Магазин Чичевадиса, о котором упомянул Джеймс, торговал готовым платьем, и моя мать отнеслась бы к нему с нескрываемым презрением. Всем известно, что достойные барышни надевают только ту одежду, которая сшита по их мерке опытной портнихой. А в таких вот магазинах одеваются только служанки… впрочем, я никогда бы не подумала, что дамы и девицы, которые вышли из высоких дверей, щедро украшенных золотыми финтифлюшками, зарабатывали на жизнь, подавая кофе и перестилая постели.
Войдя в магазин, я попала в настоящую сказочную пещеру. Каких только нарядов здесь не было! И платья с открытыми плечами для отдыха, и строгие платья, в которых можно ходить в академию или библиотеку, и торжественные одеяния, в которых хоть на королевский бал! И можно потрогать ткань, а не клочок в каталоге, и оценить фасон на манекене, а не на рисунке.
От такого богатства и изобилия я даже растерялась: очнулась тогда, когда администратор подошел, поклонился и с улыбкой спросил, какую именно красоту может предложить для моей красоты.
Я выбрала темно-синее платье с изящной вышивкой – серебряные перья струились по рукавам, а декольте прикрывало невесомое южное кружево, похожее на паутинку.
Взяла несколько платьев попроще – надо же мне в чем-то ходить? Родители выставили меня из дому, как предписывала традиция – иди в том, что на тебе, будешь знать, как не подчиняться отцовской воле.
Добавилось и белье – чулки, панталоны, корсет, ночные рубашки; глядя, как растут бумажные пакеты, которые относят к кассе, я даже испугалась: хватит ли мне пятнадцати крон? Это все-таки столичный магазин, а не сельская лавочка…
Хватило, и даже пять крон осталось. Посыльный при магазине подхватил пакеты и понес их в зельеварню – когда я продиктовала адрес, то администратор уставился на меня с некоторым ужасом. Даже не знаю, что он обо мне подумал.
– Простите, миледи, – начал он, – вы работаете в зельеварне Эвиретта?
– Совершенно верно, – кивнула я, раздумывая, не взять ли еще перчатки и шляпку. Нет, не стоит. Впереди еще осень и зима, и лучше приберечь денежки, не спуская их на девичьи пустяки.
– Еще раз прошу простить мою дерзость, но кем же вы там работаете?
– Я ассистентка господина Эвиретта, – ответила я, добавив в голос холода. – Дипломированный зельевар, помогаю ему создавать особо сложные зелья.
Администратор подошел поближе и произнес так, словно я была его близким другом, и он всеми силами души стремился защитить меня:
– Заклинаю вас всеми святыми, миледи, будьте осторожны. Господин Эвиретт один из лучших столичных зельеваров, но он очень опасен. Два года назад в его зельеварню вошла барышня… и не вышла оттуда. Полиция так и не докопалась до правды, но я полагаю, он заткнул рты следователям деньгами.
Я понимающе кивнула, стараясь выглядеть сосредоточенной и серьезной. Этот человек искренне заботился обо мне и не знал о двери на втором этаже зельеварни, которая способна привести в нужное место.
– Поэтому, как только вы почувствуете хоть намек на опасность, не медлите, – продолжал администратор. – Мы работаем круглосуточно, и вы всегда сможете найти защиту в этом магазине. Здесь вам помогут. Не хочу, чтобы еще одна девушка пропала в его ловушке.
Улыбнувшись, я поблагодарила администратора за заботу и покинула магазин. Ну и денек! Я нашла работу, успела получить пятнадцать крон за свои зелья, спасла своего работодателя – у кого еще сегодня было столько приключений?
А самое главное, у меня остались деньги. Мои собственные деньги. И я могу, например, пойти в кондитерскую, не спрашивая разрешения у матушки. И купить там самое вкусное пирожное, не дрожа от того, что оно осядет на талии и изуродует меня.
В положении изгнанницы из родительского дома тоже есть свои плюсы.
Небольшая, но очень изящная кондитерская выставила белые столики под розовыми зонтиками прямо у площади. Я выбрала в меню самое затейливое пирожное с суфле и завитками черного и белого шоколада, заказала крепкого чаю и, откинувшись на спинку удобного плетеного стула, принялась рассматривать гуляющих.
Девицы смотрели на мой заказ с суеверным ужасом. Наверно, гадали: если я замужняя дама, то где мое кольцо и муж? А если я не замужем, то как не боюсь располнеть?
– Абигаль? – вдруг раздался за спиной знакомый голос. – Неужели это ты?
***
Я обернулась и увидела Мэри и Шерри Хартбрук. Девицы были близняшками, жили по соседству с моими родителями, и мы с ними взаимно ненавидели друг друга, скрывая ненависть за вежливостью.
– Это ты? – спросила Мэри, и сестрица тотчас же добавила:
– А мы думали, ты погибла.
– От глупости всегда погибают, – поддакнула Мэри. – А ты ведь отказала Питеру, вот надо же быть такой дурой? Кто в здравом уме откажется от такого жениха? Только дура.
Я со вздохом отломила кусочек десерта. Вершиной всех желаний близняшек было замужество: они жили и дышали только ради того, чтобы однажды мужчины повели их к алтарю.
А я теперь навсегда утратила такую возможность. И близняшки не упустят случая всласть поиздеваться надо мной. Над изгнанниками, лишенными защиты своей семьи, положено издеваться.
– Зато смотрите, что у меня есть, – я небрежно указала на пирожное. – Вам-то маменька такое не разрешает. Она все еще порет вас, если вы крадете кусочки сахара?
Такого, разумеется, не было – но важно правильно задать тот вопрос, от которого соперницы взлетят до небес на топливе своей ярости.
– Мама нас пальцем не трогает! – воскликнула Мэри. – И мы все ей расскажем про тебя!
Я усмехнулась.
– Разумеется. И она пожалуется моей матери, и та обязательно меня накажет. Что-что? Ах, да! Не накажет! Не лишит десерта, не запрет в чулане и не выпорет. Ведь ваша обычно так делает?
Шерри не вытерпела. Подхватила мой столик за край и встряхнула так, что десерт слетел на землю, а чай расплескался, чудом не залив мое платье.
– Не смей так про нас говорить! – зашипела Мэри. Судя по раскрасневшемуся лицу, она готова была вцепиться мне в волосы. – Ты изгнанница! Ты позор своей семьи! Все так говорят о тебе, Абигаль Шоу!
Да, да. Я изгнанница. Гоните меня, насмехайтесь надо мной – просто за то, что я не стала терпеть гулящего жениха, прощать его и закрывать глаза с видом мудрой женщины.
И курицы, вроде близняшек, теперь считают, что смеют побивать меня камнями.
Посетители кафе шушукались, наслаждаясь скандалом, но было заметно, что общие симпатии на моей стороне. Подоспел официант, оценил ущерб и сухим официальным тоном произнес:
– Барышни, вам придется за это заплатить. Семнадцать эре, прошу.
Несколько мгновений Мэри и Шерри переглядывались, открывая и закрывая рты. Сумма была для них невероятной. На карманные расходы им давали максимум пять эре каждой. Мэри ожила первой.
– Ничего мы не будем платить! Это она во всем виновата! Знаете, кто она такая? Это Абигаль Шоу! Родители выгнали ее из дома!
Я усмехнулась. Кумушки могут перешептываться, а вот тем, кто ведет свое дело, важнее деньги. И пока я могу платить за пирожные – а я заплатила за заказ сразу же – хозяевам кондитерской безразлично, кто и откуда меня выгнал.
А вот скандалисток они не любят. Терпеть не могут.
– Она говорила гадости про нашу матушку! – поддержала сестру Шерри. Джентльмен за соседним столиком, который вдумчиво лакомился южными ягодами гуан-линь в темном шоколаде, усмехнулся.
– Девицы первыми затеяли склоку, – сообщил он. – И стол трясли именно они.
Официант вздохнул.
– Извольте заплатить, иначе я вызову полицию.
– И тогда точно ни одна живая душа не возьмет вас замуж, – язвительно поддакнула я, и Мэри завопила:
– Видите, она снова начинает!
На миг мне показалось, что она готова принять свой теневой облик, но желтая синица не соперница против синской болотной совы. Мэри это поняла и завизжала:
– Ничего мы не будем платить! Это все она! Бесстыжая девка!
– Извольте… – начал было официант, и Джеймс вдруг произнес за моей спиной:
– Еще одно слово, и я превращу вас в прекрасных жаб.
Я и не услышала, как он подошел – а Джеймс был рядом, и почему-то я сразу же почувствовала себя защищенной. Это было теплое, умиротворяющее ощущение. Будто кто-то опустил ладонь на плечо.
– Жирных болотных жаб, – продолжал Джеймс. – Мне как раз нужны их шкурки для зелий.
Официант на всякий случай сделал шаг в сторону, чтобы его не задело чужими разборками. А Шерри смерила взглядом Джеймса, сощурилась и процедила:
– А я вас знаю. Вы делали зелья, когда была биаденская чума.
Она перевела взгляд на меня и спросила:
– Что, пришли заступаться за свою шлюху? Откуда бы еще у нее деньги, как не от вас?
***
Кто-то из дам за соседним столиком ахнул. Я молчала, хотя кулаки так и чесались.
Конечно, кем еще меня считать, если я устроилась на работу к мужчине и живу в его доме? И такие, как администратор магазина, будут мне сочувствовать, потому что я прихожу к ним с деньгами. А другие примутся показывать пальцем.
Шерри смотрела с нескрываемым торжеством. Мэри подбоченилась. Конечно, они-то были приличными, порядочными девицами, которых никто не выгонял из дому, которые не были прокляты и могли вести спокойную и благочестивую жизнь, а не рассчитывать на доброту окружающих.
Джеймс выразительно завел глаза к небу – и я не сразу поняла, что случилось потом. Вроде бы только что близняшки стояли рядом, и вот две синицы уже порхают, пытаясь освободиться из сверкающих силков.
Он заставил девушек принять теневой облик? Да точно, заставил. И набросил на них силки.
– Благовоспитанным девицам полагается следить за тем, что вырывается у них изо рта, – нравоучительным тоном наставника по этикету произнес Джеймс. – Им не следует оскорблять других. А в обществе они не имеют права нарушать приличия и порядок.
За столиками расхохотались. Синицы метались, голося и трепеща крылышками, и не могли освободиться. Перья так и летели, и мне сделалось смешно.
Надо же, я привыкла считать себя изгнанницей. Никому не нужной. Неправильной и испорченной. И вот теперь кто-то взял и заступился за меня.
Ох, что об этом будут говорить Мэри и Шерри, когда освободятся!
– Так их, господин зельевар! – одобрила матрона, которая вместе со стайкой дочерей лакомилась фруктовым желе. – Это ж надо додуматься, говорить такие слова! Я бы за это своим вымыла рот с мылом!
Девицы смотрели так, словно им уже приходилось переживать такое мытье.
– Пока вы не извинитесь, я не уберу силки, – сказал Джеймс, а официант добавил:
– И еще семнадцать эре, будьте любезны уплатить. У нас приличное заведение, у нас не принято разбрасывать чужую еду.
Синицы потратили еще несколько минут на напрасные попытки освободиться, и одна из них наконец пропищала:
– Прости, Абигаль!
Я усмехнулась. Вот сразу бы так. Но дурака и в церкви бьют, как говаривала моя нянюшка, вот близняшки и получили свое.
Решили, что сможете безнаказанно издеваться над изгнанницей, лишенной дома и защиты? А вот вам за это!
– Прости, Абигаль! – повторила вторая синица, и Джеймс усмехнулся.
– А как же я? Это был мерзкий намек, что я принимаю у себя неправильных женщин.
– Простите! – хором пропищали синицы, почти без сил обмякнув в золотой сетке. Джеймс улыбнулся, и сверкающие нити растаяли, а Шерри и Мэри буквально растеклись по стульям.
– Семнадцать эре, барышни, – напомнил официант, и Мэри вздохнула.
– У нас только десять…
– Хорошо! – официант довольно улыбнулся. – Прошу со мной на кухню, будете мыть посуду на оставшиеся семь эре. Или же я немедленно вызываю полицию.
Полиция пугала девушек сильнее теневого облика и сетей, и близняшки уныло поплелись за официантом. Их провожали издевательскими аплодисментами, и я уже представляла, как об этом случае будут рассказывать в столичных гостиных.
Пожалуй, теперь о выгодных замужествах им придется забыть. Все женихи будут спрашивать: а это ведь вам пришлось тогда мыть посуду в кондитерской? После того, как Джеймс Эвиретт заставил вас принять теневой облик и посадил в силки?
На мгновение мне стало жаль близняшек – но лишь на мгновение. В конце концов, каждый сам заботится о своей репутации.
Мы покинули кондитерскую и пошли по улице. Вечер был прекрасен – солнечный, теплый, весь наполненный зеленью и жизнью. Не хотелось в такие вечера думать о чем-то плохом, вроде своего проклятия. Жить хотелось. Жить и радоваться.
– Спасибо, что заступились за меня, – сказала я, когда кондитерская скрылась за углом.
Джеймс улыбнулся – тепло, едва уловимо.
– Сегодня вы спасли мне жизнь, Абигаль. Я просто вернул долг.
Он сделал паузу и добавил:
– Ну и никогда не помешает поучить нахалок уму-разуму.
– Наши родители всегда хотели, чтобы мы дружили, – сказала я. – Чтобы у нас была своя компания, девицы всегда вместе… но мы никогда не ладили. До драк не доходило, конечно, но однажды Мэри испортила мое бальное платье. Облила его пуншем и сказала, что я очень неловкая, раз так попала ей под руку.
– Странно, – произнес Джеймс. – У нее после этого все волосы на месте. Мы с Патриком, кстати, постоянно дрались.
– Отчего же? – удивилась я. – Мне показалось, что вы дружны.
– Просто так, – улыбка Джеймса сделалась мечтательной, будто он вернулся мыслями в свое прошлое. – Мальчишки всегда дерутся, особенно если у них кошачий теневой облик. Однажды мы даже елку свалили, и отец запер нас в чулане. И мы сидели там и слушали, как проходит новогодний бал. А потом еще раз подрались.
– Мило, – улыбнулась я. – Правда. А что вы попросите, когда мы выиграем турнир?
Джеймс вопросительно поднял бровь.
– Вы так уверены, что выиграем?
– Если не быть уверенным, зачем тогда вообще начинать?
Некоторое время Джеймс молчал. Мы свернули с Бин-малой на улицу Лейр и вскоре оказались у зельеварни. В дверь было засунуто несколько записок – приходили покупатели, никого не застали, и мне сделалось слегка не по себе из-за того, что Джеймс пошел меня искать и упустил продажи.
– Не хочу пока об этом рассказывать, а то не сбудется, – сказал Джеймс, вынимая записки и показывая мне. – Вот это будем готовить завтра. А пока надо отдыхать.
***
Но нормального отдыха, разумеется, не получилось.
Стоило мне лечь в кровать, укрыться одеялом и по старой привычке начать пересчитывать воробьев перед сном, как внизу, в зельеварне, раздался треск.
Я испуганно вскочила с кровати. К нам воры лезут, что ли? Выбежала в коридор, и сычи, которые дремали на лестничных перилах, сонным хором сообщили:
– Реакция кроветвора с пыльником в большой зельеварне, госпожа сова.
Ах, вот оно что. На занятиях нам рассказывали, что кроветвор трещит и пищит в соединении с пыльником при создании лекарств от сердечной недостаточности, но мы так и не познакомились с этим зельем лично. Для него нужны очень дорогие ингредиенты, которые не завозятся в академии.
– А где здесь большая зельеварня? – поинтересовалась я.
Сто чертей из сотого пекла, я должна это увидеть! Мной овладел азарт исследователя.
Конечно, большая зельеварня тут есть. Столик, за которым я работала сегодня – это так, ерунда. Для показа заказчикам некоторых зелий и рабочего процесса.
Настоящие чудеса творятся в другом месте.
– Пойдемте, госпожа сова! – сычи вспорхнули с перил и полетели вниз.
Вход в большую зельеварню был возле лестницы, прямо за шкафом с растительными ингредиентами, и, войдя, я подумала, что дом Джеймса изнутри намного больше, чем снаружи. Зельеварня сверкала белым мрамором стен и серебристым металлом бесчисленных инструментов, а на полках в шкафах здесь стояли такие ингредиенты, о которых я только читала.
Снежноцветник для зелья замедления времени – вот он, раскрывает и закрывает лепестки в прозрачных колбах. Никогда не думала, что он такой легкий и хрупкий: цветок, который растет среди горных ледников, должен быть сильным и крепким.
Яд черного единорога, редчайшего паука. Отличное обезболивающее в сверхмалых дозах. У него насыщенно-синий цвет, и каждая капля пульсирует, словно маленькое сердце.
Андренацин – гормон драконьих надпочечников. Отличное стимулирующее средство для нервной системы. Если выронить флакон, андренацин окружит вас огненным облаком и обожжет. Так что лучше не ронять.
А вот калипсо, южная орхидея. Я думала, они вымерли, но вот цветки парят в закрепляющей жидкости, и каждый лепесток украшен золотой каймой. В сочетании с прахом Уагурунди калипсо способна остановить гангрену на любой стадии.
– Интересно?
Я вздрогнула и обернулась. Джеймс стоял у рабочего стола, покачивая в здоровой руке пробирку с розоватым содержимым. Из пробирки вырывался дымок, и в его извивах проступали лошадиные головы.
– Очень! – призналась я. – Никогда не видела столько сокровищ. Никогда не видела, как готовится дианацин.
Дианацин был редким лекарством для душевнобольных. Джеймс уважительно качнул головой.
– Не думал, что вы о нем знаете, – сказал он, устанавливая пробирку на стойку и аккуратно закрывая пробкой.
– В академии мы такого не готовили. Я просто читала о нем в книгах. Это ваш особый заказ?
Джеймс снова кивнул.
– Да, для министерства здравоохранения. У них свои фармацевты и зельевары, но иногда они делают заказы у меня. Видите красную коробку вон там, на шкафу?
– Вижу. Что там?
– Достаньте и принесите сюда, раз уж вы не спите.
Я послушно забралась по приставной лесенке на шкаф, взяла коробку и принесла ее Джеймсу. Внутри что-то ворочалось и пощелкивало, будто там жила дюжина крупных жуков.
Однажды в совином облике я съела крупного жука в родительском саду. Не знаю, почему он сейчас мне вспомнился.
– Откройте, – приказал Джеймс.
Я сняла крышку с коробки и увидела неровные желтоватые кристаллы сидиуса. Каждое сидело в своем бархатном гнезде и недовольно возилось, словно собиралось сбежать.
– Знаете, зачем нужен сидиус?
– Борьба с проклятиями, в том числе, смертными, – ответила я и улыбнулась. – Джеймс, это мне не поможет.
Зельевар вынул один из кристаллов и отправил в ступку. Бросил заклинание – пестик принялся прыгать и толочь кристалл в муку.
– Вы так уверены?
– Да, – я подняла рукав ночной сорочки и посмотрела на пятно проклятия. Сейчас оно обрело четкие очертания розы, будто я решила сделать татуировку, как дикарка с Лондвирских островов.
– Мы же можем попробовать, верно? – Джеймс отправил в пробирку три малые меры желтоватой пыли, добавил дюжину капель из пузырька без этикетки, и я спросила:
– Что это?
– Пеларгин, – ответил Джеймс. – Готов спорить, вы не слышали такого названия. В академиях его не изучают.
– А вот и слышала, – улыбнулась я. – Пеларгин в десять раз усиливает свойства сидиуса.
– Дайте-ка вашу руку, Абигаль.
Я послушно положила руку на стол. Джеймс покачал пробирку в здоровой руке, отправил в нее несколько щепоток розоватой пыльцы диабанда, и я мысленно усмехнулась: вот, он тоже определяет малые меры на глаз. Взяв пипетку, Джеймс забрал из пробирки несколько капель, и я спросила:
– А вы когда-нибудь делали такое зелье?
– Ни разу, – признался Джеймс. – Но Патрик упомянул его сегодня, и я решил попробовать.
Три капли упали на пятно, и роза налилась тревожным красным светом. Руку стало жечь, лепестки пятна пришли в движение, и растрепанный цветок сомкнулся в бутон. Джеймс торопливо добавил еще две капли и спросил:
– Что чувствуете?
– Больно, честно говоря, – призналась я.
Пятно шевелилось и дергалось, словно пыталось убежать от зелья, боль прожигала руку насквозь. Пожалуй, мне сегодня понадобится яд черного единорога, если Джеймс хочет, чтобы я помогала ему на конкурсе.
– А вот так?
Джеймс схватил еще одну пробирку и, не отсчитывая капли, вылил ее содержимое на мою руку. От кожи пошел дымок, и я закусила губу, стараясь не кричать.
– Слушайте… если вы решили ставить надо мной опыты… – начала было я и осеклась.
Пятно сделалось меньше! Если раньше оно красовалось от запястья до локтевого сгиба, то теперь сократилось раза в три точно.
Джеймс нахмурился, набросил на мою руку влажную ткань, пропитанную зельем, и боль отступила.
– Честно говоря, я хотел бы отправить это пятно на задницу вашему жениху, – признался Джеймс. – Чтобы он вспоминал вас всегда, когда будет подтираться. Но…
Он нахмурился, взял со стойки рабочие очки и, настроив линзы, убрал ткань и принялся рассматривать след проклятия. Почему-то от прикосновения его пальцев я замерла, словно птичка под лапой кота. Все во мне застыло в тревоге и каком-то незнакомом прежде чувстве.
Хотелось, чтобы он не выпускал мою руку.
– Странно. Оно должно было уйти, это ваше проклятие, – хмуро сообщил Джеймс. – А оно уменьшилось и сконцентрировалось. Странно, очень странно.
Он посмотрел на меня поверх очков и спросил:
– Если не сидиус и пеларгин, то что? И почему нет?
– Вы хотя бы попытались, – улыбнулась я. – Давайте попытаемся победить в конкурсе, если зелья не срабатывают.
Джеймс вздохнул.
– Давайте. Что еще нам делать?
***
Утром я проснулась от того, что над головой завопили сычи.
– Госпожа сова! Вставайте, госпожа сова! Ранняя птичка клюет лучшие зерна!
Я запустила в них подушкой, и сычи с писком и визгом разлетелись пригоршней сиреневых перьев и брызгами розовой воды. От такого представления я даже села в кровати.
Прибила их? Я же не хотела. Я же нечаянно!
Но перья и брызги собрались в два неопрятных комка, из них проступили птичьи очертания, и скоро пернатые уродцы снова кружили надо мной.
– Надо будет вас поправить, – сказала я. – Чтобы вы были не такие нелепые и дикие.
– Нам и так хорошо! – заверили меня сычи. – Пора вставать! Завтрак готов!
Умывшись и приведя себя в порядок, я переоделась и спустилась на первый этаж. Джеймс уже стоял за стойкой, принимая заказ у солидного господина в дорогом костюме. Увидев меня, клиент уставился так, словно по ступенькам спускалась мумия.
– Вы же… Вы же Абигаль Шоу! – изумленно произнес он. Джеймс покосился в мою сторону и едва заметно улыбнулся краем рта.
– Совершенно верно, – холодно откликнулась я. – С кем имею честь?
– Даррик Леклерк, к вашим услугам, – кивнул господин. – Адвокат вашего батюшки.
Я кивнула. То, что не расскажут Шерри и Мэри, сообщит Даррик Леклерк. Моя семья и все знакомые скажут, что я окончательно рухнула на дно общества – живу в одном доме с мужчиной и работаю на него, и бог весть что еще для него делаю.
Пускай. Зато он пытался избавить меня от проклятия.
– С вас тридцать крон и двадцать эре, – сообщил Джеймс, заполняя рецептурный лист. Леклерк вопросительно уставился на него.
– Раньше же было двадцать пять крон!
– Ингредиенты дорожают, – невозмутимо ответил Джеймс. – Чего же вы хотите, лекарства для потенции всегда недешевы. Впрочем, можете попробовать обратиться к Магурану, он возьмет с вас двадцать крон и десять эре… но я не гарантирую, что обойдется без последствий в самый ответственный момент. У него ингредиенты намного дешевле.
Леклерк залился румянцем. Я невозмутимо встала рядом с Джеймсом, с улыбкой посмотрела на адвоката. Тот вздохнул и принялся отсчитывать купюры.
– Нет-нет, мне важнее качество, чем экономия, – признался он. – К тому же, моя супруга… мда…
Джеймс отправил деньги в кассу, протянул Леклерку чек и сказал приходить после обеда. Когда адвокат вымелся за дверь, то Джеймс обернулся ко мне и сказал:
– Чувствую, лучше вам сегодня работать в большой зельеварне. Сюда начнется паломничество ваших родственников и знакомых.
Я понимающе кивнула.
– Да, всем захочется увидеть, насколько низко я пала. Мало того, что жених меня проклял, а я не рухнула ему в ноги с мольбами о прощении. Теперь я еще и работаю!
Джеймс показал мне стопку заказов.
– После завтрака беритесь за дело. А я должен буду отъехать на пару часов, старый клиент прислал записку и хочет встретиться.
Я решила не уточнять, куда именно он поедет, и что будет делать.
После завтрака мы попрощались. Джеймс ушел, заперев зельеварню на ключ и несколько защитных заклинаний, а я прошла в большую зельеварню, вчитываясь в заказы.
Так, ну с Ангельским пером я справлюсь. Обычно его заказывают писатели во время кризиса: оно способно активизировать те зоны мозга, в которых живет вдохновение. Пять малых мер пыльцы Жуади, малая мера киатиса, эфирное масло шалфея и экстракт лаванды. Легко.
Приворотное зелье. Так-так, кто-то хочет привлечь женщину. Лепестки розы Бон-ран, малая мера кивеарина, кровь саламандры – все это воспламенит ее чувства и страсть. Вообще простота, сделаю одной рукой.
А вот с зельем Мертвой луны придется повозиться. Заказал его некромант, и к тому же, какой-то ленивый. Обычно они сами готовят все, что им нужно. Две капли черного тумана, нить лунного света, взятая в первый час полнолуния, три меры безвременника и еще пятнадцать ингредиентов… ладно.
В дверь нетерпеливо постучали. Я подошла к окну и увидела Патрика: тот был разодет так, словно собирался на собственную свадьбу.
– Джим, ты там? – услышала я. – Ты чего заперся?
– Господин зельевар уехали, – сообщил продавец газет и протянул Патрику свежий выпуск “Ежедневного зеркала”. – Я сам видел.
– А его ассистентка?
– Я не видел.
Я отошла за штору. Вот только этого котяры тут недоставало! А Патрик расплатился за газету, вынул волшебную палочку и мягко постучал ею по дверной ручке, снимая заклинания. Вскоре хлопнула дверь, и я услышала голос:
– Абигаль, выходите! У меня есть для вас кое-что очень интересное!