Ковчег

12

Рядовой Советской Армии Сашка Сотников, по прозвищу "Голова", час назад закоченел окончательно и бесповоротно. Так застывает изнутри, без мужской любви и внимания, одинокая тридцатилетняя женщина, напрасно ожидающая своего суженого. Бесчувственно переступая обутыми на тонкою портянку сапогами, Санька всем своим напряжённым, звенящим нутром ощущал нестерпимый холод и дикий голод...

- Тоже мне Европа! - Сокрушался он. - Холода как в Сибири...

Во враждебной солдату неразлучной паре, безраздельно главенствовал обнаглевший от безнаказанности мороз.

Леденящий нахал быстро и обстоятельно пробрался через непрочную защиту куцей, не по росту шинельки, и задубевших до ломкого хруста кирзовых сапог. Зрительно проявился на курносом, широкоскулом лице невольного носителя синим, с родственными оттенками, невесёлым цветом.

- Эх, говорила мне мать-учись сынок! - от отчаянья и злости он подал ногой приличный кусок льда, вольготно валявшийся на обледенелой дороге. - Был бы сейчас студентом, сидел бы в тёплой аудитории... Дурак!

Стоял Сотников на перекрёстке маленького немецкого поселения уже несколько мучительных часов. Находился он здесь, естественно, не просто так, выполнял приказ командования. Задание имел громкое, но не понятное, постовой – регулировщик.

- "Старики" не захотели мёрзнуть. - Рядовой чётко усвоил солдатскую субординацию.

Батальон, где он служил уже более полгода, выдвигался на очередные учения. Его и нескольких "полуфабрикатных" бойцов, машина идущая впереди основной колоны, побросала на перекрёстках маленьких городков.

- Стану старослужащим, тоже хрен буду стоять. - Мечтал о будущем Сашка.

Задача регулировщика заключалась в том, чтобы в момент прохода основной колонны светящимся жезлом показать нужное направление. Обычно процесс занимал не более часа, но сегодня явно что-то случилось.

- Точно, Аскеров, чёрт нерусский сломался. – Подумал заиндевевшим мозгом Сотников. - Колонна ждёт пока машину отремонтируют, боятся потерять горячего "абрека"...

Рафик Аскеров, механик–водитель первого отделения, второго взвода их батальона, азербайджанец по национальности, отличался редкостным разгильдяйством.

- Как "бэтээр" готовить к учениям, так он спит, а как выезжать на учения ломается. – Обоснованно злился "Голова", свою он уже почти не чувствовал. - Когда попаду в часть, тепло поговорю с ним по душам!

Образы предстоящих разборок с нерадивым "молодым" проявились в морозильной камере черепной коробки мстителя, почему-то в чёрно–белом цвете и рассыпались при наложении друг на друга миллионами звенящих льдинок...

- И уйти никуда нельзя, колонна может появиться в любой момент. - С горечью констатировал он.

Противный дедушка Мороз вероломно сковал не только ноги, руки, но и мысли Саньки. Да их в общем-то и не было. Какие могут быть мысли у солдата Группы Советских Войск в Германии, второго периода службы, по казарменном, «помазка»? Как бы поесть и поспать. Иногда в обратном порядке... Вот и все мечты, а тут ещё этот страшный колотун.

- Холодно ли тебе добрый молодец? - Сашке чудилось, будто его ехидно спрашивал нудный дед Мороз, почему-то с лицом Валентины Леонтьевой, ведущей любимой передачи детства "В гостях у сказки".

- Холодно, - мысленно отвечал Сашка воображаемому деду из издевательской сказки "Морозко". - Поэтому не надо мне твоих подарков!

Зима с восемьдесят шестого на восемьдесят седьмой год в Германии случилась на редкость суровой. Снега нападало столько, и шёл он так часто, что для уборки мёрзлых осадков «молодых» солдат дневальные будили ещё затемно. Задолго до положенного по Уставу подъёма в шесть ноль ноль, а как иначе справиться со стихией?

- Подъём! - кричал ротный дневальный и Сашке каждый раз хотелось его убить.

На все жалкие попытки людей хоть как-то расчистить плац перед утренним построением части, зима смотрела с лёгким пренебрежением. На месте собранного снега тут же появлялся богатый урожай вновь выпавшего...

Мороз ухал такой, что в казарме, рассчитанной на европейскую погоду, на политзанятиях замерзали чернила в дешёвых шариковых ручках.

- Пишите карандашами, мать вашу. - Замполит капитан Чернецов, матерясь от бессилия, не мог проверить усвоенного солдатами материала по напряженной международной обстановке. А как же служить Родине без этого?

- Упал - отжался! - подобная команда лиц второго года службы молодым бойцам, уже не вызывала как прежде классовой ненависти. - Вспышка с тыла!

"Духи" падали как подкошенные и энергично отжимались от негостеприимного пола! Какой ни есть, а всё же сугрев...

Даже небожителям-«дембелям», вместо картин родного дома, всё чаще вспоминалось немецкое слово «капут», то есть конец. Оно же писец, шибздец и остальные слова с подобным окончанием.

Потому примороженные офицеры в процессе боевой подготовки всё чаще употребляли слова и обороты родной речи, не переводимые на иностранные языки...

- Как мне налоела эта железяка! - Санька негнущимися пальцами, рукавицы он по дурости оставил в ротной каптёрке, поправил ремень автомата АКС–74, который упорно сползал куда-то с покрытого инеем чёрного погона на плече.

- Где ж вы лазите, паразиты, - он пытался не думать о потерявших чувствительность пальцах ног. - Терпения моего больше нет...

Силой воли Сашка попытался вызвать в воображении тёплое море, на котором побывал однажды в детстве. Получалось плохо, в памяти море трансформировалось в замёрзшую неприглядную лужу. Металл надоевшего автомата жёг, как раскалённый даже через шинель. Под носом предательски незаметно рос сталактит...

- Как есть хочется! - внезапно голод одержал временную победу над своим братом вечных желаний солдата. Рядовой вспомнил летние учения, когда их часть на необъятном Магдебургском полигоне, отрабатывала походные условия жизни и тактику ведения боя времён Первой мировой войны.

Он случайно нашёл за офицерскими палатками, в кустах, буханку ржаного хлеба, вероятно из неиспользованного командирского сухпайка. Сразу стало предельно ясно, почему буханки называют иногда "кирпичами".

- Аж звенит. - Добыча Сотникова имела твёрдость легендарного строительного материала. Если бы её вмонтировать в кладку стен, далёкие потомки страшно удивились бы умению предков строить на века. Но у него на буханку–кирпич были другие планы. При беглом осмотре трофея Ванька Пьяных, родившийся на Урале, с сомнением спросил:

- Как же мы её разрежем?

- Лёгко.

- Она ж каменная!

- Не боись, - Санька не собирался сдаваться. - Счас сделаем!

Буханка была немедленно отмочена в тёплой воде и без потерь разрезана на восемь частей. А ещё через пару минут безвозвратно пропала в бездонных глотках избранных пацанов его призыва. После этого случая ему торжественно присвоили уважительное прозвище "Голова".

Как ему, стоящему на перекрёстке времени и пространства, недоставало сейчас гранитного вкуса и мимолётной сытости той буханки хлеба!

- По-немецки, кажется, «брот». - Вспомнил он из школьной программы.

Вдруг в конце улицы послышался шум автомобильного мотора. Перед этим долгое время никакого движения в городке не наблюдалось. Только иногда в окне дома напротив отодвигалась занавеска, и кто-то мельком смотрел на чужестраного солдата. Мела позёмка и немцы не решались, не только выходить из дома, но и выезжать на своих пластмассовых «трабантах». Название переводилось на русский язык красивым словом спутник.

- Неужели наши? – Подумал Санька, заранее радуясь железному теплу материнских внутренностей родного бронетранспортёра, нагретому от двух прожорливых движков армейской машины ГАЗ–66. - Наконец–то!

Вскоре, однако, стало ясно, что это не колонна, а явно заблудившийся во времени и по погоде германец на своём драндулете.

- Может он заранее решил искать подарки на Новогодние праздники? - "Голова" злобно взмахнул полосатым жезлом. Игрушечная машинка бодро остановилась и вывалившийся из неё тощий немец, испуганно косясь на заиндевевший автомат оккупанта, начал что-то быстро объяснять:

- Ich gehe nach Hause!

- Что? - будь Сашка не таким замороженным, он и тогда бы ничего не понял бы, а уж тут… - Хенде хох! - Автоматически вырвалось у него.

Немец резко поднял обе руки и призвал в свидетели иностранного бога:

- Mein Gott![3]

- Тьфу ты, бес попутал. - Больше всего Сотников удивился, откуда у него вообще взялась подобная фраза. - Наверно, фильмов про войну насмотрелся...

Он жестом показал аборигену опустить руки. Тот не понимал и упорно тянул их вверх, словно моля Бога о великой милости.

- Руки-то опусти!– Прохрипел молодой солдат, измученный всеобщим международным непониманием. - Камрад, сигаретен.

- Ich verstehe nicht[4]…

Временный пленник удивлено и затравленно посмотрел на него. Сотников с нажимом сказал:

- Понимаешь?

- Nein![5]

- Сигаретен. – Для облегчения понимания Сашка продублировал просьбу сурдопереводом. - Дай закурить, может, согреюсь...

- Oh! bitte, bitte[6]. – Залепетал немец, тыча в район груди, почти полную пачку местных сигарет. - Halten Sie es![7]

- Бите–дрите–заморите!

Невесело пошутил Сотников и, едва поймав зубами одну, вытянул остро пахнущюю дрянь. Пачку вернул обратно, вообще-то он не курил.

- Всё, проваливай! – Санька взмахнул жезлом регулировщика. - Культурный какой, пожалуйста, говорит... Бога вспомнил. Ни хрена не понимает!

- Danke![8]

Обрадованный наследник императора Барбаросса, поняв всё без дословного перевода, мгновенно забрался в миниатюрный салон и отчаянно перегазовывая, быстро уехал.

- Я тебе покажу, пожалуйста! – Продолжал негодовать освободитель на всю немецкую нацию. -Оставьте их себе... На чёрта мне твои сигареты!

Сигарету для согревания подкурить не получалось. Пальцы предательски не гнулись и напрочь отказывались держать непослушную спичку. Санька в сердцах швырнул то и другое на снег, громко выругавшись от отчаянья. В это время, из дверей дома напротив которого он стоял, вышла молодая женщина. Словно привлечённая упомянутым мужским символом, она как зомби двинулась в его сторону.

- Я из дома ни за что бы не вышел. - мимолётно подумал Вовка.

Из одежды на ней имелся лишь лёгкий домашний халат, такой неуместный и жалкий на промёрзшей, продуваемой насквозь улице. В руках женщина бережно держала небольшой, но пузатый пакет.

- Куда же она? Замерзнет! – подумал первым делом солдат. - Хотя бы оделась теплее...

Миниатюрная местная жительница, поскальзываясь на ледяном треке бывшей когда-то культурной дорогой, упорно шла в его сторону.

- Красивая... и ноги стройные. – Эхом отметило истосковавшееся по женскому обществу подсознание. - Повезло какому-то мужику.

Невольная соблазнительница по кратчайшему пути пересекла задумчивую улицу и молча подошла к нему.

- Чего это она, – испугался "бравый" военный, на офицерском жаргоне "боец". - А вдруг диверсия и в пакете бомба!

Тут нужно сказать, что накачивали их бдительностью по самые уши, вражеское окружение и всё такое...

Санька нащупал собачку предохранителя и нервно дёрнул затвор автомата, в магазине которого, между прочим, было тридцать блестящих, боевых патронов.

Придерживая одной рукой полы разлетающегося халатика персикового цвета, замёрзшая красавица протянула объёмный бумажный пакет.

- Bitte Herr Soldaten[9].– Она мелко и часто дрожала, с трудом шевеля пухлыми, красиво очерченными губами. - Bitte![10]

- Чего?

Буквы неродного языка замерзали налету и никак не хотели складываться в понятные славянину слова. Они тыкались в задраенные холодом уши Сашкиной головы и не находя прохода, падали на стылую землю.

- Ничего не помню. - От неожиданности и скорости происшедшего Сашка забыл те немногие немецкие слова, которые знал по школе: «гутен таг» – добрый день и «ауф видерзеен» – до свидания. То, что она не хотела ему ничего плохого, он уже понял, но как быть? Взять пакет? Но что там и зачем она даёт его?

- Что же делать, - первый национальный вопрос русских, как всегда остался без ответа. - А была, не была!

Сотников, наконец, решился и тут же из-за поворота, словно по волшебству, вынырнула заблудившая колонна и камуфляжный командирский УАЗик во главе.

- Как всегда вовремя! - он, как смог быстро, сунул пакет за пазуху шинели, еле успев показать жестом нужный поворот. Последняя машина, слегка притормозив, подхватила его на борт...

Забираясь по скользким от толстого слоя инея, угловатым бокам бронетранспортёра, он успел оглянулся на хрупкую дарительницу. Та стояла на пронзительном ветру, ожидая прохода колонны и в её серых глазах блестели непонятные слёзы.

- Совсем бедненькая замёрзла, - пожалел солдат чужеродную женщину. - Наверное, сердцем добрая...

Внутри бэтээра вповалку лежали шесть оттаивающих вояк. Сашка достал полученный пакет и с опаской открыл. В середине оказались бананы, апельсины, ещё что-то экзотическое. В течении нескольких минут всё было съедено возбуждёнными добычей пацанами, а ещё через двадцать Санька крепко спал. Снились ему спелые фрукты!

- Много, много фруктов и тёплое море...

Во всей его дальнейшей жизни не случилось лучшего новогоднего подарка, чем этот нежданный и негаданный. С благодарностью вспоминая дарительницу каждый Новый год, он сильно жалел о том, что не смог ей сказать большое спасибо. По-немецки, кажется, «данке шён»…