Навалившаяся каменная усталость, тщательно копившаяся столько лет, почти не давала дышать. Патриарх мучительно рванул сдавливающий ворот комбинезона, плотно облегающего шею. Судорожно раскрывая рот, словно выловленная из воды рыба, он пару раз хлебнул затхлого воздуха. В голове сильно зашумело и разноцветные круги перед глазами почти полностью парализовали зрение.
- Хорошо ещё успел выйти из классной комнаты. – Только и успел подумать он. - Напугал бы малышню, старый чёрт…
Затем мгновенная слабость и старик окончательно потерял ощущение времени. Очнулся он через неопределённое время.
- Забыл. - Что-то привиделось ему в момент короткого забытья, но что именно Патриарх не помнил.
Прислонившись спиной к грязно–синей неопрятной стене, впитавшей в себя неприятные запахи и вечную сырость подземелья, он пару минут пережидал внезапный приступ болезни.
Как только немного полегчало, старик поднялся и медленно двинулся к своей комнатке.
- Нужно пару часов вздремнуть, – решил он и как всегда методично начал претворять решение в жизнь. - Всех дел не переделать, да и силы уже не те…
Патриарх находился сейчас в противоположном конце Убежища, и чтобы добраться до спасительной кровати требовалось миновать почти все рабочие сектора. Меньше всего ему хотелось повстречать на пути, какого–нибудь деятельного и надоежливого работника. Чего больше всего не хочешь, чаще всего происходит. Выкрикнула раскрасневшаяся Доктор, выглянувшая на секундочку из дверей Больницы:
- О, патриарх!
– Мне некогда.
- Зашли бы на минутку к нам?
- Нет! – буркнул он недовольно.
- А у нас здесь такое твориться, - Доктор не замечала его подавленного настроения.
- Вчера начались схватки у Роженицы. У вечеру ждём появление Новорожденного.
В любой другой момент эта новость вызвала бы его живейший интерес и огромную радость. Дети рождались в общине очень редко, и каждый подобный случай превращался в чудесное событие. Но только не сегодня…
- Отлично! – Патриарх не мог не отреагировать. - Я пойду.
- Куда же Вы, – удивилась худенькая, энергичная женщина, глядя в след уходящему руководителю. - Даже не зайдёте…
- Потом, всё потом!
Он ускорил общий темп передвижения и вскоре смог проскользнуть в свою маленькую коморку. Упав на жёсткую кровать, он блаженно закрыл глаза, надеясь на скорый приход освежающего сна. Не тут-то было…
- Да что такое твориться сегодня, – не выдержал он. - Всё идёт наперекосяк…
Спать расхотелось окончательно и бесповоротно. Он недовольно поворочался, пытаясь найти удобное положение для входа в царство Морфея, но безрезультатно…
- Ладно, зайдём с другой стороны. – Схитрил он и, не поднимаясь, достал из укромного места потрёпанную тетрадь. - Давненько я не перечитывал свой дневник.
Он начал вести его тридцать лет назад и старался регулярно записывать туда все маломальские события. В последнее время Патриарх редко заглядывал туда. Достойных впечатлений не находилось, а может он просто привык…
Последняя запись появилась в общей тетрадке, в клеточку, примерно год назад. Но сейчас Патриарх решил не продолжать повествование, а перечитать начало. Он перевернул коричневую обложку и начал читать, в тайне надеясь, что скучное чтиво поможет ему заснуть:
День первый
Наконец–то все успокоились! Каким долгим, суматошным и трудным выдался этот день…
Мне иногда казалось, что он никогда не кончиться. Сначала убийственный бой и невероятное спасение. Потом нудные хлопоты по размещению оставшихся в живых людей. Немногочисленные семьи, при общем согласии, поселили отдельно. Остальных разместили в двух секторах, мужском и женском. Слава Богу, кроватей и места хватило на всех. Лично проверил имеющиеся в наличии ресурсы. Еды, воды и воздуха должно хватить. Электричество поступает бесперебойно. Правда, отсутствует всякая связь с внешним миром. Мобильные отключены, радио молчит. Что твориться на поверхности непонятно…
К концу дня я буквально валился с ног. Думал, что как только коснусь головой подушки, сразу же провалюсь в тёмное забытьё. Ничуть не бывало…
Подремал пару минут и вынужденно сел писать эти заметки. Сказалось чудовищное возбуждение и напряжение дня. Нашёл в макулатуре чистую тетрадку и сижу, как малолетний полуночник. Зачем-то пишу, а почему не знаю…
Думаю, наша катавасия долго не продлиться, и я с чистой совестью скоро выброшу эти графоманские записки, туда, где им самое место. На свалку…
Вечером выяснилось, сколько же человек спаслось? Тринадцать взрослых мужчин, тридцать четыре женщины и пятьдесят два ребёнка, разного возраста и пола. Всего девяносто девять человек.
До ровного счёта не хватает одного. Вот скоро Катенька родит и будет полный комплект. Егорка обиделся, что его поселили отдельно от нас. Подростковый возраст, что тут поделаешь…
15
Слегка прихрамывая и покраснев от волнения, гвардии ефрейтор Сотников крупно шагал по извилистой песчаной дорожке. Она обегала по широкой дуге сосновый лесок и заканчивалась открытой поляной, на которой расположилась походная кухня части. Оттуда доносился оживлённый шум, обычно сопровождающий приём пищи у русских солдат. Немного отставшие запахи подгоревшей каши, догоняли оторвавшуюся картинку и сбивали с синхронного шага.
- Опять сегодня на ужин "шрапнель"! - распознал он надоевшую перловку. - Третий день подряд дают, изверги...
Ефрейтор уверенно вёл третий взвод, второй роты особого химического батальона ужинать. Он служил в нём почти два года и впервые командовал передвижением в полевую столовую.
Событие не ахти какое важное, но только не для него и не в данную минуту...
- Раз, раз... Раз, два, три. – Чеканил Каштанов дробный ритм. Тридцать пар кирзовых сапог синхронно поднимались и опускались на истоптанную в пыль чужую землю. - Равнение на право!
Справа по ходу движения взвода, стоял командир батальона майор Старых и строй по уставу приветствовал комбата. Тот вяло козырнул, удивлённо посмотрев красными от ветра глазами на раскомандовавшегося ефрейтора.
Рядом с взводом тяжело переставляя ноги в щегольских кожаных сапогах на лёгкой подошве, семенил старшина роты прапорщик Мищенко.
- Когда же всё закончится? - бормотал себе под нос, задыхаясь от ходьбы, вечно отстающий прапорщик. - Хочу на "дембель"...домой... в Союз.
Хорошо наметившееся брюшко любителя вареников в сметане, мешало ему принять на себя командование. По этой прозаической причине он назначил Сотникова временным заместителем командира взвода, по-солдатски «замком». Настоящий «замок» старший сержант Неделин отбыл в краткосрочный отпуск на родину, хотя через пару месяцев тоже собирался на «дембель».
Авторитет старшины был повесомее, чем даже командира роты капитана Верведы. Что уж говорить о молоденьких командирах взводов, только в этом году окончивших общевойсковое армейское училище...
- Правое плечо вперёд.
Поэтому с фактом временного командования ефрейтора все волей - неволей смирились. Сотников в тайне гордясь, что не сержанты коих во взводе было предостаточно, а он вёл товарищей по оружию к сладкому мигу ужина, скомандовал.
- Стой.
Взвод, послушно завернул налево и остановился у большой палатки, рядом с полевой кухней. Ужин на учениях где находился батальон, был самым хорошим временем дня...
- Главное, конечно, еда! - размышлял ефрейтор входя в палатку полевой столовой.
За два года армейской пищи вкусовые рецепторы изрядно притупились, но выпить чая с намазанным на белый хлеб маслом, очень хотелось. К тому же, все дневные занятия по боевой, строевой и политической подготовке закончились.
- Как здесь рано темнеет. - Ранние сумерки нерусской зимы делали нереальными потуги офицеров проследить занятия солдат до отбоя.
Поэтому отцы командиры, объединялись в какой–нибудь офицерской палатке и ожесточённо пили. Что ещё можно делать мужику вдали от семьи поздним вечером, когда делать нечего? Только пить... Солдатам естественно оставалось одно, разговаривать. Этим и занялось отделение Сотникова после возвращения.
- Лафа, - вразил мнение большинства Толик Косиков, боец третьего периода службы. - Житуха мужики!
- Дожили!
Естественно радовались не все, молодые норовили удрать подальше от разомлевших "дедов"... Старики взвода валялись на деревянных нарах, в палатке первого отделения, натянутой над постоянным кирпичным фундаментом. При свете буржуйки они разглагольствовали на две основные темы. Какие раньше были «деды» и что будут делать после "дембеля"...
- Вы бы и дня не прожили при наших "дедах". - Молодые всё это слушали в пол уха и напряжённо «шуршали» по хозяйству.
Заготавливали дрова и уголь для ночного поддержания огня в печке, пришивали новые подворотнички. Сотников в общих разговорах "ветеранов" участия не принимал. Он слышал их тысячи раз и знал наизусть. Сначала, как правило, вспоминали лютого «деда» Осипенко, по прозвищу «трактор».
- «Трактор» одним ударом мог свалить двоих, а то и троих. – Вдохновенно вспоминал Юрка Белых, призванный на службу из маленького городка на Донбассе. - А уж если сапоги ему плохо начистили… Убьёт зверюка!
Юрка зажмуривал глаза от воспоминаний непереносимого ужаса пережитого в начале службы. Было непонятно, как он вообще дожил до этого дня.
- Скорее бы на "дембель". - Разговоры предсказуемо перекидывались на тему возвращения домой.
Андрюха Каноник, рядой из города-героя Минска, потянулся мосластым телом и сказал:
- Как вернусь домой, сразу напьюсь.
– Я тоже.
- Потом пойду к Ксюхе из второго подъезда, - Андрюха на мгновение задумывался и продолжал. - А может сначала к Ксюхе, а потом напьюсь!
В таком ключе разговоры продолжались до переклички и отбоя. Только однажды Александр вступил в дружескую беседу.
- Саня, слышь, ты график дежурства составил? – спросил Валера Казанцев, карел из Петрозаводска. - Кто первый дежурит у печки?
Первая смена была самая блатная. Пока все угомонятся после отбоя, глядишь час и пройдёт. Не надо потом просыпаться среди ночи.
- Первым дежурю я, – ответил, как ножом отрезал ефрейтор. - Без обсуждений!
Старики поворчали для вида и согласились. Это был знак одобрения лидерства Сашки.
После отбоя все быстро и устало заснули. Сотников посмотрел на плотно лежащих девятерых сослуживцев, накрытых по коротко стриженные макушки шинелями. Они по-детски спали с автоматами АКС-74 под головами вместо подушек, а он принялся думать и вспоминать:
- Не верится, что уже прошло два года! - удивился впечатлительный ефрейтор. - Сначала казалось служба не закончится никогда.
В армию он попал весенним призывом в год, когда взорвался Чернобыльская атомная станция. За пять дней до этого Санька небольшим селом провожали на службу. Родное село призывника располагалось в семидесяти километрах от станции. На первомайские праздники, когда колхозники засевали свои огороды картошкой, пошёл дождь. Как потом оказалось радиоактивный. Многие знакомые и родственники впоследствии умерли от смертельного облучения.
- Так что можно сказать мне сильно повезло, - предположил Александр. - Даже дважды...
На большой пересылке под Питером несколько дней жилось вольготно и сыто. Домашней еды и запасов выпивки оставалось ещё хоть завались. Офицеры и сержанты их почему-то не трогали. Только в конце, когда их призывную партию везли в аэропорт «Пулково» нескончаемой колонной брезентовых «Уралов», сидящий рядом сержант–старослужащий негромко ответил ему на вопрос куда их направят:
- Как повезёт...
- Не понял!
- Если верующий, - он быстро глянул по сторонам. - Помолись пока едешь...
- Зачем это?
- Там поймёшь. – Загадочно ответил солдат. - Если неверующий, тоже помолись...
Сашка понял всё, только когда самолёты ТУ–134, набитые призывниками под завязку один за другим поднимались в хмурое питерское небо. Первый самолёт летел на Юг, в сторону Афгана, другой на Запад. В Восточную Германию... В такой последовательности вся партия в несколько тысяч человек разлетелась за несколько часов.
- Ничего не скажешь, повезло! - Сотников попал в Группу Советских войск в Германии, сокращённо ГСВГ.
Тут-то его везение и закончилось... Судьба, возможно за оказанные ранее милости, забросила его в особый батальон химических войск. Химическим, батальон назывался только для прикрытия. На самом деле, на их базе испытывали перед поступлением на вооружение в войска новый гранатомёт «Шмель».
- Мощная штука. - Оружие как оказалось позднее страшное и эффективное.
Попадая в помещение граната вакуумного действия, создавала избыточное давление, в результате всё живое вокруг размазывалось по стенам. Саньку эти премудрости тогда были до фонаря...
- Сбегу на фиг! - его самого служба едва не размазала жидкой кашей.
Переход от гражданской жизни к армейской, когда все тебя заставляют бегать, работать и не спать, оказался для него слишком тяжёлым.
- Вспышка с тыла. - Командовал учебным взводом за неделю до присяги младший сержант Маслов. - Вспышка слева...
Взвод послушно, как срезанный грозной командой, валился головами в противоположную сторону к предполагаемому месту ядерного взрыва. Считалось, что это нехитрое действие спасёт их в случае чего...
- Зачем я занимаюсь этой ерундой? - попав из домашних условий, когда его все любили, в атмосферу злобы и насилия Сашка затосковал.
Дело было не в том, что он не мог пробежать наравне с взводом три километра или подтянутся десять раз на турнике. Нет... Всё это он делать мог, только в его голове постоянно звучал один вопрос.
- Зачем, - он задавал его постоянно. - Кому это нужно?
Бессмысленность и ненужность всего существования в таких условиях буквально сводила его с ума. Коматозное состояние продолжалось более полугода. Он заступал в караульный наряд через сутки, где любимым занятием сержанта Баранова, начальника караула, было отдать издевательский приказ.
- Десять вёдер воды в столовую, пять в раздевалку. - Он хмуро смотрел на ошалевших от бессонницы вояк. - И не дай Бог я найду там хоть каплю...
Вместо отдыхающей смены, когда перед выходом на пост можно поспать два часа, Санёк выливал указанное количество на пол и вычерпывал их суповой тарелкой. Такое действие называлось тщательным мытьём полов.
- Как хотелось спать! - после сдачи суточного наряда «молодых» роты обычно посылали на картошку.
Ночью, после отбоя нужно было начистить мешков десять самого любимого овоща страны для нужд столовой на завтрашний день. Десяток отупевших от вечного желания спать пацанов чистили её до утра, иногда здесь же и засыпая.
Для ускорения процесса выработали уникальный метод, назывался он - куб. Из картофелины любого размера, шестью движениями ножа вырезался кривобокий куб. Очистки в таком случае естественно превышали в размерах готовый к употреблению продукт...
- В то время когда народы освобождённой Африки голодают, - заместитель командира части по хозяйственной работе, сокращённо зампотыл капитан Заушин, найдя мешки с отходами производства впал в кратковременный ступор. - Заведующего столовой ко мне...Бегом!
Взревел он слегка придя в себя и матерясь на всю воинскую часть выяснял, в чём собственно дело...
Разборки длились недолго, но главный итог конфликта интересов оказался положительным. За один день починили картофелечистку, не работающую до этого полгода.
Самым запоминающимся событием первого периода службы оказался летний полигон. Весь батальон, в составе объединения всех родственных частей выдвигался на полигон под романтическим названием Либерозы. «Старики» роты накануне передислокации были единодушны.
- Всё «духи», вешайтесь, - так на языке казармы обозначались бойцы первого полугода службы. - Там вам не здесь...
Жизнеутверждающе заканчивали кратковременную лекцию бывалые солдаты. Надо сказать прямо, что они оказались правы.
Бегать, копать и стрелять пришлось много... Причём чаще всего в комплекте химической защиты, сокращённо ОЗК. И при тридцатиградусной жаре, да с полным вооружением... Пара треклятых гранатомётов весила под тридцать кило. Недаром некоторые на марш–бросках теряли сознание. Весело было, что и говорить…
- Больше всего на свете хотелось есть. - Вспомнил Сотников.
Во время обеда к походной кухне выстраивалась змеиная очередь из ста голодных солдат. «Молодые» естественно оказывались в конце роты. Когда подходила их очередь получать пищу, следовала команда старшины.
- Приём пищи окончить, - он выковыривал из редких зубов остатки свиного мяса. - Рота строится!
Они на бегу смешивали в котелках первое и второе, выпивали одним духом и спешили в строй. А надо было ещё помыть посуду...
- Как дотерпеть до ужина? - страшно становилось сразу же после отхода ротной колонны от кухни.
Через несколько минут есть хотелось опять. Сашка остро чувствовал, как в его бездонном желудке наличествовала абсолютная пустота, и гудело эхо проглоченного обеда.
Ближе к концу полигона батальону предстояло участвовать в крупных учениях стран Варшавского договора под кодовым названием «Щит».
- Нам оказана огромная честь показать перед лицом руководства новое оружие! - Накачивал роту перед учениями замполит. - А не то, что вы обычно показываете...
Военный блок социалистических стран был создан в противовес НАТО и держался исключительно на мощи Советской Армии.
Какая армия у немцев Сашка увидел, однажды попав по линии общества дружбы СССР–ГДР в немецкую казарму. Комнаты на три человека, на стенах плакаты полуголых певиц, на выходные военнослужащих отпускают домой.
- Срамота!
Нет, на таких союзников рассчитывать не приходилось. Вот и в тех учениях иностранные генералы наблюдали, как советские солдаты ползали на брюхе по земле, утрамбованной гусеницами танков до бетонной твёрдости...
Перед заключительным днём учений батальон Сотникова всю ночь строил мишени, по которым предстояло стрелять завтра днём и рыл окопы. Встающее рано, летнее солнышко разбудило уставших копателей. Получив сухпаёк и погрузившись в БТРы, поехали по огромному полю полигона. Между машинами батальона двигались новые танки Т-80. Их в основном и показывали союзникам, гранатомёты были мелочью, десертом.
- Мама дорогая, - удивился Александр, увидев грохочущие железные громадины. - Какие огромные дуры!
Десерта пришлось ждать долго. Танки ползли медленно, примерно через каждые двадцать минут делая одновременный залп. Его мощность была такая, что бронетранспортёр первого отделения, где находился Сашка подпрыгивал, впрочем, к этому быстро привыкли. А как иначе, если на протяжении шести часов рядом останавливаются, стреляют и опять стреляют.
К чему не удавалось привыкнуть, так это к постоянному желанию оправить естественные надобности человека. Сходить по маленькому захотелось уже через полчаса тряски.
- А как?
Приказ не покидать машины категорический. И попробуй высунуться, если по бокам стреляют грозные «дуры», весом в десятки тонн. Позже рассказывали, что кого–то из соседей по учениям таки задавили... Короче никак, а хочется сильно и всем. Командир взвода Жиров не выдержал первым и, плюнув на офицерскую гордость, выдал историческую фразу.
- Гори оно синим огнём, – лейтенант облегчённо помочился в разогретое до температуры кипения отделение двигателей машины. - Я больше не могу!
Гореть оно не стало, да ещё синим огнём, а завоняло прилично. Лейтенант, поняв ошибку, отливать другим запретил в приказном порядке. Что делать? Терпеть больше сил нету!
- Я придумал. - Сашка проявил солдатскую смекалку.
Быстро сорвал от нетерпения раструб огнетушителя и высунул сужающую часть в бойницы корпуса машины. В широкую часть пристроил своё хозяйство и сделал дело.
Такого удовольствия от процесса он не получал в жизни ни до, ни после... Вскоре изо всех бойниц машин батальона торчали раструбы, и потёки жидкости на броне блестели на солнце так, что венгерский генерал спросил нашего:
- Это что новый вид маскировки?
- Нет, – ответил всё сразу понявший русский генерал. - Военная хитрость...
Возможно, за неё рядовой Сотников после учения получил похвалу командования в виде благодарственной грамоты.
- Прикольно получилось. - Даже сейчас, сидя в палатке, у печки отбрасывающей причудливые тени ефрейтор, вспомнив о том случае, заулыбался от удовольствия.
Крайний слева рядовой Жуков из Кировской области завозился во сне. Чувствовал, наверное, что его очередь дежурить, а может просто замёрз... Сашке спать не хотелось, и он решил посидеть ещё. Подкинув в «буржуйку» угля, подумал:
- Пусть поспит «молодой», - уж кто знал об этом лучше его. - Ему ох, как хочется...
Он вспомнил, как сам попал в беду из–за извечного и невыполнимого солдатского желания выспаться. После возвращения части к месту постоянной дислокации служба начала потихоньку налаживаться. Он по-прежнему через сутки заступал в караул. По–прежнему спать хотелось до смерти, но прибыл новый призыв. Из категории бесправных «духов» он перешёл в более привилегированную группу «салаги».
- Ну "духи" вешайтесь! - теперь он говорил так новобранцам.
Осень того года выдалась необыкновенно холодной для обычно тёплой Германии. В армии всё делается по приказу и переход на зимнюю форму одежды в том числе. А это значит, что даже поношенную шинель в караул не оденешь до определённого числа, только тоненькую гимнастёрку под кодовым названием х/б.
- Не барин, - в ответ на сетования Сашки ответил разводящий караула сержант Хорошилов. - Не замёрзнешь!
А мороз на улице пять градусов в мёртвую ночную смену с двух до четырёх часов...
В ту смену и произошёл с рядовым интересный случай. Толком не проснувшись после двух часов отдыхающей смены, спать ему полагалось теперь по сроку службы, он сменил на посту охраны боксов с техникой окончательно закоченевшего Юрку Белых.
Впереди страшной перспективой маячили два часа нахождения на холоде, в то время ночи, когда по преданиям активизируется всяческая нечисть.
- Какая холодина. - Сашка зашёл за угол здания боксов.
Ледяной ветер здесь почти не ощущался. Он закрыл глаза от резкого перепада ощущения разницы температур. Здесь в укромном углу, защищённом от ветра, он нашёл почти рай земной. Внезапно Сотников услышал шаги и строго по уставу вышел на освещённое место и крикнул:
- Стой! Кто идёт?
- Свои...Чего разорался!
- Точно проверка, – мысль пришла как бы со стороны. - Хорошо вовремя услышал...
Идущими оказались разводящий Хорошилов и сменщик по следующей смене. Ничего не понимая, Сашка сдал пост и направился с сонным сержантом в караулку.
- Может, случилось что? – недоумевал он по пути к манящему теплу караулки. - Почему сменили?
Сдал оружие и, взглянув на часы, застыл в немом удивлении. Часы показывали половину пятого утра. Получалось, что он проспал стоя на холоде два часа и даже не заметил этого! Так получилось.
- Повезло ничего не скажешь.
На зимний полигон Сотникова не взяли. Нескольких солдат оставили для охраны оставшегося имущества части. Какая вольная жизнь наступила! Сказка... В караулке оказались ребята одного призыва, ничего не делали, ели и спали. Через неделю такой жизни Санёк обленился и даже на пост собирался с неохотой.
- Делать нечего, выходить надо, – с такими мыслями он одевался перед очередным выходом на пост. - А не хочется...
Ночь выдалась снежная, накануне мороз достигал двадцати градусов и по уставу караульной службы, можно было надевать тулуп и валенки. Разомлевший от сна Санёк накинул поверх шинели огромный тулуп и всунул босые ноги в валенки. Только по пути к месту службы он заметил, что валенок на правой ноге рваный и из приличной дыры выглядывает большой палец.
- Вот чёрт, – подумал в тот момент служивый. - Так и замёрзнуть можно.
Однако не замёрз. Температура воздуха поднялась до комфортных минус трёх градусов. Снег падал большими хлопьями, сквозь которые поблёскивали огни Западного Берлина, возле которого и располагалась часть. В тот день немцы отмечали католическое Рождество, и Санёк, забравшись на караульную вышку, откуда открывался вид на город, размечтался.
Вспоминал домашние праздники и представлял, какими они будут, когда он вернётся.
- Эй, солдат, – резкий окрик вырвал его из состояния нирваны. - Вставай соня.
- Я не сплю...
Часовой резко вскочил на ноги, оказалось, что за время медитации он сполз на пол вышки и увидел стоящего на ступеньках лестницы замполита батальона. Тон заместителя командира части по политической работе был, пожалуй, холоднее температуры воздуха:
- Нарушаешь устав.
- Никак нет!
- Я снимаю тебя с поста.
- За что? Я не спал...
Рядом с вышкой виновато перебирали ногами разводящий караула и сменщик. О проверке из караулки могли бы предупредить, да видать все расслабились. Оправдываться смысла не было. Возвращение в караульное помещение показался похоронной процессией. Тысячи мыслей промелькнули за это время в его голове. О том, что теперь точно отправят на полигон, а жуткие воспоминания о прошедшем были ещё свежи в памяти.
И о том, что не видать ему лычек ефрейтора и начавшая налаживаться служба летела псу под хвост.
Сашка лихорадочно думал, как выкрутиться из сложившейся ситуации.
- Может сказать, что мне стало плохо? - прокручивал он всевозможные варианты спасения. - Нет не прокатит...
Рассеянным и заторможенным он подошел к стойке для разряжения автомата. Думая о своём, автоматически передёрнул затвор «Калашникова» не отстегнув магазин, в котором было тридцать боевых патронов. Нажал на курок и в ночной тишине выстрел показался присутствующим невероятно громким. Пуля, к счастью, ушла в предназначенный для случайных выстрелов песок.
- Одно к одному, – замполит нехорошо усмехнулся и приказал. - Сдать оружие и ко мне в кабинет.
- Есть!
Кабинет майора Филиппова пользовался дурной славой. После аудиенции у замполита военнослужащие мялись и уходили от ответа на вопрос, что там происходило.
Через несколько минут Сотников стоял у страшной двери в штабе части. Постучавшись и получив разрешения войти. Отрапортовал как положено.
- Рядовой Сотников по Вашему приказанию прибыл.
- Вижу, вижу. – На худом лице майора, за стёклами затемнённых очков, хищно блеснули голубые глаза. - Заходи.
За эти очки он получил солдатское прозвище «Пиночет». В следующие полчаса Сашка убедился, что не только за это. В чём только не обвинял его майор. В нарушении присяги и подрыве боеспособности. В преступной халатности и потаканию мировому империализму.
- Из-за таких, как ты уменьшается боеспособность Советской армии. - В подобном ключе обвинения водопадом лились на голову совсем поникшего бойца.
По мере продолжения экзекуции у стоящего навытяжку солдата нарастало внутреннее напряжение. Он готов был признаться во всех смертных грехах мира и после фразы обвинителя об отправке на полигон не выдержал:
- Только не это!
- Почему?
- Не надо, – слёзы вперемешку со словами хлынули из него потоком. - Если бы Вы знали, что там происходит!
- Так расскажи, - замполит сразу подобрался и нехорошо насторожился. - Ничего не утаивай.
- Всё скажу!
- Говори, солдат. - Он по отечески улыбнулся. - Ничего не бойся...
И Сотников начал рассказывать... О том, как старики издеваются над «молодыми», о постоянном недосыпе и недоедании. Обо всем, что наболело на душе за девять месяцев мучительной жизни без человеческого сочувствия.
- Фамилии, – в правой руке майора подрагивал от нетерпения карандаш. - Назови фамилии...
- Да это не главное!
Сашка не слышал, он весь отдался жалости к самому себе и стремился, выговорившись понять, почему мир так несправедлив к нему.
Исповедь продолжалась долго, и Филиппов отпустил его в расположение роты, поняв, что сегодня ничего конкретного от страдальца не узнает. Главная пытка началась позднее. На полигон штрафника не отправили, но когда рота вернулась в казармы все быстро узнали о случившимся. Замполит, пытаясь дожать попавшего на крючок, дал команду своим осведомителям прессовать упрямца и его прессовали.
- О стукач идёт. - Приветствовали его "деды". - Иди сюда, расскажи кого заложил "Пиночету"...
Невозможно было пройти по коридору казармы, что бы ни нарваться на неприятный разговор по поводу мнимого стукачества. В различных формах, начиная от физического воздействия до морального унижения. Когда Сашку начали обвинять друзья из его призыва, он не выдержал.
Не помня себя, побежал в штаб и без разрешения ворвался в кабинет замполита.
- Ничего не было... – голос нарушителя дисциплины дрожал от переполнявших душу эмоций. - Слышите, я всё придумал, что бы не оказаться на полигоне. Наказывайте меня как хотите... ничего не было!
- Почему врываешься без доклада?
Замполит понял, что перегнул палку, самострелы и дезертиры в части никому не нужны, и приказал своим людям в роте больше Сотникова не трогать.
Прессовать перестали, а весной после получения статуса старослужащего Сашка вздохнул свободно и смог быстро заслужить авторитет у офицеров и однополчан...
Незаметно когда неторопливо думаешь о чём-то, подошло время будить очередного дежурного.
- Подъём, - он растолкал очередника. - Принимай дежурство!
Сидя перед разогретой до оранжевого цвета печкой, пока тот расчухивался, Александр подумал, что тот случай многое дал ему. Научил не жалеть себя и дал понять, что в армии, как в жизни иногда надо делать не рассуждая.
- Если надо бежать, то надо бежать. Если копать, то необходимо копать. Драться, так драться... - Поняв эти простые истины, он стал мужчиной.
Основной его полигон не за брезентовыми стенами палатки, в которой он прибывал в настоящее время, а в его душе, уме и сердце. Ефрейтор спокойно и обстоятельно забрался на голые нары, в самый центр кучи спящих. По опыту он знал, что там теплее!
Последняя его мысль перед провалом в сладкое небытие была о скором «дембеле», до которого оставалось сто двадцать дней, минус одна ночь...