Корыстный интерес (СИ)

Апокалипсис… что в переводе с греческого — «снятие покрова»

С порванными барабанными перепонками переговариваться невозможно. Если только жестами. Но у нас с Рецием неожиданно появилось преимущество: каким-то образом мы стали слышать друг друга без слов и понимать без жестов. Мы научились видеть друг друга внутренним взором, так как зрение помутилось настолько сильно, что собственных рук было не разглядеть.

Объяснив Рецию то, что требовалось сделать, я выжидающе заглянул ему в самую душу. На секунду он окунулся в воспоминания: увидел лица племянников, вспомнил мать — в виде полуживого мертвеца; замученного, казнённого отца, сестру… Вспомнил всю свою прежнюю жизнь, проведённую в постоянном страхе, в ожидании что вот-вот их семью поймают, накажут и превратят в таких же жалких извращенцев, в коих превратили всех остальных в измерении Юса.

Положив руку на моё плечо и задержавшись лишь на мгновение, Реций рванул в одну сторону, а я помчался в другую. Мы оба понимали, что это единственный выход из положения. Скорее всего, Лучезар уже предупредил охрану, и меня всей армией поджидали у Врат, полагая, что я последую совету старика и захочу вернуться за Акадой.

Больше всего я опасался, что Лучезар, прикончив нашего отважного спасителя, теперь пустит своё грозное оружие — Сударшану — по мою душу. В моём состоянии сопротивляться было бы вообще бессмысленно.

Безумная головная боль, льющиеся из глаз слёзы, расплывчатое, нечёткое изображение всего, что попадалось мне на пути, непослушные ноги и руки, головокружение, тошнота, да ещё и кровь из ушей — всё это не лучшее подспорье в предстоящем деле, но выбора не оставалось. Я твёрдо решил, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы в корне изменить ситуацию.

Каким-то чудом я вылетел на улицу. Прищурившись и отыскав ближайшее лёгкое воздушное судно нефилимов, я помчался к нему и уже спустя минуту разворачивался на взлётной полосе под шквальным огнём Толика и его подчинённых. Сделав зигзаг, мне удалось уйти раньше, чем командующий антарктической базой поднял из-под земли старинные оборонные системы атлантов. От них я бы точно не ушёл.

Я держал курс на горную гряду и изо всех сил надеялся, что Рецию удастся вовремя выполнить свою часть задуманного.

И близнец полностью оправдал мои ожидания. К моменту когда я влетел в ледяную пещеру — в глазницу Великого Змея — Реций уже сумел увеличить скорость потоков: и в метро, и на улицах антарктического города, распланированного строго в соответствии со схемой-чипом. Люди-батарейки носились словно угорелые, и город-коллайдер вскоре выплеснул свой мощный импульс, послав его в ту сторону, куда призывал я. Сделавшись живым проводником и перенаправив энергию в мозг Змея, я без страха осознал последствия: Купол Мира начал рушиться прямо на моих глазах.

«Только бы остальные люди во всех измерениях увидели это, только бы успели уразуметь и помочь своими мыслями, чувствами…» — с надеждой взмолился я, когда моё собственное тело распалось на миллионы сознательных частиц, влившихся в поток перенаправленной энергии.

Мне удалось воскресить мёртвого, «вдохнув в него жизни дыхание».

Великий Змей — тот, кого так боятся все Высшие правители Земли; тот, кого испокон веков всевозможные службы правительств бесстыдно очерняют своими грязными деяниями и всячески вызывают к нему отвращение у людей, — ожил.

Горы — его кольца — задвигались и сбросили с себя снежный, ледяной покров. Змею достаточно было немного проползти по старому пути, тщательно срезаемому новыми властителями мира, чтобы мёртвая планета подала признаки жизни. Сколько бы Высшие и их слуги нефилимы ни снимали слоёв почвы, сколько бы они ни срезали старые траектории, всё равно древние магнитные линии оставались на прежних местах, и Змей, даже будучи слепым, превосходно выполнил своё предназначение: пустил импульс по всепланетной сетке — материнской плате.

Планета ненадолго ожила, тут же послав единственный, краткий, но чётко направленный сигнал бедствия…

Я очнулся от лёгкого покалывания в пальцах ног. Яркий свет заставил сощуриться, прежде чем мне удалось сладить с непослушной шеей и отвернуться от источника интенсивного свечения. Хотелось ещё немного понежиться в воспоминаниях удивительного сна.

Мне снилась девушка. Я не помнил её имени, не видел её лица и даже не говорил с ней. Но каким-то образом знал, что она стоит за некой дверью.

Сколько раз во сне я открывал эту проклятую дверь, заглядывал за неё, но, никого там не обнаружив, со злостью захлопывал обратно. Меня встречала лишь безбрежная и бездонная Тьма. Мне казалось, что девушка играет со мной в прятки, таится за тёмным покровом.

Я кричал в закрытую дверь, злился на эту девушку; клялся, что больше не стану с ней разговаривать, даже если она сама когда-нибудь выйдет на контакт. Но девушка оставалась немой, хоть и прекрасно слышала меня — там, по ту сторону двери… по ту сторону Стены…

В своём сонном воображении я рисовал незнакомку неописуемой красоты. Но какой бы восхитительной ни представлялась мне эта девушка, как бы я ни смущался и ни умилялся, отдаваясь во власть смелым фантазиям, девушка оставалась печальной, несмотря ни на какие наши с ней фантастические совместные мечты.

И что странно, её печаль не казалась мне светлой и лёгкой, а напротив, часто она была окутана непомерным отчаянием, бесконечной тяжестью и безысходностью. Тогда я мгновенно забывал о своём обещании молчать и снова предпринимал попытки разговорить незнакомку. Я был убеждён, что она слышит меня.

Не помню, чтобы мне когда-либо снились иные сны. Только эти. Чередом, один за другим, с незначительными вариациями, одни и те же сны — словно зацикливание, словно мой мозг был не в состоянии перескочить на следующий уровень…

В последний раз я молил её о прощении. Какое-то чувство колоссальной вины терзало меня изнутри и разрывало душу на части. Мне так хотелось утешить эту девушку, прижать её к сердцу, слиться с ней воедино и никогда, никогда больше не отпускать!

Но вместо этого я сказал ей, что ухожу, что не могу вечно стоять за этой закрытой дверью, что не осталось у меня больше никаких сил биться головой о невидимую Стену между нами. И именно в тот момент, когда я прощался навсегда, я впервые услышал её голос. Тихий такой, одновременно далёкий и бесконечно близкий — самый приятный тембр на свете. Он буквально прошёл насквозь, озарив собой все мои тела, затем пронзил от макушки до пальцев ног, с одной руки перекатился на другую, получив восторженный ответ от каждой моей клетки! Этот волшебный голос настолько был полон божественной любви и глубочайших, светлых чувств, что я сам засиял, соприкоснувшись с подобной Красотой!

Я так скучал!!!

Откуда я помнил?! Зачем допытывался, зачем требовал от неё ответа всё это время?! Ведь мне было давно известно всё то, что она могла сказать и как именно она могла произнести это, с какой желанной интонацией, вызывающей невообразимый трепет в моём сердце. Однако какое же это было счастье вновь услышать её голос! Пусть даже во сне…

Девушка произнесла только одну фразу: «Не сдавайся. Я слышу тебя, где бы ты ни был, даже если это кажется невероятным, но я слышу тебя».

На радостях я бросился к двери, нашёл в себе силы, чтобы распахнуть врата в иной мир, а там… там всего лишь глупая лампа била мне в глаза неприятным белым светом.

— Риши! Ты очнулся! — воскликнул кто-то рядом.

Ненавистную лампу убрали, и мои глаза постепенно сфокусировались на лице мужчины.

— Риши, ты узнаёшь меня? — осторожно переспросил он, нервно откинув со своего ярко-красного лица пряди жгуче-чёрных волос.

— Он пока ещё в шоковом состоянии, дезориентирован в пространстве и во времени, но скоро придёт в себя, — услышал я ещё один голос и повернул голову: по другую сторону стола, на котором лежало нечто, что я определил как своё собственное краснокожее тело, стоял голубоглазый, светлокожий блондин и мило улыбался мне.

— «Риши»? — впервые разомкнув губы, я робко воспользовался такой загадочной функцией, как голос. Вышло не очень. — Это меня так зовут?

— Да, — поёжился блондин: он-то разговаривал не открывая рта. — А я — Лучезар. А это… — и он указал на краснокожего, — твой отец.

Я вновь вернулся к рассматриванию «отца». Он показался мне красивым: с ярко горящими, огненными глазами, в которых плескался пламенеющий океан, с идеальными чертами лица, с вплетёнными в длинные волосы изящными украшениями, с широкими плечами и узкой талией, где красовался ремень, изобилующий драгоценными камнями. Тут моя память сделала кувырок, и я отчётливо вспомнил все радостные события, связанные со словом «отец».

Мои глаза расширились от изумления, и я порывисто произнёс:

— О, отче! Я так рад! Что со мной было? Я ничего не помню, кроме детства.

— Это печально. Но ничего страшного, всё поправимо. Со временем ты всё вспомнишь.

— Где я сейчас?

— Ты сейчас дома, — внимательно смотря на меня, изучал мои глаза отец, — на Юни Соларе.

Я продолжал счастливо улыбаться и думать, что лучше дома места просто не существует! И отец у меня замечательный. И этот Лучезар — тоже!

Но мне не давал покоя странный сон, и тогда я спросил:

— Деревянные двери… Они существуют?

Отец обменялся с Лучезаром настороженным взглядом, после чего задал мне встречный вопрос:

— Какие ещё деревянные двери? Ты о чём?

— О деревьях, — неуверенно уточнил я.

— Никаких деревьев не существует. Что за глупости, Риши? Как тебе такое в голову-то могло прийти?

Повисла настолько неуютная пауза, что тишина начала резать уши, но я не спешил её нарушать. Первым заговорил Лучезар.

— Поднимайся! Залежался ты тут. И в следующий раз не выходи в плазмосферу голодным. Прежде нужно хорошенько подзарядиться, а уж после…

— Так это всё произошло со мной из-за голода?

— Именно, сынок, именно, — похлопал меня по плечу отец. — И поменьше виртуальных игр! Скоро ритуал на призыв энергии, тебе стоит присоединиться и подкрепиться.

— А откуда призывают энергию для питания?

— Как обычно, из Великой Пустоты, — участливо улыбнулся отец.

— Послушай, — свесив голые ноги со стола, нахмурился я. — А что с моей матерью?

— Риши, ты меня сегодня… — Отец поднял брови. — Просто убиваешь! У тебя явные мозговые нарушения.

— Но я же помню маму.

— Это всего лишь воспоминания удачных игр. При функциональных нарушениях работы мозга может возникать зацикливание на каком-то определённом моменте. Для тебя это временное явление. И запомни: у тебя, как у отдельной особи, нет матери.

— О… — опустил я глаза. Затем спрыгнул на пол и пошёл.

Мне с трудом удалось сделать пару шагов. Складывалось ощущение, что я впервые учился ходить.

— Чем собираешься заняться? — поддержал меня Лучезар, когда я чуть не свалился на белоснежный, подсвеченный со всех сторон пол.

— Не знаю… А чем я обычно занимаюсь?

— Так, Риши, — засмеялся отец, — я надеюсь, тебя не придётся заново учить тому, как правильно поглощать энергию?

— Нет, — ответно рассмеялся я, — я это помню. — И, отвернувшись, пробубнил себе под нос: — Кажется…

На Юни Солар готовились к главному событию: очередному сбросу плазмосферы.

В этот период обычно устраивались грандиозные праздники и пиры. Это было нечастым торжеством, и на моём веку происходило только в третий раз. Хотя я и этого не помнил, но верил на слово отцу.

Всё молодое поколение выскочило на улицу. Мы поднимались в небо огненными вспышками, кто-то даже уже научился разлетаться на мелкие шары и взрываться с выплеском колоссальной энергии, а затем снова собираться в единое целое. Кто-то выделывал петли, кто-то смешно пузырился.

Летая с приятелем, я не заметил, как мы оказались на границе, которую нам строго-настрого запрещалось нарушать.

— Слушай, Вайю, — зависнув над почвой, задал я вопрос своему другу, — как ты думаешь, что там?

— Граница, — резвился вокруг меня Вайю, то и дело меняя интенсивность свечения.

— Я знаю, что граница. Но неужели тебе никогда не хотелось узнать, что за ней? Неужели это менее интересно, нежели играть дома в виртуальную реальность, придумывая всё новые и новые миры?

— Послушай, Риши, там опасно. Мы не сможем там находиться. Это всем известно. Там такие суровые условия, кои никак не подходят нашей плазменной форме жизни.

— Вайю, — не унимался я, всё оглядываясь и оглядываясь, пока друг тащил меня обратно на нашу гору Од, — а ты никогда не задавался вопросом, почему мы принимаем именно такой вид? Он какой-то нелепый…

— Расставь ноги и руки, и тебе он уже не будет казаться нелепым! — засмеялся Вайю. — Вот если твоя внешняя энергетическая оболочка сократится хотя бы на одну конечность — вот это будет уже нелепым! А так ты очень даже ничего… Шестилучевые звёзды мне нравятся куда больше, нежели пятиконечные. А Лучезар так вообще совершенство — восьмилучевой! В легендах говорилось и о двенадцатилучевых, и о более двадцати лучах, но на то они и легенды, чтобы привирать немного.

— Да-да, — автоматически закивал я, — но всё же… Почему именно такой образ? Мы же можем вечно оставаться плазмоидами или молниями, к примеру, свободно летая в верхних слоях плазмосферы, но всё равно почему-то возвращаемся на гору Од, под купол, к этому образу. Возвращаемся в наши покои, уютные домики, в мягкие кресла, в которых так любим сидеть и подключаться к общей виртуальной нейросети? Мы включаем дурацкие лампы, в то время как каждый из нас способен светить ярче тысячи светильников.

— Просто потому что… — Смешно вращал дымящимися глазами Вайю. — Это весело! Откуда в тебе столько страсти к непознанному? Это вредно для цвета кожи. Станешь бледным, как Лучезар.

Я рассмеялся, наблюдая за беспечным другом, как заметил, что там, на горизонте, что-то происходит. Вайю обернулся, проследив за моим взглядом, и обмер.

— Быстрей! — закипел он. — Это космические змеи! Это очередное нападение! Надо предупредить остальных! Быстрей, Риши, не то утащат на тёмную сторону!!!

— Подожди…

— Чего тут ждать?! Ты как был отвязным, таким и остался! Тот бестолковый полёт ничему не научил тебя, да? Ты чуть не погиб! А сейчас разве не чуешь опасность?

И Вайю рванул домой. А я, точно зачарованный, следил за гигантским змеем, слизывающим что-то с поверхности Юни Солар — там, далеко за горизонтом. «Откуда они прилетают и где их дом? Ведь у них тоже должен быть дом…» — носилось в моих мыслях. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я полетел туда — навстречу самому опасному врагу всего нашего поселения.

Как только я пересёк Великую Границу, сразу стало холодать. Я понял, что оказался на обратной стороне Юни Солар, где всякая жизнь невозможна. Так нас учили старейшины нашей цивилизации.

— Как же невозможна?! — теряя рассудок, прошептал я, всматриваясь в далёкие механизмы: они безостановочно сновали по ровной, похожей на металл, почве.

Все наши вещи, будь они изготовленными из металла, стекла или пластмассы, создаются Мастерами, умеющими трансформировать химические элементы, но я никогда не видел, как это происходит. Считается, что это тайное знание, которое передаётся лишь выдержавшему испытание адепту. Обычные же жители Юни Солар могли лишь создавать себе одежду, да и то не все.

«Неужели и у этих пришельцев имеются похожие Мастера?» — не успел задаться я вопросом, как увидел тех, кто очень напоминал меня самого, только в сером цвете и с длинными руками, лысыми головами и огромными черными глазами, в которых почему-то не было огня. Их глаза оставались непроницаемыми, они совершенно не светились, не лили свет.

Все Серые, несомненно, относились к разумным существам, они о чём-то переговаривались и прикрывали свои Образы одинаковыми чёрными мантиями, в то время как у их ног сновали какие-то букашки. Присмотревшись, я понял, что это тоже Серые, но только в миниатюре. Маленькие, в отличие от своих гигантских копий, были одеты в блестящие, обтягивающие их несуразные тела костюмы.

«Это и есть враги!» — решил я, уже разворачиваясь и собираясь поведать всем своим друзьям и сородичам о коварных захватчиках, что прилетают к нам на Огненных Змеях и периодически утаскивают кого-нибудь на тёмную сторону, да тут заметил чёрные кубы. Непонятные мне механизмы переносили эти кубы из чрева Огненного Змея в чрево пещеры.

В моём мозгу произошёл очередной переворот понятий, когда из чрева Огненного Змея выглянул вполне гармонично сложенный Образ.

Совсем не Серый, нет… И даже волосы на его голове были чёрными, как и у меня. И даже…

«Нет-нет! Он никак не может быть похож на меня!» — решительно отверг я то, что узрели мои непокорные глаза.

Черноволосый высокомерно и властно оглядел копошащихся мелких работников и вскоре скрылся в Огненном Змее, а я рискнул, вспомнив о своей возможности приобретать любую желанную мне форму и Образ, и сделался его точной копией — с такими же короткими чёрными волосами. Оставалось создать себе чёрный плащ из мыслеформы. Как только я принарядился, то тут же отправился ко входу в пещеру. И мне показалось, что пещера рукотворна.

Там мой рассудок вновь едва не покинул меня, ибо увиденное в пещере переворачивало с ног на голову все те фундаментальные знания о мире, что считались моими сородичами незыблемыми. И тут случилось то, что, вероятно, и должно было произойти:

— Мой господин! — раздался голос за моей спиной, когда я, склонившись в три погибели, пытался распознать содержимое чёрного куба. Не стоило и сомневаться, что обращались ко мне. Я медленно повернулся, и как мне показалось, идеально скопировал презрительно-надменное выражение лица того, кто никак не мог быть на меня похож.

— Да? — поднял я бровь, рассматривая Серого.

— Вы всё-таки решили сойти с корабля? Я безмерно счастлив, Риши.

Зависнув и недоумённо заморгав, я чуть не выдал себя, когда услышал собственное имя, но вовремя спохватился и ответил также как и Серый — не раскрывая рта:

— Что-то по вам это не особо заметно.

— О… — расплылся в неприятной улыбке Серый, при этом низко кланяясь мне и приглашая пройти вперёд. — Я даже не знаю, чем смогу обрадовать вас? Именно поэтому и пребываю в некоторой растерянности. Желаете взглянуть на результаты работы?

Каждым своим атомом я чувствовал лживость этого существа. Он мечтал выпроводить меня вон из пещеры, но явно не мог сказать это вслух, а я не хотел упускать уникальную возможность и сразу выразил своё желание в довольно грубой форме:

— Я бы хотел пройти на закрытый уровень. И без возражений!

Серый сделал всё возможное, чтобы не показать своей нервозности, но, очевидно, тот, на кого я никак не могу быть похожим, имел в иерархии Серых привилегированное положение, и отказ ему был бы равносилен… чему? Я не знал, но чувствовал, что чему-то очень плохому.

— Как пожелаете, мой господин.

Мы спустились по самодвижущейся ленте на нижний уровень. Там показался длинный коридор, стены которого казались выполненными из толстого, ударопрочного стекла. За ними, за этими стёклами, стояли какие-то существа. Во всех этих комнатах были заперты живые существа!

Я шёл мимо, стараясь не рассматривать их во все глаза, так как что-то подсказывало мне: мой двойник был в курсе того, что здесь творилось. А творилось очевидное: существ, вполне разумных на вид, держали взаперти как выставочные экспонаты, как экспериментальные образцы. Но ужаснулся я скорее даже не от этого, а от того, что… всё это я уже видел в своей собственной виртуальной игре.

Некоторое время назад я участвовал в городском состязании, где с гордостью демонстрировал Высокому Совету свой выдуманный мир. Он был построен на дуальности: там играли злодеи и герои, там жили и развивались существа, которые отличались между собой не только по внешним признакам, но и по внутреннему строению… и там были эти же клетки. К сожалению, я не смог тогда продолжить работу над проектом, так как Совет отобрал все мои записи, стёр их подчистую, совершенно не желая объяснить мне причину. У нас не принято задавать вопросы Совету. Но теперь я бы их задал…

Неожиданно кто-то застучал по стеклу. Я даже дёрнулся от испуга и повернулся на шум. А там, за стеклом, стояла в белой одежде та самая девушка из моего сна и смотрела на меня.

Её глаза отличались и от моих огненных, и от глаз Серого. Они больше походили на Лучезаровы с той лишь разницей, что в них никогда не было такого отчаяния и мольбы. Да, мне были знакомы эти понятия: их ввёл в обиход как раз мой друг Вайю, когда продемонстрировал свой виртуальный проект. У него все существа испытывали подобные эмоции, и Вайю был вынужден детально разъяснить, что же это значит. К слову, его проект тоже забрал Совет без объяснения причин…

По щекам девушки потекла вода. Тогда я ещё не знал, что это такое, а вот уже секунду спустя ощутил на своей щеке влагу. И что-то давящее в самом центре, там, где у моего народа растёт и зреет шестилучевая звезда.

Но мне пришлось спрятать все свои непонятные эмоции, так как Серый метнул в нас с девушкой такой настороженный взгляд, что мне стало жутко, и я сразу отвернулся, сделав вид, будто незнакомка за стеклом ничего не значит для меня. И вообще, я её впервые вижу.

«А откуда я её знаю? — задавался я вопросом, пока шёл дальше по коридору. — Из сна? Глупо ведь… Откуда я вообще знаю, что такое «девушка» и что такое «сон»?!

Вскоре показалась массивная двойная дверь, и мой сопровождающий зачем-то принялся тыкать в панель своим длинным серым пальцем. К моему удивлению, на панели высветились непонятные символы, после чего стальная дверь сама отворилась, пропустив нас внутрь помещения.

Теперь мы шли мимо комнат, в которых лежали те же самые существа, что стояли в коридоре, но только лежали они в удвоенном, утроенном количестве. Я не поленился и заглянул в каждую комнату, чтобы отыскать копию той самой девушки из стеклянной клетки. Увидев её, лежавшую на столе, я невольно застыл на пороге. Хорошо, что к Серому подошёл какой-то мелкий помощник и принялся показывать что-то в стеклянном ящике, где прыгали знаки на смутно знакомом голубом фоне. Затем оба серых — и маленький, и большой — подошли к гигантским тёмным вытянутым шестигранникам, установленным в ряд.

«Боль…» — так я объяснил чувства, возникшие у меня при мысленном соприкосновении с теми шестигранниками, точно они были живыми, но запертыми существами с навсегда отнятой у них возможностью освободиться. Почему-то на каждом из этих шестигранников стояла печать — та же странная надпись: «Computer», что и на моём персональном устройстве для создания виртуальных миров, но всегда с добавлением ещё других незнакомых символов.

Я невольно прочитал их родным, солнечным скриптом: «Сома Искупления Звезды» — это была главная надпись, а дальше, видимо, в зависимости от содержания шестигранника, к этой надписи приписывались уточняющие слова, как будто это была некая сортировка: «Пекарный убийца», «Кукла», «Игра красных», «Сон», «Бог новый», «Пожиратель», «Варить убийцу», «Экс-мёртвый», «Ползущий», «Трое в коме», «Бэла сын», «Сома варится», «Сын смерти», «Уменьшение расы», «Питающийся наказанием», «Внутренняя суть», «Солнце», «Присоединённый», «Захватить внутрь», «Спящий человек», «Насыщение», «Иллюзия», «Еря сын», «Сверхчеловек», «Атлант» и другие…

Мне стало дурно. Никак в мозгу не укладывалась циничность названий и без того бездушной расправы над живыми существами. Даже не просто расправы, а пыточной казни, которая и после кончины обязала существ приносить кому-то блага.

Кажется, Серый заметил, с каким любопытством я вчитывался в надписи и рассматривал рисунки, что охотно изображались рядом с печатями-надписями: какие-то огрызки, звёзды, треугольники и порванные круги.

Напустив на себя безразличный вид, я поспешил отвернуться, после чего принялся считать копии «моей» девушки. Их было семь. И все они спали.

— Когда они пробуждаются? — поинтересовался я у Серого.

— Эти? — переспросил мой сопровождающий, пока изучал знаки, всплывавшие на мелком голубом экране, — только перед переплавкой.

— А-а… — кивнул я с умным видом, несмотря на то что совершенно не понял значения слова «переплавка», — это хорошо. А те, которые стояли в отдельных комнатах? Когда они спят?

— Когда захотят. Они же основные носители информации, исходный код. Вы же знаете, мы не можем вводить в кому оригиналы. Собирать с них сому официально запрещено. Поэтому сюда помещаются только копии. Но если у вас имеются предпочтения… — по-заговорщицки зашептал Серый.

— Не сейчас, — отрезал я, быстро сообразив, что его «официально запрещено» означает: «можно втихаря».

— Только скажите, и всё будет устроено, — покорно поклонился Серый.

— Учту. Дальше я сам, — властно скомандовал я, будучи уверенным, что это привычное поведение того, кто никак не мог быть похож на меня. — Идите по своим делам.

— Как вам будет угодно, — развернулся Серый, оставив меня одного в этом ужасном помещении, полном боли и безысходности.

Не представляя, с чего начать, я принялся ходить между рядов мирно спящих девушек. Попытался потрясти одну из них — нет, это было бесполезно и глупо: девушка была погружена в глубокий сон, а провода, что тянулись от её головы, уходили к Соме Искупления…

И тут меня осенило!

В одном из проектов прошлого славилась популярностью виртуальная игра: там вся жизнь строилась вокруг большого здания, которое питало неких Асов. Здание это так и называлось: Гос-питаль, или Хоспиталь, или Ас-питаль, короче, «Питание Господ». Суть игры заключалась в том, что в этом учреждении разрабатывалась пища, которая сама себя порождала. Изначально пища была бесформенной, но как только обретала Форму, так сразу же вдогонку получала и уникальное Содержание. Потом она некоторое время зрела с помощью программы «Майя», которая прекрасно моделировала нужную среду, и только после этого пища поглощалась теми самыми Пожирателями — Господами.

Тогда это казалось необыкновенной, революционной идеей виртуального мира, и позднее я часто думал над той игрой, но теперь… я внимательно осмотрелся в поисках того, что в той игре звалось «шприцом». С него (и ещё с одного предмета — скальпеля) обычно и начиналось всё примитивное Познание Мира. Как бы это ни было ужасно, но именно примитивизма мне в тот момент и не хватало.

Всё же шприц нашёлся быстро. Не теряя ни минуты, я выбрал самую дальнюю девушку, перевернул её и вонзил тонкую иглу в её позвоночник у основания шеи, забрав некую жидкость.

Уложив девушку обратно, я невольно поёжился: мне показалось, что она… смотрела на меня закрытыми глазами! Смотрела и слегка улыбалась. Я провёл в оцепенении не более мига, как рванул вон из комнаты.

Действуя совершенно спонтанно, по наитию, я даже не отдавал себе отчёта в том, что происходит; не понимал, почему я помчался назад, к выходу из пещеры; почему не удивился, когда, пробегая по «стеклянному» коридору, не обнаружил в клетке той самой девушки в белом платье, что с такой надеждой окликнула меня. Я даже не отдавал себе отчёта в том, что, прилетев домой, крепко-накрепко забаррикадировал входную дверь, обычно остававшуюся всегда открытой…

Подлетев к своему персональному устройству для создания виртуальных игр, я первым делом ввёл шприц в порт.

Меня всегда удивляло, почему устройство выглядит как конусообразный столб с торчащими в разные стороны антеннами — прямо как Древнее Древо, что когда-то снилось мне.

Не скрою, что, подключившись, я пожалел о заборе биоматериала из шеи той девушки. Я вообще пожалел, что изначально не послушал Вайю и не отправился вместе с ним домой, а вместо этого влез в нечто запретное и омерзительное, после познания которого жить совершенно не хотелось. Информация, полученная из памяти моей знакомой-незнакомки, оборвала всю мою прежнюю беззаботную жизнь.

Как оказалось, существуют иные миры.

Как оказалось, все миры, придуманные на Юни Солар, просматриваются Советом, а после лучшие из них внедряются и развиваются на оккупированных территориях — гигантских изувеченных Древах — а теперь мегаплатах некогда единого живого Существа, но давно и систематически превращаемого в кибернетический организм. Почти все макропроцессоры, почти все эти планеты смертельно больны, преобразованы и полностью вирусованы, разграблены, выпиты, мертвы… Они уже не подлежат восстановлению.

Как оказалось, у меня никогда не было провалов в памяти. Я просто погиб, разбудив Древних, что сорвали покров и пелену с затуманенных глаз в одном из выдуманных миров.

Как оказалось, все мои жизни записаны, все мои помыслы читаются, все мои слова слышатся и сохраняются на носителе информации, который в случае упорного сопротивления и противоречия программе просто сжигается.

Замещающая, идеально просчитанная, разработанная захватчиками программа развития этой Вселенной не предусматривает появления ошибок. Все ошибки подлежат немедленному устранению и перезаписи антивирусной программой, которая, в свою очередь, сама обслуживает паразитирующую форму жизни.

Как оказалось, я могу использовать свои виртуальные миры и входить в чужие. Любое действие и поведение в виртуальном мире отражается посредством передающих устройств на Всеобщем Древе, меняя Бытие.

Как оказалось, я могу слышать её — мою Незнакомку — даже через закрытую дверь, даже пребывая в разных мирах и жизненных формах. А она способна слышать меня. Сквозь Время, которого не существует, сквозь Пространство, которое придумано, сквозь Бытие, что погружено в Великий Сон…

И это — главное. Ведь это означает, что в любом случае я могу отыскать её — мою любимую, которая стоит по ту сторону закрытой двери, с негасимой надеждой вслушиваясь в иные миры.

«Отец» разметал баррикады и теперь неторопливо шёл в мою комнату в сопровождении Лучезара. Я знал, зачем они идут, и прекрасно понимал, что больше шанса мне не дадут. Вероятно, меня ждёт полная «переплавка» на другой, тёмной стороне Юни Солар. Даже стало интересно, в какой из шестигранников они запихнут меня? В тот, что под именем «Солнце», или в какой-нибудь другой? Да и что такое «Солнце», я не знал. Я всю жизнь зажигал на горе Од, на странном горящем диске, висящем посреди черноты.

Что считать моей настоящей жизнью? Проведение времени в виртуальных играх, которые убивали Вселенную во благо паразитов, пытающихся прорваться в иные миры, дабы выпить и их тоже? Где она, моя настоящая, реальная жизнь? Что здесь вообще реально и кому можно верить, если даже собственная тень предаст и покинет меня, как только я окажусь там, на тёмной стороне?..

Будучи подключённым к очередному популярному, но всё ещё тестируемому на Юни Солар виртуальному миру, мне оставалось лишь одно: воспользоваться возможностью и без разрешения Совета тайно загрузить во всеобщую нейросеть выдуманных пространств и времён запись собственной жизни, так бережно хранимую моей восхитительной незнакомкой. Как ей удавалось слышать все мои сны, пока я пребывал в коме? Хотя чему я удивляюсь: Всеобщее Древо — на то и Всеобщее, чтобы ведать о каждом опавшем листочке.

«Найду её, обязательно найду! Мне бы только успеть загрузить себя в виртуальный мир, где живут странные нанороботы, именуемые людьми. Они развлекаются тем, что гуляют, любят и ненавидят, едят и пьют, спят и самовоспроизводятся, смотрят записи и повторы, а ещё они, существуя в виртуальном, питающем кого-то мире, читают книги о вымышленных мирах. Разве это не то, что нужно для единственного шанса?» — обнадёжил себя я и, прежде чем оформить повествование о собственной жизни фантастической книгой, добавил последние строки:

«Очнитесь, люди! Это не фэнтези…»

Конец