Кошачий глаз

1

Господин Шенелон упросил Симона поехать вместе с ним на улицу д’Асса, в квартиру его дочери. Бело, уже без крестника, поехал к Блонделю, крутившемуся поблизости от «Утки-Баламутки». Бело заметил его из такси и, рассчитавшись с водителем, пошел ему навстречу.

— Снаружи все смотрится шикарно, — сказал Блондель. — Внутри тоже. Я заглянул в открытую дверь. Там кто-то прибирает.

— Войдем, — сказал Бело.

Неяркий свет озарял зал, стены которого были отделаны деревянными панелями, что придавало ему сходство с покоями шотландского замка. Все столы были сдвинуты в один угол. Паркет блестел как зеркало.

— Блеск этого паркета напоминает бриллиант мадемуазель Сарразен, — заметил Бело.

Шум пылесоса заглушил его слова.

— Минуточку, я сейчас выключу, — сказал работник. — Что вам угодно?

— Господин Мерсье здесь? — спросил Бело.

— А по какому вы делу?

— По личному.

Работник, имевший, вероятно, печальный опыт, ответил:

— Все говорят одно и то же, а мне потом достается на орехи. Приемные часы — с четырех.

— Мы не клиенты, и обещаю, что у вас не будет неприятностей. Кроме того, мы пройдем без вашего разрешения.

— Ну, что же, — сказал работник. — Не дай Бог, вы еще начнете палить из револьвера. Идите, пожалуйста, за мной. Господин Мерсье в конторе. Если его там не окажется, значит, он у себя наверху.

— Хорошо идут дела? — спросил Бело, следуя за работником.

— Не то слово! Не хватает мест! — с гордостью ответил работник. — Большинство желающих уходит ни с чем.

Он постучал в первые двери в коридоре.

— Войдите! — отозвался приятный баритон.

— Эти господа хотят с вами поговорить, господин Мерсье. По личному вопросу, — сказал работник, пропуская Бело и Блонделя в контору.

— В самом деле? — Мерсье встал из-за стола. Бело и Блондель глядели на него.

— Господин Мерсье? — машинально спросил Бело.

— Собственной персоной. А с кем имею честь?..

Бело кивнул на работника.

— Спасибо, Жан, можешь идти, — сказал Мерсье.

Жан удалился со спокойной совестью.

— Извините, — сказал Бело, — что мы нагрянули к вам в неурочное время. Я — комиссар криминальной полиции. А это мой коллега, инспектор Блондель.

— Присаживайтесь, господа. У меня нет возражений, хотя обычно в этот час я кончаю свою писанину и ложусь спать. — Он сел за стол, заваленный бумагами. — По счастью, вы не из того отдела, откуда к нам обычно приходят. Чем могу быть полезен?

— Вы, вероятно, читали в газетах об убийстве, совершенном в последнее воскресенье в Нейи?

Мерсье принял подходящее к случаю выражение.

— О, да! Одна из моих клиенток, мадемуазель Сарразен. Ужасное преступление!

Бело вынул маленькую сумочку.

— У прислуги мы нашли вот это. — Он достал из сумочки музыкальную шкатулку. — Мадемуазель Сарразен получила это здесь в ночь с субботы на воскресенье.

— Мадемуазель Сарразен действительно была здесь в субботу по случаю торжественного открытия ресторана.

— Вы хорошо ее знали?

— Ну, так нельзя сказать. Она никогда не была постоянной клиенткой в моих ресторанах, приходила лишь время от времени. Но мы, хозяева ресторанов, имеем хорошую память на лица и фамилии. А такую красивую женщину, как мадемуазель Сарразен, трудно было не запомнить. — Он помолчал. — Вы, господин комиссар, видели ее мертвую. Вы не знали ее очарования, ее блеска. Говорят, что женщинам не идет быть умными. Она — лучший пример обратного.

— Вы ею восхищались? — спросил Бело.

— Насколько сильно, я понял только тогда, когда прочел известие о ее смерти.

— Вы бывали у нее?

— Никогда. В картотеке у меня был ее адрес, и все.

— Вы знаете людей, в обществе которых она тут появлялась?

— Она всегда приходила одна, — твердо ответил Мерсье.

— Вас это не удивляло?

— Господин комиссар, когда имеешь такой ресторан… — Мерсье вздохнул и пожал плечами.

— Я думал, что она, может быть, принимала участие в ваших делах и чувствовала тут себя как дома, — сказал Бело.

— Ничего подобного Я хочу подчеркнуть, что у меня вообще нет партнеров, если не считать поставщиков.

— Что же, в границах, установленных правом, вы вольны как угодно распределять свое имущество, — вежливо ответил Бело. — Однако вернемся к мадемуазель Сарразен. Я хотел бы затронуть деликатный момент, ставящий под сомнение ее любовь к одиночеству. У нее был жених, совсем еще мальчик…

Черные глаза господина Мерсье вспыхнули.

— Я что-то об этом слышал.

— Вы никогда не видели их вместе?

— Никогда. Те из моих клиентов, кто был с ней знаком, только и говорят, что об этом женихе. Его наличие потрясло всех не меньше, чем убийство. Следует задуматься, не является ли этот «жених» просто… как бы сказать помягче… фантазером? Вы говорили о ее любви к одиночеству. Надо сказать, что мадемуазель Сарразен также любила завязывать новые знакомства.

— В субботу она доказала это, покинув свой столик и подсев к другому. Она производила впечатление оживленной.

— Среди посетителей был ваш коллега, — сказал Мерсье.

— Несмотря на это, мы не знаем, к кому подсела мадемуазель Сарразен.

— К сожалению, я тоже не знаю. Я редко бываю в зале с клиентами. Я расспрошу своего метрдотеля. Зная номер столика, я найду по крайней мере фамилии тех, кто его зарезервировал. Но придется с этим подождать до восьми вечера. Эрнест живет на улице Воскрессон, и у него нет телефона. Я позвоню вам и передам информацию.

— Не беспокойтесь, я сам приду, к восьми, — сказал Бело, вставая. Блондель тоже поднялся. — Может, он скажет еще что-нибудь, что будет для нас любопытно. А пока не могли бы вы дать список клиентов, посетивших ваш ресторан в субботу?

— Охотно.

Список лежал на столе. Бело поблагодарил Мерсье.

— Последний вопрос, — сказал он. — Не казалась ли мадемуазель Сарразен в тот вечер чем-то озабоченной или опечаленной?

— Нет, определенно нет, господин комиссар.

Мерсье проводил Бело и Блонделя до самого порога ресторана. Жан как раз закончил расставлять столы по местам.

— Я всегда полностью в вашем распоряжении. Буду искренне рад, если убийца жизнью заплатит за свое злодеяние, — сказал Мерсье, крепко пожимая Бело руку.

2

— Не оглядывайся, — сказал Бело Блонделю. — Может быть, он еще стоит в дверях и смотрит на нас.

— Я совершенно опешил, — произнес Блондель. — Конечно, тут может быть потрясающее стечение обстоятельств.

— Конечно. Двойник мог быть и у Христа. Если бы не усики, это был бы вылитый барон-мошенник из Спрингфильда и Ричмонда. К тому же этот субъект боек на язык.

— Это американец!

— Ты поддаешься внушению Жан-Марка!

Блондель второй раз опешил.

— Мне казалось, шеф, что вы ему верите…

— Возможно, он говорит правду. Но, с другой стороны, что ему мешало ухватиться за описание, которое мы ему вчера прочли? Я верю в существование человека, подменившего чемоданы. Однако очень возможно, что юный мошенник решил отомстить сообщнику, считая его причиной собственных несчастий, и указал на него как на таинственного незнакомца, подсунувшего ему «кровавый чемоданчик».

— Вы думаете, трио проходимцев — Сарразен, Жан-Марк и Мерсье — на самом деле квартет? — спросил Блондель, сбитый с толку.

— Возможно, американец не занимался фальшивым Ван Гогом и имел дело только с Сарразен и Жан-Марком, а о делах, связывающих их с Мерсье, и не подозревал.

— Вы в самом деле считаете, что…

— Я просто этого не исключаю. Возвращайся к ресторану и не спускай глаз с главного и черного входов. Я позвоню из ближайшего автомата, чтобы тебя поскорее сменили. Если он куда-нибудь отправится, ступай за ним. Когда тебя сменят, поброди тут еще немного. Присмотрись тут к его машине — это важно. Я свяжусь с паспортным бюро, пусть проверят данные этого красавца, а потом поскачу в Нейи. Шеф, верно, уже там.

— А мы не можем его сразу арестовать? Художник сидит, торговец составил бы ему компанию, и у нас был бы комплект.

— Сначала мне надо собрать информацию о той барышне, которая все это заварила.

Господа, собравшиеся в двух салонах на улице де ла Ферм, вполне могли сойти за ближайших родственников покойной. Одетые в черное, угрюмые, они обменивались неприязненными взглядами, как это часто бывает среди наследников перед оглашением завещания, а Мальбранш вполне подходил для роли нотариуса. Действительность, однако, была ненамного веселее. Каждый из этих признанных специалистов боялся услышать траурный марш над гробом своей репутации. Из утренних газет они узнали о фальсификатах Ван Гога, принадлежащих — трудно поверить — кисти жениха мадемуазель Сарразен. Фальсификаты расползлись по всему свету. А письменные свидетельства подлинности произведений? Их выдавал кто-то из них. Если известная собирательница картин решилась на преступление, ей ничего не стоило злоупотребить их доверием. Каждый из них напрягал память, но, не вспомнив ничего утешительного, молил Бога о том, чтобы этот проходимец подделывал не только Ван Гога, но и Ренуара, Сезанна, Моне — кого угодно, лишь бы подпись оплачивалась как должно. Бело вошел как раз в тот момент, когда Мальбранш спрашивал, сколько, по их мнению, может стоить картина Ван Гога таких-то и таких-то размеров. Все единогласно заявили, что два миллиона. «Значит, десять картин — это двадцать миллионов, — подумал Бело, — а если Жан-Марк нарисовал больше, чем сказал, то вообще Бог знает сколько. В чей карман попали эти деньги?»

— Мы просили вас, господа, собраться, чтобы вы подтвердили подлинность всех без исключения картин, которые мы видим здесь, — сказал Мальбранш. — В полицию в разных странах мира поступают жалобы сродни той, которая опубликована в утренних газетах. Мы должны иметь уверенность, что знаменитая коллекция не содержит фальшивок домашнего изготовления. На сегодня нам более нечего вам сообщить.

Нечего? В одну секунду толпа, застывшая неподвижно, зашевелилась. Эксперты, у которых гора с плеч свалилась, были готовы поверить, что минуту назад им снился дурной сон. С легким сердцем они приступили к работе, результаты которой были заранее известны. Все картины в собрании мадемуазель Сарразен были знаменитыми шедеврами. «Она продавала фальсификаты, чтобы сохранить оригиналы», — вспомнил Бело слова Жан-Марка. Неужели Мерсье был так в нее влюблен, что делал все это бескорыстно, ради удовлетворения ее прихоти?

Подписав протокол заседания, эксперты гуськом тронулись к выходу, не подымая глаз на сотрудников отдела криминалистики, ждавших только их ухода, чтобы, согласно приказу Малькорна, «перевернуть весь дом вверх ногами».

— Вас подвезти? — спросил Мальбранш Бело.

— До Сен-Жермен-де-Пре, если вы так любезны. Я хотел бы заняться поисками мадам Б.

3

— А, господин комиссар! — воскликнул Беда, от возбуждения покрасневший как рак. — Что за новости! Можно сказать, каждый день приносит плоды! Может, вы шепнете мне на ушко одним словечком больше? Думаю, что теперь, в свете новых фактов…

— Я хотел бы, если это возможно, побеседовать с госпожой Беда, — прервал его Бело.

— Возможно? Для меня это невозможно. И я удивился бы, если бы это оказалось возможно для вас, — иронически заметил Беда. — Я скажу вам откровенно: моя жена — не женщина, это фонтан! Со дня нашей беседы она плачет и обзывает меня такими словами, что я стыжусь их повторять. «Этот чудесный мальчик! Невинная крошка! Пережить подобный кошмар… Мало того, что он до свадьбы стал вдовцом, его невесту еще и расчленили! А ты, негодяй, хочешь его добить!» — вот что она твердит. Я все терпел молча, но теперь, когда он признался в фальсификации картин…

— Молчи! Ты сам — фальсификатор! — раздался за спиной Бело чистый, почти детский голос. — Ты — самый подлый человек на свете!

Бело обернулся и снял шляпу. Детский голос принадлежал крупной женщине преклонных лет, распространявшей вокруг запах лаванды. Видно было, что ей трудно двигаться. Глаза ее опухли от слез. Она сжимала носовой платок так, словно держала за горло своего мужа. Людей в таком состоянии Бело называл «преступниками, готовыми, но не имеющими сил совершить преступление».

— А вы, — продолжала госпожа Беда, — вероятно, из полиции. Не знаю, кого вы здесь ищете, но скажу, кого нашли: мать. Настоящую мать. У меня никогда не было детей благодаря небесам, пославшим мне такого муженька, но если бы они были, я хотела бы видеть их похожими на этого мальчика. Фальсификатор? А почему не убийца? Мы знаем, как вы вынуждаете людей сознаваться в преступлениях! Только такое ничтожество, как Беда, мог подумать, что я пла́чу оттого, что поверила в его вину! Я плачу, потому что поняла, до какого состояния вы его довели! Палачи!

Беда испарился. Бело показалось, что перед ним стоит призрак бабушки. Впечатление, которое Жан-Марк производил не на женщин, а на Женщину с большой буквы, было действительно достойно изумления. Бело придвинул к себе одно из кресел, стоящих у маленького столика.

— Не стану отнимать у вас много времени. Как бы несправедливо вы о нас ни судили. — Он сокрушенно вздохнул и подумал: «Я слегка лицедействую, но почему это должно быть привилегией одних только преступников?» — Мы не хотим ничьей безвинной гибели. Я пришел, чтобы послушать вас. Это вам Жан-Марк доверял, и в ваших руках — его судьба.

— С чего вы взяли, что Жан-Марк мне доверял? — спросила госпожа Беда, тяжело опускаясь в кресло. — Говорить с вами непросто. Вы вызываете страх, а этот парнишка пуглив, как любая впечатлительная натура. Если с ним грубо обращаться, он может потерять самообладание и оговорить себя.

— Он доверил вам свои деньги, — пробормотал Бело, задыхаясь от лаванды.

— Именно так.

— Мы знаем сколько.

— В таком случае вы знаете больше, чем я. Мне известно только число конвертов. Их три. На каждом он написал своим великолепным почерком: «Собственность Жан-Марка».

— Вы могли бы мне их показать?

— Простите, нет. И ничто на свете не заставит меня это сделать. К тому же у меня плохая память, и я не помню, куда их положила. Прошу мне поверить.

— Не поверю, — ответил Бело. — Но, если они у вас, я за их судьбу спокоен. Вы защитите их от любого, как сейчас — от меня.

В голубых глазах госпожи Беда отразилось изумление, даже растерянность.

— Вы говорите, как адвокат. Необычно для полицейского.

— А вы — как ангел-хранитель. Тоже необычно для хозяйки гостиницы. Господин Беда, конечно, не знает, что у вас хранятся деньги Жан-Марка?

— Я не доверяю ворам.

— Вам известно, что это кругленькая сумма?

— Тем лучше для бедняжки. По крайней мере ему что-то останется после этой мерзкой истории. Он был такой счастливый! Когда мы остались наедине, говорил все время о вилле в Нейи, о коллекции, о ней!

— В воскресный вечер перед отъездом?

— Да, он как раз ехал в Лион, чтобы известить родных о свадьбе!

— Он был у нее?

Госпожа Беда кивнула.

— Она позвонила около полудня. К телефону подошла я. Беда по воскресеньям торчит в пивных с такими же бездельниками, как он сам. И в первый раз — вообразите себе — она назвала свою фамилию. Она всегда говорила только: «Попросите, пожалуйста, Жан-Марка». Я узнавала ее по голосу. А тут вдруг она сказала: «Говорит Сарразен. Я хотела бы поговорить с Жан-Марком Берже. Его можно пригласить?» «Конечно, — ответила я от всего сердца, — если он только не в ванной. Сегодня ведь воскресенье, а вдобавок вечером он уезжает». — «Я знаю, — ответила она, — и именно поэтому хочу с ним встретиться. Желательно, в середине дня». Я попросила ее подождать. Жан-Марк сразу спустился, они беседовали некоторое время, наконец он сказал: «Ладно, договорились» — и повесил трубку.

— Вернувшись, он говорил что-нибудь?

— Нет, я была уже в постели. При такой погоде я терплю крестные муки. Он всунул только голову в дверь и сказал: «До свидания, моя дорогая госпожа Беда, поправляйтесь поскорей!» — «И вы тоже! — ответила я. — Вы плохо выглядите, берегите себя, сынок, и возвращайтесь быстрее!»

Из закрытых глаз госпожи Беда скатились две слезы. Бело поблагодарил ее и вышел.

4

К вечеру результаты следствия были такие: машина Мерсье, если верить описанию Жан-Марка, носильщика Люсьена и полицейского Рауля Ляруа, соответствует той, на которой так называемый американец подвозил Жан-Марка в трагическое воскресенье. Ни в префектуре, ни в консульстве Соединенных Штатов даже не слышали о паспорте на имя Люзара или Мерсье в последние десять лет. Господин Шенелон и Симон Ривьер не нашли в бумагах Огюсты ничего интересного. Господин Шенелон очень постарел за последние несколько часов. Он уладил формальности, связанные с транспортировкой тела Огюсты в Лион, и отправился в гостиницу. Бабушка его не покидала. Во время второй встречи с Бело в полиции она заявила:

— Мне кажется, в похоронных машинах очень удобные сиденья. Вообще автомобиль — прекрасная вещь, но таким недотепам, как мои сыновья, никогда его не купить!

Бело не сообщил ей, что нашел мадам Б. Впрочем, она его и не спрашивала, сказала только:

— По-вашему, дело начинает проясняться?

Она хотела добавить «Фредерик», но взглянула на Симона и раздумала.

— Думаю, да, госпожа Берже, — ответил Бело.

— Хорошо. Я люблю смотреть правде в глаза. Хуже всего — неопределенность.

Из Вашингтона поступили две новые жалобы. Потом — из Милана и Монреаля. Все утро Бело напряженно ждал каких-нибудь известий из Нейи. К вечеру волнение стало невыносимым. В двенадцать ночи пришел Малькорн, усталый, но довольный. В руках у него был белый конверт.

— Это не деньги, — сказал он. — Это бумаги.

Их обнаружили в старом томе Вольтера, между страницами 276 и 277, на одной из верхних полок библиотеки. Бело взял конверт.