Он быстро шагал в бледном свете раннего утра через лабиринт унылых домов, непонятными болячками облепивших землю. На улицах никого не было, но скоро это исправится. Люди копошились в домах и квартирах — вылезали из коек, одевались, завтракали, готовились выбежать из жилищ и смести его своим натиском и планами на жизнь.
Дождь стих, и Стивен пустился бежать. Мысли в башке разбивались о вопрос, как защититься от настигающей волны контактов с согражданами. Он знал, что снова слаб, что, найдя мертвую Люси, потерял способность вернуться назад. Но на этой мысли, как, впрочем, и на остальных, он не зацикливался; мысли беспорядочно метались в мозгах, изредка вспыхивая яркими огненными полосами, из них получался жаркий клубок тревоги, и невозможно было хоть на что-то решиться. Он понесся быстрее, размахивая руками, откинул голову назад и сощурился. Теперь улицы заполнились людьми — сначала один рабочий с пакетиком с завтраком, потом еще двое, вот группа мужиков из перерабатывающего цеха, а из утреннего кафе, продолжая жевать, вышел водитель грузовика. Все больше и больше народу запрудило тротуары. Чем быстрее бежал Стивен, тем гуще становилась толпа. Он вертел головой налево и направо, в поисках дырки, аллеи, расщелины в стене, хоть чего-то, где он окажется один и в безопасности. Но улица все тянулась и тянулась, по сторонам ее укрепляли заводы и мелкие неопрятные магазинчики для рабочих.
Каждого человека, которого он обегал, каждую кучку, с которой он чуть не столкнулся, окутывало некое порочное поле, слой за слоем разъедавшее его силу, делавшую его человеком. Ему казалось, он распадается, словно мясо в бочке с кислотой. И скоро нечем будет связать его воедино, он разлетится по тротуару кровавым месивом кишок и распадающихся тканей.
Он растерялся. Улица, наверное, бесконечна. Он бежал, пока внутри не начало жечь мягкие легкие, а мышцы на ногах не свела судорога. Он бежал, не надеясь спастись, громко жаловался миру о своих бедах, и вдруг между погрузочным двором у склада химзавода и дизельным гаражом обнаружилась божественно пустынная аллея.
Туда — всхлипывая, уносясь от растущих толп рабочих утренней смены, прямо в экстаз одиночества, мимо мусорных контейнеров и черных ходов, по беспорядочно растущим у стен сорнякам, высунувшимся из бетонных трещин. Аллея резко уходила направо, так резко, что издалека казалось, там тупик. Стивен закрыл плачущие глаза, повернул и, глотая воздух, стал спускаться, замедляя шаг, все тише и тише; остановился, согнулся, тяжело дыша, положил ладони на колени и попытался поразмыслить.
На секунду воцарилась полная тишина, только хрипело в горле и глухо стучала кровь в голове. Красный мрак за сомкнутыми веками успокоил его… И потом он услышал — рядом, впереди, сзади, по сторонам — как кто-то двигается, ступает по земле, беседует. Он медленно выпрямился и раскрыл глаза… И остолбенел.
Подлая аллея обманула его. Она выкинула его на один из самых оживленных городских проспектов. Шеренги людей наталкивались на него, распадались, собирались обратно и, обругав его, шли дальше.
Стивен обоссался, схватился руками за голову и издал дикий вопль.