Котт в сапогах

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой повествуется о том, как благородный Конрад фон Котт встретился со старыми друзьями и какая неожиданность поджидала его на постоялом дворе

Нет, конечно, могло быть и хуже. Гораздо хуже! Чокнутый колдун мог запросто отправить меня и в какую-нибудь африканскую пустыню, где от жары плавится песок, или в далекую Московию, про которую рассказывают, будто там в самые жаркие летние дни птицы замерзают на лету. А я всего лишь оказался в исходном пункте своего путешествия — в Либерхоффе. Всего-то в трех неделях пути от столицы, от Коллет и ее зелья. В трех неделях пути — если скакать на коне. И — все равно — этих трех недель у меня не было. Через восемнадцать дней наступит Хеллоуин, и мне уже некуда будет спешить.

Да и коня у меня нет.

И верного Андрэ — тоже.

Первой мыслью было — брать ноги в руки и бежать.

Впрочем, нет — если быть совсем точным, то первой мыслью было разбежаться и прыгнуть вниз головой с моста. Но несколько поколений отважных рыцарей из рода фон Котт, скончавшихся, как и подобает истинному католику, в собственной постели после исповеди, и попавших, несомненно, прямиком в рай, возмутились бы подобным малодушным поступком. К тому же умирать как-то совсем не хотелось, несмотря на отчаяние, овладевшее мною при здравом осмыслении всей безнадежности положения. Да оно и к лучшему — хоть дожди шли уже целую неделю, ров вокруг Либерхоффе могла курица вброд перейти. Топиться в луже грязи и нечистот — занятие одновременно неприятное, бессмысленное и унизительное.

Смех смехом, но отчасти именно эти соображения удержали меня в первый момент от опрометчивого поступка, о котором я, несомненно, жалел бы весь недолгий остаток жизни. После некоторых раздумий идею немедленно бежать в столицу я тоже счел не совсем разумной. В собственной неспособности к дальним переходам я уже имел возможность убедиться — если я на дорогу от Бугров до Либерхоффе потратил двое суток и притом сбил в кровь ноги и довел себя до полного истощения, то до Баб-лингв или хотя бы Куаферштадта мне вообще никогда не добраться. Во всяком случае — на своих лапах. «Конрад! — мысленно сказал я себе. — Для разнообразия, потрудись немного головой!»

В самом деле, ситуация была вполне очевидной: если пешком мне в срок не уложиться, то надо раздобыть какой-то транспорт. И даже не просто «какой-то транспорт», а что-то не уступающее по скорости лошади королевского гонца. Я вспомнил про ведьму с улицы Маргариток, и надежда вновь затеплилась во мне. В прошлый раз меня интересовала только возможность превратиться в человека — в этом вопросе ведьма оказалась некомпетентна. Но вдруг она, как Мордаун, владеет умением мгновенно перемещать людей в пространстве? Маловероятно, конечно, при моем-то везении, но проверить надо в любом случае. А один лишний день для меня особой роли уже не играет.

К счастью, в этот раз не нужно было искать дом ведьмы, и вскоре я вновь постучался в ее дверь. Шаги, раздавшиеся за дверью, явно принадлежали мужчине, и я совсем не удивился, когда дверь мне открыл Фредерик. Правда, от старого угрюмого клоуна в нем осталась лишь выдающаяся толщина, которую в свое время не смогли победить даже скудные цирковые харчи. Пожалуй, он даже прибавил в весе и отпустил голландскую бородку, парадоксальным образом молодившую его.

— Я вижу, семейная жизнь пошла тебе на пользу!

— Конрад?! Ты?! О боги! Проходи скорее, не стой на холоде!

— Спасибо! Ты уверен, что Мэрион будет мне рада?

— А ты сомневаешься? — раздался знакомый голос, и в холл вышла ведьма. — Расставались мы, конечно, не сказать чтобы друзьями, но… иногда жестокая правда целительнее сладкой лжи. Если бы не ты, я, возможно, никогда не нашла бы Фредерика.

— А я так и бродил бы с Сарозом по свету, пока не откинул бы копыта. Уверен, Огюст сумел бы и из этого извлечь прибыль — набил бы из меня чучело и выставлял бы за деньги…

— М-да, вижу, хоть что-то остается неизменным — твои шутки по-прежнему ужасны!

— Тоже мне — знаток! — состроил обиженную физиономию Фредерик. — Тебе чувство юмора Сароз своим кнутом не отбил случайно?‥ Ох… извини! Мой язык иногда не знает, что мелет!

— Да ерунда, не расстраивайся. — Я ухмыльнулся. — Главное — я жив и на свободе.

— Ну проходите же в комнату. — Мэрион подтолкнула замешкавшегося супруга к двери и кивнула мне. — Проходи, Конрад. Ты здесь теперь желанный гость, можешь жить у нас сколько пожелаешь.

— Спасибо, добрая госпожа, — церемонно поклонился я, — К сожалению, не в этот раз. Если помнишь — у меня осталось не так много времени.

— Помню. Просто, увидев тебя таким, я решила, что ты сдался, и не хотела бередить рану… Ты так и не нашел ту ведьму? Или она отказалась вернуть тебе человеческий облик?

— Ты будешь смеяться, но — ни то, ни другое. И ведьму нашел, и расколдовать меня она почти согласилась. — Я вздохнул. — Но, наверное, будет правильнее коротко рассказать вам всю историю с того места, как я покинул цирк Сароза.

— Мы хотели тебя вытащить. Клянусь! — Фредерик покаянно опустил голову. — Но я сам не справился бы, а когда на следующий день мы пришли на пустырь, Огюст с переломом челюсти и жуткой головной болью лежал в фургоне и даже ругаться толком не мог. Синьора Сароз, кормившая его бульоном через тростниковую трубочку, рассказала, что произошло. Не скажу, что мы успокоились, но где тебя искать, было неясно, и мы положились на Провидение.

— Ну что же… я, пожалуй, даже рад, что Огюст так легко отделался. По крайней мере, Андрэ не будут преследовать за убийство… Впрочем, думаю, теперь ему вряд ли следует опасаться какого бы то ни было судебного преследования.

— Боже, он что — умер?! — ахнул Фредерик.

— Э-э-э, нет, я не это имел в виду. Просто он, как бы это сказать, в ближайшее время станет коронованной особой и ему будет глубоко по фигу правосудие, тем более — правосудие соседней страны, в которой правит дядя его жены.

— Ты это так шутишь? — Бывший шут недоверчиво улыбнулся. — Андрэ станет королем? Хорошая шутка!

— Я тебя понимаю. Расскажи мне это кто-нибудь, я и сам не поверил бы. Да что там — я был участником всех событий, и то временами не верю, что все это было на самом деле!

— Рассказывай, не тяни кота… упс… извини!

— Ладно, слушайте…

Я собирался рассказать наши с Андрэ злоключения как можно короче, но постепенно увлекся, и мы просидели в гостиной до самого вечера. Впрочем, мне так давно не доводилось спокойно посидеть в кресле в приятной компании, что спешить не хотелось совсем. Ужин, поданный Мэрион, окончательно привел меня в благодушное настроение, и я едва удерживался от того, чтобы не свернуться в кресле и замурлыкать.

— И я ведь, еще когда слушал рассказ Коллег, подумал, что такому ничтожеству, как Кошон, нельзя доверять! — покаянно развел я лапами, завершая рассказ. — Воровал у своих, был стукачом… Но потом все так закрутилось, что у меня это из головы вылетело. Роковая ошибка — и ее, и моя.

— Да, обидно получилось, — пропыхтел Фредерик, раскуривая трубку. — Оказаться у самой цели и потерять все из-за жалкого предателя…

— Обидно, — согласился я. — Но, надеюсь, еще не все потеряно.

— Так ты хочешь добраться в Бублинга до Дня Всех Святых? — недоверчиво покачал головой Фредерик. — По идее это, конечно, возможно. Но на практике… Понимаешь, гонец может покрыть это расстояние и быстрее, но он скачет всю дорогу, останавливаясь, только чтобы перекусить по-быстрому да сменить лошадей. Его на каждом постоялом дворе ждет свежий скакун. Лошадь я тебе, конечно, дам — как раз на днях выкупил у одного крестьянина очень хорошую лошадку, но если ты попытаешься скакать со скоростью гонца, то просто загонишь ее.

— Вообще-то я надеялся на помощь Мэрион…

— Увы, Конрад! — покачала головой ведьма. — Я бы с радостью тебе помогла, но я — всего лишь аптекарь. Умение лечить да несколько простых фокусов — вот и все мои таланты.

— Ничего, Мэрион, все равно я тебе очень благодарен. И тебе, Фредерик. Я все-таки попытаюсь успеть. Вдруг Андрэ удалось схватить Мордауна и сейчас Коллет направляется мне навстречу? — поделился я своей единственной надеждой. — Конечно, воспользоваться услугами мага, чтобы переместиться сюда, никто не рискнет — если ему позволить колдовать, он просто сам улизнет. Но у него можно выпытать, куда именно он забросил меня. В Либерхоффе Коллет добраться, конечно, не успеет, а вот если я отправлюсь ей навстречу, может быть, где-нибудь посередине мы и встретимся.

Я не стал упоминать последнее, что успел увидеть перед тем, как оказался у ворот Либерхоффе, — тяжелое кресло из резного дуба, обрушившееся на голову Быка. Даже если основной удар принял на себя громила, мэтру Мордауну, сидевшему в тот момент у него на плече, тоже изрядно перепало. Будет ли после этого у него желание (а главное — возможность) рассказать, куда он меня зашвырнул? И… и, честно говоря, не хотелось об этом думать, но опыт подсказывал — такое тоже вполне возможно — захочет ли Коллет меня спасать? Мы вроде как неплохо сработались, под конец я даже прикрыл ее от магической атаки Мордауна, но все же, все же… Правда, еще там оставался Андрэ — наивный честный Андрэ, в простой натуре которого не было места для предательства. Уж он-то для моего спасения в лепешку расшибется, поднимет на уши все окрестные королевства, но ведь его так легко обмануть! Скажут, мол, господин твой погиб — смертельную магию в него проклятый колдун кинул. И он поверит. Поплачет, погорюет, да и забудет.

«Очнись, ландскнехт! — мысленно одернул я себя. — С каких это пор ты стал рассчитывать на кого-то, кроме себя?!»

— Ну тогда решено — забирай лошадь, — прервал мои размышления Фредерик. — Надеюсь, ты на ночь глядя-то не поскачешь?

— Из такого гостеприимного дома, как у вас с Мэрион, не хочется уезжать. Спасибо вам, друзья… Но мне лучше выехать именно сейчас — ночь выдалась лунная, дорогу будет видно хорошо, зато встречных путников будет немного. Не хотелось бы привлекать лишнего внимания.

— Наверное, ты прав. Я бы поехал с тобой, но с моей тушей в седле лошадь далеко не ускачет.

— Ничего, как-нибудь выкручусь, — пожал я плечами.

— В этом я, пожалуй, смогу тебе помочь, — подала голос ведьма.

— Ты знаешь подходящее колдовство? — обрадовался я.

— Можно назвать это и колдовством, — усмехнулась Мэрион. — Погоди, мне нужны иголка и нитки.

Через полтора часа я разглядывал в зеркале… ну-у-у, если и не совсем обычного человека, то вполне обычного карлика. То есть я хочу сказать — встретить карлика в наших краях не такое уж обычное дело и обыватели на несчастных таращатся без всякого стеснения, а то и пальцами указывают. Но хотя бы не разбегаются с криками и не зовут инквизиторов — истребить чудовище. Мэрион продемонстрировала, что она не только ведьма, но и искусная швея — ушив камзол и штаны, она, кроме того, подложила в нужных местах валики из ткани. Учитывая, что я и так был гораздо крупнее обычных котов, эти портновские ухищрения добавили мне роста и массивности. В результате «карлик» получился где-то по пояс взрослому мужчине — пожалуй, на меня даже особого внимания обращать не будут. Накинув плащ с высоким воротом на пуговицах и глубоко надвинув шляпу, я окончательно перевоплотился в человека.

— Мэрион, ты и впрямь волшебница!

— Неужели ты сомневался? — рассмеялась ведьма.

— Да, она у меня такая! — нежно обнял жену Фредерик. — Ну пошли в конюшню. Лошадь уже оседлана, стремена для вида остались, но тебе они, конечно, бесполезны. Я привязал к седлу валик из рогожи — сможешь держаться за него когтями. Ну… надеюсь, что сможешь — никогда не седлал лошадей для котов.

Попрощавшись с Мэрион, я проследовал за Фредериком во двор. Толстяк предусмотрительно открыл передо мною ворота конюшни и поднял лампу повыше.

— Лошадка хорошая, Конрад, смирная, но ты все-таки осторожнее — сам понимаешь, тебя ей скинуть ничего не стоит.

— Думаю, мы с ней договоримся. — Я шагнул в теплую, пахнущую сеном конюшню. — Я ведь теперь могу разговаривать с животными. Постараюсь вернуть ее тебе в целости и сохранности, но в дороге что угодно может случиться… Иезус Мария…

— Что такое?.

— Знаешь… эту лошадь я тебе не верну, — медленно приходя в себя, пробормотал я. — Раздобуду денег — сколько скажешь. В крайнем случае — займу у Андрэ, он теперь богат.

— Да ты о чем? Лошадь как лошадь. Хорошая, конечно, явно раньше какому-то благородному принадлежала. Я потому и выкупил ее, что тот крестьянин загубил бы на поле или в телеге.

— Тут ты угадал. Я даже лично знаю дворянина, которому она принадлежала… Эй, Иголка! Подъем!

— Есть, мой капитан! — встрепенулась лошадь. — Капитан?!

— Он самый! — Я обошел Иголку так, чтобы она могла меня видеть, снял шляпу. — Узнаешь?

— Капитан! — растроганно прослезилась Иголка. — А я уж думала, вас в лесу тогда волки сожрали!

— Я то же самое думал про тебя!

— Э-э-э… гм…

— Извини, друг, представляю, как это выглядит со стороны, — усмехнулся я. — Но я действительно понимаю, что она мне говорит!

— Нет, Конрад, ты совершенно не представляешь, как это выглядит со стороны, — очумело покачал головой бывший клоун. — Кот в человеческой одежде, разговаривающий с лошадью, — это, я тебе скажу, нечто!

Я рассмеялся и одним прыжком оказался в седле.

— Прощай, Фредерик! Счастья тебе и Мэрион. Если у меня все получится — ждите в гости. Впрочем, если не получится — все равно ждите. Ну а если не приеду… что ж, вспоминайте иногда добрым словом капитана Конрада фон Котта!

— Прощай, Конрад. Удачи!

— Ну, Иголка, покажи, на что ты способна!

— Есть, мой капитан!

Иголка спокойной рысью дошла до городских ворот. Меня посетило острое чувство дежавю — стражи у ворот вновь не наблюдалось, а из караульного помещения вновь доносились пьяные вопли и женский смех, словно и не было этих двух безумных месяцев.

— Держитесь крепче, капитан! — Иголка поскакала быстрее, потом перешла на галоп. Я вцепился передними лапами в рогожный валик и мысленно поблагодарил предусмотрительного Фредерика. Впрочем, Иголка смогла удерживать темп всего миль десять-пятнадцать, после чего перешла на спокойную рысцу и, задыхаясь, спросила гордо: — Ну как?

— Молодец, Иголка, вижу, ты все такая же резвая и выносливая. Но больше так не выкладывайся. Нам нужно проехать больше двух тысяч миль, так что рассчитывай силы.

— Легко, капитан! — браво выпалила Иголка. — А это далеко — две тысячи миль?

Мы ехали всю ночь и весь следующий день — Иголка самоуверенно заявила, что при нынешнем моем весе она может скакать без остановки хоть несколько суток подряд. Но к вечеру все же вынуждена была признать, что несколько преувеличила свои силы, да и я устал трястись в седле. К тому же небо вновь затянуло тучами и дорогу стало трудно различать даже мне.

К счастью, вдоль дороги в столицу теснилось множество городов, городков, сел и просто хуторов. А путешествовал я теперь не как в прошлый раз — когда у нас с Булыгой не было и пары медяков за душой — добрая Мэрион убедила меня взять немного денег в дорогу, так что мы с Иголкой вполне могли позволить себе иногда ночевать на постоялых дворах. Единственное, что останавливало меня, — страх перед разоблачением. Как ни хороша была маскировка, всегда оставалась вероятность провала и тогда — опять бегство. А я порядком устал убегать. Но рано или поздно нужно было решиться испытать судьбу. Тут как раз на пути попалось небольшое село, и я решил рискнуть. Мальчишка-конюх, конечно, таращился на меня все то время, что я — не менее пристально — следил, как он устраивает Иголку в конюшне. Да оно и понятно, вряд ли в этой глухомани часто видят путешествующих карликов. Убедившись, что лошадь устроили со всеми удобствами, я бросил мальчишке мелкую монетку и толкнул дверь в трактир. Потом толкнул еще раз.

— Экое чучело, — донеслось до меня отчетливо. Обернувшись, чтобы осадить нахала, я никого не увидел. Мальчишка, правда, продолжал исподтишка наблюдать за мной, но остался сидеть возле конюшни — слишком далеко, чтобы я его мог услышать. Больше во дворе не было ни души, только несколько кур вяло ковырялось в грязи.

— Челове-э-эк, Венец Мирозда-а-ания, Царь Природы! — с презрительной интонацией продолжал мой невидимый хулитель. — Присвоил себе право решать, кому из малых сих жить, а кому умереть. А на деле-то — жалкая душонка, обремененная трупом! А часто и труп у душонки такой же жалкий…

Я наконец понял, кто произносил эту обличительную речь. Сидевший на борту телеги петух нахохлился под моим взглядом и проскрежетал:

— Ну чего уставился? Петуха в первый раз увидел, что ли?

— Цитирующего Эпиктета — в первый, — признался я.

— Ты что, понимаешь меня? — От изумления петух так вытаращился, что стал похож на филина.

— Понимаю, — развел я лапами. — Так уж вышло. Не понимаю, правда, чего ты меня оскорбляешь? Мы разве раньше встречались?

— С тобой — нет. Такого урода я бы запомнил. — Надо признать, петух быстро оправился от потрясения и вернулся к своему желчному тону. — Хотя все вы, люди, одинаковы. Ненавижу!

— И за что же ты нас ненавидишь?

— За что?! А разве не за что? Вот что ты сделаешь первым делом, зайдя в трактир?

— Ну-у-у… спрошу, есть ли свободные комнаты.

— А потом?

— Закажу ужин…

— Вот! А из кого, по-твоему, приготовят ужин? А? Все вы убийцы и каннибалы!

— Насчет каннибалов — не соглашусь. Мы не едим себе подобных — как правило. В чем-то ты, конечно, прав. Но так уж устроен этот мир — травоядные поедают траву, хищники — травоядных…

— И что же, мне на этом основании теперь броситься тебе на шею с объятиями? — ехидно поинтересовался петух.

— Ну тебе-то бояться нечего, — попытался я утешить петуха. — Петухов-то обычно не трогают.

— То есть ты считаешь, меня должно утешать, что мое племя истребляют, когда сам я в безопасности?! У тебя воистину низкая, извращенная душа! К тому же я слишком стар и меня решили заменить молодым петухом. Я это точно знаю — слышал, как это сказал хозяин постоялого двора. Так что иди и закажи курятину. Пусть это произойдет быстрее, я устал ждать свою судьбу! Убирайся с глаз моих! Ступай, набивай брюхо, убийца!

Не найдя, что возразить пернатому философу, я пожал плечами и навалился на чертову дверь всем телом — только тогда она соизволила открыться. Внутри оказалось довольно людно — видать, из-за скверной погоды местные жители собрались в единственном на все село трактире пропустить пару кружек пива или стаканчик-другой чего покрепче. Поначалу на меня внимания не обратили — точнее, просто никто не заметил моего появления. Но пока я шел через зал, разговоры утихали, из-за дальних столов даже кое-кто вскочил и подошел поближе, чтобы лучше меня разглядеть. Надвинув шляпу поглубже, я, стараясь всем своим видом продемонстрировать уверенность, промаршировал к стойке. Одноглазый трактирщик оказался единственным, на кого мое появление не произвело особого впечатления. Свесившись через стойку, он оценивающе оглядел меня с ног до головы и, видимо, сочтя не особо выгодным клиентом, уныло протянул:

— Ну чего надо?

— Комнату на ночь. — Я бросил на прилавок золотой. — Ужин. Лошади — овса. Лишку можешь оставить себе.

— Благодарю, щедрый господин! — немедленно сменил тон трактирщик. — Что будет угодно на ужин? Есть кабаний бок с гречневой кашей, солянка, пирог с птицей…

— Давай пирог, — мстительно решил я. — Пришли в мою комнату.

— Вино? Пиво?

— Молока. — Я забрал ключ и, стараясь сохранить достоинство, вскарабкался по лестнице на второй этаж под прицелом двух десятков глаз. Чуткие уши различили чей-то разговор шепотом: «Экий хорек криволапый!» — «Зато у него, похоже, золотых куры не клюют!» — «Это точно! Комната в этом клоповнике да кусок пирога — это ж и четверти золотого не стоит!». Алчность, прозвучавшая в голосах разговаривающих, мне сильно не понравилась. Похоже, не стоило тут швыряться золотом. Оставалось надеяться, что в таких маленьких селах обычно нет профессиональных воров и грабителей — для них тут просто не найдется достаточно работы. Тут я вспомнил, что село-то маленькое, да ведь расположено прямо на главном тракте Либерхоффе — Куаферштадт, и настроение у меня резко испортилось. Доводилось мне слышать о целых династиях, промышлявших воровством и грабежами именно в таких «придорожных» селах, да о трактирщиках, пускавших одиноких путников под нож ради багажа и лошадей. Пожалуй, выспаться мне сегодня не придется…

Тщательно обнюхав половицы и стены и не обнаружив никаких признаков тайных ходов, я немного успокоился. Дверь в комнату массивная, значит, ночного нападения можно не опасаться.

Я дождался, пока слуга принесет мой ужин, запер дверь и с облегчением разоблачился. Нет, от своих слов не откажусь — Мэрион и впрямь волшебница и костюм она мне ушила прямо в самую пору, но как же в нем тяжело коту! Жарко, тесно, почесаться нормально невозможно… Я усилием воли заставил себя прекратить скрести ухо лапой — как ни слежу за собой, но избавиться от кошачьих привычек не удается. Ладно… теперь ужинать и спать — завтра нужно будет ускользнуть с первыми петухами. Если кто и будет меня поджидать на лесной дороге, то в эти утренние часы, когда в засаде особенно невыносимо хочется спать, у меня больше шансов проскочить.

Я посмотрел на пирог и невольно поежился. Действительно — кто дал нам право убивать тварей бессловесных ради того, чтобы продлить свою жизнь? Почему мы — люди — решили, что все в этом мире существует лишь для нашего удовольствия, а звери и птицы лишены каких-либо прав только потому, что ничего не могут сказать в свою защиту? Бедный пернатый философ… Я вздохнул и с тяжелой душой принялся за пирог — по крайней мере, его гибель не будет бессмысленной.

Покончив с пирогом, я загасил лампу, стянул одеяло в удобную мягкую кучу и устроился в нем, свернувшись калачиком. Завтра служанкам предстоит поломать голову над тем, что за странный постоялец оставил в комнате кучу звериной шерсти. Вот так и рождаются легенды про оборотней…

Я уже привык, что кошачий сон очень чуткий — вроде бы и крепко спишь, видишь сны, но стоит где-нибудь в углу зашуршать мышиному хвосту, как мгновенно просыпаешься. А уж когда в замке противно скрежещет металл — тем более! Конечно, тому, кто орудовал отмычкой, казалось, что он все делает очень тихо, но мне было прекрасно слышно даже его тяжелое сопение и как его напарник нервно переступает с ноги на ногу возле лестницы в конце коридора. Проклятье! Угораздило же меня понадеяться на запертую дверь! А ведь известно — нет такого замка, что устоит перед опытным вором. Ну ничего, если господа грабители надеялись застать сонного путника в постели, то они здорово ошиблись, и их встретит… Черт! Опять забыл, что встретить-то мне их и нечем. Я уже хотел перебороть неуместную в данной ситуации гордость и, закричав, спугнуть воров, но тут замок поддался, и в комнату проскользнула тощая длинная фигура. Отсвет потайной лампы, тускло светившей в левой руке вора, выхватил из темноты длинный тесак в правой, и мне показалось тактически более верным промолчать и незаметно перебраться под кровать.

С нового наблюдательного пункта мне были видны только ноги вора в весьма неплохих башмаках — похоже, профессия приносит ему стабильный доход. Вор подкрался к кровати и, не обнаружив жертву, тихо выругался. Потом вдруг резко наклонился, заглядывая под кровать — прямо передо мной возникло вытянутое небритое лицо с когда-то давно перебитым в двух местах носом. Свет от лампы обжег мне глаза, я инстинктивно зашипел и ударил по физиономии лапой.

— Твою мать! — взвыл вор, резко дернул головой, влип затылком в край кровати и выронил лампу, которая мгновенно погасла.

— Тише! — зашипел из коридора второй вор. — Ты что, сдурел так орать? Что там у тебя?

— Кошка… — простонал его неудачливый напарник. — Всю щеку разодрала, сволочь!

— Откуда там кошка?

— Тебе так интересно?! Иди и спроси ее!‥ Вот дрянь! Кровь так и хлещет!

— Заткнись, что ты как девка?! Ой, кошечка меня поцарапала! Ой, кровушка идет! — противно пропищал второй вор. — Ты карлика замочил?

— Да нету его.

— Как это — нету? Сбежал, что ли? Мы же следили весь вечер — он не выходил!

— Вещи я вроде видел.

— Что значит «вроде»?

— Я лампу уронил… Ни хрена не вижу, но когда вошел — сапоги его у кровати точно стояли.

— Боже всемогущий! За что мне такой напарник? Так найди лампу и зажги ее! Ты до утра копаться собираешься?

— Не могу! Закатилась куда-то!

Я тихо-тихо прокрался мимо него, прижимая одной лапой к животу искомую лампу, и поставил ее в самом дальнем углу. Поищи-поищи, сейчас ты еще кое-что найдешь!

— А-а-ай, б…!….!

— Заткнись! Совсем охренел?! — В комнату ворвался второй вор, в отличие от первого — невысокий и толстенький. — Что у тебя тут… Ой, б…! Что это у тебя?

— Кошка, сволочь! Теперь руку!

— ЭТО кошка сделала?! Ох, блин, убери, меня мутит!

— Тебя мутит?! А каково мне?! Помоги перевязать — я так кровью изойду…

— Бу-э-э-э-э! — произнес толстяк, резко согнувшись. Вторая лампа покатилась по полу и погасла.

— Идиот!

— А чего ты мне под нос этот кошмар суешь?

— Ну и что будем делать? — неожиданно спокойно произнес первый вор. — У меня, между прочим, уже голова начинает кружиться. А кошка-то все еще где-то здесь…

— …! — выругался толстяк и бросился к двери. На полпути я оказался под его ногами и с удовольствием услышал тяжелый удар об пол и сдавленную ругань.

— Надо уходить! — сделал наконец правильный вывод из происходящего первый вор. — Сегодня явно не наш день.

— Пошли хоть коня уведем, — вякнул было толстяк, но тут же схлопотал подзатыльник от напарника. — За что?!

— За тупость! Если бы мы карлика порешили, никто ничего и не узнал бы. Кривой Эрвин сказал бы, что тот уехал рано утром — все шито-крыто. Но этот хорек что-то учуял и провел нас. Наверняка он в одной из пустых комнат сейчас прячется… Или уже на улицу выбрался, пока мы тут возились… Главное — нам его не найти. Хочешь, чтобы он завтра явился к старосте и сказал, что у него украли коня — прямо из конюшни постоялого двора? Эрвин тебе потом сам уши обрежет и заставит съесть. И мне — за компанию.

— Извини, я не подумал…

— Вот именно. Все, уходим.

Воры исчезли, а я стал торопливо одеваться. Спать резко расхотелось. Уже натянув шляпу, я огляделся и понял, что дорожная сумка исчезла. Кто-то из воров в суматохе и темноте все же ухватил ее! Я длинно, от всей души выругался — вместе с сумкой исчезли все деньги, что дала мне в дорогу Мэрион. Первой мыслью было догнать воров, но здравый смысл все же не совсем покинул меня. Во-первых, уже не догоню — пока возился с одеждой, они наверняка до дома добрались. Во-вторых, если догоню, это для них будет прямо подарок судьбы. Прибьют и вернутся за Иголкой… Ладно, делать нечего. Не к старосте же, в самом деле, идти! Будь я даже человеком — как смог бы доказать, что у меня украли деньги? А уж тем более с моей неблагонадежной физиономией соваться к местным властям и вовсе не с руки — вмиг на костер угодишь. Нет, придется смириться и уйти тихо — как и собирался. Дождавшись рассвета, я спустился вниз, растолкал спавшего у двери мальчишку и велел запрячь лошадь. Увидев развязанные седельные сумки, я зашипел сквозь зубы от бессильной злости. Мальчишка густо покраснел и быстро затянул ремешки.

Надеюсь, он остался крайне разочарованным — когда Иголка была оседлана и выведена во двор, я молча запрыгнул в седло и ускакал, не одарив его ни единой монеткой. С одной стороны, у меня их просто больше не было. А с другой, если подумать, воры как-то вошли и как-то вышли через дверь, перед которой он якобы спал, так что за «работу» пусть требует с подельников.

— Что-то случилось, капитан? — осторожно поинтересовалась Иголка, уловив мое мрачное настроение.

— Меня обокрали, — признался я. — Точнее, ограбили, и это особенно унизительно. В человеческом теле я бы расправился с ворами, даже не вспотев. Но это, в общем, ерунда. Хуже то, что мы снова остались без денег.

— Не хочу показаться излишне ехидной, но в этом нет ничего нового.

— Так-то оно так… Ну да ладно, что толку предаваться унынию? Поехали, Иголка, дорога впереди длинная, а время не ждет.

— Вперед, труба зовет, ландскнехты храбрые — в поход!

— Выпустите меня немедленно!

— Кто здесь?! — невольно повторил я любимую фразу Андрэ.

— Я! Здесь я! — затрепыхалась одна из седельных сумок. — Выпустите меня!

Скрежещущий голос показался мне знакомым. Распутав ремень, я заглянул в сумку. Оттуда на меня хмуро смотрел давешний петух.

— Иезус Мария!‥ Ты как здесь оказался? Я думал, что тебя зажарили…

— Не надейся! — сварливо ответила птица, выбираясь из сумки и устраиваясь на луке седла. — Я увидел, как воры потрошили твою поклажу и оставили сумки развязанными. Упускать такой случай было бы глупо.

— Замечательная идея, — кисло похвалил я петуха. — Ну а почему же ты не сбежал раньше?

— Ты лишний раз убеждаешь меня, что люди — отсталые существа. Ку-ку-куда бы я пошел? В лес? Я там не выживу. Залезть в багаж других путников? О, да — они очень обрадовались бы этому и съели бы меня по дороге.

— А что помешает тебя съесть мне? — с интересом спросил я петуха.

— Ты не сможешь, — уверенно заявила наглая птица. — Тебе совесть не позволит зажарить и съесть собеседника. И выкинуть меня на произвол судьбы ты тоже не сможешь.

— Иезус Мария! — беспомощно повторил я, — Ладно… Поехали, Иголка… И не смей ржать над капитаном!