Кот, сова и куча зелий (СИ)

Глава 9

Утро началось с заказа на большую партию зелья покорности. Ширан потребовал создать его на базе Ангельской крови, сложного и редкого сочетания элементов, и Джеймс пробормотал:

– Что-то не верю я в его благие намерения.

Я согласно кивнула. Ангельская кровь в составе зелья способна была вспыхнуть и испепелить любое существо, которое откажется подчиняться. Что, если Ширану нужен не сам Червозмей, а его яйца? Убьет мать, заберет детенышей и воспитает их в полном повиновении.

Впрочем, какая нам разница? У нас есть заказ, который нужно выполнять – но чем дольше я думала об этом, тем сильнее мне становилось жаль Червозмея.

Готовясь к работе, Эдвин старательно очертил защитный круг, написал каллиграфическим почерком оберегающие знаки, и вокруг большого рабочего стола поднялось розоватое сияние. Теперь никакие внешние помехи не проникнут внутрь – и ничего из созданного нами не выплеснется.

– Никогда не приходилось готовить такое зелье, – признался Эдвин. Он выглядел веселым и воодушевленным, словно все это было интересной и опасной игрой.

– Большой флакон Ангельской крови, – произнес Джеймс, нахмурившись. – Пятнадцать лепестков звездного лотоса. Соединяем.

Я осторожно вынула пробку из флакона с Ангельской кровью, и лабораторию тотчас же заполнили голоса. Удивительно глубокие и мелодичные, они пели торжественный гимн, полный ликующего счастья.

Чем дольше слушаешь, тем сильнее цепенеешь. Закончится все тем, что ты превратишься в камень с флаконом в руке. Так погибли первые зельевары, которые создали Ангельскую кровь – зачарованные запредельными голосами, они замирали над рабочим столом, и на их лицах сохранялся восторг и ощущение чуда.

С прежней осторожностью я вылила содержимое флакона в котел. Эдвин отсчитал пятнадцать идеально круглых розовых лепестков, аккуратно отправил их к Ангельской крови, и голоса утихли. Я вздохнула с облегчением.

– Малая мера драконьего пепла, – скомандовал Джеймс и взял свою волшебную палочку. Как только пепел отправился в смесь, над котлом поднялся зеленоватый туман, и в ушах зашумело. Джеймс стукнул палочкой, туман развеялся, и я увидела, что из носа Эдвина струится ручеек крови.

– Не вздумай добавить его в зелье, – сказала я. – Наш заказчик не обрадуется, если зелье покорности будет зациклено на тебе.

Джеймс нахмурился, а потом улыбнулся и произнес:

– Кстати, это отличная идея! Сделаем еще одно такое. С тремя большими мерами драконьего пепла, чтобы наверняка.

Я понимающе улыбнулась. Эдвин переставил котел на сверхмалый огонь, и мы с ним вооружились ножами, чтобы нарезать корень Маати. Его добывают в последний день старой луны, обязательно серебряной лопатой. Корень крутился, вырываясь из пальцев, и бормотал что-то ругательное.

– Ну, ну! – усмехнулся Эдвин. – Давай-ка спокойнее, дружочек. Ты поедешь на Тивианский полуостров, увидишь чудеса и чудовищ.

– Я бы, кстати, тоже не отказалась от поездки, – призналась я. – Никогда не была так далеко от дома.

– Да, это почти что другой мир, – согласился Джеймс, постукивая волшебной палочкой по котлу. Пузырьки зелья были совершенно одинаковыми – поднимались на золотисто-розовой поверхности, делали круг и снова тонули.

– Нет, правда же! – сказала я. – Нужно будет поговорить с Шираном. Ему ведь обязательно понадобятся зельевары там, на месте. Мало ли что…

Джеймс посмотрел так, словно понял, что именно я имею в виду. Кивнул.

– Да, с этими чудовищами всякое бывает. Теперь кристаллы коригума. Три средних, а не пять малых.

– Вы уже готовили такое зелье? – живо осведомился Эдвин. Джеймс едва заметно улыбнулся.

– Нет. Но я чувствую, как будет лучше. Это опыт.

– Да, у отца тоже такое бывает, – согласился юноша. – Он иногда смотрит на зелье и видит, что в рецепте нужно поправить. Никогда не ошибался.

Коригум имел насыщенно-сиреневый цвет с золотыми искрами. Взяв щипцы, мы осторожно погрузили кристаллы в зелье и сделали шаг назад. В котле захрустело и затрещало – когда установилась тишина, Джеймс произнес:

– Теперь – сорок восемь часов вызревания. Выходим из лаборатории, запираем ее и ровно двое суток делаем, что хотим.

Защитные чары сделались гуще. Мы выступили из-под их покрова, и я вдруг поняла, что воздух снаружи намного свежее и чище. А еще – что в нем очень сильно пахнет полевкой, которой хватило глупости забраться в замок.

Нет, надо ее точно проучить. Задать такого перцу, чтобы вся ее семья запомнила навеки.

Я думала об этом, уже вылетая из лаборатории. И внезапно влетела всем телом во что-то невидимое и липкое… ах, да! Это защита, которую установил дракон, чтобы одна синская болотная сова не насыпала перьев в зелья…

Я кубарем полетела вниз – Джеймс успел подхватить меня и зашипел от боли в раненой руке. Я заухала, завозилась, запушилась – там полевка! Нет никого хуже полевок: с виду они такие миленькие, хорошенькие, не то что крысы с длинными хвостами. И вот эти мимимилости способны весь дом сожрать.

– Тихо, тихо, госпожа сова, – промолвил Джеймс, неловко гладя меня по крыльям. Он прошел по коридору, продолжая гладить, и я поймала себя на том, что ухаю уже не так свирепо. – Все хорошо. Это тяжелый магический фон зелья. Сможешь вернуться в человеческий облик?

Быть человеком? Вот еще. Я не задала перцу тем наглым воронам. А пусть не таращатся, как дуры! И с полевками надо разобраться. Уху!

– Не можешь, – сокрушенно произнес Джеймс. – Ладно. Попробуем другой способ.

***

Он принес меня в мою комнату и, усадив на кровать, уселся рядом и принял теневой облик. Я сразу же захотела клюнуть этого котищу как следует. Вот так тюк по башке, чтобы не воображал!

Но не успела. Кот прижал меня лапами так, что я и шевельнуться не могла. Все-таки завозилась, показывая свое мнение по поводу, но мягкие лапы оказались неожиданно сильными.

– Уху! – заявила я. – Сейчас как дам!

Кот заурчал и замурлыкал так, что я передумала. В его лапах было тепло и спокойно, и постепенно я тоже успокоилась.

Ладно. Потом поймаю эту полевку. И вороны от меня никуда не денутся. Будут сидеть на ветках в шахматном порядке и каркать по часам. Еще не знают, с кем связались.

– Это очень-очень плохо, – промурчал кот. – Ты не должна обращаться так часто. Я надеялся, что обращения не станут постоянными. Что же нам с этим делать, госпожа сова?

С чего это он взял, что “очень-очень плохо”? Сова – мудрая царица всего крылатого племени. Быть совой – прекрасно. Зелья какие-то, магия… выдумали тоже. Глупый кот.

– Пойдем поймаем полевку, – предложила я. – Так и бесит, зараза такая!

В теневом облике все существа понимают друг друга. Кот снова муркнул, сменил позу так, чтобы не задавить меня с концами, но лапы так и не разжал. Я примерилась было клюнуть его, но снова передумала.

Вдвоем мы тут наведем порядок. Никакая мышь, никакая крыса сюда не сунется. В принципе, коты похожи на сов. Только подурнее, и крыльев у них нет.

– Мр-р, – согласился кот. – Поймаем. Я вот такущую крысу однажды поймал.

Я сощурилась на него. Врет, подушечный лежатель. Не ловил он никаких крыс.

– Какущую?

– Вот такущую! – кот развел лапы в стороны, и я вылетела из них и уселась на угол шкафа. Догони теперь!

Кот смотрел на меня с настоящей обидой. Ну что поделать, не великого ума вы звери. Крысу он ловил, ага. Как же. Ты и хвоста своего не поймаешь.

– Иди сюда! – кот присел на задние лапы, махнул передней. – Иди сюда, говорю!

– Вот еще! – я сурово распушилась и угукнула так, что по всему дворцу отдалось. – Зачем это?

Кот сел, обвил лапы хвостом. Вот откуда у этих пушистых дурней такое умение: как ни сядет, как ни ляжет, всегда будет грациозный красавец.

– А я тебе сказку намурчу, – пообещал кот.

– Тоже мне, сказка! Я ее и отсюда послушаю.

– Иди сюда, сова. Ты теплая птица, ты мягкая птица. Иди, сказку намурчу тебе, и ты уснешь. А потом мы за полевками пойдем. Они вылезут, дурищи такие, а мы схватим.

Ладно. Посмотрим, как этот диванодав умеет охотиться. Я слетела со шкафа на кровать, села рядом с котом.

– Давай, рассказывай свою сказку.

– Жила-была девушка. Звали ее Абигаль, и умела она варить самые лучшие зелья на свете, – завел кот речь на низких урчащих тонах. А потом встретила она другого зельевара, и они подружились. И больше не расставались никогда…

– Дурацкая сказка, – сообщила я, и кот молниеносным броском повалил меня на кровать и снова обхватил лапами.

– Пусть дурацкая, зато не выберешься теперь, – произнес он и принял человеческий облик. Взял меня на руки, прижав к себе, и печально произнес:

– Нет, мой теневой облик тебя не выравнивает. Ладно, посидим так. Сейчас попробуем пару заклинаний.

– На себе пробуй свои заклинания, – посоветовала я, но человек, разумеется, ничего не понял. Они вообще очень бестолковые, эти человеки. Примерно как коты.

– Беда в том, что ты можешь утратить разум, Абигаль, – со вздохом сказал Джеймс. Вот, вспомнила имя. Молодец, сова, никакой разум ты не утратишь. Попробуйте еще найти такую разумную, такую славную птицу! – И просто не вернешься в свой человеческий облик. А я не хочу, чтобы ты осталась совой. Потому что ты замечательная девушка. И я не хочу тебя потерять.

Он печально улыбнулся и погладил меня по крылу.

– Потому что когда ты рядом, мне легче дышится. Я и не думал, что так бывает.

Не думал он. Конечно. Думать это вообще не про людей. И вот казалось бы, нет своего ума – займи на время. Как же, как же. Уху!

– Но когда ты рядом, когда я смотрю на тебя, то это как будто море успокаивается. Как будто был шторм и прошел, – продолжал Джеймс. – И солнце вышло, и небо снова голубое, а не черное. И все уже так, как должно быть. Потому что ты рядом.

Конечно. Когда сова рядом, все в порядке, все правильно. Мы, совы, затем на землю и посланы, чтоб наводить порядок.

– Я не хочу, чтобы ты ушла. Чтобы превратилась в глупую птицу… – тут уж я не вытерпела и, изловчившись, дала ему клювом. Вот тебе глупая птица! Выдумал тоже!

Но Джеймс отчего-то не разозлился, а расхохотался.

– Признаю свою неправоту, мудрейшая госпожа сова! – сказал он. – Простите. И станьте человеком поскорее, я очень вас прошу. Потому что мне плохо без тебя, Абигаль. Все не так, все неправильно. Вернись, пожалуйста, если ты слышишь меня.

Слышу, конечно. Все уши прожужжал, болтун этакий.

Ладно, вернусь. Вот только с полевкой бы разобраться. Но это потом, это потерпит.

И я заснула – и проснулась уже утром, в человеческом облике, в руках Джеймса.

***

От лежания в неудобной позе в чужих объятиях у меня все тело затекло. Вместе с онемением и болью пришел стыд – я приличная девушка из порядочной семьи, я не должна вот так обниматься с мужчиной, который мне не муж.

Тотчас же вспомнилось все, что Джеймс наговорил сове, и стыд увеличился раз этак в десять. Я сказала себе, что стыдиться нечего, но волнение и неудобство никуда не делись.

Так. Надо встать.

Я зашевелилась, пытаясь освободиться из рук Джеймса, и зельевар проснулся. Несколько мгновений он спокойно лежал, наслаждаясь минутами тепла и расслабленной сонной нежности, а потом встрепенулся, и мы оба сели на кровати.

Покосившись в сторону Джеймса, я поняла, что ему почти так же неловко, как и мне. Наверно, от того, что он вспомнил свои речи. И от того, что мы всю ночь проспали в обнимку.

– Доброе утро, – пробормотала я. – Что случилось?

Надо сделать вид, что ничего не помню. Попробовать справиться с внутренним неудобством – иначе от потока чувств я снова приму теневой облик.

У Джеймса были сильные и в то же время очень осторожные руки. Ночью сквозь сон я улавливала гулкое биение его сердца, и это было приятным. Успокаивающим.

– Ты приняла теневой облик в лаборатории. Там сейчас настаивается зелье покорности, так что у нас выходной. Помнишь?

Да все я помнила. И чем больше вспоминала, тем сильнее краснела.

– Все как будто в тумане, – ответила я. – Кажется, я тебя клюнула.

– Было дело, – улыбнулся Джеймс. – Мы еще собирались пойти ловить полевок. Ты была очень ими заинтересована.

Было дело. Эти полевки меня так и заманивали. И это плохо. В теневом облике я чувствовала себя очень уверенно и гармонично, я забыла, что на самом-то деле человек, а не птица – значит, погружение в тень крайне сильное.

И я могу не вернуться из него. А Ширан не хочет снимать свое проклятие.

– Надо мне как-нибудь обратиться и разнести половину лаборатории, – печально сказала я. – С птицы спрос невелик. А вот Ширан поймет, что лучше избавить меня от проклятия, пока я, например, не искупалась в лунном зелье.

Лунное зелье варили для невидимости. Оно очень редко получалось правильно из-за капризных ингредиентов, стоило целое состояние, и если бы я нырнула в котел с ним, то Ширан лопнул бы от злости.

– Ему невыгодно, – вздохнул Джеймс. – Если проклятие будет снято, ты сможешь просто уйти отсюда. Ты ведь не рабыня и не пленница.

– Мне можно, например, платить за работу, – предложила я. – Тогда я никуда не уйду.

Джеймс усмехнулся.

– Это было бы слишком просто, – он сделал паузу и добавил: – Прости, если сильно тебя когтил.

Я вздохнула.

– Ты не когтил. Все в порядке. И…

Я замолчала, подбирая правильные слова. Есть вещи, о которых нужно говорить, даже если тебе очень неудобно и неловко. Есть чувства, о которых нельзя молчать – потому что иначе они сгорят у тебя в душе и превратятся в нечто пугающее и больное.

– И ты знаешь, я тоже не хочу тебя потерять, – сказала я. – Ты спасал меня все это время. Меня еще никто не пытался спасать. И мне тоже дышится легче, когда ты рядом.

Стыд снова хлынул румянцем на щеки. Приличная девушка из порядочной семьи не должна такого говорить. Она лишь принимает признания в нежных чувствах, но никогда не признается в них сама.

Но этим утром я вдруг поняла, что во мне живет примерно то же, что и в Джеймсе – когда он рядом, становится легче. Мир не так пугает, мир дает надежду.

Джеймс осторожно сжал мои пальцы и тотчас же выпустил. Над левой рукой снова заструился дымок, а правая была сухой и сильной – но за этой силой было столько нежности и тепла, что даже мысли об этом наполняли душу трепетом и предвкушением чего-то необычного. Неожиданного.

Предчувствием приключения на всю жизнь.

– Не думал, что ты все это запомнишь, – сказал Джеймс, и я вдруг похолодела: что, если сейчас он скажет, что его слова были просто болтовней, чтобы успокоить меня и вынуть из теневого облика? Что, если он просто говорил, не думая, то, что любая девушка хотела бы услышать?

– Я не забываю, что слышу в теневом облике.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Джеймс. – Честно говоря, я не думал, что буду говорить настолько искренне. Причем, с совой. Ты такая строгая, когда сова.

Ну еще бы. Синская болотная одна из самых суровых сов. У нее и вид-то такой, словно она специально создана для того, чтобы пугать нерадивых учеников.

– Знаешь, что? – сказала я. – Давай ты это повторишь мне потом, когда все закончится. Когда мы оба будем свободны. Потому что…

Я не договорила. Джеймс осторожно поднес указательный палец к моим губам, приказывая молчать – ну я и замолчала.

– Я и сейчас все это повторю, уважаемая госпожа сова. Когда ты рядом, то в мире все правильно. Когда ты рядом, со мной все хорошо. И я очень рад, что ты тоже чувствуешь нечто похожее.

Кажется, я забыла, как дышать. Питер тоже объяснялся мне в чувствах – но все это было шаблонно, так, как принято. Так, как пишут в книгах, словно девушка желает услышать именно такие слова: вы прекрасны, дорогая, и я люблю вас.

Но за словами должно быть что-то намного глубже и сильнее. Что-то больше любых слов.

То, что сейчас протянулось между нами тонкой красной нитью.

***

На завтрак Персиваль приготовил омлет с овощами, выложил его на тарелки и сообщил:

– На Тивианском полуострове землетрясение. Подозреваю проделки Червозмея.

Джеймс вопросительно посмотрел на голема и поинтересовался:

– Подслушивал?

– И подсматривал, – ответил Персиваль, усаживаясь за стол. – Такова моя работа, все знать заранее. А на морях цунами и шторма. Червозмей готовится усаживаться на кладку и делает гнездо.

– А ты раньше слышал о Червозмее? – спросила я.

Все эти разговоры о чудовищах и приключениях помогали отвлечься и отодвинуть в сторону размышления о чувствах. Потому что чувства вроде влюбленности и дружбы делают тебя слабым – а слабость нам сейчас не нужна.

– Я его даже видел, – тоном бывалого заговорщика произнес Персиваль. – Вернее, я думаю, что это был Червозмей. Темная громадина, которая рассыпала горы, словно груду мусора.

Джеймс посмотрел так, словно хотел сказать, что Персиваль, мягко говоря, привирает.

– Может, это был горнолом? – предположила я. – Где это вообще случилось?

– Горноломы меньше, и у них золотая чешуя, – снисходительно ответил голем. – Это было во время землетрясения в Гуаруанди. Тогда я чуть не раскололся на части. Но все же уцелел.

Джеймс нахмурился.

– Позапрошлый век. Землетрясение вскрыло золотую жилу в Гуаруанди, королевство разбогатело.

– Тогда говорили, что Червозмей это не порождение тьмы, а доброе существо, – произнес Персиваль. – Он никому не хочет зла, не убивает людей и питается только гнилохвостами.

Мы с Джеймсом переглянулись.

– Это еще кто такие?

– Существа, похожие на крыс. Они водятся в корнях гор, – Персиваль отошел налить всем чаю, и Джеймс негромко предположил:

– По-моему, он все-таки привирает.

– Я все слышу! – сообщил голем. – Скоро убедимся, прав ли я. Господин Доминик приказал собирать вещи, он отправляется в путешествие.

Мы снова переглянулись. Так быстро? Он получил все, что от нас хотел?

Значит, и мое проклятие скоро будет снято?

– Хочет лично оценить состояние своих плантаций, – произнес Джеймс. – И поймать Червозмея за хвост с нашими зельями.

Он оказался прав: когда после завтрака мы подошли к лаборатории, чтобы оценить состояние зелья покорности, то увидели, что слуги натягивают вокруг столов и шкафов с зельями тонкие зеленые ленты. Ширан командовал, сложив руки на груди, и я спросила:

– Мы куда-то переезжаем, верно?

Дракон смерил меня угрюмым взглядом и ответил:

– Верно. Отправляемся в штаб-квартиру компании Ширан на Тивианском полуострове. Я не думал, что все начнется так рано, но этот зверь разнес треть моих плантаций!

Джеймс усмехнулся.

– Видно, так намекает, что не хочет добывать для вас золото.

– Надо привести его в чувство, пока он меня не разорил, – пробормотал Ширан. – Нам пора отправляться в путь.

Я вспомнила, как зельеварня Джеймса перенеслась в Юннское гнездо, и спросила:

– А дверь-то у вас есть? Чтобы открыть здесь и выйти там?

Ширан снисходительно улыбнулся.

– Мы пойдем не через дверь. Я организую переход через червоточину для всех нас.

– Подождите-ка! – встревоженно воскликнул Джеймс. – Она его не перенесет! Магический фон драконьей червоточины так силен, что Абигаль выйдет из него совой! И останется ею навсегда!

Зельевар изменился в лице. Я еще ни разу не видела, чтобы он так сильно переживал и волновался.

– Никуда я не полечу, – отрезала я. – Вы меня не заставите, я не ваша вещь. А Патрик уже устроил вам неприятности, и еще добавит.

Ширан устало вздохнул.

– Значит, бунт? – уточнил он.

– Значит, снимайте проклятие, – сказала я. – Я уже достаточно для вас сделала и сделаю еще, я не отказываюсь работать. Но снимите проклятие.

– И тогда мой брат оставит вас в покое, – пообещал Джеймс. – Он такой, придирчивый, упрямый… накопает не только проклятия, но и что-то еще. И никакие королевские печати и разрешения вас не спасут.

– Значит, бунт, – кивнул Ширан. – Ладно. Вы нужны мне там вдвоем, он один не справится с зельями. Давайте руку, Абигаль.

Меня словно окатило горячей водой. В голове поднялся шум и звон, ноги сделались ватными. Я послушно протянула дракону руку и посмотрела на Джеймса с ужасом и надеждой.

Неужели сейчас все кончится? И я освобожусь?

Ширан сжал мои пальцы и что-то негромко произнес – я не разобрала ни слова, но от одного их звучания зашевелились волосы на голове. Казалось, что я лечу куда-то высоко-высоко, прорываюсь сквозь пелену облаков и вижу не бесконечную ледяную голубизну небес, а тьму, дымящуюся смертью, огнем и кровью.

Пол качнулся под ногами. На какой-то миг лаборатория растаяла – мне открылась тьма, переполненная потоками ревущего пламени, и я поняла, что это драконья суть. То, что наполняет Ширана, то, что дает ему возможность сжигать и летать.

А потом что-то лопнуло с тонким звоном, и я поняла, что стою в лаборатории, и Ширан уже не держит меня за руку. В открытое окно веяло свежим ветром, сознание прояснилось и, подняв рукав платья, я посмотрела на кожу.

Роза на ней рассыпала сгоревшие лепестки. Пятно проклятия растворялось и уходило навсегда.

***

– Вот и все, – сказал Ширан. – Теперь вы свободны.

– И стоило городить такой огород? – хмуро осведомилась я, старательно скрывая желание броситься в пляс от счастья. – Давно бы убрали его…

– Ладно, – повторил Ширан. – Завтра отправляемся в путь. Сегодня займитесь подбором зелий для критических ситуаций.

Джеймс понимающе кивнул.

– Раненых там много? – поинтересовался он. Ширан сделался еще угрюмее.

– Много, – нехотя ответил он. – Червозмей не трогает людей, а вот землетрясение не разбирается, где люди.

– Понятно, будем работать, – кивнул Джеймс. – Абигаль, идем.

Мы прошли в лабораторию, остановились среди шкафов, и там я беззвучно заорала от радости. Все! Никакого проклятия, никакого внезапного обращения в сову – я буду жить нормальной человеческой жизнью и приму теневой облик, только если сама захочу! Джеймс обнял меня, и какое-то время мы стояли просто так, ничего не говоря и не делая.

– Я очень рад, – негромко произнес Джеймс. – Абигаль… теперь все в порядке.

Я вдруг поняла, что еще немного, и разревусь в голос. Джеймс крепче обнял меня – насколько это было возможно с его больной рукой – и я выдохнула:

– Не верится. Вот просто не верится.

– Все хорошо, Абигаль, – сказал Джеймс. Ох, так бы и стояла в его объятиях – так это хорошо и спокойно, так радостно и светло. – Мы оба скоро будем свободны.

– Да, – кивнула я, отстраняясь. Стоять так дольше было хоть и приятно, но почти неприлично. – Ну что, давай посмотрим, какие зелья нужны?

– Было у меня тут одно… – пробормотал Джеймс, двинувшись среди шкафов, и я заметила, что он очень смущен. – Называется Драконья чешуйка, оно простенькое, но очень хорошо помогает тяжело раненым. Облегчает страдания, дает возможность дождаться доктора.

– Интересно, почему Червозмей так разозлился? – задумчиво спросила я. Джеймс пожал плечами. Снял с полки большую банку, показал мне – в сиреневатой жидкости плавали серебряные пятна.

– Он же вызывает землетрясения. Такова его природа, – заметил он.

– Нет, тут, кажется, что-то не то, – нахмурилась я. – Почему именно сейчас? И почему Ширан все-таки решил снять мое проклятие?

Джеймс неопределенно пожал плечами.

– Потому что не хотел тебя потерять? Ты хороший зельевар.

– На свете много хороших зельеваров. Тебе нужна была ассистентка, мы оба были убедительны, но… Ты знаешь, меня не покидает ощущение, что здесь что-то не так.

Джеймс осторожно перенес банку на один из рабочих столов. Мимо прошли слуги Ширана, протащили несколько коробок.

– Зелье нужно слегка поправить, – приказал Джеймс. – Давай-ка поработаем. Где еще он найдет такую хорошую ассистентку, как ты?

Я быстро переоделась в халат, надела шапочку и перчатки и по просьбе Джеймса принесла несколько коробочек с ингредиентами. В котел отправились две малых меры звездного пламени – при контакте с воздухом крошечные кристаллы вспыхивали и сердито норовили укусить за палец. Добавилось закрепляющее зелье, а к нему три больших меры пробойного ветра: я едва удержала мерную ложку, так он бесился.

– Что мы будем делать потом, когда вернемся? – спросила я, устанавливая котел на средний огонь. Добавить еще соли Фрейзера, ровно десять крупинок, и ждать, когда закипит.

– Я попробую восстановить зельеварню, – ответил Джеймс. – Деньги у меня есть. Окончательно верну себе честное имя. Эва ведь станет нормальной девушкой, ее семья станет частью драконьей… незачем им будет на меня кипятиться.

“Хорошие планы, – подумала я. – Осталось понять, есть ли мне место в них. Да и зачем? Не вечно же рука Джеймса будет вот такой. Однажды ему просто не понадобится ассистентка”

Наверно я тогда тоже открою свою зельеварню. Буду готовить что-нибудь несложное и нужное, вроде зелий от простуды, успокоительных и удачливых, для экзаменов в школе. Держишь в кармане пузырек с таким зельем, и тебе задают те вопросы, на которые ты знаешь ответы.

– Как тебе название, кстати? “Зельеварня семьи Эвиретт”. По-моему, будет хорошо смотреться на вывеске, – улыбнулся Джеймс.

По зелью поплыли первые пузырьки – хорошо. Скоро закипит, и его можно будет аккуратно добавить к той Драконьей чешуйке, что у Джеймса в банке.

– Хочешь взять Патрика в дело? – спросила я. – Мне казалось, что он увлечен своей работой, а не зельеварением.

– Не Патрика, а тебя, – Джеймс задумчиво посмотрел на пострадавшую руку и сказал: – Я понимаю, что это может быть слишком быстро. Но зельеварение как наука не любит промедления. Передержал зелье на огне – и оно испортилось. Долго собирал ингредиенты – и они взорвались. В общем…

Он перевел взгляд на меня и произнес:

– Я бы хотел, чтобы дальше мы с тобой шли вместе. Рука об руку, до самого конца.

Господи, он и правда это сказал. “Рука об руку, до самого конца” – традиционная фраза, она произносится, когда мужчина делает предложение женщине.

Несколько мгновений я растерянно смотрела на Джеймса, не в силах поверить в услышанное. Потом зелье забулькало, из него донесся легкий свист, и я машинально погасила огонь под котлом.

Мне хотелось плакать – и смеяться, и петь, и прыгать. Сделаться совой и полететь над холмами.

– Да, – кивнула я. – Да, рука об руку, до самого конца. Я согласна.

Что тут еще можно сказать?