Космическое сознание

переродился: настроение, характер, вся духовная сторона, внешняя жизнь, темы разговоров и

т. д., и т. д. — все это одухотворилось и очистилось. Первое время он говорил с близкими ему

людьми об испытанной им перемене после чтения «Leaves of Grass» и знакомства с

Уитменом. Но он увидел, что они совершенно его не понимают, — многие даже думали, что

он сошел с ума, — и он перестал говорить об этом.

«Уолт Уитмен одевался необычайно просто. В хорошую погоду он обыкновенно был в

светло-сером шерстяном пиджаке. Он не носил галстука. Его рубашки были просторны, с

широкими, мягкими отложными воротниками с очень низко посаженными пуговицами, так

что горло и верхняя часть груди были открыты. Во всех остальных отношениях он всегда был

одет солидно, чисто, просто, без оригинальничанья. Его одежда и все, что его окружало, было

изысканно чисто. Его платье зачастую было сильно потерто, оно могло быть даже доношено

до дыр, но никогда не имело грязного вида. В самом деле, аромат изысканной чистоты был

типичной чертой Уитмена. Эта чистота пронизывала все его тело, его способ еды и питья, его

разговор. Кто бы ни пробыл с ним хоть час времени, уже видел, что весь ум и жизнь Уитмена

проникнуты чистотой. В самом деле, у Уитмена внешняя чистота была отблеском

внутренней, а внутренняя — выражением внешней.

Мне часто приходилось говорить с Уитменом о его поэмах. Он отрицал существование

каких-либо высоких замыслов в своих поэмах. Если послушать его объяснения — все было

так просто, так обыденно... Но если подумать лишь об этих объяснениях, войти в их

сущность, тогда становится ясным, как много идеального и духовного заключено в этой

видимой простоте и обыденности. Про Уитмена и его сочинения можно сказать, что они не

идеал, воплотившийся в реальности, а наоборот — реальность, доведенная до идеала. Уитмен

целостен: он и его творения — это единое целое, где все приноровлено друг к другу, все

вытекает одно из другого.

Как-то раз он сказал мне: «Я описываю жизнь обыкновенного, среднего человека в

обыденной обстановке, все же она велика, героична». Несомненно, эта идея проходит через

все его произведения, ибо таковы были его мышление, поступки, разговор, сочинения, мысли

и чувства. Все это выражалось в его произведениях.

Он держал себя необычайно спокойно, сдержанно: редко волновался в разговоре — по

крайней мере этого никогда не было заметно. Он никогда не повышал голоса и не

жестикулировал. Ни разу я не видел его в дурном настроении. Казалось, ему неизменно

нравится все окружающее.

Обыкновенно он не ждал представления: при встрече он просто подходил, протягивал

правую или левую руку — все равно какую, лишь бы она была свободна — и сразу

знакомился.

Окружающие не знали даже, отчего они его так любят. Находили, что в нем есть что-то

привлекательное, что у него сильный животный магнетизм, и вообще поясняли эту всеобщую

любовь ничего не объясняющими словами. Одновременно с Уитменом у меня гостил один

очень хороший музыкант. Тот говорил: «Я знаю, почему Уитмен так нравится всем, — у него

чудесный голос, его за голос и любят». Я ответил, что, пожалуй, это и так, но откуда же в

голосе берется такой чарующий тон?

Большая часть дня у Уитмена проходила в чтении, хотя выдавались недели, когда он не

притрагивался к книгам. В среднем, чтение у него занимало часа два в день. Он редко читал

книгу от корки до корки; вообще, чтение его было, по-видимому, совершенно бессистемно.

Если он сидел час в библиотеке, около него на столе, на кресле, на полу уж было с

полдюжины разных книг. Казалось, что он читал несколько страниц в одной книге, несколько

в другой — несомненно, он шел каким-то личным, собственным путем мышления. Лишь

очень редко книга интересовала его настолько, чтобы он прочел ее целиком. При мне он

прочел «Египет» Ренуфа и книгу того же названия — Бруш-бея, но это бывало с ним редко.

Он любил читать историю, монографии и трактаты по метафизике, религии и

http://www.e-puzzle.ru

естествознанию. Меньше всего он читал изящную литературу. Он читал только по-английски, хотя, думается мне, французский, немецкий и испанский языки были ему знакомы гораздо

лучше, чем он говорил о своем знании этих языков. Если поверить ему на слово, он вообще

знал очень мало по любому вопросу.

Больше всего он любил гулять в одиночестве, разглядывать траву, деревья, цветы, игру

света и тени, любоваться вечно меняющимися картинами облаков, прислушиваться к пению

птиц, стрекотанию кузнечиков, шуму ветра и вообще ко всем звукам природы. Было видно, что все это доставляло ему глубокое наслаждение — куда большее, чем то, что может

испытывать обыкновенный человек. Пока я не познакомился с Уитменом, мне и в голову не

приходило, что такие обыкновенные явления в состоянии доставить кому-либо столько

истинного счастья и ощущения полной удовлетворенности. Он никогда не говорил об этом

удовольствии.

Работая, он всегда потихоньку напевал, особенно когда был один. С утра, когда он

принимал ванну и одевался, он пел во весь голос баллады или что-нибудь воинственное; а

днем, во время прогулок, он пел что-нибудь без слов или читал бессвязный речитатив. Иногда

он произносил стихи — по большей части из Шекспира или Гомера.

Писал он очень редко. Кажется, он никогда не занимался этим усиленно. Он очень мало

писал частных писем. Пока он жил у меня, он изредка писал в одну из канадских газет

сообщения о своих

путешествиях, обстановке, работе и мыслях, — получал сто экземпляров этой газеты с

его письмом и рассылал их вместо писем своим друзьям — преимущественно молодежи.

Он почти все писал карандашом в записной книжке со сменными листами.

Для литературной работы у него не было определенных часов, он ее делал в любое

время, писал экспромтом, даже не пользуясь столом, а просто положив записную книжку на

колено. Зачастую он писал и на улице. Почерк у него был ясный, разборчивый.

Он очень любил дикие и садовые цветы, часто приносил огромный букет к обеду или в

свой кабинет и спальню. В петлице у него всегда был какой-нибудь едва распустившийся

цветок — роза, герань. Он вообще любил цветы, но больше всего розы и лилии. В самом деле, редко можно встретить человека, который любил бы так много и не любил бы так мало

вещей, как Уитмен. Казалось, ему нравилось все естественное, любой вид, звук, все равно —

вне дома или дома. Казалось, он любит всех людей. Это чувствовали все, кто его видел. Во

всем он был необычайно естествен и совсем свободен от условностей. Изредка случалось, что

он выражал кому-нибудь особое предпочтение, — тогда он делал это как-нибудь косвенно. Я

помню, например, он сказал молодой замужней женщине, которую видел всего лишь

несколько раз: «Прощайте, дорогая моя».

Особенно любил он детей, и это было взаимно: дети любили и доверяли ему. Если

ребенок капризничал, то стоило Уитмену взять его к себе на колени, обласкать, — и плач

прекращался, а часто ребенок так и засыпал у него на коленях. Случилось, что Уитмен, много

дам и я участвовали в загородной прогулке, устроенной для детей лондонской бедноты. Я

потерял из виду Уитмена, пожалуй, на час или даже больше и, когда разыскал его, увидел, что

он сидит на берегу ручья, а на руках у него спит краснощекий ребенок, лет четырех-пяти.

Его причастность и в старых, и в молодых производила неописуемое очарование.

Понять это очарование можно было или испытав его на себе, или прочитав уитменовские

«Leaves of Grass». Мне думается, скорее физиологическое, чем психологическое очарование

объясняет всю тайну личности Уитмена. Его прикосновение действовало одинаково как на

здоровых, так и на больных.

Знакомый старик, знавший Уитмена смолоду, говорит, что в период 1845-1870 годову

Уитмена были сильно выражены гордость и высокомерие. Их трудно было выявить, но когда

эти черты его характера проявлялись, то всякий понимал, что у Уитмена есть нечто, с чем он

не позволит играть. В то время горячая кровь у него была соединена с боевым духом.

http://www.e-puzzle.ru

Этот знакомый говорит, что мое описание Уитмена правильно лишь по отношению к

последним годам его жизни, что Уитмен постепенно развил описанные мною свойства

личности, постоянно держа себя в узде. Старик говорит, что в Уитмене сидят два человека: один — бесконечно мягкий, с безграничным самообладанием и по временам мистик вроде

Сократа, человек благожелательный, нежный, любящий, как Христос! Но под всем этим

лежит сила, бодрость, гордость. Несомненно, он победил свою первоначальную природу, переделал ее на ту, которой теперь проникнуто все его существо. Но ведь теперь-то он

другой, он сумел переделать себя! Мой старик говорит, что, как же Уитмен смог бы так

своеобразно относиться ко злу, как это видно на каждой странице «Leaves of Grass» с начала

до конца, если бы он не знал, не заключал в себе самом всего этого зла — этих грехов мира?

Но было и нечто совершенно обратное. В очень редких случаях Уитмен производил

совершенно противоположное впечатление: были люди, инстинктивно не переваривавшие

его. В их глазах Уитмен был посмешищем. Его крупные размеры, красное лицо, густая

борода, просторное платье и несколько бесцеремонная манера одеваться, широчайшие

воротники, отсутствие галстука — все это иногда вызывало глумление и взрывы хохота.

Уитмен не говорил много. Часто за целый день скажет лишь несколько слов, а сам все

время весел и добродушно смотрит. Речь у него была плавная, без запинок и условностей.

Я ни разу не видел, чтобы он возражал или спорил. Он всегда как-нибудь оправдывал

тех, кто грубо отзывался о нем или его сочинениях. Мне думается, что иногда такая грубость, едкая критика и враждебность со стороны его оппонентов ему были даже приятны. Он

говаривал, что критики правы, что он совсем не таков, каким он кажется своим друзьям, что

критики, с их точки зрения, совершенно правы и что лично он заслуживает еще более

жестокой критики.

Первое время мне казалось, что Уитмен постоянно следит за собой, вечно настороже, чтобы не позволить себе выказать беспокойство, антипатию, пожаловаться или дать отпор.

Мне просто в голову не приходило, что у Уитмена совершенно отсутствуют все эти

настроения. Лишь после долгого знакомства с ним, после того, как я расспросил его друзей, знавших его много лет, я удостоверился, что, действительно, либо эти чувства у него

совершенно отсутствуют, либо они не доходят до его сознания.

Глубокий грудной, ясный, задушевный голос придавал особое очарование его самым

простым фразам.

Иногда совершенно невольно вырвавшееся восклицание вроде «Чудное небо!» или

«Дивный луг!» производили впечатление музыкальной мелодии.

Уитмен очень любил видеть новые пейзажи. Как-то раз мы говорили о какой-то

местности, которую мы хотели посмотреть. Он сказал тогда: «В конце концов, восход и заход

солнца, земля и небо, самые обыкновенные деревья, трава — все это гораздо величественнее

и поучительнее, чем Альпы, Ниагара или Йосемит». Если фразу эту понять как следует, то в

ней видишь основную идею всех его произведений: «простое — самое великое»; исключительное не изящнее, лучше или прекраснее, чем обычное; дело совсем не в том, что

нам еще чего-то недостает, а лишь в том, что наши глаза еще не открылись, чтобы видеть, а

сердце — чтобы прочувствовать то, что у нас есть, что нас окружает.

Он никогда не говорил с пренебрежением о какой-либо народности, слое общества, исторической эпохе, роде деятельности. Он не говорил с пренебрежением вообще о чем-либо

одушевленном или неодушевленном, о законах природы и их следствиях вроде болезни, уродства или смерти. Он никогда не жаловался на погоду, боль, болезнь или вообще на что-

либо. Никогда и ни при каких обстоятельствах он не говорил грубо или неприлично. Правда, о языке его поэм многие думают, что он непристоен, но это не так. В самом деле, я ни разу не

слышал от Уитмена чего-либо, что нельзя было бы напечатать. Он никогда не бранился — да

он и не мог, потому что никогда не сердился. Не было видно, чтобы чего-либо он боялся или

путался; мне думается, что он никогда не ощущал страха.

http://www.e-puzzle.ru

Говорил он тихо, приятно и обыкновенно поучительно. Он редко говорил условные

фразы, очень редко извинялся, не сыпал обычных «пожалуйста» и «благодарю вас», а

обыкновенно заменял их кивком головы и улыбкой. Насколько я его знаю, он не предавался

отвлеченному мышлению и вопросам, — хотя, говорят, он больше всего любил отвлеченные

темы. Понятно, он никогда не сплетничал. О частных лицах он говорил крайне редко, да и то

лишь отвечая на вопрос или замечание, всегда стараясь все истолковать в хорошую сторону.

Обыкновенно он говорил лишь о текущих делах, событиях дня, политических и

исторических новостях, как европейских, так и американских, очень мало — о книгах, гораздо больше — о природе. Он аккуратно читал газеты, любил хорошие описания и

воспоминания. В общем, он не был разговорчив. Он всегда был спокоен, прост, принадлежал

лишь самому себе — его трудно было бы вести на помочах.

II

Уолт Уитмен представляет собой прекрасный пример космического сознания, потому

что, во-первых, в нем эта новая способность проявлена была в наиболее совершенном виде, во-вторых, он с яркостью и в чертах широких во всем, что писал, высказывался с точки

зрения космического сознания, и в-третьих, он описывает формы и явления космического

сознания подробнее и яснее, чем любой древний или современный писатель.

Он ясно, но не так подробно, как то было бы желательно, говорит нам о моменте, когда

он достиг озарения, и о том, как оно постепенно пропадало у него, т. е. о том, как с годами

оно все реже и реже приходило к нему, теряя в живости и яркости.

Мы знаем в лице Уитмена случай космического сознания у человека, жизнь которого

известна с рождения и до смерти, и разве лишь в случае Бальзака мы можем лучше сравнить

эпоху до озарения с эпохой после него. Граница между обоими Уитменами очень резка.

Первый Уитмен сороковых годов прошлого столетия — автор повестей и рассказов, к

которым никак не может подойти теперешняя слава их былого автора.

Второй Уитмен — пятидесятых годов — автор «Leaves of Grass» — «Листьев травы»

[191:15].

Разница между произведениями новичка и зрелого писателя — вполне естественна: Шелли-романист и Шелли — автор «Ченчи»; Маколей — в первых очерках и Маколей —

историк.

Случай Уитмена совершенно не подходит под идею постепенной эволюции. Его случай

— это мутация (скачок). У него после более чем посредственных писаний сразу пошли

страницы, на которых огненными словами была написана жизнь вечная, страниц которых

всего лишь несколько десятков появилось за целые столетия сознательной жизни

человечества.

Это было внезапное рождение Титана из человека.

Глубока тайна достижения силы и славы небес, и на нее мы стараемся пролить свет

нашей книгой.

Уитмен не имел представления (точно так же, как и Будда, ап. Павел или Магомет) о

причине его духовной мощи, возвышенности, вечной радости. Ему самому все это казалось

удивительным; «удивляясь, я изумлен моим светлым настроением и радостью», — говорит

он.

Посмотрим теперь, что говорит сам Уитмен о появлении у него нового чувства. Оно

пришло к нему в июне 1853 или 1854 года, т. е. когда Уитмену было 34-35 лет.

Он говорит:

Верю я в тебя, моя душа... иной, мой прежний,

я не должен покоряться тебе, И ты не должен покоряться новому. На мураве проведи

время со мною, дай волю гортани, Не слов, не музыки, не стихов я желаю, ничего

обычного, не яркой речи, ничего даже лучшего, Мне мило одно лишь усыпление, голоса

твоего

http://www.e-puzzle.ru

тихое звучание. Помнится мне, как лежали мы в июне, в то прозрачное летнее утро; Положил ты голову поперек моих бедер и нежно

перевернулся на меня, И рубашку отделил от грудной кости моей, вонзив свой язык в мое обнаженное сердце. И протянулся, пока не ощутил моей

бороды,

и протянулся, пока не схватил меня за ноги,

Быстро поднялись, кругом меня распространившись,

и мир, и радость, и знание, что превосходят и художества, и диалектику мира; И знаю я, что десница Господня —■ старший брат моей руки, И знаю я, что дух Господень — старший

брат моей души, И что все люди, когда-либо родившиеся, также мои братья...

и женщины — мои сестры и подруги И что гнездо вселенной есть любовь!

Кажется, сначала он не понял, что с ним случилось, но затем примирился с фактом и

сказал: «Я верю твоим словам. Хотя моя новая личность и божественна, однако пусть моя

первая и новая личности останутся совершенно независимы друг от друга и не будут

подчиняться одна другой». Далее он обращается к своей новой личности, уговаривая ее

остаться в нем, научить его, рассказать ему, все равно как, совершенно не обращая внимания

на способ выражения. Затем он снова возвращается к описанию этого происшествия. Оно

случилось с ним прекрасным июньским утром. Космическое сознание, по крайней мере на

некоторое время, совершенно завладело всем его существом. С тех пор, — говорит он, — его

жизнь стала вдохновляться этим пришельцем — этой новой его личностью — причем все, что

она говорила ему, входило прямо в его обнаженное сердце. Его внешняя жизнь тоже стала

подчиняться велениям этой новой личности. Под конец он говорит о перемене, внесенной в

его жизнь этим явлением: его сердце наполнилось спокойствием, радостью и знанием, превосходящим все земное. Он дошел до той точки, с которой человек может созерцать Бога

(Бальзак говорит: «которая одна лишь может объяснить Бога». Христос говорит, что если не

дойти до этого, то невозможно узреть Царствия Божия). Подводя итоги, Уитмен говорит, что

теперь Бог — его самый близкий друг, что все люди — братья и сестры и что весь мир

держится любовью.

Несколько дальше [192:207] он описывает самый момент озарения в таких же словах, как Данте:

Как в головокруженьи мгновенно,Данте говорит: «Внезапно

Другое солнце нестерпимым блескомпоказалось, что день при-

слепитменя.

бавлен ко дню, как будто

И все миры познал я,

Тот, Кто мог совершить все

Ярчайшие, неведомые сферыэто, возвел на небеса другое

Одно мгновение будущей земли, —солнце», земли небес.

Сравните под тем же утлом зрения с вышеприведенными словами еще одну выдержку

из Уитмена:

«Как, не пришел еще к тебе тот час, Когда блеск божества внезапный Крушит и рвет в

полнейшее ничто Все эти пузыри обычаев, богатства, Все эти деловые цели, книги, политику, искусство и любовь?» [193:218]

Чтобы еще ближе объяснить сущность космического сознания, цитирую прозу

Уитмена:

«Редкий, космический, артистический ум, горящий бесконечностью, один лишь может

видеть разнообразные, огромные, как океан, качества народа» [ 195:215]. Далее: «Для тех из

нас, кто достоин быть избранным, существует еще пророческое виденье, радость круговорота

теперешнего героического времени, для них существует писание и стезя, они, послушные, благоговейно прислушиваются к голосу, жестам Бога, Святого Духа, которого другие не

видят и не слышат» [195:227]. Еще: «Идея тождественности... Чудо из чудес, не поддающееся

http://www.e-puzzle.ru

описанию, самое духовное и неопределенное из земных сновидений — а в то же время самый

положительный факт — и единственный путь к достижению всех фактов. В такие

благоговейные часы, посреди многозначащих чудес неба и земли (они имеют значение лишь

потому, что я нахожусь среди них) все верования, все обрядности, по сравнению с этой

простой идеей, превращаются в ничто, падают. При ярком свете действительного виденья

лишь она властвует, лишь она ценна. Как сказочный дух, раз она освободилась и на нее

обращаешь внимание — тождественность объемлет всю землю и распространяется выше

свода небес» [195:229]. Далее: «Я говорю, что лишь при совершенной чистоте и полнейшем

уединении личности перед ней может предстать одухотворенность религии, — только при

этих условиях и под условием размышления, экстаза благоговения и парения. Только здесь

находится слияние человека с тайной, вечной загадкой «откуда?», «куда?»... Одиночество, сознание тождества своей личности со вселенной, подходящее настроение и — душа

вырывается: как дым рассеиваются все догматы церкви, проповеди. Одиночество и

молчаливая мысль, священный ужас и сильное желание и, дотоле незаметное, внутреннее

сознание начинает озарять чувство. Библия может вести, священники объяснять, но одно

лишь уединенное Само может ввести человека в область чистого эфира поклонения, лишь

оно доводит до уровня Бога и соединяется с неизъяснимым» [195:233].

Далее Уитмен, по-видимому, предвещает появление нового человечества:

«Человечество, выведенное в соответственную человеческую породу, родившееся

соответственным образом, возросшее при правильных гармоничных условиях внешней и

внутренней жизни, при соответственной деятельности и развитии, — при таких условиях

подобные люди, вероятно, найдут, что для них достаточно лишь жить; во всех своих

отношениях к природе, в самом факте своей жизни они откроют и достигнут счастья. Их

существо вечно будет напоено живительным экстазом, превосходящим все удовольствия, которые можно получить от богатства, увеселений, даже от ума, наук и искусств» [195:249].

И наконец, «Единственная полная, настоящая поэма — природа — спокойно существует в

Божественном предначертании. В ней заключается все, все самодовлеющее. Она не обращает

внимания на сегодняшних критиков, на бесцельных, многоречивых болтунов. И вот до

сознания духа, до мысли доходит нечто, перед которым безмерно уменьшаются, теряют

общий смысл демократия, искусство, литература и прочее. Это нечто вполне удовлетворяет.

Это нечто есть ВСЕ и идея Всего с сопровождающей его идеей вечности, и душа сама собой

радостная, неразрушимая, всюду входя, несется вперед по бесконечности. Вечно звучит

пульсация всей природы, всего духа. Вечное биение, вечное повышение и понижение в жизни

материи — под ней я знаю, чувствую, что смерть не конец, но лишь истинное начало, я знаю, чувствую, что ничто, ни душа, ни вещество не может пропасть, ни даже умереть» [195:253].

Уитмен выразил здесь то, что мы называем космическим сознанием.

До Уитмена почти все люди, обладавшие космическим сознанием, подчинялись ему.

Они смотрели на космическое сознание, как на нечто, лежащее вне человека, и

сверхъестественное, отделяющее их от прочих людей. Почти всегда космически-

сознательные люди желали помочь человечеству — потому что их нравственное чувство

достигало необычайной высоты и чистоты вследствие появления космического сознания. Но

ни один из них не чувствовал и не представлял себе необходимости постоянно пользоваться

своим внутренним прозрением. Человек не подчинял себе, не овладевал, не пользовался

новой способностью, а наоборот, она подчинила его себе, она пользовалась им.

I

Очевидно, это случилось с ап. Павлом, когда он, охваченный величием и светом нового

чувства, сразу перестал ценить в действительности совершенно равносильную

божественность его прежних способностей. Почти то же самое можно сказать и о Будде.

Вред для всего человечества от однобокой морали — неизмерим. Мы все страдали и

страдаем лишь потому, что эти два человека приняли эту неправильную точку зрения.

Вред неизмеримо огромный. Он получился от воспитавшегося презрения к «плоти», к

«ветхому человеку», от учения, что одна часть человека хороша и ее следует развить, а другая

http://www.e-puzzle.ru

скверна и ее надо искоренять, а если не можешь искоренить, то хоть скрывать. Вред такой

ложной точки зрения так громаден, что временами он заставляет почти забывать еще

большее, чем вред, добро, принесенное человечеству этими двумя людьми. Нельзя сказать, чтобы ап. Павел и Будда были ответственны в возникновении монашества и аскетизма. Лекки

[114:108] указывает, что в их время это движение уже началось. Но никто не станет отрицать, что эти люди чрезвычайно повлияли на рост движения отречения от удовольствий в пользу

так называемой чистоты, т. е. в пользу отречения от просто сознательной для космически-

сознательной жизни.

Множество писателей проследили все зло, проистекшее от этих учений, вплоть до его

первоначального источника. Кидд с огромной силой и правдивостью указал на бесконечно

большой порыв к самоотречению, характеризующий первые века христианства. Он указал, что хотя это был и «неразумный» порыв, но что значение его было глубже разумности. Он

указал, что если человечество желает прогрессировать, то такие противообщественные, даже

анархические течения являются необходимостью — хотя, конечно, вредно, когда они имели

такую страшную силу, как в первые века христианства. Но вот чего Кидд [108:125г] не

указал: откуда у ап. Павла, Будды и их первых последователей взялось прозрение, породившее в них такую уверенность, что она подвигла их и заставила весь мир последовать

за ними?

В уравновешивании действия и противодействия лежит причина равновесия. Высшая и

низшая жизнь, альтруистическая и эгоистическая жизнь духа и пяоти, жизнь особи и расы, космическая и сознательная жизнь — равновесие этих противодействующих — есть главное

начало современного мира, дающее миру движение и стойкость, все равно как центробежные

и устроительные силы одновременно дают движение и стойкость вселенной [138:182].

Быть может, Уитмен — первый человек, который, обладая полным космическим

сознанием, преднамеренно восстал против него, победил его и сделал его своим рабом наряду

с простым сознанием, с самосознанием и объединил все их в единое целое, в свою единую

личность. Уитмен ясно видел, что хотя эта новая способность и божественна, однако она не

сверхъестественнее, чем зрение, слух, вкус, осязание или любое иное чувство нашего

простого сознания. Вследствие этого Уитмен не позволил этому новому чувству взять над

собой верх и поработить всю его личность. Он верит в эту новую способность, но он говорит, что его прежнее «Я» не должно ни покоряться новому, ни подавлять его, что обе способности

должны вместе работать для него. Надо заметить, что тот, кто этого не понимает, тот никогда

не разберется в «Leaves of Grass».

Разберем еще указание на космическое чувство в поэме Уитмена «Молитва Колумба»

[193:323]. Она была написана Уитменом под впечатлением болезни, горя, заброшенности, которые ему пришлось пережить в 1874-1875 годах, когда ему было 55-56 лет.

Молитва эта полна указаний на чисто личные переживания Уитмена.

Обращаясь к Богу, он говорит:

«Ты знаешь возвышенные мечтания и прозрения моей

возмужалости. О, я уверен — они истинно исходили от Тебя! Упорство, увлечение, несокрушимая воля, Могущественное, внутренне ощущаемое веление, более

сильное, чем слова, Голос с небес, шепчущий мне даже во сне, Все это сопутствует мне!

Еще одно усилие. Этот бледный песок — мой алтарь! Ты, о Боже, озарил мою жизнь.

Лучом света неизменного, неисповедимого, дарованного Тобою, Света, редкого, неизреченного, освещающего самый свет, Не выразимого никакими

знамениями, описаниями, языками.

И за это, о Боже, в моем последнем слове здесь на коленях, Старик, нищий и разбитый параличом, я благодарю Тебя.

Мои руки, мои ноги обессилели,

Мой мозг запутался в терзаниях,

http://www.e-puzzle.ru

Пусть прейдут старые леса — я не уйду.

Я крепко прилип к Тебе, о Боже, как ни хлещут меня волны, Тебя, Тебя, по крайней мере, знаю я».

Свыше 20 лет ведомый этим кажущимся сверхъестественным озарением, он

повиновался его велениям, как если бы они исходили от самого Бога.

Он «любил землю, солнце, животных, презирал богатство, давал милостыню всем, кто

просил, отстаивал глупых и помешанных, отдал свой доход и труд в чужую пользу» [193:273]

— делал все, как ему приказывал божественный голос, и теперь он вознагражден: он беден, болен, параличей; все его презирают, от него отвернулись, и он умирает. Всю жизнь он

посвятил проповеди человечеству. Эта проповедь была ему дороже жизни, семьи. Ее не

слушают, над ней смеются. Что он скажет Богу? Но Бог знает все, и он поручает себя воле

Божией. Он говорит, что не знает ни людей, ни своих собственных произведений. Он не

может судить, как «Leaves of Grass» действует на людей. Но у него было вдохновение, озарение, мощь, чувство, внутренний голос, повелевавший ему. Откуда все это? Он уверен, что все это от Бога. Далее он говорит о редко кого озаряющем свете, который превыше всех

описаний и языков. И все это говорится уже не энтузиастом, а измученным жизнью

человеком, который уже ничего не получает от жизни и ничего не желает, кроме смерти!

Уитмен благодарит Бога за Его доброту — это невольно заставляет припомнить

благодарность Бэкона за «дары и милости». Бэкон писал это летом 1621 года, когда его

внутренняя и внешняя жизнь была так же разбита, как жизнь Уитмена в 1875 г.

В июне 1888 г. Уитмен опять сильно заболел. Он думал, что уже пришла смерть.

Прощаясь с людьми, он пишет стихотворение [193:403], где говорит, что его поэмы крайне

слабы по сравнению с импульсом, под влиянием которого они были написаны. В

стихотворении космическое сознание описано очень образно и сильно.

Уитмен, несмотря на ожидание смерти, не умер. После кризиса к нему по временам все

еще приходило озарение, пока наконец в 1891 году оно не исчезло навсегда.

Люди, обладающие космическим сознанием, видят стройность, закономерность

вселенной, они видят, что «все добро есть». Они видят, что вся вселенная дружественно

относится к человеку. Уитмен поминутно говорит: «Я говорю вам, что зла не существует»;

«Ясна и нежна моя душа, ясно и нежно все, что не моя душа». Когда его спросили, хорошо ли

родиться, он ответил: «Так же хорошо, как умереть». Данте говорит, что при озарении этим

светом все делается совершенным, даже то, что обычно кажется несовершенным.

Космическое сознание, когда оно охватывает человека, заметно меняет и саму его

внешность, общее выражение лица, взгляда. После периода озарения — пишущему эти

строки это лично известно по нескольким случаям — перемена во внешности человека

продолжается месяцами, даже годами.

Об Уитмене пишет мисс Елена Прайс:

«Однажды утром в 1866 г., когда Уолт Уитмен жил у нас в Нью-Йорке, прошло уже

минут десять или более после звонка к чаю, когда он наконец спустился из своей комнаты и

мы все собрались около стола. Я обратила на него внимание, как только он вошел: он весь

светился светом и какой-то возвышенностью, почти неудержимая радость сияла в его лице и, казалось, наполняла все его существо. Это было тем заметнее, что его обычным настроением

было ясное, готовое к веселости спокойствие... Я знала, он работал над новым изданием своей

книги, и надеялась, что при случае он скажет что-нибудь, чтобы разъяснить нам тайну его

загадочной радости. К несчастью, все за столом были заняты предметом обще ■ го разговора.

При каждой паузе я ждала услышать от него что-нибудь, но нет — кто-нибудь начинал

говорить, и я прямо чуть не рассердилась от нетерпения и досады. Казалось, что он слушал и

даже смеялся над некоторыми замечаниями говоривших, но сам не проронил ни слова. И

лицо его продолжало сиять тем же блеском и очарованием, как будто он вкусил от

божественного эликсира. Выражение это было так замечательно, что я мотла бы усом-

http://www.e-puzzle.ru

ниться в нем, если бы оно не было замечено и другими, кроме меня».

итоги

а)

Уитмен видел сильный субъективный свет.

б)

Повышение нравственного чувства и

в)

умственное озарение были выражены в редкой степени.

г)

Ни у одного человека еще не было так ярко выражено чувство бессмертия, вследствие чего у него

д)

страх смерти совершенно отсутствовал при всех обстоятельствах.

е)

У него не было чувства греховности.

ж)

Превращение личности просто сознательной в космическисознательную

происходило внезапно.

з)

Космическое сознание явилось в характерном возрасте и в характерное время

года.

и)

Оно изменило наружность Уитмена.

Эдуард Карпентер

I

Родился 29 августа 1844 года в Брайтоне, где и провел детство, юность.

В1864 году поступил в Кембриджский университет, а в 1868 году окончил его

действительным студентом. Затем был посвящен в священники и несколько лет

священнослужительствовал в Кембридже.

Карпентер никогда не верил в историческую точность Библии. Еще в молодости он

задумал сделаться духовным, потому что ему запала мысль, что церковь может возродиться

внутри самой себя. Однако он быстро убедился, что это займет немало времени. Вскоре он

захворал и принужден был выйти из духовного звания. Он священствовал с 1869 по 1874 год.

После этого он увлекся идеей народных университетов и работал на этом поприще с

1874 по

1880

год. Приблизительно в тот же период он заинтересовался общественными

вопросами и пришел к убеждению, что общество стоит на ложном пути.

Он говорит, что в начале

1881

г., когда ему пошел тридцать седьмой год, он получил космическое сознание. У

меня есть все доказательства факта, но я не уполномочен сообщить их. В результате

Карпентер отказался от своего круга общества и сделался

http://www.e-puzzle.ru

рабочим — купил несколько акров земли, построил домик и поселился там с семьей

рабочего. Одевался он как рабочий и работал вместе с ними. Ему казалось, что бедный

благороднее богатых. Он предпочитал жить среди более бедных и сам был сравнительно

беден. В этом отношении он самостоятельно пошел по тому же пути, что и Будда, ап. Павел, Лас-Казас и Уитмен. Из всех предметов цивилизованной обстановки Карпентер оставил себе

лишь рояль. После трудового дня он отдыхал за бетховенскими сонатами: Карпентер —

превосходный, оригинальный музыкант. Не стоит и говорить, что он был ярко выраженный, передовой социалист, почти что анархист. Он — одно целое с простонародьем. Жил он среди

простонародья, конечно, не для того, чтобы доводить его до уровня «лучших» классов

общества, а просто потому, что ему нравилось быть среди простого народа. Он жил среди них

по той же причине, по которой бедные живут с бедными, рабочие — с рабочими. Иногда он

бывал и в своем прежнем кругу общества, где у него было много близких друзей. Выше всего

Карпентер ставит честность, прямоту, искренность и простоту. Он говорил, что эти качества

гораздо легче встретить среди бедного, простого, рабочего народа, чем в «обществе».

В 1873 году Карпентер издал «Нарцисс и другие поэмы», а в 1875 г. драму «Моисей».

Уитмена он начал читать в 1869 году, после этого в течение десяти лет он читал «Leaves of Grass». По-видимому, это чтение немало способствовало Карпентеру получить космическое

сознание. Карпентер не единственный человек, получивший космическое сознание под

влиянием чтения Уитмена. В будущем это чтение, наверное, поможет тысячам людей

получить космическое сознание: для «озарения», помимо подходящей физики и психики, крайне важно и влияние «озаренных» людей.

Сразу после озарения Карпентер начал писать «Towards Democ-гасу» («К демократии»), где пытался воплотить учения космического чувства. Вышло четыре постепенно

разроставшихся издания в 1883/85,92 и 96 гг. Книга прекрасно показывает сущность

космического сознания. Кроме этой книги издал он еще несколько книг, весьма достойных

внимания.

Отвечая на мой вопрос о сущности космического сознания, Карпен-тер мне пишет:

«По правде говоря, я чувствую, В Ваджасанея-самхита-упанишаде что ничего не могу

сказать вам, встречается такой стих: не извратив и не затемнив пред- «Когда у понимающего

человека мета. Я постарался, как мог, вы- его «я» сделалось всем, какое же разить это в

«Towards Democra- горе, какая тревога может еще быть су». У меня не было физического у

него, если он получил это един-света. Познавательная способ- ство?» [150:312] ность, кажется, здесь состоит в том, что все чувства объединяются в одно чувство, причем вы

делаетесь объектом. Но это непонятно. Я не думаю, чтобы явление это могло быть уже теперь

сформулировано, но я не полагаю, что дурно писать о нем».

В одном из своих сочинений Карпентер говорит:

«Несмотря на огромный перевес индуктивной науки, несмотря на фанатичную веру

язычников в эту науку, предположим, что в человеке существуют оба рода сознания —

отвлеченное и космическое. Мы знаем, что ощущение вкуса из местного — в ротовой

полости — может сделаться общим, и тогда оно является показателем состояния здоровья, —

мы знаем, что синева неба на одного производит лишь впечатление синего цвета, другого она

вдохновляет написать поэму или картину, а третьему небо кажется одухотворенным богом —

Дьяусом или Зевсом. Быть может, таким путем человечество от местного, временного

сознания идет к общему, тождественному? Мы знаем, что в каждом человеке существует

местное сознание, по отношению к которому тело человека является посторонним, внешним

предметом. А может быть, в каждом человеке сверх этого местного сознания существует и

космическое сознание? Точно известно, что у человека бывают проявления сознания, превосходящие пределы ощущений органов чувств. Такие явления встречаются на каждом

шагу. Мы угадываем и знаем то, чего наши глаза не видят и уши не слышат: это тоже

http://www.e-puzzle.ru

известно. На нас влияет среда, где мы находимся, народность, раса, к которой мы

принадлежим, это тоже известно. Итак, нет ли в человеке чего

то, дающего познавательную способность и знание, что не находится в связи с

меняющим свое положение и состояние телом, а будет действовать всегда и везде? В самом

деле, не существует ли внутреннее озарение — такой свет, при котором мы можем наконец

увидеть все так, как оно есть на самом деле, все — в его настоящей сущности и порядке, увидеть это не местным, а космическим сознанием, отождествлением своей личности с тем, что мы видим? Не существует ли совершенный слух, который слышал бы, как поют утренние

звезды? Нет ли понимания языка вселенной, тайного смысла всех вещей? Быть может, наш

теперешний слух лишь начало будущего чувства слуха? Разве у нас нет ощущения добра и

зла — этого перевода и конечного результата внешнего чувства вкуса — ощущения

непреоборимого и абсолютного, указывающего нам, как мы должны поступить в каждом

частном случае? Если у человека уже теперь существуют такие силы, то, конечно, впоследствии он сможет приобрести точное знание. Позитивной науке до этого не дойти.

Милль в своей «Логике» говорит: «Все, что доходит до нас через сознание, известно нам

совершенно точно». Но то, что нам известно посредством нашего простого сознания, точно

известно нам лишь на мгновение. А то, что нам известно посредством нашего вечного, космического сознания, точно известно нам на вечность» [57:97-98].

В главе «Сознание при отсутствии мысли» Карпентер говорит [56:153]:

«В чем оно состоит? Я чувствую, как трудно ответить на этот вопрос, ибо почти

невозможно объяснить другому лицу то ощущение, которого оно никогда не испытывало. Это

можно объяснить лишь абсолютным языком — всякое «пояснение» только собьет с толку —

но такого языка я не знаю. Научный язык тоже не поможет. В самом деле, сколько есть

толкований боговдохновенных книг! Все комментаторы согласны лишь в одном, что есть

нечто реальное в боговдохновенности, а что она из себя представляет — они не в состоянии

объяснить. Ввиду всего этого я наотрез отказываюсь объяснить, что такое озарение, а

постараюсь лишь выяснить направление, в котором мы должны смотреть, чтобы увидеть, где

лежит эта древнейшая наука, так резко разграничившая основные течения мысли Востока и

Запада».

«Прежде всего, позвольте вас предостеречь от обычного заблуждения: всегда думают, что если у человека появилась эта необычная способность, то он сразу уносится из нашей

среды в сверхъестественные сферы и получает все способности, свойственные таким сферам.

Если, например, лицо обладает ясновидением, то ему приписывают, что оно все должно

знать. Или если у человека под влиянием чего-либо когда-нибудь проявилась какая-нибудь

чудесная сила, то от него требуют, чтобы эта сила постоянно проявлялась. Надо опасаться

таких скороспелых обобщений. Да, у человека есть высшая степень сознания, но она

проявляется у крайне малочисленных особей, проявляется очень редко, — она будет

развиваться, но с постоянными остановками, отступлениями. В седой древности таким ходом

шло развитие сначала сознания окружающего — но даже и эти сознания до сих пор все еще

не сделались абсолютно общими. Во все время этого роста явление казалось чудесным — что

может быть чудеснее первого проявления зрения? Несомненно, что и чувство зрения сначала

показалось обманом чувств. А может быть, у нас есть внутреннее зрение, настолько же

превосходящее зрение глазом, насколько зрение глазом превосходит осязание? Более чем

вероятно, что теперь перед нами мерцает сознание, независимое от ощущений и от сознания

личности, или, по крайней мере, сознание, безгранично превосходящее обычные виды

сознания. Мерцает новое сознание, в котором пропадают противоположение личности и

вселенной, субъекта и объекта. Часть вселенной, обнаруживаемая этим новым сознанием, наверно, не меньше и не проще уже известной нам части. Прогресс познания этой новой

вселенной будет тоже медленен, труден, непостоянен. На Олимп сразу не вскочишь, придется

потихоньку идти обходными дорогами».

http://www.e-puzzle.ru

«Не думайте о тех, которые попали на дорогу нового сознания, что они непогрешимые

полубоги. Во многих случаях, неожиданность, странность ощущения ведет таких людей к

ряду фантастических, ошибочных умозрений».

«В большинстве случаев новое сознание приходит к людям высшей организации; однако бывает, что оно является и у людей безусловно уродливой нравственной природы — в

этих случаях озарение не представляет ничего, кроме опасности».

«Индусы говорят, что в новой способности нет ровно ничего чудесного, неестественного, что способность эта приобретается упражнением и естественным подбором, что новые духовные силы следуют совершенно определенным законам и развиваются в точно

определенной последовательности. Индусы признают существование людей-дьяволов —

безнравственных людей, располагающих известной наличностью новых сил. Индусы

указывают, что в данное время люди с новыми способностями все еще крайне редки, что

чрезвычайно мало людей имеют организацию, соответственную новым способностям.

Заручившись этими предварительными сведениями, я думаю, можно сказать, что йога знания

— джнани-йога — ищет и достигает нового сознания, которое, за неимением лучшего

обозначения, можно назвать «космическим сознанием», в противоположение сознаниям, зависящим от органов чувств. Я не знаю, пользуются ли индусы каким-нибудь

тождественным названием, но Сат-Чит-Ананда-Брама, к которому стремится каждый йог, выражает такую же идею: «сат» — действительность — всеобъемлющее; «чит» —

познавание; «ананда» —блаженный. Все это соединено в Браме».

«Запад добивается отвлеченного сознания: обогащения разума, быстроты познания, памяти, личных надежд и опасений, честолюбия, любви, побед — чистейшее «я» — эгоизм во

всех состояниях и видах. Запад сомневается в самом существовании космического сознания».

«Восток ищет космического сознания и в тех случаях, когда оно появляется, — все

зависящее от других сознаний, даже сама жизнь, расходится, как туман, под лучами

восходящего в человеке солнца славы».

«Индивидуальное сознание облекается в форму мысли: оно жидко и подвижно, как

ртуть, оно постоянно волнуется, беспокоится, делает усилия, ощущает боль».

«Другое сознание облекается не в форму мысли. Оно видит, слышит. Оно постигает

сущность предметов. В нем нет движения, нет перемен, нет усилий, для него нет различия

между субъектом и объектом. У него есть лишь громадная, невероятная Радость».

«Индивидуальное сознание имеет специальные органы в организме человека. Органы

человека являются как бы его органами. Но лишь все тело целиком является органом

космического сознания. Чтобы достичь космического сознания, надо познать самого себя

извне, перейдя в состояние экстаза. Без этого нельзя ощутить космическое сознание».

«Индусы говорят: «В посвящении есть четыре послушания: 1) встреча с Гуру; 2) сознание милости или Арул: его можно представить себе, как сознание изменения — даже

физиологического изменения, происходящего в субъекте; 3) видение Шивы (Бога): с этим

видением тесно соединено познание самого себя, раздельно от своего тела; 4) нахождение

вселенной внутри себя».

«Мудр тот, кто, сосредоточив свои мысли, постигает в себе самом абсолютное

сознание, которое есть Сарва-шакти — свидетель всех вещей».

«Значение слова «нирвана» возбуждало ожесточенные споры ученых — указывает ли

оно на отсутствие сознания или, наоборот, на крайне повышенное сознание».

«Вероятно, что обе стороны правы, но состояние это не поддается точному

определению. Важно лишь одно, а именно, что словом «нирвана» и ему подобными

терминами обозначается действительный, признанный факт, т. е. какое-то состояние

сознания, которое множество раз было ощущаемо и которое так ценно, что, у кого оно хоть

сколько-нибудь проявилось, те посвящают всю жизнь достижению этого сознания».

«Конечно, нетрудно все это представить как пустое слово, не имеющее под собой

никакого реального основания, представить, как теорию, измышление мечтательных индусов.

http://www.e-puzzle.ru

Но не забудьте, народ не жертвует собой для пустых слов, а философские измышления не

властвуют над судьбами народов. Нет, слово это представляет собою действительность, нечто, лежащее в основе человеческой природы, нечто неотвратимое».

«По существу, наша задача — не объяснять необъяснимое и не определять не

поддающееся определению, а добиться этого сознания и испытать его на себе, на опыте. В

связи с этим важно отметить интересный факт. Западная наука, до сих пор довольно

малоуспешно занимавшаяся механической теорией вселенной, теперь со своей механической

стороны приближается к идее, что существует другая форма сознания. Изумительные явления

при гипнозе (а состояние под гипнозом, несомненно, в значительной мере входит в сферу

интересующего нас явления космического сознания) уже целые века известны Востоку. Эти

явления заставляют западную науку признать существование у человека так называемого

второстепенного сознания — подсознания. Эти явления, по-видимому, необъяснимы, если не

признать существования какого-то второстепенного фактора. С каждым днем понятие

«сознание» все труднее поддается определению».

«Я ни на одно мгновение не делаю предположения, что явление второстепенного

сознания при гипнозе во всех отношениях тождественно с космическим сознанием

(называйте как хотите этот вид сознания) восточных оккультистов. Может быть, оно

тождественно, а может быть, и нет. Быть может, сфера действия этих двух родов сознания

одинакова; быть может, они лишь соприкасаются, налагаются одна на другую. Я не буду

разбираться, как это есть на самом деле, я хочу лишь обратить внимание на то, что теперь

западная наука видит возможность наличности у человека второго сознания, подобного тому

сознанию, с работой которого мы знакомы. А. Молль указывает на некоего Баркуорта, который может складывать длинный ряд цифр, оживленно разговаривая в это время и ни на

мгновение не отрывая своего внимания от разговора. Молль спрашивает, как это может

делать Баркуорт, если у него нет второго сознания? Еще пример: Ф. Майерс во время чтения

лекций зачастую, по крайней мере на минуту, совершенно забывает, что он читает лекцию.

Он воображает, что, сидя в аудитории, он разговаривает со знакомым. Через минуту этот

обман чувств проходит и Майерс видит, что он, стоя на кафедре, совершенно свободно и

вполне последовательно читает лекцию. Или возьмите совершенно обычный случай: пианист, играя наизусть, играет лучше, когда не думает об исполняемом произведении. Говорят, что

исполнение только тогда совершенно, когда оно абсолютно бессознательно. Но подумайте, бессознательное сложение, бессознательное чтение лекции, бессознательная игра на рояле!

Да разве это разумное объяснение?»

«В человеческом организме есть много актов и процессов (например, акт глотания), сопровождаемых ясно выраженной работой личного сознания. И наоборот, есть много

процессов и актов, которые не сопровождаются работой личного сознания. Этому второму

роду актов и процессов дали название механических, значит совершенно лишенных работы

сознания. Однако исследование явлений, происходящих под гипнозом, показало то, что было

уже давным-давно известно индийским факирам: при некоторых условиях можно получить

проявление сознательности у внутренних процессов человеческого тела. Более того, можно

заставить организм чувствовать явления, происходящие вне его, не устанавливая связи между

загипнотизированным субъектом и тем местом, где происходит явление».

«Таким образом, западная научная мысль постепенно пришла к заключению, что

помимо обычного, давно известного сознания существует еще иное, у которого в некоторых

отношениях 1) гораздо шире район действия и 2) существуют свои собственные постижения».

«Западная наука знакомит нас еще с одной идеей, приводящей нас к тому же самому

выводу. Это идея четвертого измерения. Много явлений, совершенно необъяснимых при

установившемся представлении о трехмерности вселенной, делаются совершенно понятными

при предположении, что мир четырехмерен».

«Наличность измерения, дополнительного к трем известным, — четвертого измерения,

— устанавливает физическую связь между предметами, не связанными тремя известными

http://www.e-puzzle.ru

измерениями. В этом четвертом измерении лежат рядом все предметы, расположенные на

огромном расстоянии в остальных трех измерениях».

«Следовательно, если признать, что мир не трехмерен, а четырехмерен, тогда окажется, что различные люди, например, на самом деле физически — одно целое; что предметы, разделенные колоссальным расстоянием, на самом деле находятся рядом; что предмет может

двигаться (в четвертом измерении), оставаясь совершенно неподвижным по отношению к

первым трем измерениям: человек или предмет может перенестись в четвертом измерении, оставаясь в той же комнате, где он был. Если бы это четвертое измерение стало ощущаться

нашим сознанием, тогда, очевидно, у нас было бы такое средство для познания, которое

теперешнему нашему трехмерному сознанию показалось бы прямо чудодейственным.

Кажется, есть много явлений, доказывающих, что сознание, достигаемое посредством

«джнани-йоги», и сознание, появляющееся в гипнотическом состоянии, суть сознания

четвертого измерения».

«Космическое сознание относится к обыкновенному сознанию так, как объем относится

к ограничивающим его поверхностям. Изменения состояния личного сознания являются лишь

различными гранями поверхности другого сознания. События, далеко отстоящие одно от

другого в жизни особи, быть может, единовре-менны по отношению ко вселенной».

«Сам объем — в таком виде, каким мы его знаем, — может практически уничтожиться

в сознании высшего порядка, ибо по отношению к четырехмерному объему трехмерный

объем является лишь поверхностью; настанет время, когда лондонец увидит, что задняя дверь

его комнаты выходит в Бомбей».

«Гуру сказал однажды: «Истин- Уитмен: «Как быстро убил бы меня ное качество духа

состоит в яркий, страшный свет солнца, если пространственности, в силу ко- бы я не мог, теперь и всегда, посы-торой дух, находясь в покое, лать из самого себя лучи восходя-

находится везде. Но эта про- щего солнца», странственность (акаша), свойственная душе, гораздо выше

обыкновенной, материальной пространственности. Все обычное пространство целиком, заключающее в себе все солнца, все звезды, представляется вам таким, как если бы оно было

лишь точкой протяженности духа». Говоря это, Гуру потер пальцами, как бы растирая между

ними пылинку».

«Замечательны идеи учения Гуру — "душа, находясь в покое, находится везде",

"безразличие" и "равенство"».

«Чувство равенства, свободы от правил и ограничений, чувство принадлежности ко

вселенной и включения вселенной в личность: эти чувства, конечно, более свойственны

космическому, чем обычному сознанию человека. Для обычного сознания они, пожалуй, и

малопонятны, и оскорбительны. Крайне легко доказать с точки зрения простого сознания, что

люди не равны, что жизнь безразличная и при всех условиях находящаяся в покое — вздор.

Тем не менее, с точки зрения высшего сознания, это не вздор, а основа, на которой покоится

жизнь человеческого общества, основа, которая кормит и отвергающего его человека».

«Еще раз повторяю, что, пользуясь выражением «космическое сознание», я не разделяю

того взгляда, что стоит человеку покинуть личное сознание — и он сразу получает

безграничное, абсолютное, всеобщее знание. Я полагаю, что человек при этом получает лишь

более высокую степень познавательной способности. Сфера, доступная этой новой

познавательной способности, наверное, очень сложна, наше знание о ней микроскопически

мало. И еще раз я напомню, что задачей западной мысли была область, подлежащая

обыкновенному сознанию, тогда как восточная мысль добивалась космического сознания. На

востоке много философских школ и сект, различающих разные тонкости качеств и сущностей

божеств и дьяволов и т. п. Я не хочу останавливаться на этом, да и не могу, потому что сам их

не знаю. Оставляя все это в стороне, я попытаюсь с нашей, западной точки зрения разъяснить, какими способами Восток добивается космического сознания».

Далее [62] Карпентер опять пытается объяснить сущность нового чувства.

http://www.e-puzzle.ru

«Мне часто задавали такие во-Необходимо заметить, что Карпен-

просы относительно «Towardsтер описывает явления, сопровож-

Democracy», что я затруднялсядающие космическое сознание, ответить. Я попытаюсь выска-строго параллельно, а зачастую да-

зать несколько идей об этойже совершенно в тех же выражени-

книге».

ях, что встречаются в сутрах, у Бёме,

Иепеса и др. авторов, трактующих этот вопрос.

«Уже очень давно, когда я жил Особенно близки его

в Кембридже и мне было лет описания к Бхагавад_Гите. Однако двадцать пять от роду, мне хо-

незаметн01 ^ ^рпенюр изучал телось написать книгу, которая Э7Щ тт обращалась бы к самой личности

читателя, книгу, устанавливающую самую тесную личную связь между мной и читателем.

Много раз я пытался сделать это, но ни

разу не чувствовал себя удовлетворенным. В конце концов я начал думать, что моя

затея бессмысленна. При личном обращении нетрудно затронуть некоторые струны в душе

каждого, потому что тогда видишь особенности человека, с которым говоришь. Но как

написать книгу, которая приспособлялась бы в идиосинкразии любого читателя, книгу, у

которой был бы ключ к душе каждого человека? Для этого надо было найти нечто абсолютно

общее у всех людей и писать книгу с этой общей точки и обращаясь к этому общему. В ту

эпоху такая задача казалась мне совершенно неразрешимой».

«Шли годы, тяжело было писать, я чувствовал крайнюю напряженность и страдал.

Наконец, в начале 1881 года, в самочувствии произошла коренная перемена. Несомненно, это

был наконец результат происходившей во мне бессознательной работы. Я увидел, что масса

накопившегося материала сформировалась и начала настоятельно требовать выражения. Но

какого выражения — этого я еще не знал».

«В то же время я стал интенсивно сознавать, что во мне открылась область, превосходящая обычные границы личности. Все свойства моего характера, недостатки, достоинства и прочее казались совершенно ничтожными по сравнению с этой областью. Я

почувствовал абсолютную свободу от смерти, неописуемое спокойствие и радость».

«Я немедленно увидел или ощутил, что эта область равным образом существует и у

других людей, хотя они не всегда так сильно сознают ее существование. Исчезли все

различия темперамента, определяющие и разграничивающие человечество. Открылась

область, где все соприкасаются, где все равны. Вот из-за этого два понятия — «свобода» и

«равенство» — руководили в то время всеми моими мыслями».

«В апреле мне так непреодолимо захотелось выразить все это, что я бросил чтение

лекций и уехал в деревню. Даже помимо желания я все равно должен был бы сделать это, так

как здоровье мое было расшатано и мне нужен был чистый воздух и физический труд. В то

время я уже жил в деревне около Шеффильда. Я принялся за работу. Я писал свою «Towards Democracy» где и когда придется: в саду, в поле, в лесу, в любую погоду, и днем и ночью, все

лето, осень и зиму, и за это время написал первую, большую часть поэмы».

«В конце 1881 г. поэма была готова; она была переделана и дополнена в начале 1882 г.

Я чувствовал тогда, что, сколько бы ни было в этой поэме недосказанного, отрывочного и

непоследовательного, все же она была хороша, если мне удалось хоть наполовину вложить в

нее дивный блеск, озарявший меня тогда. Если бы это было так, то моя миссия была

исполнена, мне не надо было писать еще что-либо».

«С меня скатилось бремя стольких лет, когда я написал и напечатал (в 1883 г.) эту

книгу. С той поры я уже никогда не мучился от угнетенного состояния духа и ощущения

беспокойства. Мне думается, что в начале жизни у каждого человека бывает такое же

беспокойное, угнетенное состояние духа».

«В этой поэме я воплотил — со значительными изменениями и переделками —

множество моих прежних случайных вещей, написанных исключительно, чтобы выразить

http://www.e-puzzle.ru

накопившиеся чувства. Теперь я истолковал, переделал их при ясном, постоянном свете

моего нового состояния духа и чувства, и ранее бывавшего у меня, но лишь случайно и

неясно. В общем вся «Towards Democracy* была написана при таком состоянии духа; все

было им проанализировано и приведено в гармонию: это состояние духа было солнцем, а

образы, познавательные способности и мысли были материальными предметами, отражавшими его лучи. Быть может, это имеет какую-то связь с тем, что мне было

необходимо писать «Towards Democracy* под открытым небом. Сидя в комнате, я не мог

выразить то, более общее чувство. Когда я был в комнате, меня тянуло писать метрическими

стихами, я не мог уловить того размера и стиля выражений, который требовался. Я очень

люблю некоторые стихи и, думается мне, метрическая форма стихотворения очень подходит

для некоторых видов произведений, но она не годилась для выражения моего чувства».

«Я никак не могу объяснить, почему мне нужно было писать под открытым небом. Я

знаю только, что потребность эта была неодолима и несомненна. Я чувствую разницу в

настроении, стоит мне только перейти порог дома, — но не могу объяснить этого. Всегда

ЗОО

особенно небо, казалось, дает мне вдохновение. Именно вид неба давал мне то, что я

хотел. Иногда что-то вроде настоящей молнии спускалось с неба на мою бумагу — я только

очевидец. У меня были странные сильные ощущения духа».

«Меня часто спрашивали, что это за состояние духа, какова природа этого озаряющего

блеска? Могу лишь сказать, что я не в состоянии ответить на этот вопрос».

«Вся «Towards Democracy» является попыткой выразить это состояние духа. Отдельная

фраза или прямое определение — бесполезны: пожалуй, они даже затемнили бы сущность

дела, ограничивая ее. Какова природа этого настроения, этого озаряющего блеска? Я могу

сказать лишь одно: вероятно, это возможное для человека видение с какой-то более общей

точки зрения, свободной от неясности и ограниченности, тесно связанных с преходящими

желаниями, страхом и всеми обычными чувствами и мыслями. В этом смысле — это новая, совершенно особая способность. «Видение» всегда подразумевает световое ощущение; так и

при этом видении существует внутренний свет, который, разумеется, не имеет связи с

телесными глазами человека. Свет этот дает лишь умственным очам человека впечатление, что он видит посредством чего-то, устраняющего все внутренние поверхности предметов, вещей и лиц. Как бы это мне выразить? Это очень несовершенное выражение, потому что, находясь в этом состоянии, чувствуешь, что сам лично представляешь собой эти предметы, вещи и лица, что сам лично представляешь собою вселенную. В этом чувстве сливаются

воедино зрение, осязание и слух. Это невозможно понять, если не представить себе, что эта

способность целиком коренится в сверхнравственной и эмоциональной природе и находится

за пределами области мысли головного мозга».

«Меня часто обвиняют в эгоизме. «Я» — это я сам, но я не могу определить природу и

границы самого себя в себе самом и в других лицах. Мне часто думалось, какой прекрасный

получился бы труд, если бы кто-нибудь всегда мог просто записывать, как можно точнее, все

увеличения, расширения своего собственного «я», предоставив объяснение другим лицам —

философам, ученым. Я уверен, что действительно существующее у одного человека

существует и у другого или в сознании, или в скрытой форме. О себе могу ска-

зать, что в моих трудах я всегда был искренен. Когда я говорю: «я — природа», значит, по крайней мере в тот момент, когда говорю, я чувствую, что я действительно природа. Если

я говорю: «я равен самым низшим», значит, я чувствовал так, и это было самое подходящее

выражение моего ощущения. Значение таких заявлений может выясниться лишь со временем.

http://www.e-puzzle.ru

Если они совпадут, подтвердятся одно другим, тогда их надо сопоставить, изучить, проанализировать и объяснить. Если не совпадут — значит, это заблуждение и самообман.

Думается мне, что искреннее совпадет. Чем дальше думаю, тем больше прихожу к

заключению, что слово «я» имеет безграничное число значений, что «я» занимает неизмеримо

большую область, чем мы привыкли о нем думать. В некоторых пунктах мы в высшей

степени индивидуальны, а в других у нас более чувства общности. Некоторые наши

ощущения — вроде, например, ощущения щекотки — мгновенны, а другие — например, ощущение тождественности с другим лицом — долговремен-ны. Иногда бывает почти

слияние нашей личности с личностью другого человека. Что же все это значит?

Действительно ли мы — особи, или индивидуальность есть лишь иллюзия, или

индивидуальность есть лишь часть нашего «я» или души, а индивидуального целого «я», целой души не существует? Является ли «я» совершенно слитым с телом, или это только

часть тела, или же тело является частью «я», тело — один из органов «я», а не весь человек?

Или, быть может, истину невозможно выразить прямо, пользуясь любым из перечисленных

определений? Как бы то ни было, что же представляет собою «я»?

Таковы вопросы, вечно стоящие перед человечеством, вечно требующие разрешения. Я

не претендую на то, что я ответил на них. Наоборот, я уверен, ни одна из частей «Towards Democracy* не была написана, чтобы ответить на них. «Towards Democracy* лишь выражение

чувства. Тем не менее возможно, что в ней найдется материал, полезный для разрешения

этого вопроса. Я не сомневаюсь, что существует бессмертная область сознания, область, в

которую мы можем перейти еще при жизни. Но даже приняв это за факт, все же факт-то надо

еще объяснить. В этих заметках о «То-wards Democracy* я ничего не сказал о влиянии

Уитмена, не сказал по тем же причинам, по которым ничего не сказал о влиянии солнца или

ветра. Влияния эти лежат слишком глубоко, слишком сложно они разветвляются, чтобы их

можно было проследить. Мне попались выдержки Росетти из уитменовских «Leaves of Grass»

за 1868 или 1869 годы — я лет десять читал и эти выдержки, и оригинальное сочинение. Мне

никогда — кроме бетховенских сонат — не попадалось ничего, что бы я мог читать и

перечитывать так, как я читал «Leaves of Grass». Я не знаю, какова была бы моя жизнь без

этого. «Leaves of Grass» вошли в мою плоть и кровь, но я не думаю, чтобы я пытался

подражать Уитмену или его стилю. Я тщетно боролся с неизбежными отступлениями от

классической формы стиха, написал множество недоделанных, уродливых вещей, пока в 1881

году я наконец был принужден взять ту форму, в которую вылилась «Towards Democracy*, —

если только это можно назвать формой. Сходство между стилем, ритмом, мыслями, построением и т. д. книги Уитмена и моей зависит, думается мне, от сходства эмоциональной

атмосферы и намерений обоих авторов, если бы даже сходство это и зависело от влияния

Уитмена на меня. Во всяком случае, наши темпераменты, точки зрения, предшествовавшая

жизнь и т. д. настолько не сходны, противоположны, что, думается мне, большого сходства, за исключением немногих мест, едва ли можно найти в наших книгах. Полнокровный, сочный, мощный, мужественный стиль Уитмена делает его всемирным образцом, вечным

источником телесного и духовного здоровья и силы. Он огромен, как земля, он — гора. Он

часто напоминает мне огромную каменоломню на склоне горы — потоки света и мрак, древний утес, силу и отвагу людей, работающих там, горы выломанных из каменоломни масс, он —дивные луга, усеянные цветами на недосягаемых высях, он —что-то артистически

непоследовательное и бесформенное. «Towards Democracy* мягче, слабее; это лунный, а не

солнечный свет: при луне вы видите и звезды. Она нежна, задумчива, менее решительна и

гораздо легче, она — ветерок, а не твердая, положительная земля».

Приведенные отрывки из Карпентера представляют собой отзыв простого сознания о

космическом сознании. В «Towards Democracy* говорит само космическое чувство. Оно

говорит то о себе, то о природе, человеке и т. д. — все со своей собственной точки зрения, как, например:

«Что смертные глаза не видели и ухо не слышало:

http://www.e-puzzle.ru

Все скорби кончились — глубокий океан веселья внутри

раскрылся — горит его поверхность, Раскрылись мириады форм и каждая и все, все, что существует, изменилось — Исполнившись радости, еле касаясь земли и

достигая, Скрестившись, руки к звездам протянули Вдоль гор и лесов обиталищ

бесчисленных тварей с пением

и радостью без конца — Как солнце в туманное утро сквозь облако — так сзади

солнца — солнце другое, изнутри тела — другое тело —

а эти затмились. Слушай! Теперь уже настало или придет еще время увидеть

то, чего вы так долго желали. О глаза, не диво, что к этому вы так стремитесь. Тот день

— освобожденья день — придет к вам,

но не известно где, когда. На кафедре пока читаете вы проповедь, смотри! Внезапно узы

и оковы — в колыбели, в гробу, свивальники

и саваны слетят; В тюрьму придет Один; и цепи, что крепче железа, Наручники тверже, чем сталь, пропадут — Вы будете свободны с той поры навеки.

В комнате больного среди страданий, слез, усталости таких же

жалких, как и жизнь, послышится шум крыльев — и вы

будете знать, что уж близок конец. (О любимый, восстань, пойди тихо со мной, — не

торопись,

не то само веселье тебя погубит.) В поле у плута и бороны; с лошадью рядом в

конюшне; В домах непотребства среди неприличья и лени, чиня твои, твоих подруг одежды; В разгаре светской жизни, во время визитов, в праздности, когда ставишь безделушки в гостиной — даже там, кто

знает?

Но это, наверно, придет в должный назначенный час [61:231].

Нет мира, кроме как где Я, сказал Господь, —

Хотя вы и здоровы — однако без меня здоровье — лишь

покров болезни; Хоть есть у вас любовь — однако, если бы я не был между и

вокруг любовников, то их любовь была бы только мука,

беспокойство;

Хотя вы и богаты, имеете друзей и дом — но все это приходит и уходит —

Нет ничего постоянного, верного, что бы не взяли от вас. Я один остаюсь, я неизменен; Как пространство — везде и все вещи идут и меняются в нем, но пространство стоит не меняясь. Так я — внутри души пространство, которой

внешнее

пространство есть лишь подобие и образ разума. Коль ты придешь во мне вселиться, во

всю жизнь ты имеешь

вход — и смерть уж более не разлучит тебя от тех,

кого ты любишь. Я то солнце, что сияет на всех тварей изовне, — радостью

вечною те озарены, кто глядит на меня. Не обманись. Этот внешний мир погибнет

скоро. Как змей бросает кожу после линьки, как человек свое

по смерти бросит тело, так ты уйдешь от мира внешнего, Учись уже теперь

распростирать свои крылья в том —

в вселенной равенства. Дитя, учись плавать в океане меня и любви.

(Разве подобьями этого внешнего мира, его потерями,

смертями и страданьями я не учил тебя — все для чего?

Для радости! Для несказанного веселья!)» [61:343-344]

итоги

а)

Озарение произошло в типичном возрасте — на 37-м году,

б)

в типичное время года — весною;

в)

было ощущение внутреннего света, но не света «субъективного»;

http://www.e-puzzle.ru

г)

внезапное умственное озарение и

д)

обычный внезапный подъем нравственного чувства;

е)

с момента озарения его жизнь управлялась космическим сознанием; ж)

после озарения он потерял сознание греха;

з)

он ясно видел свое бессмертие;

и)

лучшее доказательство, что у него было космическое сознание, это— описание

сознания, составленное самим Карпентером.

Часть V

Прибавление

несколько менее ярких,

несовершенных и сомнительных случаев

http://www.e-puzzle.ru

Рассвет

сли существует явление космического сознания и если оно явилось как результат

Епостепенного развития зачатков этого сознания, то должны существовать случаи, промежуточные между самосознанием и космическим сознанием.

Если сравнить космическое сознание с солнцем, когда оно светит во всю силу, то

предрассветные сумерки космического сознания бывают у людей, впоследствии иногда

получающих полное космическое сознание, как это было у Данте и Бёме, но чаще дело

дальше сумерек сознания не идет, да и они скоро исчезают. В менее ярких случаях после

момента озарения блеск его долго сохраняется, лишь медленно рассеиваясь, ослабевая, как

усиливающиеся сумерки после захода солнца где-нибудь на севере. В других случаях

космическое сознание не доходит до апогея, но зато и не пропадает надолго, как летнее

полярное солнце озаряя человека. Такое солнце — такое сознание не плодотворно. Случай

этого рода описан в главе о Ричарде Джеффрисе.

В настоящее время бесчисленное множество людей живет в таких сумерках

космического сознания.

Несомненно, много случаев так называемого «обращения» являются просто примерами

по большей части внезапного подъема духа со среднего самосознательного уровня в область

космического сознания той или иной силы. И если принять положение Карлейля, совершенно

http://www.e-puzzle.ru

согласующееся с тем, что нам известно об эволюции нравственности, а именно что

«обращение не было известно в древности, но появилось лишь в новое время», — то не

указывает ли это на постепенный подъем духовной стороны человеческого разума?

Моисей

енан говорит [137:160], что «самые древние данные о Моисее появились 400-500

Рлет спустя после смерти этого лица». Но если принять на веру то, что говорится о

Моисее в книге Исход, тогда в великом египетско-еврейском законодателе мы имеем случай

космического сознания. Неопалимая купина — горящий, но несгораю-щий куст, который

Моисей видел на горе Хорив, — тогда не более как субъективный свет: «и ангел Божий

явился ему в пламени посреди куста, и он поглядел и увидел, что куст горит, но не сгорает».

А относительно просветления, отразившегося на лице Моисея: «и когда Моисей сошел с горы

Синай с двумя скрижалями заповедей, то Моисей не знал, что кожа лица его сияла или

посылала свет вперед вследствие того, что Он говорил с ним [ 11:3:2]. И когда Аэрон и все

дети Израиля видели Моисея, то кожа лица его сияла: и они боялись подойти к нему»

[11:34:29-30]. Это сияние лица есть «преображение», характерное для космического сознания.

Когда Моисей видел «огонь», по-видимому, он был уже женат и имел сыновей [11:4:20], но все же он еще был молод, ибо после этого он жил и работал еще 40 лет. Кажется

вероятным, что он был в характерном для озарения возрасте. Как это обыкновенно бывает, Моисей испугался, увидев огонь. «И Моисей скрыл лицо свое, потому что боялся глядеть на

Бога» [11:3:6]. Он не верил, что пригоден для выполнения возложенной на него задачи: «кто

я, чтобы идти к Фараону» [11:3:11] — совсем как Магомет, который тоже не доверял себе.

«Голос», дающий более или менее ясно выраженные приказания, — явление тоже весьма

обычное. Едва ли физическое ухо человека может слышать этот приказ. Космическое чувство

дает человеку знание некоторых вещей, а впечатление человек получает такое, будто ему об

этих вещах сказало какое-то, конечно, не человеческое существо: отсюда голос Бога —

Моисею, Гавриила — Магомету, Беатриче — Данте. Кого человек услышит, это зависит от

того, каковы умственные привычки, возраст и раса озаряемого.

Моисей услышал как раз то, что озаряемые слышат от космического чувства: единство, сила и благость Божий, приказ работать в пользу своего народа. Кажется еще, что к Моисею

пришла большая сила интеллекта и нравственный подъем после видения горящего куста —

это ясно из составленных Моисеем заповедей, это ясно из добровольного подчинения народа

воле вождя, у которого не было ни наследственных прав, как у правителя, ни авторитета, как

у духовного лица.

Глава 3

Гедеон, прозванный Иероваалом

http://www.e-puzzle.ru

Тридцатое столетие до н. э.

«И ангел Господень пришел и сел под дубом, который был в Офра-хе, принадлежавшем

Иоашу Абиецритскому; и сын его Гедеон молотил овес в точиле виноградном, чтобы скрыть

его от Мидиани-тян. И ангел Господень явился ему и сказал ему: «Господь с тобою, мощный и достойный человек». И Гедеон сказал ему: «О, господин мой, если бы

Господь был с нами, то отчего все это могло случиться с нами? И где все чудеса Его, про

которые наши отцы сказали нам, говоря: не вывел ли Господь нас из Египта? Но ныне

Господь отринул нас от Себя и предал нас в руки Мидианитян». И Господин поглядел на него

и сказал: «Иди в этой силе твоей и спаси Израиля от руки Мидианитяна: не послал ли я

тебя?» И он ответил ему: «О, Господин, чем я спасу Израиля? Слушай, моя семья — самая

бедная в Манассее, а я — самый последний в доме отца моего». И Господин сказал ему:

«Конечно, я буду с тобой, и ты сокрушишь Мидианитян, как одного человека». И он сказал

ему: «Если теперь я нашел милость в глазах твоих, то дай мне знамение, что это ты говорил

со мной. Не уходи отсюда, прошу тебя, до тех пор, пока я не приду к тебе и не принесу моей

жертвы и не положу ее перед тобою». И он сказал: «Я буду ждать твоего возвращения». И

Гедеон вошел в дом, приготовил козла и опресноки. Мясо положил в корзину, вылил в

горшок подливку и принес все ему под дуб и отдал ему. И ангел Господень сказал ему:

«Возьми мясо и опресноки и положи их на этот камень и облей подливкой». И он сделал это.

Тогда ангел Господень концом жезла, который у него был в руке, дотронулся до мяса и

опресноков, и из камня изошел огонь и пожрал мясо и опресноки. Ангел Господень скрылся

из виду. Гедеон увидел, что это был ангел Господень, и сказал: «О, Господь Бог, для чего

видел я ангела Божия лицом к лицу?» И Господь сказал ему: «Мир тебе, не бойся, ты не

умрешь». Тогда Гедеон выстроил там алтарь Богу и назвал его Иегова-шалом: по сей день он

стоит в Оф-рахе Абиецритском» [12:6:11-24].

Если смотреть серьезно на комментарии Ренана, то происшествие с Гедеоном надо

рассматривать как случай космического сознания. Ренан говорит: «Неизвестные нам

обстоятельства привели Гедеона к культу Иеговы. Это обращение было приписано видению.

Возможно, что у Гедеона, как и у Моисея, видение носило характер чувственного восприятия.

По-видимому, перед ним появилось видение пламени, про которое предполагали, что в нем

появляется Иегова» [137:320].

Нельзя сказать чего-либо определенного об этом случае. Возраст Гедеона во время

видения неизвестен. Субъективный свет (если он был), внезапный переход с низшего на более

высокий уровень религии (это, кажется, было), быстрый подъем уважения к нему со стороны

его земляков, его долгая, полная работы жизнь, его сильно выраженное исповедание Бога, его

отказ править иначе, как в качестве исполнителя воли Божией, — все это указывает на

возможность его озарения.

Глава 4

Исайя

ыло ли космическое чувство у «величайшего из еврейских пророков»? Так как

БИсайя жил и писал в течение тридцати девяти лет после своего видения — то, вероятно, ему было около тридцати лет во время видения, случившегося в год смерти Озия в

740 г. до н. э.

Описание видения заставляет думать именно об озарении, приходе космического

сознания. Исайя пишет:

http://www.e-puzzle.ru

«В год смерти царя Озия я

Главные пункты:

видел Господа, сидящего на троне,

1.

Он видел

высоком и приподнятом, и свита Бога.

Его наполняла храм. Над Ним

2.

Он видел,

стояли серафимы: у каждого из что Бог есть Вселенная.

них было по шести крыльев: двумя

1.

Выражение

он закрывал свое лицо, двумя он — «дом наполнился

закрывал свои ноги и на двух он дымом», если наше

летал. И один восклицал другому предположение

и говорил: свят, свят, свят правильно, надо читать

Господин духов; вся земля наполнена Его славою. И основание порога задвигалось от голоса

того, который кричал, и дом наполнился дымом. Тогда я сказал: Горе мне! Ибо я умру, потому что я — человек с нечистыми устами, и мои глаза увидели Царя, Господина духов. —

Тогда один из серафимов подлетел ко мне, неся горящий уголь в руке, который он взял

щипцами с алтаря, и он дотронулся до моего рта и сказал: смотри, этим я прикоснулся к

твоим устам и неправда твоя отнята от тебя и твой грех очищен. — И я услышал голос

Господа, говорящего: кого пошлю я и кто пойдет для нас? — Тогда я сказал: я здесь, пошли

меня» [Исайя 6:1-8].

Глава 5

Лао-цзы

ао-цзы (старый философ) родился приблизительно в 604 г. до

* Хн. э. в Хонане, в Китае. Большую часть своей жизни он был попечителем

Королевской библиотеки. Кун фу-цзы (Конфуций) посетил Ли в 517 г., когда Ли шел

восемьдесят восьмой год. Во время разговора Ли сказал Куну: «Люди, о которых вы говорите, мертвы. Их кости рассыпались в прах. Остались только их слова. Более того, когда высший

человек имеет удобный случай, он поднимается вверх. Но когда время против него, то он

находится во власти обстоятельств. Я слышал, что хороший купец, у которого хранятся в

безопасном месте богатые сокровища, делает вид, что он беден. Я слышал, что высший

человек, хотя его добродетель и несовершенна, все же по внешнему виду — глуп. Отгоните

от себя свой гордый вид и множество желаний, свою привычку клеветать и свою

необдуманную волю. Они бесполезны для вас. Это все, что я имею вам сказать».

После этого разговора Кун говорил своим ученикам: «Я знаю, что птицы могут летать, рыбы — плавать, а животные — бегать. Но бегающий может попасть в западню, плавающий

— попасть на крючок, а летающий может быть убит стрелой. Но существует дракон: я не

могу вам сказать, как он поднимается на ветру через облака к небу. Сегодня я видел Лао-цзы

и могу сравнить его только с драконом» [166:34].

Кажется, после этой встречи Лао-цзы написал книгу о Дао и его атрибутах из пяти

тысяч иероглифов. Написав книгу, он ушел на северо-запад. Неизвестно, где и когда он умер.

Что такое Дао? Тот, у кого есть Дао, — всегда молод. К старику, знаменитому даосу, обратились так: «Господин, вы стары, но отчего у. вас цвет лица как у ребенка?» Даос

ответил: «Я знаком с Дао» [166:24]. Когда Дао-дэ-цзин был впервые переведен на один из

европейских языков, ему придали значение «разум» или «высшая причина». Абель Ремюза

говорит, что иероглиф Дао таков: «Кажется, я не могу перевести это слово иначе, как Логос в

тройственном смысле — высшего существа, разума и слова». Заместитель Ремюза по

парижской кафедре китайского языка, Станислав Жюльен, переводчик Дао-дэ-цзин, решил, что под Дао нельзя понимать предвечный разум или высший разум. С. Жюльен говорит, что

http://www.e-puzzle.ru

Дао лишено деятельности, мысли, рассудка и способности понимания. Жюльен, кажется, делает слово Дао синонимичным с нирваной (не говоря об этом). Под конец он переводит его

«путь» в смысле «я — путь, истина и жизнь», вследствие чего Дао делается синонимичным с

«Христом», «нирваной» и космическим сознанием.

Лао-цзы говорит о некоторых результатах воспитания в себе Дао, и если правильно

понять язык Лао-цзы, то окажется, что сказанное им применимо к космическому сознанию.

Он говорит: «Кто живет правильно, тот путешествует по земле, не избегая носорога или

тигра, и входит в гостиницу, не боясь панциря или острого оружия. Носорог не найдет в нем

места, которое можно было бы поразить рогом; тигр не найдет места, куда он мог бы

вцепиться когтями; оружие не найдет места, куда ему войти. А почему? Потому что в нем нет

Места для смерти». Далее: «Тот, у кого много атрибутов (Дао), подобен ребенку. Ядовитые

насекомые не укусят его; дикие звери не схватят его; хищные птицы не станут клевать его»

[ 166:25].

Укажу на иллюстрирующий это положение Дао случай, которому я был очевидцем.

Мне приходилось видеть, как Уитмен целые вечера просиживал на веранде. Воздух был

буквально переполнен комарами, они облепляли Уитмена, но он их и не замечал даже, —

казалось, комары его не кусали, не беспокоили. Мы, остальные, были доведены комарами до

бешенства. Известно, что Уитмен долгое время жил среди нью-йоркских подонков общества, но его не только не трогали, но даже никогда не говорили с ним грубо. Конечно, жизнь

обладателя Дао (т. е. космического сознания) неразрушима ни тиграми, ни оружием — это

очевидная, простая истина.

О Дао говорят, что его «высшее превосходство подобно воде. Превосходство воды

проявляется в том, что она, не борясь с противодействующими силами, занимает низменные

места, не нравящиеся людям. Таким образом, она подобна Дао. В мире нет ничего мягче и

слабее воды, а между тем среди разрушающих стихий вода стоит на первом месте, она и

тверда, и сильна. Все знают, что твердое разрушается от мягкого, а сильное от слабого, однако еще не было никого, кто мог бы осуществить это на практике» [166:30-31].

Также Уитмен говорит о космическом чувстве: «я самое обыденное, дешевое, низменное и легкое», «нет ничего мягче его, но оно представляет собой втулку колеса

вселенной».

Далее сказано: «Путь Дао — это действовать, не думая о действии, вести дела — без

хлопот о них, пробовать и не различать вкуса, смотреть на малое как на великое и на

малочисленное как на многочисленное и воздавать добром за обиды» [166:31].

http://www.e-puzzle.ru

Даем выдержки из книги Дао-дэ-цзин и параллельно им приводим отрывки из

сочинений других лиц, обладавших космическим сознанием.

«Обыкновенные

люди

«Посмотрите на это кажутся

умными

и

темное лицо, серые глаза, просвещенными, один лишь я

всклокоченную бороду, кажусь находящимся во мраке

загорелые руки и мое невежества. Они кажутся

молчание,

лишенное исполненными рассудительности,

очарования» [193:105].

один лишь я кажусь тупым и

«У лисиц есть норы, у сбитым с толку. Меня бросает как

птиц небесных есть гнезда,

по морю, и мне негде отдохнуть. У каждого человека есть

поле деятельности, лишь один я и тут исключение. Я один отличен от всех людей, но

ценю кормилицу». (Дао) [166:63].

Частичное становится целым;

«Преступник уходит горбатый — прямым; пустое —

из тюрьмы; сумасшедший полным; изношенное — новым; выздоравливает... больное тот, у кого мало желаний, получает

горло выздоравливает, их; у кого их много — сбивается с

легкие

чахоточного пути [166:65].

заживают, несчастный

нищий

делается

свободным» [193:332].

«Оно

подобно

горчичному семени, оно

меньше всех семян, но

когда оно посажено в

землю, то оно растет и

Дао, если его рассматривать как неизменяемое, не имеет имени. Хотя оно может мало в

своей первозданной простоте, однако весь мир не осмеливается властвовать над ним. Если бы

феодальный князь или король был в состоянии сторожить или держать его, то все

подчинилось бы им добровольно. Под руководством Дао небо и земля соединяются и

ниспускают сладкую росу; она, не направляемая людьми, равномерно протекает всюду как бы

по своей собственной воле [166:74].

К тому, у кого в руках Великий Образ (невидимого Дао), весь мир приходит для

исправления. Люди прибегают к нему и получают не вред, а покой, умиротворение и

ощущение легкости. Музыка и

угощение могут остановить прохожего и сделать его гостем. Но хотя Дао, в том виде, как он исходит из уст, кажется пошлым и безвкусным, однако следует обратить на него

внимание и слушать его, ибо польза его неисчерпаема [166:77].

Не выходя из комнаты, всякий знает, что делается под небом; не глядя из окна, всякий

видит Дао под небесами. Чем дальше человек отходит от себя, тем меньше он знает [166:89].

«Нормальный человек не получит даров духа Божия, и они презренны в глазах его»

[20:2:14]. «Учения космического смысла поначалу всегда безвкусны и глупы, но их польза

неисчерпаема».

«Я пользуюсь тобой только на минуту, а

затем я отказываюсь от тебя, мой конь. Для

Тот, кто приобретает чего мне твоя рысь, когда я сам иду быстрее

в свою собственность все, галопом? Даже стоя или сидя, все же я иду

что находится под небом, быстрее тебя». «То, что самое обыденное, дешевое, незначительное и легкое, то — Я».

«Будете ли вы искать в дали? Конечно,

наконец вы вернетесь».

http://www.e-puzzle.ru

приобретает без хлопот. Если он станет хлопотать, то он не в состоянии приобрести в свою

собственность все, что находится под небом [166:90].

«Не глядите на владение, кроме того, которое вы можете получить без труда, не

покупая; пируйте, но не берите ни одной частицы пиршества».

«Берите лучшее, что есть на ферме у фермера, в роскошной вилле богача, берите

целомудренные благословения хорошей четы супругов, берите плоды и цветы садов.

Собирайте ум и любовь людей» [193:127].

У кого в самом себе много атрибутов (Дао), тот подобен младенцу: ядовитые насекомые

не укусят его, хищные птицы не растерзают его [166:99].

«Если вы не уподобитесь детям, то не войдете в Царствие Божие» [15:10:15].

Тот, кто знает Дао,

Замечательно, что люди, обладающие

тот не любит говорить об

космическим сознанием, никогда не

этом. Тот, кто готов

говорят о нем. Много лет назад, когда я

был близко знаком с Уитменом, я

говорить о нем, не знает

тщетно старался выпытать у него что-

его. Кто знает его, тот

нибудь о космическом сознании. Такие

закроет себе и рот, и

люди пишут о космическом сознании в

ноздри. Он притупит свою

третьем лице, но никогда не говорят о

остроту и распутает

нем: космическое сознание для них

запутанное; он умерит

слишком священно, чтобы разглашать о

яркость своего ума и

нем.

низведет

себя

до

невежества других. Это — с точки зрения пользы или вре-

называется «Таинственное согласование». О таком человеке нельзя говорить как о близком

или далеком; он вне всех рамок да, благородства или неблагородства; он самый благородный

человек в мире [166:100].

Его путь — действовать, не

«И я говорю вам, думая о действии, вести дела — без

любите врагов ваших и хлопот о них, пробовать и не

молитесь

за различать вкуса, смотреть на малое

как

на великое, на малочисленное как на многочисленное и воздавать добром за обиды

[166:106].

Реки и моря получают почет

«Кто возвысится и дань от всех потоков, текущих по

между вами, будет ваш долинам, — это зависит от их

правитель, а кто хочет уменья быть ниже потоков: вот

быть первым между вами, почему моря и реки — цари над

всеми потоками. Из-за этого бывает, что мудрец (правитель), желающий быть выше людей, на словах унижает себя, а желающий быть впереди их — ставит себя позади их [166:109].

Весь мир говорит, что хотя мой Дао велик, однако он кажется ниже. Его величие

заставляет его казаться меньше. Если бы Дао был таков же, что и прочие системы учения, то

уже давно было бы известно его ничтожество.

У меня есть три драгоценности, которые я ценю и храню. Первая — это приятность; вторая — это бережливость, а третья — отвращение к тому, чтобы быть первым перед

другими.

http://www.e-puzzle.ru

С такой приятностью я могу быть смел; с бережливостью я могу быть щедр; с

отвращением к первенству перед другими я могу сделаться сосудом высших почестей. Ныне

отбрасывают приятность и стараются быть лишь смелыми; отбрасывают бережливость, чтобы

быть щедрыми; отказываются от последнего места и ищут лишь первого места; а конец всего

этого — смерть [ 166:110].

Искреннее слово — не утонченно; утонченное слово — не искреннее; тот, кто умудрен

в Дао, тот не спорит; спорщики не умудрены в нем. Знающие Дао не имеют широкого

образования. Широко образованные не знают его [ 166:123].

«Логика никогда не уживается с проповедями». «Время я не могу обольстить

болтовней. Тихо и спокойно сижу я при дружеской беседе образованных людей, ибо у меня

нет привычки изучать» [193:249].

«Если кто-либо из вас думает, что он мудр в этом мире, сделайте его безумным, чтобы

он мог сделаться мудр» [20:3:18].

Сократ

X X Сократ, конечно, должен быть причислен к самым выдающимся людям на всем

протяжении истории. Но,

о своим нравственным качествам и умственным дарованиям

очевидно, было бы нелепостью

утверждать, что потому у него было космическое сознание, что высокие нравственные

качества и умственное просвещение являются характерными свойствами людей, обладающих

космическим сознанием. Ксенофонт рассказывает про Сократа, что «указания были получены

им от Бога» [201:350]. Он говорит, что «Сократ пользовался всеобщим уважением за свой

веселый характер и скромность жизни» [201:505]. Далее он приводит слова Сократа: «Я не

допускаю мысли, что кто-либо жил лучше или с большим удовольствием, чем я» [201:506].

Эти указания, хотя их и нельзя принять за абсолютно точное доказательство того, что у

Сократа было космическое сознание, все же придают этому предположению

большую степень вероятности. Хорошо известно, что Сократ был необычайно здоров и

силен от природы, и хотя во время смерти ему и было за семьдесят лет, однако и дух, и тело

его были так же сильны, как всегда. По-видимому, тоже ясно, что Сократ был совершенно

убежден в бессмертии души, хотя, возможно, убеждение не перешло у него в чувство, в

ощущение бессмертия. Ощущение бессмертия есть принадлежность лишь космического

http://www.e-puzzle.ru

сознания. Не следует упускать из вида еще оптимизм Сократа и большую привлекательность

его личности. Эти качества свойственны космическому сознанию.

С ранних лет с Сократом бывали явления «знамения», «голоса» «Бога» и «гения», или

«демона».

Лелю [88:313] рассказывает один случай с Сократом, приписывая это помешательству.

Это было с Сократом на сороковом году жизни, во время осады Потидеи в 429 г. до н. э.

Приводим этот рассказ из «Пира»: «Как-то утром Сократ задумался о чем-то, чего не мог

разрешить. Он непрерывно продолжал думать с рассвета до полудня. Он стоял, всецело

погруженный в свою мысль. В полдень на него обратили внимание. По городу пронесся слух, что Сократ стоит и о чем-то думает с восхода солнца. Наконец, уже вечером, какие-то

ионийцы принесли свои постели (я должен указать, что это было летом), чтобы спать и

следить, будет ли Сократ стоять всю ночь. Он стоял всю ночь и лишь на рассвете он

помолился солнцу и пошел своей дорогой».

Если с Сократом был действительно такой случай, то мы предпочтем объяснить его не

сумасшествием Сократа, как его толкует Лелю, а так, как объясняет Элан: «Возможно, что

тот, кто оглянулся на старую, изношенную, нескладную систему философии; кто из глубины

своей собственной мысли достал высшие истины бессмертия души и неотвратимость награды

или наказания в будущей жизни; кто из хаотического многобожия дошел до веры в единого

Бога Творца и Вседержителя, — возможно, что такой человек был так восхищен, так

уничтожен, когда перед ним открылись величие и глубина этих идей, что он перестал

ощущать все окружающее даже на такое долгое время, как здесь указано» [88:314].

Напомним — Бальзак говорит, что у Луи Ламбера [5:127] озарение сопровождалось

состоянием, похожим на каталепсию.

Если сопоставить все факты — возраст Сократа во время этой каталепсии, физические, умственные и нравственные его качества, то, быть может, мы не ошибемся, причислив

Сократа к числу людей, обладавших космическим сознанием.

Глава 7

Роджер Бэкон 1214-1294 (?)

ыло ли у Р. Бэкона космическое сознание? У нас нет каких-либо сведений об

Бозарении или субъективном свете в случае Бэкона. Бэкон часто ссылается на

какого-то наставника Петра, помогавшего ему писать философские труды. Не является ли

этот Петр тем же, чем Беатриче для Данте, Серафита для Бальзака и Гавриил для Магомета?

Чарльз [58] описывает отношения, существовавшие между Бэконом и Петром. Пусть

каждый сам разберется, кто был Петр.

Чарльз, сказав о подъеме умственной жизни того времени, говорит: «Под чьим

знаменем будет сражаться Оксфордский студент среди всего этого? Кого выберет он себе в

руководители из множества знаменитых докторов? Он рассматривает этот блестящий центр

наук, которым так гордились его современники, и чувствует не восторг, а презрение. Он

слышит самых красноречивых людей, но не Александра Гальского или Альберта он избирает

себе руководителем, а какое-то неизвестное лицо, о котором история ничего не знает.

Видимое возрождение кажется ему настоящим упадком. Эти доминиканцы и францисканцы в

его глазах — невежды перед Робертом Линкольном и его друзьями, а современники кажутся

ему варварами по сравнению с греками и арабами. Он думает, что опыт стоит гораздо больше, чем все сочинения Аристотеля, а грамматика и математика гораздо полезнее, чем все школы

метафизики. Вследствие этого Бэкон всецело отдался этим находившимся в пренебрежении

наукам. Он изучил арабский, греческий, еврейский и халдейский — четыре языка — в тот

век, когда Альберт знал лишь один из них; св. Фома был рад, что имел возможность

воспользоваться плохим переводом с одного из них, сделанным Уильямом де Морбеке. Он

жадно читает древних авторов, трактаты по математике, алхимии и оптике. Бэкон

http://www.e-puzzle.ru

преобразует собственное образование прежде, чем приняться за реформу образования своего

века. Для этого он входит в близкое общение с математиками и малоизвестными учеными

раньше, чем с самыми выдающимися философами его времени. Александр Гальский не

вызывает в Бэконе ничего, кроме презрения. Альберт, по его мнению, самомнящий невежда, а

влияние Альберта гибельно для той эпохи, когда оно существовало. Один лишь Уильям

Овернский заслуживает уважения. Друзья, которых он ценил: Уильям Шервуд, по его

мнению, гораздо образованнее Альберта; математик и арифметик Компан де Наварр; воспитатель Аманзи де Монфора Николай, Джон Лондонский — Джефф говорит, что это был

Джон Пекам, но выше всех этих ученых Бэкон ставит совершенно неизвестного человека.

Бэкон говорит о нем, что это был самый образованный человек его времени: его он уважает

как своего наставника, как воплощение истинной науки. Бэкон называет его «наставник

Петр».

Если судить по тому, как Бэкон описывает этого человека, это была замечательная

личность. Петр любит уединение. Он настолько же старается избежать известности, насколько другие ищут ее. Он всячески старается замаскировать, скрыть свое знание от

людей, он отказывается сообщить им истину, которую они недостойны воспринять. Петр не

принадлежит ни к одному из вероисповеданий. Он не учит и не желает иметь ни студентов, ни почитателей. Он избегает навязчивых невежд. Он горд: с его колоссальным презрением к

толпе смешана безграничная самоуверенность. Он живет одиноко, совершенно

удовлетворенный своим умственным богатством, которое он может умножить, если только

пожелает этого. Если бы он состоял при каком-нибудь государе, то не хватило бы средств

государственного казначейства, чтобы оплатить стоимость замечательных знаний Петра.

Петр презирает толпу помешанных, подмалеванных тонкостями юрисдикции шарлатанов, позорящих философию своими софизмами, делающих посмешище из медицины и

фальсифицирующих даже саму теологию. Даже те из них, у кого более ясный взгляд на вещи, все же слепы, а если бы они сделали тщетное усилие взглянуть на истину, ее блеск ослепил

бы их глаза. Они явно как летучие мыши в сумерках: они лучше видят там, где меньше света.

Один лишь Петр может смотреть прямо на блещущее солнце. Удалившись в убежище, где

безопасно и тихо, Петр предоставляет другим вести длинные разговоры и словесную войну, а

сам занимается химией, естествознанием, математикой, медициной и сверх всего — опытами.

Один лишь он представляет себе важность опытов. Его ученик обращается к нему, называя

его «руководителем опытов», это название заменяет пышные, громкие титулы других

докторов.

Опыты открывают ему тайны природы, врачебное искусство, небесные явления и их

отношение к явлениям, происходящим на земле. Он ничего не презирает и не колеблется

прилагать науку к земной действительности. Он покраснел бы, если бы ему пришлось

встретить мирянина, старуху, солдата или крестьянина, которые больше его понимают в их

собственных делах.

Отливать и ковать металлы, уметь обращаться с серебром, золотом и всеми

минералами*, изобретать смертоносные орудия войны, новое оружие, возвести земледелие в

науку, не пренебрегать землемерием и строительным искусством, упорно развивать основу

истины, скрытой даже в чарах колдуна, в плутовстве и проделках фокусников, — такова

работа, которой Петр посвятил свою жизнь. Он исследовал все, изучил все, всюду отделил

истину от лжи и открыл практическую дорогу через глухую бесплодную пустыню. Нужно ли

стараться ускорить прогресс наук? Он — единственный человек, способный выполнить эту

задачу. Если бы он решил обнародовать свои тайны, то короли увенчали бы его почестями и

дарами. В походе против неверных он был бы полезнее Людовику святому, всей Армии".

От этого великого неизвестного, нераскрытого гения, имя которого неведомо истории

наук, Бэкон научился языкам, астрономии, математике, экспериментальной науке — Бэкон

обязан ему всеми своими знаниями. По сравнению с этим наставником Петром, все студенты, профессора, писатели, мыслители и преподаватели университетов были тупы, умственно

* «В работе машин, в торговле, земледелии я вижу

развитие и непреходящий смысл».

http://www.e-puzzle.ru

** Вышеприведенная характеристика наставника

неуклюжи, глупы (сравните ап. Павла, Бэкона, Бёме, Магомета: все свидетельствуют, что при

появлении космического сознания мудрость самосознания превращается в прах). Глубокое

уважение Бэкона по отношению к неизвестному наставнику должно было вывести его из

неизвестности, но, кажется, этого Петра невозможно отождествить ни с одним из

бесчисленных ученых того же имени, которых мы находим в бывших тогда списках [58:14 и

далее].

Глава 8

Блез Паскаль

1623-1672

аскаль родился 19 июня 1623 года. Он развился необычайно

.1. Храно — в этом отношении его можно сравнить с Бэконом. Говорят, что хотя

родители хотели задержать такое преждевременное развитие ребенка, однако «десяти лет он

предложил теорию учения о звуке более современную, чем существовавшая в его время.

Двенадцати лет он составил геометрию на основании собственных размышлений. Пятнадцати

лет он написал трактат о сечениях конуса — Декарт отказался поверить, что трактат этот мог

быть написан таким молодым человеком» [88:329].

У Паскаля здоровье было слабое. Вероятно, он был совершенно нравственный человек, любивший однако веселье и общественные удовольствия его времени и страны.

На протяжении всей своей жизни он показал необычайную честность и пылкость ума, которыми всегда наделены лица, достигающие космического сознания.

В ноябре 1654 года, когда Паскалю был тридцать один год и шесть месяцев, случилось

нечто, коренным образом изменившее его жизнь. С этого времени он удалился от мира, сделался очень религиозен и благотворителен. Впрочем, начиная с этого времени суще

ствует мало данных о Паскале, так как он начал вести непривычно замкнутый образ

жизни.

Как ни был ясен ум Паскаля до ноября 1654 года, однако после этого он стал еще

блистательнее. Через год он начал свои «Провинциальные письма», а затем «Мысли». Оба эти

труда («Мысли» являются лишь заметками для книги, но не книгой) указывают на

чрезвычайные умственные способности Паскаля. Можно смело сказать, что до ноября 1654 г.

он не был бы в состоянии написать ни «Провинциальных писем», ни «Мыслей».

Через несколько дней после смерти Паскаля слуга случайно нащупал в его фуфайке

что-то твердое, толстое. Он распорол ее по шву и нашел в ней сложенный пергамент, а в нем

— бумагу. Они были написаны рукой Паскаля — мы приводим здесь эту запись. Слута

передал сестре Паскаля, г-же Перье, свою находку, а та показала ее своим знакомым. Они

увидели, что запись была сделана в двух экземплярах, что Паскаль, видно, крайне бережно и

старательно хранил ее. Он перекладывал ее из одежды в одежду. Очевидно, эти документы в

его глазах имели большой смысл. Через некоторое

http://www.e-puzzle.ru

2999

время после смерти г-жи Перье — она умерла через двадцать пять лет после брата — ее

дети передали документы монаху, близкому другу их семьи. Он скопировал документы и

написал к ним несколько страниц пояснений, Маргарита Перье прибавила к ним еще

несколько страниц. Теперь потеряны и пергамент, и комментарии к нему. Но бумага, написанная Паскалем, до сих пор хранится в Парижской национальной библиотеке. Кондорсе

назвал этот документ «таинственным амулетом Паскаля» [112а: 156].

Вот его перевод: «В лето благости Божией 1654 ноября 23 в день св. Климента, папы и

мученика. Приблизительно с половины одиннадцатого вечера до половины первого по

полуночи ОГОНЬ. Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, не философов и не мудрых.

Уверенность, радость, уверенность, чувство, радость, мир. Бог Иисус Христос, мой Бог и твой

Бог. Твой Бог будет моим Богом. Позабыт мир и все, исключая Бога. Его можно обрести

только путями, указанными в Евангелии. Возвышенность человеческой души. Отец первый, мир не знает тебя, но я познал тебя. Радость, радость, радость и слезы радости. Я отделился.

Они оставили мне источник живой воды. Бог мой, не покидай меня. Не оставь меня навеки

разлученным с тобой. Эта жизнь вечная, пусть они познают тебя, единого истинного Бога и

посланного тобою. ИИСУС ХРИСТОС — ИИСУС ХРИСТОС. Я отделил себя от Него. Я

убежал, отрекся, распял Его. Не оставь меня навеки разлученным с Ним. Спастись можно

только через учение Евангельское. ПОЛНОЕ СЛАДОСТНОЕ ПРИМИРЕНИЕ. Полное

подчинение Иисусу Христу и моему УПРАВИТЕЛЮ. Постоянная радость во время всей моей

земной жизни. Я не забуду, чему ты учил меня. Аминь».

Лелит дает точную копию амулета, его слова и их расположение.

L'an de grace 1654

Lundy 23e novbre jour de St Clement Pape et m. et autres au martirologe Romain veille de St.

Crisogone m. et autres, etc.. Depuis environ dix heures et demi du soir jusques environ minuit et demi

http://www.e-puzzle.ru

__________FEU______________

Dieu d'Abraham. Dieu d'Isaac. Dieu de Jacob non des philosophes et des savans Certitude joye certitude, sentiment, veue joye paix.

Dieu de Jésus Christ

Deum meum et Deum vestrum

Jeh. 20.17.

Ton Dieu sera mon Dieu. Ruth.

Oubly du monde et de tout hormis Dieu

Il ne se trouve que par les voyes enseignées

dans l'Evangile. Grandeur de l'ame humaine.

Pere juste, le monde ne t'a point

connu, mais je t'ai connu. Jeh. 17

Joye, joye, joye, et pleurs de joye_____

Je m'en suis sépare_________________.

Dereliquerunt me fontem aqua viva___

mon Dieu me quitterez vous_________