Силы Джуп были на исходе, когда принц Ноа в очередной раз объявил, что желает начать другую игру.
— Только не ту, где нужно прыгать! — прохрипел господин Заразиха.
— И не ту, где нужно убегать! — едва слышно сипела обессилевшая госпожа Живокость.
Прочие гоблины, кобольды и паки, вовсю пользовавшиеся кратковременной передышкой, тоже жалобно запищали, валяясь на полу как сор: им не хотелось больше ни прыгать, не бегать, ни прятаться, ни уворачиваться, и единственное, о чем они мечтали — так это о том, чтобы их прогнали на веки вечные на кухню или сослали в самые дальние погреба.
Джунипер тоже была едва жива от усталости: другим игрокам удавалось время от времени улизнуть и отдохнуть, спрятавшись где-нибудь за портьерой или под лестницей, а вот придворную даму принц Ноа ни на миг не упускал из виду. Ей приходилось громче всех хлопать в ладоши, радуясь его победам и удачам, разрешать все затруднения, возникавшие у Его Цветочества, и утешать его, если не все шло гладко. Бросал ли Ноа позолоченный мячик в цель или же гонялся с завязанными глазами за тяжко дышащей госпожой Живокость — Джуп всегда была рядом. Но стоило ей только опоздать с утешением, или, напротив, поторопиться с похвалой, как принц менялся в лице и кричал, что эта игра ему прискучила.
Вот и сейчас он повторял: «Скучно! Скучно!», пока все прочие старались незаметно присесть, обмахнуться рукой, веером или же, по-простецки, хвостом — и хотя бы пару минут отдохнуть от королевских забав. Сороки, еще недавно трещавшие без умолку, свалились на руки к своему птичнику и требовали, чтобы он гладил их безмерно уставшие крылья. Мимулус, и сам державшийся на ногах нетвердо, ерошил им перья и беззвучно шептал: «Воистину, есть участь хуже смерти!..»
— Быть может, еще раз сыграем в жмурки? — жалобно спросила Джуп.
— Жмурки уже были, и я всех поймал! — недовольно отозвался принц.
— Догонялки?..
— Я был самым быстрым!
— Перебросимся мячиком?..
— Точнее меня никто его не бросает, я даже угодил Заразихе прямиком в его уродливый нос, как он ни пытался его спрятать! — отмахнулся Ноа. — Ты повторяешься, Джуп Скиптон! Какие еще игры ты знаешь?..
Он беспокойно и сердито затопал ногой, а челядь зашепталась, то ли опасаясь новых идей придворной дамы, то ли беспокоясь, что она больше ничего не придумает, и принц разгневается… Впрочем, гневаться он будет на нее, не так ли?.. Гоблины, кобольды, паки и утопленницы принялись шушукаться, косясь на Джуп, которая в отчаянии ломала пальцы, не зная, что предложить Его Ирисовому Высочеству. Наконец, лицо ее просветлело, как это бывает, когда в голову приходит хоть какая-то идея — возможно, не блестящая, но, определенно, лучшая, чем ничего.
— Быть может… Быть может, — воскликнула она, — нам следует выйти на улицу и прогуляться?..
Вряд ли Джуп хоть на миг верила, что ее предложение примут с восторгом, однако она не ожидала того, что в зале после ее слов воцарится мертвая тишина. Челядь, казалось, и вовсе перестала дышать, домоправители уставились друг на друга с неподдельным ужасом, а сам принц Ноа пошатнулся, словно пол под его ногами дрогнул.
Первым опомнился господин Заразиха, который, откашлявшись, торопливо воскликнул:
— Что за бред! Его Цветочеству не стоит покидать стены усадьбы! Это опасно!
— В самом деле! — поддержала его Живокость, и от волнения острые зубы трясинницы начали скрежетать и лязгать при каждом слове. — Прогулка! Разве это подходящее для принца развлечение?
Его Цветочество еще мгновение тому назад жаловавшийся на скуку живо и с некоторым азартом, заметно сник и теперь выглядел полностью подавленным. Угрюмые взгляды, которые он бросал на своих домоправителей были одновременно и недовольными, и встревоженными. В конце концов, принц, сделав над собой усилие, пробормотал, что желает оставаться в стенах усадьбы и согласен со своими верными слугами — прогулки сейчас нежелательны.
«Заразиха и Живокость запрещают принцу покидать Ирисову Горечь, а он не решается с ними спорить, поскольку прошлая вылазка закончилась плохо! — запоздало сообразила Джуп, и чуть по лбу себя не хлопнула от досады на свое тугодумие. — Принц наверняка рассказал своим приближенным, что на него напали кошки дамы Эсфер. Теперь они ни за что не позволят ему выйти на улицу! И во всей усадьбе только мне и Мимулусу знать обо всем этом не полагается. Вот это я дала маху!».
Она перевела растерянный взгляд на Мимму, надеясь, что он даст ей какую-то подсказку, но судя по выражению лица мэтра Абревиля, в его голову пришли ровно те же мысли и парализовали напрочь всякую умственную деятельность.
А вот по лицу и поведению Ноа несложно было догадаться, что принца сейчас одолевают неприятные воспоминания о встрече со слугами своей мстительной мачехи. Тогда ему удалось их прогнать, но, кажется, Его Цветочество не считал это своей заслугой — скорее, везением. Сейчас и мертвенная серость кожи, и расширившиеся зрачки, и скованность движений — все указывало на приступ паники, с которой принц едва справлялся.
— Простите, — неловко начала бормотать Джуп, не зная, как лучше себя вести, чтобы не выдать свою излишнюю осведомленность, и не расстроить принца еще сильнее. — Но я же не имела в виду, что нужно отправиться в дебри леса. Мы могли бы просто пройтись у воды, по берегу…
Тут Живокость и Заразиха издали дружное свирепое восклицание, из которого можно было понять, что эти слова Джуп только ухудшили положение; ей не следовало упорствовать и оправдываться, повторяя столь ненавистное домоправителям слово «прогулка». Но не успели они решить, кто первым сурово отчитает придворную даму, как принц посерел еще больше, затем задышал мелко и часто, и под испуганный визг челяди осел на пол, расплескав нектар из кубка, с которым он не расставался весь день.
— Что вы натворили, сударыня! — возопил Заразиха, и свирепо засопел носом, глядя на Джуп.
— Из-за нее принц лишился чувств! — еще громче и недовольнее закричала Живокость, и слуги с готовностью издали вздох-завывание такой силы, что огоньки в лампах затрепетали.
— Вам следовало развлекать его, а не загонять в могилу!
— Бедный наш принц!..
И чем больше они возмущались, тем суровее смотрели на Джунипер, явно собираясь вот-вот обвинить ее в покушении на Его Цветочество, а затем объявить, что принц не нуждается более в придворной даме, оказывающей на него столь пагубное влияние. Произошедшее встревожило домоправителей-интриганов так сильно, что они за считанные минуты сменили свое отношение и теперь явно считали, что от Джуп следует избавиться, пока она не испортила все окончательно. Быть может, тому виной были нескончаемые игры, или же неосмотрительное предложение покинуть стены усадьбы, а обморок принца довершил начатое — но старый гоблин и трясинница разгневались не на шутку.
— Но я не хотела ничего дурного! — воскликнула бедная Джуп, думавшая лишь о том, что у нее случилось гораздо меньше неприятностей, когда она ударила Ноа, чем когда попыталась его развеселить.
— Ну, знаете ли, сударыня Джуп!.. — зарычал Заразиха, прекратив притворяться сколько-нибудь любезным. — Вряд ли тут можно обойтись извинениями! Его Цветочество пострадал из-за вашей неосмотрительности, и я считаю, вам более не следует…
Но не успел он сказать, что лишает гостью придворного статуса и приговаривает к смертной казни за покушение на принца, как Ноа, слабо застонав, открыл глаза, и тихо, но отчетливо прошептал, что желает оказаться в своих покоях, а Джунипер Скиптон должна непременно его сопровождать.
— …Желаю, чтобы она была при мне каждую минуту, Заразиха! Ты слышал? Неотлучно! Отнесите меня в спальню немедленно, я устал и чувствую слабость в ногах. Джуп! Где Джуп?!..
— Но если она вас снова огорчит… — попытался было возразить Заразиха.
— Сейчас меня огорчаешь ТЫ, старый гоблин, — процедил принц, и даже немного приподнялся, чтобы смерить Заразиху презрительным взглядом. — Я приказываю нести меня в спальню, туда же подать ужин для меня и Джунипер. Остаток вечера я буду отдыхать от подвижных игр!
Гоблины и прочие слуги засуетились, не скрывая, как рады тому, что игры завершились. А вот Джуп, видя, что ее придворная служба все больше походит на рабство, едва не плакала. Ей так хотелось сбежать от принца в свои покои! Прилечь на кровать, перевести дух и хотя бы немного подремать!.. Но домоправители вновь нацепили на лица фальшивые зубастые улыбки, ухватили ее под руки и повели вслед за процессией, несущей принца. Джуп оглядывалась на мэтра Абревиля, который замер среди зала, держа в охапке сорок, и на сердце у нее было так тоскливо, словно они с волшебником никогда больше не увидятся.
— Прекрасная Джуп, — приговаривали домоправители, делая вид, будто не рычали только что на оплошавшую придворную даму и не собирались ее немедленно разжаловать, — вы нужны Его Цветочеству! Видите, как слабо его душевное здоровье, как подвержен он переживаниям? Он и сам признает, что не может без вас обойтись!..
«Ох, сейчас он придет в себя, начнет жаловаться, а затем потребует, чтобы я его как-то развлекла! — обреченно думала Джуп. — Мне придется вновь чесать ему волосы, а может быть — и пятки… Повторять, что сегодня он был ловким и быстрым…». И от мысли этой ей стало тошно, как не случалось даже во время самой тяжкой и грязной работы в «Старом котелке».
Тем временем, слуги уложили Ноа на кровать, действуя с обычной бестолковой суетой, и выслушали его распоряжения касательно ужина, которые принц давал слабым и дрожащим голосом.
Каково же было удивление Джуп, когда Ноа, дождавшись, пока все слуги сбегут, перестал стонать, уселся среди подушек, и весело сказал, как будто они с Джунипер были закадычными друзьями:
— Забирайся сюда, Джуп! Ты наверняка тоже устала!
Джунипер, застигнутая врасплох, неуверенно присела на краешек кровати, но Ноа, поморщившись, заметил: «Ты, кажется, говорила, что совсем меня не боишься!» — и ей пришлось, неловко подпрыгивая, подвинуться дальше. Перина на кровати Его Цветочества, если верить домоправителям, была набита пухом рогоза, и, наверняка с добавлением какой-то магии, поскольку мягче и пышнее могло быть только облако.
— Так вы притворялись, Ваше Ирисовое Высочество! — сказала Джуп с укором. — Вам вовсе не было плохо!
— Ты совершила ошибку, Джунипер Скиптон, когда заговорила о том, чтобы выйти наружу, — сказал принц, помрачнев. — Да ты, наверное, и сама это заметила, когда Заразиха принялся рычать, а Живокость — шипеть. Я знаю, о чем ты думала тогда! «Лучше бы я ему снова врезала!..» — тут Джуп покраснела. — А знаешь, как я догадался?..
Джунипер, покраснев еще сильнее, отрицательно качнула головой.
— Потому что я и сам так думал, — Ноа смешливо фыркнул. — Заразиха с ума сходит, едва только слышит о том, что я могу покинуть эти стены! Ничего хуже ты и предложить не могла. Он вот-вот лопнул бы от злости, перед тем отправив тебя к пиявкам. А я бы до новолуния слушал нравоучения и напоминания о том, как я сбежал в лес и что из этого вышло, — принц скривился. — Этот гоблин поразительно надоедлив, когда речь заходит о том, что он считает моей безопасностью…
«А еще, Ваше Цветочество, он поразительно умело вами вертит, как ему пожелается!» — подумала Джуп, заметив, как лицо принца на мгновение исказилось и клыкастая улыбка стала натянутой. Наверняка он и сам в глубине души знал, что в усадьбе верховодят домоправители, но старательно отгонял от себя эту мысль. Ноа умел противоречить своим опекунам лишь по мелким поводам, раздувая из этого скандал, чтобы придать побольше значительности своему недовольству. А вот когда придворная дама по недомыслию сказала то, что всерьез рассердило Заразиху и Живокость, у Его Цветочества не достало духа открыто и прямо вступиться за нее, как это полагалось сделать полновластному повелителю Ирисовой Горечи. Он предпочел притвориться больным, чтобы его королевская воля выглядела как очередной каприз, и это с головой выдавало слабость Ноа — хотя сам принц, казалось, почти искренне радовался тому, как перехитрил домоправителей.