Крах империи

Глава 7. Сравним две империи

Сравнил попу с пальцем.

Народная оценка попытки сравнить несравнимое

В 1922 году территория СССР составляла порядка 21 миллиона квадратных километров. После завоеваний Сталина, после 1945 года, — это 22 404 200 квадратных километров, почти 1/6 обитаемой суши. Но все же Российская империя была больше СССР по территории — 22430004 квадратных километра.

Но главное, конечно же, не территория — километр–то километру рознь. И в Российскую империю, и в СССР 1922 года, и в сталинский СССР, и в современную Российскую Федерацию входит Якутия — 3 миллиона квадратных километров, на которых живет меньше миллиона людей (и никогда не будет жить больше). От Российской империи отпали земли, по площади несравненно меньше Якутии, но земли теплые, богатые, населенные… земли, представляющие огромную ценность, гораздо большую, чем Якутия: Польша, Украина, Белоруссия, Финляндия, Прибалтика.

Коммунисты смогли завоевать даже пустой остров Врангеля, но их попытка прорваться в Берлин через Варшаву не удалась. Как они ни собирали империю, а потеряли–то очень ценные территории.

Итак, вот первое отличие: Российская империя была не просто больше СССР, она превосходила СССР качеством многих, потом потерянных, земель.

К тому же все эти земли лежали в Европе …

Представителей европейских народов в СССР стало меньше, чем в Российской империи, да к тому же их планомерно и последовательно истребляли.

Итак — СССР меньше Российской империи, и это империя в большей степени азиатская, менее европейская.

Второе отличие: при всех своих недостатках, Российская империя осмысливала себя как продолжение Европы. СССР себя Европе противопоставлял.

Но есть и третье отличие, гораздо более важное, чем первые два: СССР был империей «пережиточной». СССР как тип государства резко отличался от других государств ХХ века, особенно от европейских.

Российская империя была империей среди других империй, и только. СССР же — империя «пережиточная», существующая в окружении совсем других государственных образований.

У И. Ефремова описан страшный зверь гишу — пережиток совсем других времен, с другими правилами жизни. Ни человек, ни другие животные ничего не могли поделать с гишу, потому что не понимали логики его поведения. Гишу и остальная биосфера жили по законам разных эпох.

Во многом СССР и был таким политическим гишу, определявшим себя и жившим по законам давно минувших времен. Вопрос — почему он уцелел, этот огрызок Российской империи? Ведь Австро–Венгерская, Германская и Турецкая империи распались без малейшего следа?

А Авторханов полагает: «Главные причины тут, на мой взгляд, три: … абсолютное совершенство военно–полицейского управления советской империей, когда каждый ее житель от рождения до смерти находится под тотальным полицейским надзором. Вторая причина лежит в научно разработанной системе превентивного, выборочного, но систематического террора против любого проявления индивидуального или группового политического инакомыслия. Третья причина лежит в политической природе советской политической системы; при которой интересы удержания власти партией ставятся выше не только интересов личности, но и выше интересов любого народа или общественной группы» [78, с.9].

Неужели дело только в этих частных факторах? Только в том, что КПСС особенно ловко удерживает власть, а полиция особенно эффективна?!

Сам Авторханов, как бы в насмешку над самим собой, тут же, чуть ли не в том же параграфе, приводит четвертое. Советскую империю, по Авторханову, надо считать «не обычной империей классического типа прошлых времен и не простым продолжением старой царской империи. Советская империя прежде всего идеократическая империя. Поэтому всякое ее сравнение со старыми империями не только ошибочно, оно просто вводит нас в заблуждение: мы переоцениваем возможности и масштаб старых империй и недооцениваем потенциальные возможности и чудовищные последствия, которые таит в себе успешное осуществление идеократической про граммы советской империи в глобальном масштабе — не только для народов внешнего мира, но и для народов самого Советского Союза» [78, с. 9–10].

Итак, империя эта идеологическая. У власти встала утопия, и цель государства — внедрить эту утопию в реальность.

«3ЕМШАРНАЯ» ИЛИ ЛОКАЛЬНАЯ?

Первоначально утопию предназначали для всего земного шара. Почти всю историю советской власти, до 1989 года, официальный марксизм продолжал подавать себя как рецепт глобального спасения, в масштабах всего человечества. Тем не менее реализовалась эта утопия в локальных масштабах, на части территории бывшей Российской империи, в некоторых странах Востока да на Кубе. Даже в странах народной демократии многое было совсем не так, как в СССР и в Китае; в европейских странах социализм неизбежно принимал совершенно другую конфигурацию.

Легко заметить и другое: как интернациональный марксизм с ходом лет ассимилировался в России, все больше пропитывался специфически российским пониманием уравниловки, единства, «общинности» и «соборности». Еще Герберт Уэллс замечал, что интернациональный марксизм все больше превращается в более русский ленинизм [128].

К сожалению, в России до сих пор не издана прекрасная книга Михаила Агурского [129]. В книге очень убедительно показано, что с самого начала марксизм не был единственной моделью утопии, которую предполагалось внедрять в жизнь. Разные «спасительные» учения и различные их версии частью сталкивались, а частью смешивались между собой.

С точки зрения некоторых еврокоммунистов, победа более национальной версии утопии означала вообще гибель социалистического проекта. Виктор Серж, французский сторонник Троцкого, писал в 1937 году: «В поражении социалистической революции значительную роль сыграло влияние старой России. Факторы, порожденные историей, продолжают действовать с удивительной· силой. Преемственность политических мер ужасна» [88, с. 43].

Более умный и практичный, сам не болеющий «единственно верным учением», генерал де Голль полагал: «Один лицом к лицу с Россией, Сталин видит ее таинственной, более сильной и более прочной, чем все теории и все режимы. Он ее любит по–своему. И она приняла его как царя до истечения страшного времени и поддерживает большевизм, чтобы использовать его как орудие. Собрать славян, подавить германцев, распространиться в Азии, получить доступ к открытым морям, такими были мечты родины, такими стали цели деспота» [88, с. 43–44].

Николай Бердяев тоже уверял, что произошло нечто глубоко национальное: «Пало старое священное русское царство, и образовалось новое, тоже священное царство, «перевернутая теократия». Произошло удивительное превращение. Марксизм, столь не русского происхождения и не русского характера, приобретает русский стиль, столь восточный, приближающийся к славянофильству. Даже старая славянофильская мечта о перенесении столицы из Петербурга в Москву, в Кремль, осуществлена красным коммунизмом. И русский коммунизм вновь провозглашает старую идею славянофилов и Достоевского: «ех Oriente Lux»[17] [130, с. 116].

Для того, чтобы понимать происходящее, надо знать — изначально версий утопии было много. А в сознании разных народов империи коммунистическая идея могла превращаться в нечто весьма отличное и от классического европейского марксизма, и от русской версии марксизма, вошедшего в историю под названием «Ленинизм». О «мусульманском социализме» уже говорилось.

УТОПИЯ У ВЛАСТИ

О некоторой неадекватности поведения СССР писали много. Могу обратить внимание читателя хотя бы на великолепную подборку статей в сборнике «Тоталитаризм как исторический феномен» [131].

Безансон пытается даже дать научное объяснение: утопия у власти есть подобие поведения психического больного. «Сумасшедший — это тот, кто под угрозой внутренних сил (воспринимаемых им, однако, как внешние) и в условиях невозможности изменить окружающую его действительность произвольно трансформирует свои представления о ней. Трансформируя свое восприятие, он тем самым трансформирует самого себя и в результате этого насильственного процесса застывает в форме, неспособной к дальнейшему развитию. Так у него возникает иллюзия, что он сумел отдалиться от своих врагов на безопасное расстояние» [88, с. 29].

«Навязывая идеологию, государство сохраняет защитную функцию безумия. В то же самое время государство стремится включить в сферу своей власти весь комплекс общественной реальности. Государство сокрушает сопротивление реальности, которую оно наполовину психопатически воспринимает как заговор белогвардейцев, троцкистов, сионистов, империалистов и Т. д., давая политическое решение неразрешимым проблемам». Происходит «.. поглощение всей социальной и культурной жизни политикой» [88, С. 30].

Некоторые авторы пишут об СССР как об утопии, в которую заставляют верить силой оружия, пыток и угрозы уничтожения [106; 132]. Но ведь и сумасшедшие пытаются уверить своих близких в реальности своего бреда.

НОВЫЙ ТИП ИМПЕРИЙ

Все империи, которые возникали на Земле с каменного века, вовсе не строились «под идею». Естественная империя не осмысливала себя ни как коллективный мессия, ни как носитель высшей силы. Она и не стремил ась, соответственно, к неограниченному расширению.

Идеологическая империя изначально возникает потому, что «совершенно необходимо» принести сверхидею страждущему человечеству. Ну, чахнут они, бедные пролетарии (арийцы, мусульмане и т. д.), без этой замечательной идеи! Империя несет в себе идею и распространяется по мере того, как идею принимают новые и новые народы, осуществляя «историческую необходимость».

На рубеже ХХ века развалились естественные империи — по крайней мере, в Европе. В Азии и Африке они еще есть — и Китай, и Индия, и Индонезия остаются ярко выраженными империями. Но и азиатские империи живут все хуже и хуже; Индия на глазах начинает разваливаться. В ХХ веке естественные империи были бесперспективны, и ХХI век станет, скорее всего, веком их исчезновения с географических карт.

Одна из самых богатых идей АЛ. Назаретяна о том, что существуют не столько пассионарные народы, сколько пассионарные идеи [133, с. 11].

Идеологические империи в ХХ веке еще могут возникать и существовать, пока идея остается достаточно пассионарной и способной зажигать людей.

Третий рейх тоже был идеологической империей, вот только сроки ему оказались отпущены не слишком большие.

СССР был силен и могуч, пока коммунистическая идея оставалась пассионарной. Еще в 1950, даже в первой половине 1960–х годов трудно было даже предположить, что СССР просуществует так недолго. Но стоило начать слабеть идеологии, как и сама империя начала стремительно разваливаться.

ИМПЕРИЯ ПОД КАМУФЛЯЖЕМ

Получается, что СССР — это какая–то замаскированная империя. Империя, которая изо всех сил пытается притвориться вовсе не империей, а добровольным объединением стран и народов. Парадоксальность бытия такой империи заявлена уже в ее официальном гимне: «Союз нерушимый республик свободных// Сплотила навеки великая Русь». Тут и «нерушимость» подчеркивается, и что республики «свободные», и что сплотил их не кто–то, не Грузия и не Молдавия, а именно Русь… Все сразу.

Насколько нерушим Союз и не является ли он все же империей, нетрудно проверить — достаточно попытаться получить на практике то, что полагается в теории. Теоретически каждая из 16 союзных республик считалась равноправным членом Советского Союза и могла выйти из Союза в любой момент.

Вот и получается, что как ни подкупали «националов» политикой укрепления национальных кадров, собственными Академиями наук и изданием литературы, а стоило в 1989 году Литве на самом деле начать отделяться от СССР, как дело кончилось штурмом Вильнюсского телецентра, телевизионными провокациями Невзорова, советскими танками, прущими на безоружную толпу.

Потому что законы, по которым на самом деле существовал СССР, вовсе не были отражены в писаном законодательстве. Касается это всех аспектов бытия СССР, но сейчас важней всего именно это: унитарная империя, имевшая все признаки уже не региональной даже, а мировой империи, изо всех сил маскируется, пытается представить себя добровольным союзом государств.