Котт в сапогах

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой повествуется о том, как благородный Конрад фон Котт нашел выход из тяжелой ситуации и какая неожиданность поджидала жителей Думмкопфа

На восьмой день пути мы выехали на окраину Думмкопфа — городка чуть больше Либерхоффе, но гораздо более цивилизованного. Во всяком случае, ворота у него были на месте. Это обстоятельство вкупе с моими бескомпромиссно пустыми карманами побуждало выбрать объездной путь. Не менее пустое брюхо, напротив, требовало обязательно город посетить и осмотреть местные достопримечательности. В первую очередь — харчевни.

Припасы, что собрала в дорогу Мэрион, давно упокоились в желудках проклятых воров. Время от времени мне удавалось украсть что-то съестное в селах, которые мы проезжали, но везло мне нечасто, так что большую часть дороги я проделал под аккомпанемент жалобно бурчащего желудка.

Иголке тоже приходилось несладко. Трава уже порядком увяла, и есть ее — по собственному выражению лошади — было все равно что жевать старую метлу. Овса купить было не на что, когда мы оказывались вблизи сел, я воровал на сеновалах для Иголки сено, естественно, этого было мало. Лучше всех чувствовал себя петух — насекомые, пока еще не впавшие в спячку, но уже порядком оглушенные ночным холодом, были для него легкой добычей, да и на убранных полях всегда можно было найти достаточно пропущенных колосков. Но дальше так продолжаться не могло — и лошадь, и я нуждались в нормальном отдыхе и нормальной еде. Остановка в городе хотя бы на одну ночь была нам просто необходима.

Единственным препятствием было отсутствие денег. Ни в один постоялый двор нас, разумеется, бесплатно не пустят, да и за въезд в город требовалось заплатить пошлину. И если в Либерхоффе я проник даром за счет представительной внешности, шикарного снаряжения и самоуверенного вида, то теперь ни представительной внешности, ни вообще какого-либо снаряжения у меня не было, да и самоуверенности здорово поубавилось.

— Давай-ка съедем с дороги… ну хотя бы вон к тем кустам. Мне надо обдумать ситуацию.

— Как прикажете, капитан. — В голосе Иголки уже не было той бравады, к которой я привык.

Под прикрытием кустарника я стащил сапоги и с блаженным стоном вытянул лапы. Петух немедленно отправился искать на стерне пропущенные косарями колоски ячменя.

— Разрешите отлучиться. — Лошадка моя здорово исхудала на подножном корму, да и постоянные ночевки под открытым небом не прибавляли ей оптимизма, но речь ее до сих пор оставалась речью дисциплинированного солдата. — С целью самостоятельного решения вопроса с довольствием.

— Разрешаю… — Я посмотрел вслед бредущей по скошенному полю лошади и вздохнул. — Как бы мне решить вопрос с довольствием? На сырой ячмень пока как-то не тянет.

— А чего решать-то? Вон же у тебя под носом обед бродит.

Я вздрогнул — для внутреннего голоса этот был слишком реальный. Впрочем, хозяин голоса немедленно объявился и сам. Из кустов выбрался смутно знакомый пес. Странно, что я его не учуял…

— Ха! Так я в навозе вымазался! — гордо пояснил пес, заметив мое удивление. — Вот — понюхай!

— Спасибо, как-то не хочется. — Я неделикатно отодвинулся от «благоухающего» бродяги.

— Дурень! Ничего вы, кошки, в благородном искусстве охоты не понимаете! — нравоучительно заявил пес. — Чтобы дичь тебя не учуяла и подкрасться позволила, надо свой запах заглушить. Тут лучше навоза ничего нет!

— И много ты дичи подстерег? — с сомнением оглядел я тощую, облезлую тушку собеседника.

— Э-э-э… Ну пока нисколько, — вздохнул пес. — Да и какая тут дичь? Город же рядом. Вот когда я жил в селе…

— Стой! Я тебя вспомнил! — воскликнул я. — Это ты меня из огорода хотел прогнать, а я тебе по морде когтями заехал!

— Угу. Я это, — смущенно проворчал пес. — Ты прав оказался. И месяца не прошло, как хозяин съездил на ярмарку и вернулся со щенком волкодава. Я ничего плохого не скажу — щенок он и есть щенок, на что натаскали — то и делает. Вот только хозяин вздумал его на меня натаскивать. А куда мне против здоровенного волкодава из весеннего помета? У меня уж и клыки-то не все на месте… Пришлось бежать.

— А как ты здесь оказался?

— Да прибился сначала к какому-то бродяге, потом — к паломникам, — вздохнул пес. — Совсем опустился. Бежал за теми, у кого хоть немного еды можно было выпросить. А здесь потерялся… Ну да ничего — рядом город, отбросов пока хватает. Главное — успеть до городских собак найти, а они пронырливые, все помойки знают, мне с ними трудно состязаться.

— А как ты в город пробираешься? — заинтересовался я.

— Как? Да легко — прохожу через ворота.

Вот черт! Я так привык изображать человека, что не сообразил — стоит мне снять одежду, и можно спокойно пройти внутрь города — стражникам ведь наплевать на кошек и собак, снующих туда-сюда.

— Так что насчет обеда? — деловито осведомился пес. — Могу помочь его придушить. Тушку пополам.

— Это не обед, это мой спутник.

— Петух? Ты какой-то странный кот — я сразу заметил. Зачем тебе такой спутник?

— Не знаю. Вернее — не знал до этой минуты. Слушай, ты хочешь есть?

— А то! Что, решился? Задавить его?

— Погоди. В этом петухе мяса — одни слезы. Мне и одному мало будет, а вдвоем вообще только голод растравим. Но у меня есть идея. Если все получится — еды будет больше, чем мы сможем съесть.

— Врешь! Столько еды не бывает! Я знаешь сколько могу съесть?!

— Сам убедишься. — Я стащил плащ, камзол, штаны, свернул все в один узел с сапогами, запрятал все это в кустах. — Только надо сначала немного потренироваться. Иголка! Петух! Идите сюда!

Думаю, если бы у моих слушателей были пальцы, то, выслушав мою идею, все трое одновременно бы покрутили пальцем у виска. Во всяком случае, выражение морд у пса и у лошади было соответствующее, что касается петуха — вы никогда не видели, чтобы у птицы «отвисла челюсть» от удивления? Я видел.

— Но… мой капитан… — первой решилась высказаться Иголка. — Вы как себя чувствуете? Я понимаю, нам всем пришлось тяжело в этом марш-броске, а командиру всегда тяжелее приходится из-за груза ответственности. Может быть, ну его, этот Думмкопф? Мы прекрасно отдохнем и где-нибудь на поляне в лесу. И еду найдем обязательно…

— Да чего ее искать? Вот же этого, с клювом — съесть можно!

— Я бы попросил впредь избавить меня от подобных инсинуаций! Особенно от подобного люмпенизированного существа!

— Ничего я не люмпень… люмпрен… изирован! Я если мяса поем, еще ого-го как могу!

— Где ты только такое чучело подобрал? Впрочем, similia similibus curantur!

— Ты чего обзываешься?! Капитан, чего он обзывается?!

— Вот тупица! С кем я вынужден общаться?!

— Спокойно! Тихо! Он не обзывал тебя, просто сказал на латыни «Подобное излечивается подобным». Видимо, ты хотел сказать trahit, а не curantur?

— Что хотел, то и сказал! — надулся петух.

— Так я не понял — можно его съесть?

— Вообще-то я вижу в идее капитана рациональное зерно! — Петух опасливо перебрался на спину Иголки. — Кое-кто скажет — это безумие! Да, отвечу я, но в этом безумии спасение для нас!

— Эк закудахтал, — сердито проворчал пес. — А я вот все равно считаю, что лучше съесть этого крикуна и идти дальше. Да и не умею я эти трюки выделывать.

— Никто не умеет. Среди нас нет цирковых артистов. — Я не стал упоминать о своем печальном опыте в цирке Сароза. — Но ничего невозможного от нас и не требуется. Несколько самых простых трюков. Вот смотри — я могу делать так… вот так… и вот так…

Я несколько раз перекувырнулся через голову, подпрыгнул; сделал в воздухе сальто и прошелся на передних лапах.

— Ничего сложного в этом нет. А зеваки будут в восторге — им покажется, что это чудеса дрессировки. Ну попробуй!

На самом деле все оказалось не так просто, и я промучился со своим «цирком» почти до вечера. Сами трюки действительно были несложными, но очень важна была организация представления — в определенный момент мне необходимо было незаметно исчезнуть, но так, чтобы представление продолжалось. Наконец добившись более-менее удовлетворительного результата, я оставил спутников упражняться, а сам поспешил в город.

Как и следовало ожидать, стражники не обратили внимания на кота, прошмыгнувшего в ворота. Я не стал забираться далеко в город и искать центральную площадь — солнце уже клонилось к горизонту и надо было спешить. Выбрав первую же многолюдную улицу, я повторил свой коронный номер — прошелся сначала на задних, а потом — на передних лапах. Прохожие стали оглядываться. Я сделал несколько кульбитов, станцевал некий импровизированный танец, опять покувыркался. Вокруг начала собираться толпа праздных гуляк. Этого-то мне и было нужно. Продолжая пританцовывать, я направился к воротам. Толпа последовала за мной. Надо было видеть лица стражников, когда мимо них строевым шагом промаршировал огромный черный кот, за которым следовала толпа горожан. Судя по тому, как истово они крестились, не иначе решили — зачарованных горожан уводит из города злой колдун.

Так мы добрались до облюбованных мною кустов. Я подскочил к своей «труппе» и рявкнул:

— Ну давайте-ка зажжем!

И мы зажгли. Конечно, с точки зрения опытных циркачей наше выступление было нелепым и плохо поставленным. По сути, мы просто прыгали, кувыркались и кривлялись кто во что горазд. Что-то получалось, что-то — не очень, ведь у моих спутников не было никакого опыта. Но собравшаяся публика была не особо требовательна и принимала нас очень хорошо. Иголка снискала восхищение, демонстрируя банальные кавалерийские приемы — парадный шаг, «свечки», отбивы ногами и поклоны. У пса толком ничего не получалось, он постоянно падал, путался в лапах, но благодаря жалкой внешности эти его эскапады воспринимались зрителями как шутовство и ему хлопали не меньше, чем Иголке или мне. Петух, хоть и не прекращал ворчать и издеваться над интеллектуальным уровнем людей, честно отрабатывал свой хлеб — танцевал, ездил на Иголке, псе и мне, изображал пьяного. Заметив, что артисты мои начинают выдыхаться, я незаметно ускользнул за куст и быстро нацепил на себя одежду. Надвинув на глаза шляпу, я вышел в круг и отвесил глубокий поклон толпе.

— Щедрые господа, добрые дамы! — невольно подражая Огюсту, произнес я, — Я рад, что выступление моей маленькой труппы доставило вам немного веселья. А теперь — прошу вас — выразите свою благодарность в виде небольших денежных пожертвований. Аплодисменты греют артистам душу, но им иногда хочется кушать! Не жмитесь, синьоры и синьориты, ваша щедрость не будет забыта!

Не скажу, что на меня обрушился золотой дождь — ни одного золотого, естественно, нам не перепало, но в приличной кучке меди поблескивало и несколько серебряных монеток.

— Ваша щедрость не знает границ! Благодарю вас, синьор! Благодарю, синьорита! Я люблю Думмкопф!

Когда зрители убедились, что ничего интересного больше не произойдет, и вернулись в город, я пересчитал выручку и обнял сначала Иголку, потом пса (петух от объятий уклонился).

— Спасибо, друзья! Все получилось! Все даже лучше, чем я ожидал! Теперь — в город, пока ворота на ночь не закрыли! Нас ждет пир!

Я выбрал небольшой, но вполне приличный трактир на окраине города. Хозяин его уже был наслышан о нашем выступлении и к появлению карлика в сопровождении лошади, собаки и петуха отнесся философски — и не таких чудаков видал. Даже когда я заявил, что пес и петух будут ночевать со мной в комнате, он не удивился, лишь поинтересовался, не хочу ли я и лошадь прихватить. Причем мне показалось, что он не шутил. Но Иголку я все-таки поставил в конюшне — убедившись, что овса ей насыпали вволю.

Настоящего пира, конечно, не получилось — не заработали мы на пир. Но простой сытной еды было вволю — я все-таки утер нос скептику-псу, он не смог съесть все, хотя и честно старался. Я помогал ему в этом как мог, но усталость вскоре победила и мы повалились спать прямо на полу…

Оглушительное «Ку-ка-реку-у-у!» буквально взорвало мой мозг. Я застонал, перекатился на живот и выплюнул огрызок колбасы.

— Надо было его вчера все-таки сожрать, — пробормотал пес, закрывая лапами голову. — Вот ведь паразит, не спится ему…

— Сони! — презрительно процедил петух. — Потому у вас такой убогий интеллект, что спите много!

— А кто вчера завалился спать, едва мы порог переступили? — возмутился пес. — Даже кашу свою не доклевал.

— У меня слабый организм, нуждающийся в хорошем сне и обильной еде. А интеллекту моему, после того как я связался с вашей безумной компанией, уже ничто повредить не сможет.

— Ладно, хватит ругаться. — Я закончил умываться и с отвращением посмотрел на человеческую одежду. — Раз уж проснулись, нечего зря время терять.

— Эй, ты о чем это? Куда спешить? Выступать лучше вечером — утром нам такую толпу не собрать. Хотя… можно разок утром и потом еще вечером. Но всяко не в такую рань!

— Ах, да… ты же не знаешь.

— Чего не знаю?

— Мы уходим. Мне нужно как можно скорее попасть в Куаферштадт. Вернее, мне нужно в Бублинг, но туда я уже точно не успеваю. Так что хотя бы добраться до Пусия Первого и уговорить его связаться с Хилобоком. Должен же у него быть какой-то способ срочной связи — почтовые голуби, придворный маг или хотя бы гонцы. Вчера мы хорошо выступили, но задерживаться нельзя.

— Так это… выступать сегодня не будем? — растерянно спросил пес. — А когда будем?

— Так, — вздохнул я, — слушай внимательно. Мы покидаем город немедленно. Понимаешь?

— Да, да! — завилял хвостом пес.

— Я тоже рад, что ты это понимаешь. Останавливаться мы будем только при крайней необходимости. Понимаешь?

— Понимаю… — уже с меньшим энтузиазмом подтвердил пес.

— Тебе лучше остаться в городе. Ты не сможешь бежать наравне с Иголкой.

— Вы хотите меня бросить? — заскулил пес. — И вы тоже! Я никому не нужен!

— Прекрати. — Я закончил одеваться, сунул лапы в сапоги, надвинул на лоб шляпу. — Ну прекрати же… Черт! Никто тебя не хочет бросать, но ты пойми…

— Правда? — Хвост опять замолотил по полу. — Мне можно пойти с вами?!

— Иезус Мария!‥ Ну пошли, что ж с тобой делать?!

Иголка к прибавлению в отряде отнеслась спокойно. Вообще, полноценный отдых в конюшне и торба овса вновь вернули ей боевое расположение духа, и она сразу взялась воспитывать пса.

— Господин капитан является командиром нашего отряда. Ты запомни — командир для солдата царь и бог, он один решает, когда тому спать, когда есть, а когда в бой идти и помирать. Приказы господина капитана не обсуждаются и выполняются точно и в срок.

— Дело знакомое! Служба — она и есть служба.

— Это хорошо, что ты со службой знаком. Но то была караульная служба, а у нас — поход. Не крестовый, конечно, но не менее тяжелый и ответственный. А потому пока будешь подчиняться непосредственно мне — у меня опыта в таких делах побольше будет. Зовут меня Иголка, для тебя — сержант Иголка. Выполняешь все мои распоряжения, конечно, если они не противоречат приказам господина капитана. Послужишь пока рядовым, а там — посмотрим, как себя покажешь. Тебя как зовут?

— Да всяко звали. Чаще всего — Пшелвон и Кабысдох. Иногда — Пес или Бурый…

— Отлично! Будешь рядовой Бурый!

— О, майн готт! — закатил глаза петух. — Капитан фон Котт, сержант Иголка, рядовой Бурый!‥ А мне какую должность определите?

— Тебе? — ни на минуту не растерялась Иголка. — Отрядный капеллан! Конечно, отряду капеллан не положен, только полку, но у нас отдельная армейская единица, выполняющая особое задание, так что можно — в порядке исключения. Тебя как зовут?

— Гай Светоний Транквилл, — послушно ответил обалдевший от напора Иголки петух.

— Ну вот и имя у тебя подходящее, капеллан Транквилл!

— Подходящее?! — возмутился пес. — Да его за один раз и не выгав-гаваришь! Придумал тоже, пижон!

— Ничего я не придумал! — обиделся петух. — У нас на постоялом дворе в прошлом году почти все лето жил ученый монах. Он единственный ценил мою традицию приветствовать солнце, потому что вставал по моему крику. Он мне и дал это имя. Так что можно считать, меня почти по-настоящему окрестили! Он мне и труды всяческие ученые читал… Ну не мне, конечно, просто сидел у окна и читал вслух. А я запоминал…

— Излишняя ученость для солдата только во вред! — безапелляционно заявила лошадь. — Начнешь на поле боя задумываться о всяких хреномантиях и астролябиях — тут тебя и убьют. У хорошего солдата в голове должно быть две мысли — как живым остаться и как врага победить.

Я молча ухмылялся, слушая болтовню Иголки. Как все-таки хорошо, когда путешествуешь с верными друзьями. Ну ладно — пусть Бурый недалек и груб, но таковы ведь по большей части все ландскнехты. Пусть петух высокомерен и зануден — у всех есть свои недостатки. Главное, что мы движемся вперед, в седельных сумках хватит еды на пару дней, да и солнце решило под конец осени побаловать нас… В груди у меня нехорошо екнуло. Конец осени! Да что со мной?! Еду, улыбаюсь, словно на прогулку отправился. А время-то уходит! Осталось всего девять дней и бог знает сколько миль до Куаферштадта. А там еще предстоит как-то пробиться к его величеству Пусию Первому и убедить помочь мне… При том, что в прошлую нашу встречу я ему, кажется, не особо понравился.

— Значит, так, орлы. Отставить разговорчики, — скомандовал я. — Сержант Иголка доходчиво объяснила задачу, теперь слушайте мой приказ. Приказываю осуществить марш-бросок отсюда и… э-э-э… до заката. Марш-бросок приказываю осуществлять сержанту Иголке легкой рысью. Я и отрядный капеллан следуют верхом, рядовой Бурый сопровождает пешком. Рядовой!

— Я!

— Когда устанешь, подавай сигналы голосом — тогда и остановимся на привал.

— Есть!

— Вперед! Марш!

— В поход, труба зовет…

— Иголка!