Красавица, чудовище и волшебник без лицензии

Глава 29. Наука сестер Скиптон и радость домоправителей Ирисовой Горечи

Согласитесь, любой девушке невыносимо обидно слышать подобные слова, кто бы их не произносил — обычный, давно знакомый юноша с соседней улицы, или же заколдованный принц, которого видишь второй раз в жизни. Ноа ничуть не нравился Джуп, однако она ни за что не стала бы обижать его просто так, из желания унизить и проучить — даже если бы от воли наследника Ирисов не зависела ее жизнь! В Силенсии многие юноши пытались ухаживать за Джунипер, одной из самых красивых девушек в городке, и искали с ней встреч. Ей не раз приходилось честно объясняться с ними, ведь никто из ухажеров не нравился Джуп настолько, чтобы связать с ним жизнь — а меньшее она считала глупой тратой времени. И Джунипер Скиптон всегда отказывала как можно вежливее и мягче, ведь она была доброй девушкой и не хотела, чтобы кто-то огорчался из-за ее равнодушия.

Но принц Ирисов поступил ровным счетом наоборот — он намеренно желал ее обидеть, сделать больно, да так, чтобы уж точно разбить сердце. Страшная подлость! Быть может, он рассчитывал на то, что Джуп зальется слезами и убежит. Или же закричит в ответ: «Я тоже ненавижу вас, Ваше Цветочество и не желаю здесь оставаться!» — ведь он искренне не задумывался о том, что будет с Джунипер Скиптон и Мимулусом Абревилем после того, как они откажутся служить при усадьбе, и совершенно по-королевски упускал из виду главную причину долготерпения своей новоиспеченной придворной дамы.

Однако вместо этого Джуп, молча выслушавшая его речь, поднялась с места и отвесила принцу такую оплеуху, что Ноа опрокинулся вместе со стулом, всплеснув целую светящуюся волну пыльцы. Именно такие оплеухи научили ее давать старшие сестры, когда она только-только начинала разносить кружки с пивом в «Старом котелке» и все еще терялась от скабрезных замечаний некоторых постояльцев. "Бей так, чтобы в ушах звенело! — сурово говорили Табита и Урсилла. — Чтоб никому не показалось, будто ты шутишь или кокетничаешь! Размахнись как следует, от плеча, да не жалей руки — поболит немного и перестанет!". Сестры Скиптон знали толк в оплеухах — куда же без этого в портовой гостинице средней руки!..

Именно такой — звонкой, хлесткой, от плеча — и получилась эта выдающаяся пощечина, равной которой не видели стены Ирисовой Горечи.

— Джуп! — закричал мэтр Абревиль, вскакивая с места в немалом удивлении — об этой способности своей невесты он еще не знал. — Что ты наделала! Разве можно так обращаться с принцами?! Ваше Цветочество!..

И словно эхо откуда-то издали донеслись встревоженные причитания: «Ваше Цветочество!.. Ваше Цветочество!..» — домоправители торопились предстать перед своим господином, чтобы держать ответ за любые недочеты в устройстве званого ужина, которые вздумалось найти капризному Ноа.

— Быстрее, Мимму! — Джуп уже стояла на коленях рядом с принцем, который с трудом моргал, пытаясь прийти в себя. — Давай сюда его кубок!..

И спустя мгновение нектар уже лился принцу в рот. Большая часть, конечно, проливалась мимо, но что-то попадало и куда надо, довершая начатое — благо Ноа и без того порядочно поднабрался.

— Джунипер, что ты делаешь?! — страшным шепотом промолвил мэтр Абревиль, тоже падая на колени рядом с принцем, который окончательно обмяк и затих.

Но Джуп не успела ничего ему ответить — только громко шикнула, призывая молчать, поскольку господин Заразиха и дама Живокость уже показались в дверях, толкая друг друга локтями. Обоим хотелось предстать перед своим господином как можно быстрее, чтобы напомнить о своей исключительной услужливости. Над их головами кружили сороки, злорадно хохоча и выкрикивая: «Торопитесь, выскочки! Торопитесь на расправу!».

— Ваше Цветочество! — восклицали домоправители, перекрикивая друг друга и ничего не видя за тучами блесток, поднимавшихся от каждого их шага. — Вы за нами посылали? Что произошло? Кто-то сказал что-то ЛИШНЕЕ?

— Ничего лишнего! — сказала Джуп, с невесть откуда взявшейся величественностью поднявшись на ноги и преградив им путь. — Единственное, что желал сказать вам принц, так это то, что нектар, который подали к праздничному столу, никуда не годен! От него у принца разболелась голова и началось несварение! Поспрашивайте виночерпия, если не верите мне — и он подтвердит, что Его Цветочество был СТРАШНО недоволен. И то верно — разве можно в таком состоянии здоровья пить хмельные напитки и принимать гостей за праздничным столом?.. А затем принц пожаловался на приступ дурноты, и, как видите, хотел выйти из-за стола, но ослабел и упал…

— Светлейший принц! — возопил старый гоблин, да так испуганно, что можно было поверить, что он действительно беспокоится о самочувствии Ноа. Впрочем, зоркая госпожа Живокость тут же шепнула ему, что принц жив — просто в стельку пьян, — и гоблин тут же потерял интерес к состоянию своего подопечного. Чрезмерное употребление нектара было обыденным делом среди цветочной знати, и не случалось еще такого, чтобы принц из благородного дома умер из-за столь прозаичного увлечения, как пьянство.

— Безобразие! — продолжала неумолимая Джуп, не давая опомниться домоправителям. — Его Ирисовое Высочество только и успел сказать, что ему дурно, и он чувствует, как необходимы ему отдых и забота. А так как здесь никто, кроме меня, не может о нем позаботиться как следует, то я буду находиться при нем неотлучно, пока он не придет в себя!..

Чудесным образом эти слова оказались именно теми, которых так ждали Заразиха с Живокостью, и они окончательно успокоились, не успев толком заподозрить что-то дурное.

— Позаботиться о нашем несчастном принце! — воскликнул гоблин, едва не заурчав от удовольствия. — Что за славная идея!

— Нашему бедному мальчику просто необходимо чье-то доброе внимание, — приторно-сладким голоском прибавила трясинница, и повернулась к Заразихе, чтобы без слов, одним только победным выражением своего зеленоватого тощего лица сказать: «Ну разве я не была права, старый вы гоблин?».

И только разочарованные сороки ворчали: «Все впустую! Вечер не удался!» устраиваясь поудобнее на плечах своего верного птичника. Они так надеялись, что принц успеет прогневаться еще на кого-нибудь!

Господин Заразиха начал повелительно вопить на всю усадьбу, госпожа Живокость, не желая отставать, принялась звать свою половину дворни, и вскоре у праздничного стола собралась толпа переполошившихся гоблинов, кобольдов и бледных озерных дев — то ли утопленниц, то ли русалок. Вся эта орава, повинуясь приказаниям домоправителей, подхватила бесчувственного принца на руки, а затем, визжа, ругаясь, и оттаптывая друг другу ноги, потащила его вон из зала.

— Ох, цветочной знати и впрямь нужно быть очень живучей, — пробормотала Джуп, глядя, как тело Ноа заваливается то вправо, то влево, то вниз головой, то вверх, и только чудом цепкие руки челяди в последний момент не дают голове принца приложиться о ступеньки или врезаться в дверной косяк.

— Сударыня Джунипер! — господин Заразиха и госпожа Живокость уже привычно подхватили гостью под руки. — Вам нужно идти за Его Цветочеством! Вы сами сказали, что желаете о нем позаботиться! Окружить его добротой и теплом, вниманием и любовью, да-да, любовью...

— Я полагаю, — начал было говорить Мимулус, разволновавшийся из-за решительности Джуп едва ли не сильнее, чем из-за ее прежней растерянности, — что мне тоже следует…

— Нет, я пойду одна! — перебила Джунипер, выразительно глядя на сорок, чьи любопытные глаза так и горели в предчувствии новых событий этого вечера. — Его Ирисовому Высочеству нужны покой и тишина!

— Как скажете, как скажете… — бормотали донельзя довольные домоправители, увлекая ее за собой. — Чем меньше народу — тем лучше вы поладите с принцем, сударыня…

И Мимулус остался в компании Сплетни и Небылицы, которые тут же принялись выспрашивать, что говорил принц, пока их не было, и не желал ли он кого-нибудь наказать или отругать. Несмотря на то, что волшебник изо всех сил пытался отвечать как можно неопределеннее, чтобы не сболтнуть лишнего, сороки не успокаивались, и до глубокой ночи взахлеб обсуждали, кого из дворни следовало бы исхлестать крапивой или извалять в репьях. Мэтр Абревиль, которому присудили спать на диванчике в гостиной, рядом с насестами придворных птиц, сквозь сон слышал, как злорадно кудахчут пернатые сплетницы, и изо всех сил желал, чтобы поутру все это приключение оказалось всего лишь дурным сном. Вся его сущность — сущность бакалавра магического права! — восставала против беззакония и тирании, царивших в Ирисовой Горечи.

Джуп, сидевшая у кровати Ноа, дышавшего тяжело и прерывисто, тоже размышляла о том, как странно устроена жизнь в усадьбе. Принц напоказ унижал и мучил своих слуг, но сам при этом не имел смелости в открытую противиться воле своих домоправителей. Слуги до смерти боялись приступов гнева своего господина и были верны присяге, но при этом умело пользовались временем, когда тот был беспамятен и слаб. Даже сюда, в покои принца, долетали отзвуки безобразной пирушки, которую устроили гоблины и прочая челядь в главном зале сразу же после того, как Его Цветочество унесли в спальню. Оркестр теперь играл разухабистые мелодии, ничуть не похожие на прежний жалобный вой, а кобольды так лихо отплясывали с озерными девами, что стены содрогались и в ветвях старых елей кричали потревоженные совы.

Джуп не знала, участвовали ли в застолье домоправители, но, скорее всего, это им было не по чину. Как ей казалось, недруги-сообщники — гоблин и трясинница — должны отмечать свою победу отдельно от прочей челяди. А в том, что Заразиха и Живокость сегодня торжествовали, Джунипер не сомневалась. Человеческая девушка проводит ночь у постели принца! Чего еще желать? Пусть даже вся романтичность сегодняшней ночи заключалась в том, что Джуп время от времени накладывала холодный компресс на пылающий лоб Ноа, с точки зрения домоправителей все это было несомненным признаком зарождающейся влюбленности.

Принц между тем дышал все тише, руки его перестали подергиваться, а на темной щеке проступил след от пощечины — багровый, сочный, заметный даже в приглушенном свете свечей. Возможно, никто не увидел бы его — ведь для всех прочих принц, скорее всего, был чешуйчат, лохмат или бородавчат, — но в глазах Джунипер эта метка горела как огонь, напоминая о том, как непочтительно и дерзко она обошлась с наследником Ирисов. Наверняка за нападение на принца преступников в здешних краях приговаривали к смерти куда быстрее и бесповоротнее, чем за случайное вторжение в Ирисовые владения без приглашения.

«Надеюсь, он толком не вспомнит, как все было, — думала Джуп, горестно вздыхая. — Но что мне оставалось делать? Если бы гоблин с трясинницей узнали, что он сам объявил о проклятии и о том, что я обязана в него влюбиться… Интересно, можно ли искренне полюбить кого-то, если знаешь наперед, что от тебя все этого ждут? А если, к тому же, было громко объявлено, что взаимности нипочем не дождаться — взамен получишь только презрение и ненависть… Да, пожалуй, никто бы уже не поверил в то, что я могу его простить и влюбиться. Что же мне сказать ему? Очнувшись, он вновь захочет от меня избавиться! Вот бы узнать — почему…»

— …Почему, Ваше Цветочество? — сказала она громко вслух, конечно же, не надеясь на ответ. — Почему вы не хотите, чтобы я сняла проклятие?

— Да потому, что это самое унизительное, что со мной может случиться! — тихо прошипел Ноа, и стало ясно, что он давно уж пришел в себя, а молчит только потому, что негодует и копит ярость.