достаточно агрессивны, но отказываетесь это признать. Вот в чем источник вашего несчастья. Вы должны бросить вызов, поставить себя выше остальных, вам нужна свобода, уже скрытая в вас. Я научу вас, как прийти к этому.

Он воздел руки, и коровы бухнулись на колени.

— Я спасу вас.

Чуть позже Гернзеец отвез его к стоку.